Недавно мне попалась история совершенно поразительной и невероятной платонической любви.
В музыкальной среде давно принято за аксиому утверждение, что Петр Ильич Чайковский не достиг бы своего величия, если бы не финансовая поддержка Надежды Филаретовны фон Мекк. Я тоже слышал об этом, но думал, что речь идет об отношениях исключительно меценатского свойства. В этом ничего удивительного, богатые люди испокон веку поддерживали таланты. Но оказалось, что в этом случае история не так проста…
Когда Пётр Ильич Чайковский окончил в Санкт-Петербурге музыкальные курсы (будущая консерватория) Антона Рубинштейна, тот отправил его в Москву к своему младшему брату Николаю Рубинштейну. Чайковский отчаянно нуждался в деньгах, и должность преподавателя в московской консерватории (опять же будущей) ему была нужна как воздух. Рубинштейн даже поселил его у себя, потому что на съем собственного жилья консерваторского жалованья не хватало.
Днем Чайковский преподавал, вечером проверял задания студентов и ездил с Рубинштейном на званые ужины, а по ночам сочинял. Надо отдать должное Рубинштейну, он активно продвигал сочинения своего подопечного. Чайковского стали исполнять, и его имя начало обретать известность.
Однако Чайковский всё больше страдал от того, что на собственные сочинения приходится уделять время по остаточному принципу. Чудовищной головной болью были проверки домашних заданий студентов. В переписке с Балакиревым он жаловался, что эта необходимость убивает в его душе собственную музыку.
Чайковский ужасно устаёт от консерваторской шумихи и безалаберной жизни Рубинштейна. Слава его растет, но дивидендов не приносит, и он не может бросить преподавание. А Рубинштейн начинает ревновать, критиковать и тиранить.
И вот наступает 1877, поворотный год в жизни композитора. У него уже много поклонников. Среди них Лев Толстой, который заплакал на исполнении первого квартета в консерватории, отчего сидевший рядом Чайковский испытал ужасную неловкость и не знал, как реагировать.
В самом начале года ему приносят заказ на несколько переложений для фортепиано с щедрой оплатой. Заказчица Надежда Филаретовна фон Мекк. Вдова железнодорожного строителя, миллионерша, владелица домов в Москве, поместий в западном крае, приморских вилл за границей; мать одиннадцати детей и уже бабушка. Рубинштейн между прочим бросил, что она некрасива и стара. Ей было 46 лет.
Чайковский вспомнил, что несколько раз видел ее на концертах. У них завязалась переписка, в которой она признается, что боготворит его, но ничего взамен не требует. Пусть лишь иногда от него приходят письма. И главное - им незачем быть знакомыми, от этого только пересуды пойдут.
Над Чайковским внезапно раскрылось теплое щедрое крыло, под которым можно было наконец укрыться. Он просит у неё денег, чтобы рассчитаться с кредиторами, обещая за это посвятить ей Четвертую симфонию. Ему ужасно неловко за эту просьбу, но ситуация с долгами катастрофическая. Она немедленно присылает требуемую сумму.
Переписка продолжается, но он довольно быстро устает от неё, потому что постоянно приходится благодарить, а ничего другого он придумать не может. Она словно замечает это и переводит разговор на другие предметы - музыка, религия, любовь.
Ни с кем, даже с самыми близкими он не мог обсуждать такие темы. И Чайковский увлекается новой игрой…
(окончание следует)
В музыкальной среде давно принято за аксиому утверждение, что Петр Ильич Чайковский не достиг бы своего величия, если бы не финансовая поддержка Надежды Филаретовны фон Мекк. Я тоже слышал об этом, но думал, что речь идет об отношениях исключительно меценатского свойства. В этом ничего удивительного, богатые люди испокон веку поддерживали таланты. Но оказалось, что в этом случае история не так проста…
Когда Пётр Ильич Чайковский окончил в Санкт-Петербурге музыкальные курсы (будущая консерватория) Антона Рубинштейна, тот отправил его в Москву к своему младшему брату Николаю Рубинштейну. Чайковский отчаянно нуждался в деньгах, и должность преподавателя в московской консерватории (опять же будущей) ему была нужна как воздух. Рубинштейн даже поселил его у себя, потому что на съем собственного жилья консерваторского жалованья не хватало.
Днем Чайковский преподавал, вечером проверял задания студентов и ездил с Рубинштейном на званые ужины, а по ночам сочинял. Надо отдать должное Рубинштейну, он активно продвигал сочинения своего подопечного. Чайковского стали исполнять, и его имя начало обретать известность.
Однако Чайковский всё больше страдал от того, что на собственные сочинения приходится уделять время по остаточному принципу. Чудовищной головной болью были проверки домашних заданий студентов. В переписке с Балакиревым он жаловался, что эта необходимость убивает в его душе собственную музыку.
Чайковский ужасно устаёт от консерваторской шумихи и безалаберной жизни Рубинштейна. Слава его растет, но дивидендов не приносит, и он не может бросить преподавание. А Рубинштейн начинает ревновать, критиковать и тиранить.
И вот наступает 1877, поворотный год в жизни композитора. У него уже много поклонников. Среди них Лев Толстой, который заплакал на исполнении первого квартета в консерватории, отчего сидевший рядом Чайковский испытал ужасную неловкость и не знал, как реагировать.
В самом начале года ему приносят заказ на несколько переложений для фортепиано с щедрой оплатой. Заказчица Надежда Филаретовна фон Мекк. Вдова железнодорожного строителя, миллионерша, владелица домов в Москве, поместий в западном крае, приморских вилл за границей; мать одиннадцати детей и уже бабушка. Рубинштейн между прочим бросил, что она некрасива и стара. Ей было 46 лет.
Чайковский вспомнил, что несколько раз видел ее на концертах. У них завязалась переписка, в которой она признается, что боготворит его, но ничего взамен не требует. Пусть лишь иногда от него приходят письма. И главное - им незачем быть знакомыми, от этого только пересуды пойдут.
Над Чайковским внезапно раскрылось теплое щедрое крыло, под которым можно было наконец укрыться. Он просит у неё денег, чтобы рассчитаться с кредиторами, обещая за это посвятить ей Четвертую симфонию. Ему ужасно неловко за эту просьбу, но ситуация с долгами катастрофическая. Она немедленно присылает требуемую сумму.
Переписка продолжается, но он довольно быстро устает от неё, потому что постоянно приходится благодарить, а ничего другого он придумать не может. Она словно замечает это и переводит разговор на другие предметы - музыка, религия, любовь.
Ни с кем, даже с самыми близкими он не мог обсуждать такие темы. И Чайковский увлекается новой игрой…
(окончание следует)
В переписке с фон Мекк Чайковский открывает процесс рождения своей музыки:
…Мой призыв к вдохновению никогда почти не бывает тщетным. Таким образом, находясь в нормальном состоянии духа, я могу сказать, что сочиняю всегда, в каждую минуту дня и при всякой обстановке. Иногда это бывает какая-то подготовительная работа, т. е. отделываются подробности голосоведения какого-нибудь перед тем проектированного кусочка, а в другой раз является совершенно новая, самостоятельная музыкальная мысль. Откуда это является – непроницаемая тайна…
В другой раз она спрашивает, как он задумал Четвертую симфонию (она называет её “нашей”). Он отвечает, что никогда не мог ответить на такой вопрос. Но может попробовать описать ощущения, через которые проходил, сочиняя её. Так появляется один из самых пронзительных текстов о музыке. Если музыку вообще можно описать, то, пожалуй, только так.
В авторской версии на каждую часть симфонии приходится страница текста, поэтому перескажу кратко, варварски вырезая всю красоту:
Первая часть это зерно жизни, из которого прорастает надежда. Но она сменяется роковой судьбой, погружается в безотрадную мглу. В этой мгле вдруг рождается сладкая и нежная грёза, которая набирает силу, и всё мрачное забывается. Вторая часть это другая фаза тоски, которая бывает, когда вечером уставший от работы берешь книгу, но она выпадает из рук. Третья часть это неуловимые образы, которые проносятся в голове, когда выпьешь немного вина и чувствуешь легкое опьянение. Четвертая часть - если в себе радости не находишь, иди в народ, веселись чужим весельем.
Она была его ангелом-хранителем. Устраивала для него путешествия в Европу, снимала виллы на всю зиму, отдавала своё поместье, когда он болел, и за день до его приезда уезжала, проинструктировав прислугу.
Их роман в письмах продолжался 13 лет. После триумфальных гастролей в Европе и потом в Америке он почувствовал, что из-за его всемирной славы между ними возникла пропасть. Вскоре пришло последнее письмо от неё. Она написала, что разорилась и не сможет его больше поддерживать финансово. Ему этого уже и не нужно, но разве нельзя просто писать друг другу хоть изредка? - пишет он ей, но ответа нет. Он пишет еще раз. Молчание. Он просит знакомых посодействовать, но безрезультатно.
Дело в том, что узнав о его гомосексуальности, она не смогла справится с этой новостью.
Он часто думал о том, что будет делать, когда узнает о её смерти. Ведь он моложе её на 9 лет, и у неё туберкулёз. Но первым умер он, выпив сырой невской воды с холерной бациллой в одном из петербургских ресторанов. Через два месяца в Ницце умерла Надежда фон Мекк. Известие о его кончине подкосило её и без того слабое состояние.
Как стало известно потом из их писем, оба страдали от этого разрыва до самого конца. И оба не прожили после него и трех лет.
Они встретились лично лишь однажды. Их коляски случайно столкнулись на дороге, и тут же разъехались в разные стороны…
…Мой призыв к вдохновению никогда почти не бывает тщетным. Таким образом, находясь в нормальном состоянии духа, я могу сказать, что сочиняю всегда, в каждую минуту дня и при всякой обстановке. Иногда это бывает какая-то подготовительная работа, т. е. отделываются подробности голосоведения какого-нибудь перед тем проектированного кусочка, а в другой раз является совершенно новая, самостоятельная музыкальная мысль. Откуда это является – непроницаемая тайна…
В другой раз она спрашивает, как он задумал Четвертую симфонию (она называет её “нашей”). Он отвечает, что никогда не мог ответить на такой вопрос. Но может попробовать описать ощущения, через которые проходил, сочиняя её. Так появляется один из самых пронзительных текстов о музыке. Если музыку вообще можно описать, то, пожалуй, только так.
В авторской версии на каждую часть симфонии приходится страница текста, поэтому перескажу кратко, варварски вырезая всю красоту:
Первая часть это зерно жизни, из которого прорастает надежда. Но она сменяется роковой судьбой, погружается в безотрадную мглу. В этой мгле вдруг рождается сладкая и нежная грёза, которая набирает силу, и всё мрачное забывается. Вторая часть это другая фаза тоски, которая бывает, когда вечером уставший от работы берешь книгу, но она выпадает из рук. Третья часть это неуловимые образы, которые проносятся в голове, когда выпьешь немного вина и чувствуешь легкое опьянение. Четвертая часть - если в себе радости не находишь, иди в народ, веселись чужим весельем.
Она была его ангелом-хранителем. Устраивала для него путешествия в Европу, снимала виллы на всю зиму, отдавала своё поместье, когда он болел, и за день до его приезда уезжала, проинструктировав прислугу.
Их роман в письмах продолжался 13 лет. После триумфальных гастролей в Европе и потом в Америке он почувствовал, что из-за его всемирной славы между ними возникла пропасть. Вскоре пришло последнее письмо от неё. Она написала, что разорилась и не сможет его больше поддерживать финансово. Ему этого уже и не нужно, но разве нельзя просто писать друг другу хоть изредка? - пишет он ей, но ответа нет. Он пишет еще раз. Молчание. Он просит знакомых посодействовать, но безрезультатно.
Дело в том, что узнав о его гомосексуальности, она не смогла справится с этой новостью.
Он часто думал о том, что будет делать, когда узнает о её смерти. Ведь он моложе её на 9 лет, и у неё туберкулёз. Но первым умер он, выпив сырой невской воды с холерной бациллой в одном из петербургских ресторанов. Через два месяца в Ницце умерла Надежда фон Мекк. Известие о его кончине подкосило её и без того слабое состояние.
Как стало известно потом из их писем, оба страдали от этого разрыва до самого конца. И оба не прожили после него и трех лет.
Они встретились лично лишь однажды. Их коляски случайно столкнулись на дороге, и тут же разъехались в разные стороны…
Случайно наткнулся на мемуары княгини Татьяны Илларионовны фон Меттерних (“Женщина с пятью паспортами”) и пару дней не мог оторваться. Вот замечательный эпизод оттуда:
“Врач предписал мне неделю постельного режима. Я сразу же подумала о княгине Бу, которая и приняла меня с распростертыми объятиями; здесь я получила такой уход, словно опять стала ребёнком. Не знаю, какой из цветов она мне напоминала – орхидею или анемон, но это был самый роскошный и самый хрупкий цветок из всех других, при этом самый скромный и стойкий. Как и раньше, она носила серые или розовые кружева и мягкие ткани, вокруг шеи была широкая лента, заменившая проданное или заложенное жемчужное ожерелье. И хотя она всё ещё носила платья, которые были модными во времена её юности, выглядела чрезвычайно элегантно. Пока мы лежали на двух диванах в её комнате, рассказы княгини Бу о прошлом становились всё доверительнее.
Я знала, что она рано осиротела и унаследовала даже по русским масштабам невероятно огромное состояние. Как принято в таких случаях, царь стал её опекуном, чтобы защитить от родственников-прихлебателей или нечестных управляющих. Прекрасная и обаятельная, она вышла замуж по любви. Она рассказывала мне, что верила, что всё, чего бы она ни пожелала, само падало ей в руки. Сначала очаровательный маленький сын. Затем она желала дочь. Детское приданое было приготовлено в розовых тонах, но, к её глубокому разочарованию, родился опять мальчик – Феликс.”
Речь идет о княгине Зинаиде Юсуповой и её сыне Феликсе, получившим известность участием в убийстве Распутина.
"Много лет спустя во время поездки в Советскую Россию я посетила её дом в Архангельском под Москвой и Юсуповский дворец в Ленинграде. Её портрет кисти Серова всё ещё висел в Михайловском дворце – Русском музее – рядом с портретом Феликса.
Одетая в струящиеся светлые одежды, слегка откинувшись на диване, она снова улыбалась мне с картины. Экскурсовод монотонно тараторил: “Здесь мы имеем дело с прототипом легкомысленной и развратной аристократки”.
Через головы любопытно разинувшей рты толпы я громко сказала: “Вы совершенно ошибаетесь! Я очень хорошо знала её, она была самым очаровательным, самым добрым и самым чистым человеком, какого себе можно представить, она была для меня как бабушка!”. Слово “бабушка” никак не вязалось с очаровательным неземным обликом на портрете, и все замолкли, открыв рты."
На фото портреты кисти Серова Зинаиды и её сына Феликса Юсуповых.
Ниже сама автор, Татьяна Меттерних. Не меньший образец утонченной красоты и аристократического благородства. Так и хочется закончить словами поэта "да,были люди в наше время..."
“Врач предписал мне неделю постельного режима. Я сразу же подумала о княгине Бу, которая и приняла меня с распростертыми объятиями; здесь я получила такой уход, словно опять стала ребёнком. Не знаю, какой из цветов она мне напоминала – орхидею или анемон, но это был самый роскошный и самый хрупкий цветок из всех других, при этом самый скромный и стойкий. Как и раньше, она носила серые или розовые кружева и мягкие ткани, вокруг шеи была широкая лента, заменившая проданное или заложенное жемчужное ожерелье. И хотя она всё ещё носила платья, которые были модными во времена её юности, выглядела чрезвычайно элегантно. Пока мы лежали на двух диванах в её комнате, рассказы княгини Бу о прошлом становились всё доверительнее.
Я знала, что она рано осиротела и унаследовала даже по русским масштабам невероятно огромное состояние. Как принято в таких случаях, царь стал её опекуном, чтобы защитить от родственников-прихлебателей или нечестных управляющих. Прекрасная и обаятельная, она вышла замуж по любви. Она рассказывала мне, что верила, что всё, чего бы она ни пожелала, само падало ей в руки. Сначала очаровательный маленький сын. Затем она желала дочь. Детское приданое было приготовлено в розовых тонах, но, к её глубокому разочарованию, родился опять мальчик – Феликс.”
Речь идет о княгине Зинаиде Юсуповой и её сыне Феликсе, получившим известность участием в убийстве Распутина.
"Много лет спустя во время поездки в Советскую Россию я посетила её дом в Архангельском под Москвой и Юсуповский дворец в Ленинграде. Её портрет кисти Серова всё ещё висел в Михайловском дворце – Русском музее – рядом с портретом Феликса.
Одетая в струящиеся светлые одежды, слегка откинувшись на диване, она снова улыбалась мне с картины. Экскурсовод монотонно тараторил: “Здесь мы имеем дело с прототипом легкомысленной и развратной аристократки”.
Через головы любопытно разинувшей рты толпы я громко сказала: “Вы совершенно ошибаетесь! Я очень хорошо знала её, она была самым очаровательным, самым добрым и самым чистым человеком, какого себе можно представить, она была для меня как бабушка!”. Слово “бабушка” никак не вязалось с очаровательным неземным обликом на портрете, и все замолкли, открыв рты."
На фото портреты кисти Серова Зинаиды и её сына Феликса Юсуповых.
Ниже сама автор, Татьяна Меттерних. Не меньший образец утонченной красоты и аристократического благородства. Так и хочется закончить словами поэта "да,были люди в наше время..."
Из всех музыкальных событий года наше самое любимое, пожалуй, это Троицкий фестиваль в Зальцбурге. Короткий (с пятницы по понедельник), но невероятно насыщенный и всегда абсолютно высшей музыкальной пробы. Удерживать эту планку фестивалю удаётся благодаря её бессменному руководителю Чечилии Бартоли.
Широким слоям музыкальной общественности она известна как выдающаяся исполнительница старинной и барочной музыки. Уникальный диапазон её голоса, колоратурное меццо сопрано, позволяет ей исполнять любое сочинения из женского репертуара и мужские партии кастратов. Но она не довольствовалась карьерой певицы, а увлеклась поиском и исполнением старинной музыки.
В это трудно поверить, но в старых архивах и библиотеках до сих пор обнаруживают неизданные сочинения знаменитых и не очень композиторов вплоть до эпохи раннего барокко. В прошлом году в Дрездене нашли даже неизвестную серенаду Моцарта. Так вот Чечилия Бартоли занималась этим профессионально - находила, издавала и исполняла.
В 2012 она возглавила Троицкий фестиваль, и он заиграл совершенно новыми красками. Его спектакли, зачастую из соображений экономии semi stage, были настолько хороши, что их стали брать в программу основного летнего фестиваля в Зальцбурге. Это позволило делать постановки на более широкую ногу, и тут случился окончательный и бесповоротный прорыв - оперы с Чечилией Бартоли стали кульминацией летнего фестиваля.
На прошлой неделе пришла программа Троицкого фестиваля на 2025 год. Его тема “Звуки Серениссимы”. La Serenissima “светлейшая” это торжественное название Венецианской республики, то есть этот сезон посвящается венецианской музыке.
Два пункта программы производят особенно яркое впечатление. Первый - “Отель Метаморфозы” на музыку Вивальди и стихи Овидия. Созвездие имен ослепительно: дирижер Джанлука Капуано, постановка Барри Коски, среди исполнителей сама Чечилия Бартоли и контртенор Филипп Жарусски.
Второй - “Смерть в Венеции”, балет по мотивам повести Томаса Манна в постановке великого Джона Ноймайера, руководителя Hamburg Ballet.
Про Джона Ноймайера достаточно знать лишь одно - он рассказывает истории поразительно ясным современным языком, при этом нисколько не заигрывая с авангардом.
Если вдруг хотите избавиться от новогодней зависимости от “Щелкунчика” в пыльной хореографии Петипа, посмотрите на youtube “Даму с камелиями” Ноймайера, 2008 год, Парижская опера. Излечение (и удовольствие) гарантировано
Широким слоям музыкальной общественности она известна как выдающаяся исполнительница старинной и барочной музыки. Уникальный диапазон её голоса, колоратурное меццо сопрано, позволяет ей исполнять любое сочинения из женского репертуара и мужские партии кастратов. Но она не довольствовалась карьерой певицы, а увлеклась поиском и исполнением старинной музыки.
В это трудно поверить, но в старых архивах и библиотеках до сих пор обнаруживают неизданные сочинения знаменитых и не очень композиторов вплоть до эпохи раннего барокко. В прошлом году в Дрездене нашли даже неизвестную серенаду Моцарта. Так вот Чечилия Бартоли занималась этим профессионально - находила, издавала и исполняла.
В 2012 она возглавила Троицкий фестиваль, и он заиграл совершенно новыми красками. Его спектакли, зачастую из соображений экономии semi stage, были настолько хороши, что их стали брать в программу основного летнего фестиваля в Зальцбурге. Это позволило делать постановки на более широкую ногу, и тут случился окончательный и бесповоротный прорыв - оперы с Чечилией Бартоли стали кульминацией летнего фестиваля.
На прошлой неделе пришла программа Троицкого фестиваля на 2025 год. Его тема “Звуки Серениссимы”. La Serenissima “светлейшая” это торжественное название Венецианской республики, то есть этот сезон посвящается венецианской музыке.
Два пункта программы производят особенно яркое впечатление. Первый - “Отель Метаморфозы” на музыку Вивальди и стихи Овидия. Созвездие имен ослепительно: дирижер Джанлука Капуано, постановка Барри Коски, среди исполнителей сама Чечилия Бартоли и контртенор Филипп Жарусски.
Второй - “Смерть в Венеции”, балет по мотивам повести Томаса Манна в постановке великого Джона Ноймайера, руководителя Hamburg Ballet.
Про Джона Ноймайера достаточно знать лишь одно - он рассказывает истории поразительно ясным современным языком, при этом нисколько не заигрывая с авангардом.
Если вдруг хотите избавиться от новогодней зависимости от “Щелкунчика” в пыльной хореографии Петипа, посмотрите на youtube “Даму с камелиями” Ноймайера, 2008 год, Парижская опера. Излечение (и удовольствие) гарантировано
Раньше, когда занимался в спортзале, слушал в наушниках энергичную музыку. Какую именно неважно, главное чтобы ритмичные басы и высокий темп. Помню, нравились плейлисты “workout” или что-то в этом духе.
Сегодня в зале рядом со мной юноша лет двадцати. Он в наушниках, и я в наушниках. Но даже сквозь свои я слышу, как у него грохочет бочка. С ужасом представил себе его барабанные перепонки… У меня тем временем радиопередача про карьеру Генделя в Англии. Передача негромкая, но увлекательная, я даже забываю считать подходы.
Оказывается, первая же опера “Радамист”, написанная Генделем, имеет огромный успех. Это наталкивает его на мысль перестать писать гимны и оратории для аристократов и сосредоточиться на итальянской опере. Но для этого нужны певцы, которых в Лондоне нет, они только иногда приезжают с гастролями. Все известные кастраты того времени выступают при дворе саксонского курфюрста в Дрездене. Гендель едет туда и ведет переговоры с самым знаменитым из них - Сенезино. Поначалу неудачно, но вскоре певец ссорится с придворным композитором и принимает предложение Генделя.
Теперь у Генделя на руках все козыри, и он пишет свои лучшие сочинения. Слава его гремит по Лондону, акции Королевской академии музыки, которой он руководит, взлетают в цене, билетов не достать, а на спектаклях такая давка, что дамы падают в обморок.
Но в то же время в Лондон приезжает итальянский композитор Бонончини, и начинается жесткая конкуренция. Кроме него, на лакомый кусок претендуют другие авторы. Большим успехом пользуется “Опера нищих” Иоганна Пепуша и Джона Гея. Новые постановки Генделя уже не так популярны. Исключение составляет “Юлий Цезарь в Египте”, до сих пор считающийся его лучшей оперой.
За следующие десять лет Гендель напишет еще много опер, среди них шедевры “Роделинда”, “Ариоданте”, “Альчина”, будет конкурировать со знаменитым Порпорой, причем успешно, ссориться и опять мириться с Сенезино. Но в начале 40х годов восемнадцатого века мода на итальянскую оперу в Лондоне пройдет, и Гендель начнет писать оратории на библейские сюжеты, самой знаменитой из которых станет “Мессия” (на мой вкус ужасная скучища).
С тоской думаю, сколько еще прекрасных опер он мог бы написать, если бы не изменчивая мода. Судите сами - по ссылке видео одного из самых восхитительных дуэтов из всего написанного в эпоху барокко, прощание Корнелии и Секста из “Юлия Цезаря”.
Пару слов о сюжете. В Египет приплывает Помпей Великий, спасаясь бегством от Юлия Цезаря. Царь Птолемей приказывает отрубить ему голову, чтобы преподнести её в подарок Цезарю. Вдове Помпея Корнелии Птолемей делает предложение - или она выходит за него замуж или отправляется рабыней в публичный дом. Корнелия, еще недавно первая леди столицы мира, гордая и прекрасная римлянка выслушивает его молча, вместо ответа снимает с себя украшения, швыряет их под ноги египтянину и начинает прощаться со своими сыном Секстом. “Я буду вечно оплакивать тебя” - поют мать и сын друг другу.
Мы были на той постановке. Когда закончился дуэт, кромешную тишину в зале нарушали только всхлипывания - плакали все. Потом гром оваций. В тот день мы полюбили оперу
https://www.youtube.com/watch?v=NeQuwUSmonk
Сегодня в зале рядом со мной юноша лет двадцати. Он в наушниках, и я в наушниках. Но даже сквозь свои я слышу, как у него грохочет бочка. С ужасом представил себе его барабанные перепонки… У меня тем временем радиопередача про карьеру Генделя в Англии. Передача негромкая, но увлекательная, я даже забываю считать подходы.
Оказывается, первая же опера “Радамист”, написанная Генделем, имеет огромный успех. Это наталкивает его на мысль перестать писать гимны и оратории для аристократов и сосредоточиться на итальянской опере. Но для этого нужны певцы, которых в Лондоне нет, они только иногда приезжают с гастролями. Все известные кастраты того времени выступают при дворе саксонского курфюрста в Дрездене. Гендель едет туда и ведет переговоры с самым знаменитым из них - Сенезино. Поначалу неудачно, но вскоре певец ссорится с придворным композитором и принимает предложение Генделя.
Теперь у Генделя на руках все козыри, и он пишет свои лучшие сочинения. Слава его гремит по Лондону, акции Королевской академии музыки, которой он руководит, взлетают в цене, билетов не достать, а на спектаклях такая давка, что дамы падают в обморок.
Но в то же время в Лондон приезжает итальянский композитор Бонончини, и начинается жесткая конкуренция. Кроме него, на лакомый кусок претендуют другие авторы. Большим успехом пользуется “Опера нищих” Иоганна Пепуша и Джона Гея. Новые постановки Генделя уже не так популярны. Исключение составляет “Юлий Цезарь в Египте”, до сих пор считающийся его лучшей оперой.
За следующие десять лет Гендель напишет еще много опер, среди них шедевры “Роделинда”, “Ариоданте”, “Альчина”, будет конкурировать со знаменитым Порпорой, причем успешно, ссориться и опять мириться с Сенезино. Но в начале 40х годов восемнадцатого века мода на итальянскую оперу в Лондоне пройдет, и Гендель начнет писать оратории на библейские сюжеты, самой знаменитой из которых станет “Мессия” (на мой вкус ужасная скучища).
С тоской думаю, сколько еще прекрасных опер он мог бы написать, если бы не изменчивая мода. Судите сами - по ссылке видео одного из самых восхитительных дуэтов из всего написанного в эпоху барокко, прощание Корнелии и Секста из “Юлия Цезаря”.
Пару слов о сюжете. В Египет приплывает Помпей Великий, спасаясь бегством от Юлия Цезаря. Царь Птолемей приказывает отрубить ему голову, чтобы преподнести её в подарок Цезарю. Вдове Помпея Корнелии Птолемей делает предложение - или она выходит за него замуж или отправляется рабыней в публичный дом. Корнелия, еще недавно первая леди столицы мира, гордая и прекрасная римлянка выслушивает его молча, вместо ответа снимает с себя украшения, швыряет их под ноги египтянину и начинает прощаться со своими сыном Секстом. “Я буду вечно оплакивать тебя” - поют мать и сын друг другу.
Мы были на той постановке. Когда закончился дуэт, кромешную тишину в зале нарушали только всхлипывания - плакали все. Потом гром оваций. В тот день мы полюбили оперу
https://www.youtube.com/watch?v=NeQuwUSmonk
YouTube
"Son nata a lagrimar", Giulio Cesare (Handel) - Anne Sofie von Otter · Philippe Jaroussky
Cornelia: Anne Sofie von Otter
Sesto: Philippe Jaroussky
Il Gardino Armonico
Giovanni Antonini
(Subtítulos italiano y español)
Sesto: Philippe Jaroussky
Il Gardino Armonico
Giovanni Antonini
(Subtítulos italiano y español)
С Новым Годом, дорогие друзья!
Пусть он принесёт в вашу жизнь больше красоты, гармонии и эстетических наслаждений!
Пусть он принесёт в вашу жизнь больше красоты, гармонии и эстетических наслаждений!
Forwarded from 💥Absolutely Fabulous💥
Санта Клаусы на знаменитых картинах 🎅🏻🎄❄️⛄️