В «Аноре» Шон Бейкер пытается проскочить на скорости монтажа и своего мастерства диалогов и маленьких ситуаций мимо политических вопросов к своей хорошо проработанной социальной проблематике. Но увы, в случае с потомками выходцев из стран бывшего СНГ, русскими олигархами, их детьми, перемещениями через континент и довольно дубовыми типажами, это не очень работает. Особенно в 2024 году.
Так, Ваня (играет Эйдельштейн), типаж Ивана-дурака и романтического поверхностного фата дополняется типажом Игоря (играет Борисов), брутального и доброго, переходящего от заботы к насилию и обратно, выступающего за справедливость.
По-моему, Игорь и многое около него — это какая-то новейшая перелицовка балабановского «Брата 2», именно второй части. Я говорю и о Брайтон-Бич (даже секс-работница Анора живет невдалеке от места, где Багров повстречал Дашу и решил ее увезти), и о самолете, где Игорь становится тем самым «водочки нам принеси», предлагая в самолете выпить Аноре.
Ваня — такой устаревший русский, а Игорь сохраняет в себе флёр загадочнойрусскойдуши, о которой в «Аноре» не писал только ленивый. Только этот флёр оказывается закономерно сложен из лакомого баланса между насилием и нежностью, загадочностью и туповатостью, прямотой и немногословием, которые выточил в Багрове Балабанов. И это вызывает гадковатое ощущение того, что этот жуткий образ наконец просочился на Запад.
Если Балабанов привозил в Россию начала 2000-х русифицированную Америку, то Бейкер привозит в США американизированную Россию. Увы, оторванную от современности — что вполне вписывается в тренд уклонения от болезненных тем вроде войн, санкций и т. п. Не уверен, что это очень хорошо. Но эмблематично.
P. S.
Зато в фильме есть шедевральное звуковое решение — это несколько мгновений в красном клубе англоязычной версии «Я сошла с ума» Тату от группы, единственной запрыгнувшей в западный мейнстрим музыки двадцать лет назад.
Так, Ваня (играет Эйдельштейн), типаж Ивана-дурака и романтического поверхностного фата дополняется типажом Игоря (играет Борисов), брутального и доброго, переходящего от заботы к насилию и обратно, выступающего за справедливость.
По-моему, Игорь и многое около него — это какая-то новейшая перелицовка балабановского «Брата 2», именно второй части. Я говорю и о Брайтон-Бич (даже секс-работница Анора живет невдалеке от места, где Багров повстречал Дашу и решил ее увезти), и о самолете, где Игорь становится тем самым «водочки нам принеси», предлагая в самолете выпить Аноре.
Ваня — такой устаревший русский, а Игорь сохраняет в себе флёр загадочнойрусскойдуши, о которой в «Аноре» не писал только ленивый. Только этот флёр оказывается закономерно сложен из лакомого баланса между насилием и нежностью, загадочностью и туповатостью, прямотой и немногословием, которые выточил в Багрове Балабанов. И это вызывает гадковатое ощущение того, что этот жуткий образ наконец просочился на Запад.
Если Балабанов привозил в Россию начала 2000-х русифицированную Америку, то Бейкер привозит в США американизированную Россию. Увы, оторванную от современности — что вполне вписывается в тренд уклонения от болезненных тем вроде войн, санкций и т. п. Не уверен, что это очень хорошо. Но эмблематично.
P. S.
Зато в фильме есть шедевральное звуковое решение — это несколько мгновений в красном клубе англоязычной версии «Я сошла с ума» Тату от группы, единственной запрыгнувшей в западный мейнстрим музыки двадцать лет назад.
Крис Берден для перформанса «Тихо сквозь ночь» (1973) полз со связанными руками в трусах по битому стеклу в Лос-Анджелесе. Потом он купил 9-секундные рекламные блоки и транслировал свое ползание по кабельному телевидению ночью.
Это особая греза. Протискивающееся, медленное, неудобное тело ползет внутри экрана, но всё время новорит из. Только 9-секундность, только конечность рекламного блока не позволяет вылезти, показаться окончательно. Вот телевидение галлюцинирует в образах — образ Бёрдена непережевываемый. Как трудно кивнуть и купить то, что он продает. Уязвимость, неуместность, ночность, неумолимость.
В каком-то смысле это настоящий ангел телевизионного возмездия. Нынче таких не хватает.
Это особая греза. Протискивающееся, медленное, неудобное тело ползет внутри экрана, но всё время новорит из. Только 9-секундность, только конечность рекламного блока не позволяет вылезти, показаться окончательно. Вот телевидение галлюцинирует в образах — образ Бёрдена непережевываемый. Как трудно кивнуть и купить то, что он продает. Уязвимость, неуместность, ночность, неумолимость.
В каком-то смысле это настоящий ангел телевизионного возмездия. Нынче таких не хватает.
Николай Гумилёв
* * *
На далекой звезде Венере
Солнце пламенней и золотистей,
На Венере, ах, на Венере
У деревьев синие листья.
Всюду вольные звонкие воды,
Реки, гейзеры, водопады
Распевают в полдень песнь свободы,
Ночью пламенеют, как лампады.
На Венере, ах, на Венере
Нету слов обидных или властных,
Говорят ангелы на Венере
Языком из одних только гласных.
Если скажут еа и аи,
Это радостное обещанье,
Уо, ао — о древнем рае
Золотое воспоминанье.
На Венере, ах, на Венере
Нету смерти терпкой и душной,
Если умирают на Венере,
Превращаются в пар воздушный.
И блуждают золотые дымы
В синих, синих вечерних кущах
Иль, как радостные пилигримы,
Навещают еще живущих.
Июль 21 г.
* * *
На далекой звезде Венере
Солнце пламенней и золотистей,
На Венере, ах, на Венере
У деревьев синие листья.
Всюду вольные звонкие воды,
Реки, гейзеры, водопады
Распевают в полдень песнь свободы,
Ночью пламенеют, как лампады.
На Венере, ах, на Венере
Нету слов обидных или властных,
Говорят ангелы на Венере
Языком из одних только гласных.
Если скажут еа и аи,
Это радостное обещанье,
Уо, ао — о древнем рае
Золотое воспоминанье.
На Венере, ах, на Венере
Нету смерти терпкой и душной,
Если умирают на Венере,
Превращаются в пар воздушный.
И блуждают золотые дымы
В синих, синих вечерних кущах
Иль, как радостные пилигримы,
Навещают еще живущих.
Июль 21 г.
Разбирал для портфолио свои предыдущие проекты.
Вот перформанс «Тяжесть» (2022) в Сысерти (фестиваль «Лето на заводе»).
Пока я на центральном пляже с пирса посреди детей/людей/спасателей нырял, драл спину, выныривал, снова падал под воду десятки раз, никто не реагировал. Когда я изодрал всю спину, защемил ее пирсом, изорвал остатки одежды, еле выполз на берег голый, тогда люди возмутились, про детей и непотребство вспомнили. А вот описание:
Перформанс «Тяжесть» состоял из 32 повторяющихся действий: выход на пирс, поднятие камня, оставление камня в воде, выныривание.
32 камня сопоставимы с возрастом перформансиста. Погружение с каждым камнем под воду — попытка предельно сблизиться с каждым из годов, с их тяжестью, а потом суметь вынырнуть, высвободиться.
Но чем больше ты проникаешь в собственные годы, тем тяжелее становится, тем меньше возможности вынырнуть.
В конце художник окончательно слился с камнями в позе эмбриона. После достижения эмбриональной стадии снова возможен обратный отсчёт.
Вот перформанс «Тяжесть» (2022) в Сысерти (фестиваль «Лето на заводе»).
Пока я на центральном пляже с пирса посреди детей/людей/спасателей нырял, драл спину, выныривал, снова падал под воду десятки раз, никто не реагировал. Когда я изодрал всю спину, защемил ее пирсом, изорвал остатки одежды, еле выполз на берег голый, тогда люди возмутились, про детей и непотребство вспомнили. А вот описание:
Перформанс «Тяжесть» состоял из 32 повторяющихся действий: выход на пирс, поднятие камня, оставление камня в воде, выныривание.
32 камня сопоставимы с возрастом перформансиста. Погружение с каждым камнем под воду — попытка предельно сблизиться с каждым из годов, с их тяжестью, а потом суметь вынырнуть, высвободиться.
Но чем больше ты проникаешь в собственные годы, тем тяжелее становится, тем меньше возможности вынырнуть.
В конце художник окончательно слился с камнями в позе эмбриона. После достижения эмбриональной стадии снова возможен обратный отсчёт.
Письмо Кэтрин Мэнсфилд художнице Энн Эстель Райс в канун Рождества 1921 года
Сегодня днем, когда я думала о тебе, перед моим внутренним взором внезапно промелькнул прекрасный мак, которым мы любовались, стоя в саду отеля в Лу. Ты помнишь этот изумительный черный блеск у основания лепестка и большую пурпурную сердцевину? Затем воображение вернуло меня в наше импровизированное кафе — тот самый столик с бутылкой на нем и мы сами, вне пространства и времени... на мгновение! И с этого момента я начала думать о твоих совершенно голубых глазах, которые я так люблю, и о твоей шее, и о гребне, который ты носила в волосах, когда обедала с нами в последний раз, и о розовой повязке для передника, которая была на тебе, когда мы впервые увиделись в твоей парижской студии. В этих мелочах — не вся моя Энн, но это ее приметы, и за неимением тысячи других, чего бы я только не отдала в этот момент, чтобы обнять ее и слегка прижать к себе.
Я надеюсь, что буду в Париже с мая этого года. Ты, случайно, не будешь там же? Я почти сразу же отправлюсь на предварительный осмотр к специалисту из России, чтобы удалить несколько зубов и вставить снова. Потом я вернусь сюда, чтобы сэкономить немного денег на свой перелет в мае. Я верю, что этому русскому помогают лечить мои жалобы. У него замечательный голос.
Я так давно не слышала ни о ком из старой компании. Где они? Новые друзья уже не те — и никогда не смогут походить на прежних. Похоже, все мои друзья — люди, которых я знаю только как писателей, а не как обычных садоводов. Я понятия не имею, нравится ли им запах мандаринов или нет. Я не могу по-настоящему заботиться о людях, которым отрезали голову. Мне нравится, что они живут, пока их сердца тоже живы. Никогда не приезжай в Швейцарию, Энн. Там нет ничего, кроме пейзажей. Во время поездки по горной железной дороге можно получить то же самое за 6 франков, да еще и получится сойти после последнего толчка поезда. Но швейцарцы!! Они постоянно рубят деревья, и когда дерево падает, хозяйка выбегает из кухни, чтобы посмотреть, размахивая ножом для разделки мяса и радостно восклицая «ура!» Я верю, что они полны добродетели, но добродетель — плохой пример для подражания.
*Энн Эстель Райс, Портрет Кэтрин Мэнсфилд, 1918
Сегодня днем, когда я думала о тебе, перед моим внутренним взором внезапно промелькнул прекрасный мак, которым мы любовались, стоя в саду отеля в Лу. Ты помнишь этот изумительный черный блеск у основания лепестка и большую пурпурную сердцевину? Затем воображение вернуло меня в наше импровизированное кафе — тот самый столик с бутылкой на нем и мы сами, вне пространства и времени... на мгновение! И с этого момента я начала думать о твоих совершенно голубых глазах, которые я так люблю, и о твоей шее, и о гребне, который ты носила в волосах, когда обедала с нами в последний раз, и о розовой повязке для передника, которая была на тебе, когда мы впервые увиделись в твоей парижской студии. В этих мелочах — не вся моя Энн, но это ее приметы, и за неимением тысячи других, чего бы я только не отдала в этот момент, чтобы обнять ее и слегка прижать к себе.
Я надеюсь, что буду в Париже с мая этого года. Ты, случайно, не будешь там же? Я почти сразу же отправлюсь на предварительный осмотр к специалисту из России, чтобы удалить несколько зубов и вставить снова. Потом я вернусь сюда, чтобы сэкономить немного денег на свой перелет в мае. Я верю, что этому русскому помогают лечить мои жалобы. У него замечательный голос.
Я так давно не слышала ни о ком из старой компании. Где они? Новые друзья уже не те — и никогда не смогут походить на прежних. Похоже, все мои друзья — люди, которых я знаю только как писателей, а не как обычных садоводов. Я понятия не имею, нравится ли им запах мандаринов или нет. Я не могу по-настоящему заботиться о людях, которым отрезали голову. Мне нравится, что они живут, пока их сердца тоже живы. Никогда не приезжай в Швейцарию, Энн. Там нет ничего, кроме пейзажей. Во время поездки по горной железной дороге можно получить то же самое за 6 франков, да еще и получится сойти после последнего толчка поезда. Но швейцарцы!! Они постоянно рубят деревья, и когда дерево падает, хозяйка выбегает из кухни, чтобы посмотреть, размахивая ножом для разделки мяса и радостно восклицая «ура!» Я верю, что они полны добродетели, но добродетель — плохой пример для подражания.
*Энн Эстель Райс, Портрет Кэтрин Мэнсфилд, 1918
В последнем сне я снова в поисках. Приезжаю на Камчатку, ищу квартиру, где мы жили с бабушкой. Я помню направление, но не помню сам адрес. Помню также, что бабушка умерла, но понимаю, что это размытое понятие. Она уже и в телеграме есть, и в чате (пустом) подписано «была не очень давно». Я думаю, несмотря на возможную смерть, ей написать, чтобы спросить адрес — это же хороший повод.
Я очень уважаю сны за то, что в них восприятие гораздо смелее относится к разным понятиям, к тому, что наяву выглядит действительным. Во сне границу можно продавить.
Я очень уважаю сны за то, что в них восприятие гораздо смелее относится к разным понятиям, к тому, что наяву выглядит действительным. Во сне границу можно продавить.
Таких фраз и задач Тальский сейчас помнил немного, но этого было более чем достаточно, чтобы вызывать тихую, отвратительную тошноту и подергивание конечностей. Вот эти образцы, первые ступени знания:
1. Проезжая через эту реку, мы увидели молодую послушную девушку, а также прекрасных куриц.
2. Я тебя спрашиваю: почему ты не лепетал о счастье страдания?
3. Сама ты, мразь, надломленная!
4. Дедушка воспрянул духом и потерял браслет.
5. Археологическая комиссия постепенно приближается к зайцу.
6. Моя мама в пуху.
7. Стало доподлинно известно, что разъяренный лев проглотил семейство моего двоюродного брата, равно как и соломенную шляпку моей заботливой матери.
8. Тетя Лиза не может прекратить землетрясения.
9. Очевидно, что брату, изредка подталкиваемому слабым северо-восточным ветром, было приказано наблюдать за мышами.
10. Молодая, безупречная девочка стоит над кровоподтеком.
11. Когда брат доказывал свое царское происхождение, он смотрел на ту собаку, около которой стоял дом.
12. Опытный фармацевт мажет красной краской длинный хвост нездешнего кота.
13. Человек несет медведя в лес, и т. д., и т. д., и т. д.
Да, много было умных, красивых фраз. Разве все запомнишь?
Артур Хоминский. Из романа «Уют Дженкини», 1914.
*Местами Хоминский продолжает завораживать. Напишу о нем как-нибудь отдельный пост. Возможно, он и планировал сделать свой текст нелепой пародией на символистов, но пародия вышла из-под контроля, и получилось нечто пограничное — действительно, это попытки нащупать какое-то новое знание из новых образцов, значение его гадательно, прагматизм очевиден, но не применим просто так.
1. Проезжая через эту реку, мы увидели молодую послушную девушку, а также прекрасных куриц.
2. Я тебя спрашиваю: почему ты не лепетал о счастье страдания?
3. Сама ты, мразь, надломленная!
4. Дедушка воспрянул духом и потерял браслет.
5. Археологическая комиссия постепенно приближается к зайцу.
6. Моя мама в пуху.
7. Стало доподлинно известно, что разъяренный лев проглотил семейство моего двоюродного брата, равно как и соломенную шляпку моей заботливой матери.
8. Тетя Лиза не может прекратить землетрясения.
9. Очевидно, что брату, изредка подталкиваемому слабым северо-восточным ветром, было приказано наблюдать за мышами.
10. Молодая, безупречная девочка стоит над кровоподтеком.
11. Когда брат доказывал свое царское происхождение, он смотрел на ту собаку, около которой стоял дом.
12. Опытный фармацевт мажет красной краской длинный хвост нездешнего кота.
13. Человек несет медведя в лес, и т. д., и т. д., и т. д.
Да, много было умных, красивых фраз. Разве все запомнишь?
Артур Хоминский. Из романа «Уют Дженкини», 1914.
*Местами Хоминский продолжает завораживать. Напишу о нем как-нибудь отдельный пост. Возможно, он и планировал сделать свой текст нелепой пародией на символистов, но пародия вышла из-под контроля, и получилось нечто пограничное — действительно, это попытки нащупать какое-то новое знание из новых образцов, значение его гадательно, прагматизм очевиден, но не применим просто так.
Времена памяти тоже существуют у меня вспышками. Вспоминаемое не менее яркое, чем то, что может быть. Нужно просто протянуть шатко, но верно и мгновенно нить от текущего вдаль развития событий. Тогда что-то вспыхнет в будущем. Видимо, такое возникло после просмотра «Набережной туманов» (давно). Там в унылом баре один, вроде художник, говорит, что ему видится во время плавания пловца его утопленничество, во время рисования — протыкание холста. И речь не о негативных вариантах, а об этом продвижении по собственному (или около) возможному времени.
Анна Таршис, фрагмент письма 1966 года:
«...Ты не понимаешь моего безумия, мама, того, что в моем мозгу целый зверинец больших и страшных животных, которые даже днем появляются и не охотятся, а стоят. Они стоят всюду со мной, в моих руках маленькие животные странной формы, их форму только я <пощупаю>. Я рада им единственным, их одних мне жалко, из них ни одного я бы не подарила. Они иногда злятся на меня и скалят зубы, оранжевые, но я их боюсь меньше, чем тебя».
Фото: Анна Таршис, 1962?
«...Ты не понимаешь моего безумия, мама, того, что в моем мозгу целый зверинец больших и страшных животных, которые даже днем появляются и не охотятся, а стоят. Они стоят всюду со мной, в моих руках маленькие животные странной формы, их форму только я <пощупаю>. Я рада им единственным, их одних мне жалко, из них ни одного я бы не подарила. Они иногда злятся на меня и скалят зубы, оранжевые, но я их боюсь меньше, чем тебя».
Фото: Анна Таршис, 1962?
Forwarded from Носо•рог
Наш подкаст «Облако речи» возвращается после перерыва. В новом (и последнем в текущем году) выпуске — аудиодайджест 19-го номера «Носорога». Авторы и переводчики читают отрывки или полные тексты в соответствии с расположением материалов в бумажном варианте. Дайджест увеличивает длительность прощания, читающие машут друг другу с разных сторон звука, их разделяют шорохи и шумы музыки, навеянной венецианскими мотивами Нино Роты.
Звучат голоса: Андрея Мурашко, Марии Степановой, Софьи Сурковой, Игоря Гулина, Екатерины Хасиной, Кати Морозовой, Инги Шепелевой, Александра Малинина, Кристины Константиновой.
Идея выпуска — Руслана Комадея, а музыка и звуковое оформление — Яна Выговского.
Кстати, теперь подкаст можно слушать прямо в тут, в тг.
Звучат голоса: Андрея Мурашко, Марии Степановой, Софьи Сурковой, Игоря Гулина, Екатерины Хасиной, Кати Морозовой, Инги Шепелевой, Александра Малинина, Кристины Константиновой.
Идея выпуска — Руслана Комадея, а музыка и звуковое оформление — Яна Выговского.
Кстати, теперь подкаст можно слушать прямо в тут, в тг.
19 выпуск
Дальше — другое. Аудиодайджест 19-го номера литературного журнала «Носорог» — Подкаст «Облако речи»
В новом и последнем в 2024 году выпуске «Облака речи» — аудиодайджест 19-го номера «Носорога». В нём авторы и переводчики читают отрывки или полные тексты в соответствии с расположением материалов в бумажном варианте. Дайджест увеличивает длительнос
Василий Бородин, из сборника «Хочется только спать»:
Выросли из земли прекрасные цветы разных пород, влюблённые друг в друга настолько же, насколько влюблены сами в себя, и стали не говорить друг другу, а петь: «Мы прекрасны! Но зачем наши руки-корни касаются этой мокрой, бесцветно-чёрной земли? Что́ она нам, если не оскорбление красоты и обуза ясности?».
Из земли вышло войско слепой немытой картошки и стало лететь, как слепые камни бегут сами от себя, падать в лужи и гнить, иногда вслепую задевая прекрасные лепестки всех цветов.
Цветы светят, а войско воет.
Выросли из земли прекрасные цветы разных пород, влюблённые друг в друга настолько же, насколько влюблены сами в себя, и стали не говорить друг другу, а петь: «Мы прекрасны! Но зачем наши руки-корни касаются этой мокрой, бесцветно-чёрной земли? Что́ она нам, если не оскорбление красоты и обуза ясности?».
Из земли вышло войско слепой немытой картошки и стало лететь, как слепые камни бегут сами от себя, падать в лужи и гнить, иногда вслепую задевая прекрасные лепестки всех цветов.
Цветы светят, а войско воет.
Я против особых надежд. Пространство, конечно, схлопывается, родных мест, людей, книг становится меньше, но еще что-то чувствуется с той стороны. Не факт, что после этого года будет что-то еще. Но ничего, по крайней мере какую-то дистанцию удастся пройти. Чего всем и желаю.
Поздравляю всех стихотворением Александра Галамаги, которое он написал в 1968-м перед своим последним годом. У него, 20-летнего, ощущение обреченности было гораздо выше.
а скоро
новый
ад
а скоро
новый год
Поздравляю всех стихотворением Александра Галамаги, которое он написал в 1968-м перед своим последним годом. У него, 20-летнего, ощущение обреченности было гораздо выше.
а скоро
новый
ад
а скоро
новый год
Именно поездки делают явным, что своя жизненная хронология совсем нелинейна. Многие посещенные места оттягивают линейность, образуя такие увесистые кармашки: то есть я помню, что был и ходил по казахскому Тянь-Шаню или падал в речки под дальневосточным Горноводным, но это исчисляется не в годах, это не 2022 или 2024-й, это автономные зоны памяти, которые будут существовать вне любого моего возраста.
Думаю, что в поэтическом письме (и не только) мастерство, точность, статус кво — совершенно неудовлетворительные стали для меня категории. Это всегда держание в уме (в безуме) принципов формообразования, композиции, зрительского искусства (вот две мощные строфы — потом передышка — а тут фигасе — и финал окончательно добивает). Не остается никакой жалкости поэзии, хрупкости. Кроме того, я знаю, что если ты пишешь текст, он буксует, то просто силой опыта ты вытащишь финал, это дело техники. Но больше необязательно, конечно. Если текст выдохся на невзрачной строчке — чудесно. Пусть там и сидит.
Другое дело, что восприятие всегда ищет в финальных строчках финал, какими бы жалкими они ни были. И если начать реконструировать это ощущение «недоделанности», снова образуется мышца мастерства. Поэтому нужно не исследовать, а просто пробрасывать брошенность на полуслове, засыпающую усталость, недописанность от лени, вялость мысли по пути и прочее.
Другое дело, что восприятие всегда ищет в финальных строчках финал, какими бы жалкими они ни были. И если начать реконструировать это ощущение «недоделанности», снова образуется мышца мастерства. Поэтому нужно не исследовать, а просто пробрасывать брошенность на полуслове, засыпающую усталость, недописанность от лени, вялость мысли по пути и прочее.
Пока в поездке — нет сил собрать всё за 2024-й год сделанное. Поэтому вот за 2023-й (всё равно в предыдущем доделано меньше, а этот список не публиковал):
Мои публикации и проекты за год:
Литературная критика:
Окраинная речь: о поэтике Александра Петрушкина (Урал, номер 7, 2023);
Пустошь ошеломительных и спокойных излишествО сборнике Бернара Рекишо «Фаустус и другие тексты»
(Горький);
Уязвимость связи: о посмертной книге Александра Петрушкина «Слепые пятна» (Флаги);
Исход (метавоспоминание об Андрее Левкине) (Вещь, №1, 2023);
Они зарывали имена в землю. О гетеронимах серии «InВерсия» (Вещь, №1, 2023);
Предисловие к книге Игоря Ванькова "Зил";
Кинокритика:
Тень, верная себе — «Михаэль» Карла Теодора Дрейера (Сеанс);
Грезы о войне — «Парад планет» Вадима Абдрашитова; (Сеанс)
МАШИНА ОТЛИЧИЙ: «МУХА» ДЭВИДА КРОНЕНБЕРГА (Искусство кино);
Кинематограф прерывистости: о фильмах Филипа Грёнинга (Синема Рутин, №2);
«День сурка» Гарольда Рамиса: повтор, ритуал и сексуальное желание (Синема Рутин);
Рецензия на сериал "Любовь и смерть" (Кинопоиск);
Арт-критика:
Лонгрид о свердловском андеграунде, часть 1, часть 2. (Нож);
Поставляжи, привычаи и членджи. Краткое введение в художественный мир Сандро Мокши (Нож);
Очерки:
Про лечение в наркологии (It's My City);
Прозаические публикации:
Ночной солдат (альманах "разницы");
Батончики России (ROAR, №11);
Дичь: дышу в затылок лесной (Хижа);
Интервью:
Интервью Рэйчел ДюПлесси (Нож, совместно с Кириллом Азерным, перевод Лизы Хереш);
Интервью Александра Кана (Нож, совместно с Володей Кошелевым);
Мои интервью:
Воздух книжных желаний (для "Носорога");
Руслан Комадей: «Художественная литература дает опыт, который невозможно получить другим способом» (для платформы "Френдли");
Издательское:
Лин Хеджинян "Слепки движения";
Журнал "Здесь" №14;
Рэйчел Блау ДюПлесси "Черновики 1-38, Гул";
Игорь Ваньков "Зил";
Курсы:
Семинар «Война/письмо: и, или, как, не» для лаборатории "Транслита";
Лекции:
Насилие и технологии в современной поэзии (для Библиотеки поэзии);
Поэзия как свидетельство: стихи во время катастрофы (для Библиотеки поэзии)
Проекты:
Составление 7 подборок для антологии "Десять измерений".
Подкасты:
Катя Морозова о расщеплении времени и тревожности, о женском письме и свидетельстве материнства;
Александр Скидан о безумии Ницше, о трикстерах и эксцентрике и о минутах опасности;
Шамшад Абдуллаев о сборнике «Перечень», о пустоте и безволии и о развертывании нулевой сущности;
Варвара Недеогло о референтности и страсти, о речи и стыде;
Максимилиан Неаполитанский об островах и промежуточных пространствах, географических объектах памяти и власти;
Призрачное, оставленность и тишина. Аудиодайджест 18-го номера литературного журнала «Носорог»;
Валерий Вотрин о переводах, спекулятивной прозе и романе Джеймса Хогга «Мемуары оправданного грешника»;
Данила Давыдов об Андрее Николеве-Егунове, о мерцающем типе контекстов, шутовстве и энергичности высказывания;
Михаил Бордуновский об издательской работе: журнал «Флаги», поэтический опыт и проза Шамшада Абдуллаева;
Мария Малиновская о переводной поэзии: журнал «Радар», автофикшн и поэтика Лин Хеджинян;
В печати:
Статья-воспоминание о фестивале "Маргинальная ночь";
Исследование об идеологемах в фильмах, спродюсированных Евгением Пригожиным;
Мини-интервью крымских художников;
1949-1997. Эссе о фильме Масао Адачи «Известен также как серийный убийца»;
Эссе о ридингах "Письмо в Комарово";
Написанное, но неизданное:
Роман "Модельер";
Цикл рассказов "Война и ее вне";
Недописанное:
Сборник очерков о детстве и городах;
Книга воспоминаний "Мне навсегда десять лет";
Рецензия на "Собрание проз" Владимира Эрля;
Рецензия на книгу Эйснер "Демонический экран";
Рецензия на фильм "Letters not about love" про Лин Хеджинян и Аркадия Драгомощенко;
Сборник порнорассказов;
Сборник очерков о детстве и городах;
Сборник воспоминаний "Мне навсегда десять лет";
Начатое:
Книга о свердловском художественном андеграунде 60-80-х.
Мои публикации и проекты за год:
Литературная критика:
Окраинная речь: о поэтике Александра Петрушкина (Урал, номер 7, 2023);
Пустошь ошеломительных и спокойных излишествО сборнике Бернара Рекишо «Фаустус и другие тексты»
(Горький);
Уязвимость связи: о посмертной книге Александра Петрушкина «Слепые пятна» (Флаги);
Исход (метавоспоминание об Андрее Левкине) (Вещь, №1, 2023);
Они зарывали имена в землю. О гетеронимах серии «InВерсия» (Вещь, №1, 2023);
Предисловие к книге Игоря Ванькова "Зил";
Кинокритика:
Тень, верная себе — «Михаэль» Карла Теодора Дрейера (Сеанс);
Грезы о войне — «Парад планет» Вадима Абдрашитова; (Сеанс)
МАШИНА ОТЛИЧИЙ: «МУХА» ДЭВИДА КРОНЕНБЕРГА (Искусство кино);
Кинематограф прерывистости: о фильмах Филипа Грёнинга (Синема Рутин, №2);
«День сурка» Гарольда Рамиса: повтор, ритуал и сексуальное желание (Синема Рутин);
Рецензия на сериал "Любовь и смерть" (Кинопоиск);
Арт-критика:
Лонгрид о свердловском андеграунде, часть 1, часть 2. (Нож);
Поставляжи, привычаи и членджи. Краткое введение в художественный мир Сандро Мокши (Нож);
Очерки:
Про лечение в наркологии (It's My City);
Прозаические публикации:
Ночной солдат (альманах "разницы");
Батончики России (ROAR, №11);
Дичь: дышу в затылок лесной (Хижа);
Интервью:
Интервью Рэйчел ДюПлесси (Нож, совместно с Кириллом Азерным, перевод Лизы Хереш);
Интервью Александра Кана (Нож, совместно с Володей Кошелевым);
Мои интервью:
Воздух книжных желаний (для "Носорога");
Руслан Комадей: «Художественная литература дает опыт, который невозможно получить другим способом» (для платформы "Френдли");
Издательское:
Лин Хеджинян "Слепки движения";
Журнал "Здесь" №14;
Рэйчел Блау ДюПлесси "Черновики 1-38, Гул";
Игорь Ваньков "Зил";
Курсы:
Семинар «Война/письмо: и, или, как, не» для лаборатории "Транслита";
Лекции:
Насилие и технологии в современной поэзии (для Библиотеки поэзии);
Поэзия как свидетельство: стихи во время катастрофы (для Библиотеки поэзии)
Проекты:
Составление 7 подборок для антологии "Десять измерений".
Подкасты:
Катя Морозова о расщеплении времени и тревожности, о женском письме и свидетельстве материнства;
Александр Скидан о безумии Ницше, о трикстерах и эксцентрике и о минутах опасности;
Шамшад Абдуллаев о сборнике «Перечень», о пустоте и безволии и о развертывании нулевой сущности;
Варвара Недеогло о референтности и страсти, о речи и стыде;
Максимилиан Неаполитанский об островах и промежуточных пространствах, географических объектах памяти и власти;
Призрачное, оставленность и тишина. Аудиодайджест 18-го номера литературного журнала «Носорог»;
Валерий Вотрин о переводах, спекулятивной прозе и романе Джеймса Хогга «Мемуары оправданного грешника»;
Данила Давыдов об Андрее Николеве-Егунове, о мерцающем типе контекстов, шутовстве и энергичности высказывания;
Михаил Бордуновский об издательской работе: журнал «Флаги», поэтический опыт и проза Шамшада Абдуллаева;
Мария Малиновская о переводной поэзии: журнал «Радар», автофикшн и поэтика Лин Хеджинян;
В печати:
Статья-воспоминание о фестивале "Маргинальная ночь";
Исследование об идеологемах в фильмах, спродюсированных Евгением Пригожиным;
Мини-интервью крымских художников;
1949-1997. Эссе о фильме Масао Адачи «Известен также как серийный убийца»;
Эссе о ридингах "Письмо в Комарово";
Написанное, но неизданное:
Роман "Модельер";
Цикл рассказов "Война и ее вне";
Недописанное:
Сборник очерков о детстве и городах;
Книга воспоминаний "Мне навсегда десять лет";
Рецензия на "Собрание проз" Владимира Эрля;
Рецензия на книгу Эйснер "Демонический экран";
Рецензия на фильм "Letters not about love" про Лин Хеджинян и Аркадия Драгомощенко;
Сборник порнорассказов;
Сборник очерков о детстве и городах;
Сборник воспоминаний "Мне навсегда десять лет";
Начатое:
Книга о свердловском художественном андеграунде 60-80-х.
«Горький»
Пустошь ошеломительных и спокойных излишеств
О сборнике Бернара Рекишо «Фаустус и другие тексты»