«Саван» Дэвида Кроненберга – бескрайний бассейн из боли, горя, скорби и любви. Да, именно любви, которая в картине мира режиссера предательски рифмуется с гниением, разложением и смертью. Кроненберг потерял жену, она болела раком: длительный перерыв в его карьере был связан именно с безнадежной борьбой с этой сжирающей плоть болезнью. И «Саван» — это двухчасовая рефлексия, анализ чувства утраты, размышление о смерти и мучительное, некомфортное погружение прямо в голову убитому горем человеку.

Это кино, которое осознается даже не в процессе, а после. «Саван» вобрал в себя все лучшее от стилистики мастера, но вопросы, которые поднимаются в нем, как никогда способны ввести в состояние глубокого экзистенциального кризиса. Кто такой человек, когда у него отнимают тело? Кому оно принадлежит после смерти? Плотна ли связь между телом и «душой», личностью? И что такое любовь – ромкомовская история о прекрасной жизни или разъедающее мозг желание лежать в одной могиле с человеком и знать, и контролировать, что случается с ним там, под землей?

Впрочем, про свою фирменную иронию Кроненберг тоже не забывает, и в этом лабиринте из загадок и конспирологических теорий, реальности и вымысла, высоких технологий и первобытных человеческих чувств находится место черному сухому юмору. Боди-хоррор тоже имеется - в изувеченном теле возлюбленной, которое он видит буквально в каждой женщине. Впрочем, больше здесь все равно драмы – волнующей и безутешной, наполненной одиночеством и отчаянием, и попытками ухватиться за рациональность и разум. И если это завещание, то слова подобраны неутешительные: настоящие чувства существуют, но что они могут, если столкнуть их лицом к лицу со смертью?

Свою "трилогию об Алексе" французский неоклассик Леос Каракс завершил поистине грандиозно. Настолько, что "Любовники с Нового моста" завоевали практически единодушный восторг у всех присутствующих на втором заседании нашего уютного админского киноклуба. Что уж тут греха таить, даже ваш покорный слуга поставил этому шедевру о проклятой любви высший балл.

Да, настало время нового дайджеста мнений, дамы и господа. В сегодняшней рубрике #админскийкиноклуб участвовали:

заметки немакаровой (еще раз отдельное спасибо Вике за карточки и предложенный фильм)
KinoKate
Сеанс в 23:30
Chacun son cinema
Фан-клуб Джули Эндрюс
БТК I Боимся Тоскливого Кино
litwatch
Свет далекого маяка

«Аритмия» — это невысказанная боль, бесконечный побег из ниоткуда в никуда, слова, которые не имеют смысла, крик, который никто не слышит, старые песни и пьяные танцы, жизнь, которая ускользает из рук, любовь, которая, смеясь, пляшет между пальцами, не давая себя поймать, нежность, которой уже практически не существует, и большая, нет, громадная душа маленького ребенка, запертая в теле взрослого.

Это кино сбивает дыхание, после него не хочется кричать — только плакать, молча и без истерики, в маленькой комнате без дверей и окон, в самом укромном уголке своего сердца. Здесь герои молчат моим молчанием, бездействуют моим бездействием и живут мою нежизнь, притворяясь важными и сильными, но оставаясь трогательными и наивными, чудаковатыми и неравнодушными.

Страшно осознавать свою взрослость, страшно выбирать — быть лишним человеком или полным циником, страшно даже задуматься о том, что мы превратились в этих героев, и теперь остаётся лишь пытаться вынести этот сломанный мир на своих плечах и оставаться нужными — хотя бы друг другу.

Картины Джемаймы Кёрк — одной из «Девочек».

«Как только мама заметила, как симпатично я могу воспроизвести на бумаге цветок или что у меня интересное восприятие цветов, она сразу переоборудовала винный погреб в нашем доме в Англии в студию для своей 8-летней дочурки».

У Кёрк много общего с ее героиней в сериале — она дружит с Линой Данэм, наслаждается беззаботной богемной жизнью и также одевается. Она просит называть себя художником, а потом уже актрисой, а своими идейными вдохновителями называет Эдуарда Мане и Люсьена Фрейда.

#окромякино