Юрий Иванович молчал, видно было, как он размышляет над ответом.

— Хм, вопрос у тебя не как у депутата регионального парламента. Удивительно, что ты так долго там продержался. Андрей, я тебе сначала расскажу одну историю из моей службы.

Я был тогда еще капитаном, или... уже и не вспомнить, только еще постигал практические азы контрразведки. Так вот, слушай: было выявлено, что из одного министерства систематически происходила утечка важной информации. Сужая круг предполагаемых подозреваемых, наша группа остановилась на двух потенциальных кандидатах в предатели.

Первый, как сейчас помню, коммунист, семьянин, скромно жил, в общем, настоящий представитель советского народа. Второй — бабник, любитель разгульной жизни, тратил на нее явно больше своей зарплаты. Мой руководитель спрашивает меня:
— Юра, ну как думаешь, кто из них? На ком сконцентрироваться хочешь?

Казалось бы, все ясно: или этот бабник сам и есть агент, или его поймала какая-то завербованная девица, и он по пьянке раскрывал информацию. Оставалось только найти, через кого он или она передает данные дальше — и все, агентурную сеть раскрыли.

Я говорю:
— Товарищ майор, точно этот бабник и есть агент, я докажу это.

Улыбнулся мой руководитель, опытный он был, и говорит:
— Юра, запомни: настоящий агент никогда себя так вести не будет. Его задача — не быть разоблаченным. Он должен внешне всегда соответствовать образу радетеля за государственные задачи, быть образцовым гражданином, вести себя так, чтобы не придраться было к нему.

— Так кто оказался в итоге? — не выдержал я.

— Хм... Настоящий представитель советского народа передавал информацию. Но к чему это я? Послушай, те решения, которые ты описываешь, — довольно явные управленческие ошибки. Никогда агент иностранных спецслужб не стал бы принимать таких решений, потому что легко бы себя выдал.

— Тогда я ничего не понимаю, — искренне сказал я.

— А вот теперь послушай, к чему я эту историю рассказал. В конце 80-х — начале 90-х представители иностранной резидентуры практически открыто внедряли своих агентов в органы государственной власти на руководящие должности. Но только для того, чтобы запустить процесс кадрового обновления государства по принципу наполнения его человеческим материалом, который в СССР и близко бы не подпустили к управленческой номенклатуре.

А для чего? Чтобы они потом в свои команды подбирали подобных себе, вытесняя людей с государственным мышлением. Потому что, Андрей, ни один иностранный агент не принес бы столько пользы для реализации их планов по подготовке уничтожения государства, как эти самодуры, необразованные хапуги, желающие жить богато за счет государства и народа.

Поэтому, Андрей, они никакие не агенты, а просто остаточное явление и порождение того времени, идеально выполняющие задачи по уничтожению государства из-за своих внутренних качеств, а не потому, что их завербовали. Понял? Только в 2000 г. мои воспитанники начали пытаться интеллектуально отвоевывать страну назад. Но, как ты говоришь, «спрут» так глубоко внедрился, что за почти 20 лет мы еще не смогли разобраться с ним. Рубишь в одном месте — в десятке других появляются новые ответвления, — ответил полковник КГБ СССР.

— А что делать-то? — спросил я.

Продолжение следует...

— Что делать спрашиваешь... Я служил, всё было чётко и понятно. Советский Союз строил светлое будущее для братских народов. У государства была идеология, мы жили с пониманием, куда идёт страна, была мечта, и был понятен враг — империалисты, эксплуатирующие рабочий класс ради господства капитала. Жили все средне, но с уверенностью в завтрашнем дне. Боролись не просто с предателями Родины, а с теми, кто хотел помешать светлому будущему народа, так это понимали. Власть уважали, местами даже любили, так как она олицетворяла наше движение вперёд. Конечно, Андрей, были перекосы на местах, были взяточники, была грязь, но это были исключения, которые не вписывались в общую стратегию страны, — начал как-то взволнованно отвечать Юрий Иванович.

— Андрей, отвечу тебе так: нужно определить, куда идёт Россия, какое государство мы строим. Нужна идея для народа. И не та идея, которую будут декларировать депутаты или лидеры политических партий, которые уже потеряли связь с людьми, а такая, которая в народе прорастёт и сформируется в мечту.

— Юрий Иванович, так как же она в народе прорастёт, видь для этого надо, чтобы лидеры народные были. А у нас в парламенте выступают только представители сил, которые и запустили процессы перестройки. Так эти «рупоры народа» такую идею родят, похлеще 90х будет. Я думаю это все просчитано, им не зря публичная повестка отдана. А депутаты от партии власти молчат, решения принимаются большинством анонимных голосов при голосовании. Системная ошибка эта, рождает большие риски,— не выдержал я.

— Правильно говоришь. Но по-другому никак, Андрей. Какая тема диссертации у тебя была? — спросил полковник КГБ СССР.

— Этносоциальные и демографические факторы консолидации русского народа, — ответил я.

— Серьёзная тема. Так ты попробуй найти и опиши эту идею! — невозмутимо сказал он.

— Я?! Юрий Иванович, я тут еле-еле идеологический текст в стихах для молодёжи написал. Думал, голова взорвётся! А тут... Я же депутат, кто меня слушать будет? — улыбаясь, ответил я.

— Но депутатом ты скоро не будешь. У тебя когда выборы? — спросил полковник КГБ СССР.

— Ну спасибо, Юрий Иванович. Через два года, — я продолжал отвечать улыбаясь.

— Андрей, не обижайся. Ты такие вопросы поднимаешь. Если, как ты говоришь, «спрут» твой существует, они всё сделают, чтобы вывести тебя из публичной повестки. Но это и хорошо, не переживай. Ведь скоро то, о чём ты рассуждаешь, всем станет понятно. И ты не думай, ты не один. Много людей, также как и ты, мыслят. Подожди. Наступит время государственного понимания, это неизбежный процесс, —сказал Юрий Иванович.

— Ну так я хочу ещё побороться. Я думаю, смогу переиграть их, — сказал я, глядя ему в глаза.

— Андрей, борись. Но если не станешь депутатом, это не беда. Ищи идею, которая объединит народ. Всё остальное — заранее проигранная партия будет, — сказал он.

Мы допили чай. Я оделся и, уже в дверях, спросил:

— Юрий Иванович, я хотел узнать, а как вы того агента вычислили, который информацию передавал?

Продолжение следует...

- Так, через журнал «Крокодил», – улыбнувшись, сказал Юрий Иванович.
- Это как? – удивленно спросил я у полковника КГБ СССР.
- Я вел его несколько месяцев. Образцовый советский чиновник: никаких вредных привычек, не ходок налево, никаких контактов с иностранцами – в общем, ничего подозрительного. Распорядок жизни совершенно обычный: утром на работу в министерство, потом домой. Раз в месяц поход с женой в кино или театр, физкультура по субботам. Но через несколько месяцев обратил внимание, что он покупает каждый выпуск журнала «Крокодил». Тоже вроде ничего необычного. А потом смотрю – через несколько дней после работы идет и выкидывает выпуск. Это когда такое было, чтобы советский человек выбрасывал журнал «Крокодил»? Я тогда очень удивился.

А когда на второй месяц он выкинул еще один номер, стали следить за урной. И вот, через несколько минут дворник стал выгребать содержимое урны. Повели этого дворника – зашел в подъезд и пропал. Через месяц такая же картина. Ну, оказалось, что это был не дворник, а переодетый резидент. А в «Крокодиле» работник министерства передавал ему шифровки. Так информация к ним и поступала, – с удовольствием вспоминал полковник КГБ СССР.

- А почему он Родину предал? Узнали? – спросил я у Юрия Ивановича.

- Да, эхо гражданской войны, – задумчиво ответил полковник КГБ СССР.

Продолжение следует…

Я вышел от Юрия Ивановича со смешанными чувствами. С одной стороны, я получил ответ на мучавший меня вопрос и окончательно понял природу образования теневого «спрута». С другой стороны, я осознавал важность слов полковника КГБ СССР о необходимости рождения консолидирующей народ идеи, стремление к реализации которой станет общей государственной мечтой, дающей мощный импульс развитию России, ломающей подготовленные сценарии англосаксов по разделению страны в рамках масштабного хаоса и гражданского противостояния.

Но что это может быть за идея? За историю человечества все государственно-философские концепции уже звучали. К каждой из них можно привести массу аргументов «за» и «против», но ни одна из них не сможет объединить общество, а тем более дать импульс для масштабного прорыва в рамках современной модели экономики. Значит, это должно быть что-то новое, но при этом лежащее на поверхности и сочетающее в себе материальную и духовную основу в рамках глобальной мировой миссии. Но что это может быть?.. У меня не было ответа. Более того, я не чувствовал в себе силы даже браться за эту работу, несмотря на понимание всей важности этого вектора.

Тем не менее я был полон решимости помешать теневому «спруту» реализовывать запрограммированный сценарий. Поэтому я поставил перед собой первоочередную задачу — начать публично обличать ложность существующей организации политической работы Законодательного собрания Санкт-Петербурга. У меня не было никакого другого инструмента борьбы, кроме как с трибуны начать открыто говорить то, о чём шептался весь город.

Моё решение совпало с тем, что на осень были назначены губернаторские выборы. Империя спикера пошла ва-банк, чтобы попытаться не потерять влияния в Санкт-Петербурге. Он стал действовать проверенным способом, который ранее уже привел к результату, когда им был получен реальный контроль над городом. И снова он отдал команду «ФАС» своему, как он считал, преданному политическому «псу» Максиму Резнику (признан иностранным агентом).

Параллельно спикер пытался сделать из него кандидата на губернаторские выборы от «оппозиции», которую он гарантированно собирался контролировать. В этом он старался убедить внутриполитический блок. Проводя такие переговоры, он, в случае успеха, рассчитывал «торговать» этой возможностью, усиливая влияние своей империи.

В рамках данной концепции спикера, при полном молчании депутатов от партии власти, трибуна парламента была отдана тому, кто совсем недавно помогал международным кукловодам устроить в стране «майдан», чтобы разжечь пламя гражданского противостояния. Тогда, с трибуны, вслед за выступлением Резника я предъявил первую претензию председателю парламента (см. видео).

Продолжение следует...

*Максим Резник выполняет функцию иностранного агента

Это выступление стало шагом к точке невозврата, за которой уже была сформированная принципиальная позиция, выраженная в убеждении, что Законодательное Собрание Санкт-Петербурга должно стать другим.

Это был не личный конфликт, а начало столкновения двух концепций восприятия представительного органа государственной власти, роли депутата и сути питерского парламентаризма.

Председатель «ударил» по мне мощью своего аппарата: с моими помощниками перестали заключать договоры, на ближайшей конференции партии меня исключили из политсовета. Его советникам, в прошлом руководителям районной полиции, была поставлена задача лишить меня статуса депутата. Начался глобальный мониторинг меня и моих родственников с целью нахождения возможных зацепок для возбуждения уголовных дел.

Удивительно, но многие сотрудники и депутаты Законодательного Собрания тепло поддерживали меня, понимая, что спикер, находясь на вершине своего положения и влияния, перестал адекватно воспринимать свои действия. Всем становилось очевидно, что парламент и партию он считал своей частной собственностью, а вел себя словно обычный «кулак».

Его модель парламента читалась насквозь: Резник публично атаковал государственные органы власти, счётная палата внеплановыми проверками добавляла веса его словам, депутаты от партии власти молчали. После этого он пытался выйти на договорные переговоры ради решения «кулацких» вопросов своей империи.

Я же противопоставлял этому публичную оценку деятельности парламента с акцентом на важность работы представителей партии власти, выраженной в отстаивании реальных острых проблем жителей, о которых депутат не должен бояться говорить с трибуны. Плюрализм мнений — это не монолог Резника, но и нормальное восприятие спикером выступлений всех остальных депутатов, даже если в них содержится критика.

Государственные силы должны забирать повестку, используемую агентами англосаксов, декларирующим важность свободы слова. Необходимость корректировки государственной системы — важная задача депутатов.

Роль Законодательного Собрания Санкт-Петербурга имеет всероссийское значение. Используя возможность федеральной законодательной инициативы, можно инициировать общественный диалог в рамках актуальных государственных проблем, как это уже было с нашими миграционными предложениями.

Санкт-Петербургский парламентаризм, опираясь на интеллектуальный потенциал жителей, может стать фундаментом формирования идеологической основы страны, так как Москва — это о государственных бюджетах и управлении, а регионы зачастую могут быть не услышаны на должном уровне.

Вступая в публичный клинч с председателем парламента, я сам до конца этого не осознавая, начал формировать первые тезисы, консолидирующей идеи о важности которой говорил Юрий Иванович.

Однако основу всего идеологического фундамента заложила следующая встреча с жительницей Приморского района.

Продолжение следует…

*Максим Резник выполняет функцию иностранного агента

Услышав в очереди о депутате, к которому можно обратиться, Людмила Владимировна Федоткина, 85-летний ветеран труда, пришла ко мне.

Её история пробирала до глубины души. Тогда я ещё никогда не сталкивался с такой формой людоедской жестокости, которая абсолютно легально существовала в нашем обществе.

Людмила Владимировна честно трудилась с юных лет, воспитала троих детей. После произошедшей трагедии в семье сына она всё бросила и решила переехать к нему в Санкт-Петербург.

Сын, в прошлом капитан гражданского флота, был уже пенсионером, жил в трёхкомнатной квартире с любимой женой.

Внезапно его жене диагностируют онкологию, срочно требуются деньги на лечение. Пенсии не хватает, и все накопленные сбережения уходят на лекарства. Он начинает таксовать, работая практически круглые сутки.

Вскоре он попадает в аварию, машина восстановлению не подлежит.

Умирает жена. Срочно нужны деньги на похороны... Он обращается в микрофинансовую организацию и берёт деньги там, чтобы по-человечески похоронить любимую женщину.

Далее он платит проценты: месяц, два, но пенсии не хватает, — пропускает оплату, выставляют гигантские неустойки, коллекторы начинают запугивать угрожать.

Когда он в очередной раз несёт платёж в микрофинансовую организацию, там, как ему показалось «сочувствуя» дают визитку с телефоном и советуют позвонить, там «помогут».

Помощь действительно приходит: закрывают образовавшийся гигантский долг перед микрофинансовой организацией, даже дают дополнительно немного денег на жизнь, чтобы была возможность встать на ноги, но только… Под проценты и под залог квартиры.

Мама продаёт квартиру в центре Саранска и переезжает в Санкт-Петербург, чтобы провести старость с сыном и дать ему необходимую поддержку после утраты жены. Вырученные деньги отдают кредитору, но их оказывается недостаточно — нужно ещё заплатить проценты, помимо денег, которые отдали микрофинансовой организации. Опять начинаются угрозы, полиция бездействует, говоря, что всё в поле гражданско-правовых отношений.

Запугивают, что заберут квартиру, выкинут их с мамой на улицу. Вскоре появляется ещё один «добрый человек», который оплачивает все долги, снова даёт на жизнь… Но говорит, что договор займа он оформлять не хочет, а квартира ему не нужна. Но поскольку она уже в залоге, он предлагает оформить договор купли-продажи на неё, объясняя это тем, что иначе они всё равно лишатся квартиры. Это было «формальностью», а основным должен был стать договор аренды квартиры с правом выкупа.

И вот сын Людмилы Владимировны юридически уже без квартиры, но продолжает платить за неё каждый месяц по 110 тысяч. Так продолжалось 4 месяца, пока были деньги, которые он получил на жизнь. Когда платить стало нечем, на него подали суд, арест половины пенсий – его и мамы, а затем пришло извещение приставов о выселении, намеченном через несколько дней.

Изучив все документы, мне становится совершенно ясно, что договор купли-продажи – притворная сделка. Я стал узнавать, что их спрашивали на суде. Ответа не последовало, и я понимаю, что юристы воспользовались юридической безграмотностью людей.

Я сразу начинаю писать обращения и звонить: приставам, в полицию, в налоговую – с просьбой проверить нотариуса, группу юристов и нового «собственника». Выясняется, что у нового владельца квартиры около 50 аналогичных дел в судах. Приходит понимание, что лишение людей жилья — это и есть его основной вид деятельности.
Я запускаю механизм депутатских запросов.

Но через два дня мне звонит Людмила Владимировна в слезах: приставы снесли дверь и выгоняют её на улицу, а квартиру опечатывают.

Я буквально лечу на адрес, захожу в их квартиру, в течение часа пытаюсь сделать невозможное - остановить выселение по решению суда, и у меня получается это сделать. Людмила Владимировна с сыном остаются в квартире.

Начинаю глубинно разбираться в механизме лишения людей единственного жилья и вижу, как всё переплетено: суды, приставы, полиция, микрофинансовые организации …горе, слезы …безысходность …

Продолжение следует…

Нам удалось остановить выселение приставами Людмилы Владимировны, 85-летнего ветерана труда, но впереди предстояла еще затяжная борьба в судах — необходимо было оспорить договор купли-продажи.

Первый суд — районный — мы проиграли, несмотря на однозначную позицию прокуратуры, которая четко усмотрела, как и мы, притворный характер сделки. Фактически деньги по договору не были получены, а в один день с оспариваемым договором купли-продажи был заключен договор аренды этой же квартиры. Казалось, что суд не слышит никаких доводов, которые лежали на поверхности и свидетельствовали о том, что перед нами — отлаженная схема отъема единственного жилья у граждан.

Пока мы готовили апелляцию в городской суд, я систематизировал все факты и направил обращение в полицию, указав на признаки мошенничества. Особенно учитывая личность нового владельца, на счету которого было более 50 судебных процессов, связанных с выселением граждан. Однако результата не было — уголовные дела не возбуждались, а в ответах, как под копирку, приходили отписки с формулировкой: «Дело находится в сфере гражданско-правовых отношений».

Я начал перестраховываться: поскольку формально у семьи Федоткиных не было жилья, я направил их получить статус лиц БОМЖ, чтобы впоследствии претендовать на жилье из специализированного фонда района. Когда они получили этот статус, я решил выяснить, а сколько вообще людей в Санкт-Петербурге за последние несколько лет лишились жилья и получили тот же статус — БОМЖ.

Через месяц пришли данные, и я ужаснулся масштабу трагедии. На ноябрь 2019 года 3 133 человека имели статус лиц без определенного места жительства, а динамика роста четко прослеживалась начиная с 2015 года.

Тогда я запросил статистику по судебным решениям о выселении граждан… и все встало на свои места.

Я понял, что первое же решение суда, отменяющее договор купли-продажи по представленной нами фактуре, создало бы масштабный прецедент. Подобные действия могли бы привести к вынесению вопроса о судейской этике в высшую квалификационную коллегию судей.

Продолжение следует…

Чем больше я делал историю семьи Федоткиных публичной, тем больше ко мне обращались петербуржцы с практически идентичными ситуациями потери единственного жилья.

Сначала случалось горе — тяжёлая болезнь или смерть близких на фоне нехватки денег на лечение или похороны. Затем взятая в кредит небольшая сумма превращалась в финансовую кабалу, приводившую к потере квартиры.

Стараясь помочь уже десяткам людей, я обратился за помощью к директору Санкт-Петербургского филиала Всероссийского государственного университета юстиции (РПА Минюста России) Данилу Вячеславовичу Рыбину с просьбой переговорить с адвокатским сообществом о возможности оказания бесплатной помощи в судах. Он искренне проникся трагизмом ситуации, в которой оказались люди, и помог найти адвокатов, согласившихся защищать интересы петербуржцев в судах.

Я сотнями писал обращения в полицию, налоговую, к приставам. Адвокаты работали в судах, но переломить ситуацию нам не удавалось.

Я начал изучать природу денег микрофинансовых организаций, разбираться в законодательстве, регулирующем банковскую деятельность. Задумавшись о масштабах международного финансового порабощения человека, преступил формулировать первые тезисы государственной консолидирующей идеи, о которой мы рассуждали с полковником КГБ СССР.

Но главным итогом моего анализа тогда стало написание федерального закона о «Кредитной амнистии» — единственно возможном, с моей точки зрения, инструменте, способном остановить растущую динамику попадания граждан страны в финансовое рабство.

Продолжение следует…

Закон о «Кредитной амнистии» был представлен  в ноябре 2019 года. Это совпало с волной запредельного давления председателя городского парламента на меня как на депутата к которой добавилось, что мне перестали выдавать депутатские бланки, на которых оформлялись обращения и запросы в защиту интересов петербуржцев.

До этого момента всё, что происходило в отношении нас в Мариинском дворце, мы не выносили в публичное поле, понимая, что именно этого и добивался спикер — чтобы продемонстрировать всему городу свою силу и полную безнаказанность.

Однако после истории с невыдачей бланков, а по сути — с прямым созданием препятствий для осуществления депутатской деятельности, я во время очередного субботнего обхода района, видеозапись которого была опубликована в социальных сетях, заявил, что накануне празднования 25-летия Законодательного собрания Санкт-Петербурга сделаю официальное заявление о реалиях жизни в здании на Исаакиевской площади.

Спикер понял, что масштабное празднование может быть омрачено скандалом, и уже на ближайшем парламентском заседании рано утром пригласил меня к себе.

Зайдя к 8 утра в приемную председателя, я обратил внимание, как сотрудники аппарата чуть не раскрыли рты от удивления, увидев там меня. Я сказал, что приехал по просьбе Вячеслава Серафимовича. Они спешно доложили об этом, после чего пригласили меня пройти к нему.

Продолжение следует…

Я зашел в дворцовый зал - кабинет председателя Законодательного Собрания Санкт-Петербурга. Он предложил мне присесть за длинный переговорный стол. Я молчал в ожидании, когда начнется разговор.

- Андрей, что ты за заявление хотел сделать? Ты мне это, давай завязывай, на меня давить не получится, - сказал он начав разговор.

- Вячеслав Серафимович, я давить ни на кого и не собирался, но считаю безобразием, граничащим с нарушением закона, когда из-за моей позиции по Резнику помощникам не подписывают договоры, не выдают бланков. Это по-сути прямое воспрепятствование осуществлению депутатской деятельности…, - начал отвечать я.

- Кто не подписывает договора? Как это они тебе не выдают бланков? Почему ты мне не сказал, почему сразу не пришел?- не дав мне закончить, эмоционально перебил председатель городского парламента.

-Вячеслав Серафимович, так я считал, что это ваше указание, - сказал я.

- Мое? Ты же знаешь как я отношусь к депутатам, вы для меня всё, я всё делаю для вас, я сейчас же с этим разберусь, все решу! - возбужденно продолжал председатель.

- Я понимаю, что может быть вам не очень приятно слышать мои публичные выступления, но с моей точки зрения мы не должны отдавать повестку оппозиции, и представители нашей фракции должны отвечать на выпады Резника, а не молчать. Вы наверное не знаете, но я впервые с ним столкнулся в 2000 году, когда был еще студентом, он уже тогда стоял на позициях врагов нашей страны, и сейчас мне кажется, это должно быть всем ясно,- начал говорить я.

- Меня, Андрей, учить не надо, ты еще не родился, когда я уже офицером был! Резник выполняет свою функцию, показывая, что у нас разные депутаты есть, разные мнения представлены, - председатель парировал мои слова.

- Вячеслав Серафимович, но он открыто выступает против решения жителей о присоединении Крыма, против нашего Президента, а при этом он еще нашими голосами председатель комиссии по образованию культуре и науки. Он только своим статусом уже усиливает антигосударственные силы, - продолжал я.

- Андрей, ты очень прямолинейный в политике, так нельзя. Ты многого не знаешь,- сказал он спокойнее.

- Может быть, но у меня есть позиция, - ответил я.

- Ну смотри, я тебе совет дал, и чтобы никаких заявлений накануне празднования 25 -летия! Всё, давай, мне надо готовиться к заседанию, - сказал он, вставая.

- У нас в городе острая проблема с отъемом единственного жилья у петербуржцев, которые попали в кредитную кабалу. Я подготовил федеральный закон, который запустит процесс обсуждения, поможет акцентировать внимание государства, я хочу его вынести,… - начал я ему говорить про закон «О кредитной амнистии».

- Это все к Денису,- уже из другого конца дворцового зала сказал он.

Я вышел. Приемная была уже забита моими коллегами, которые также как и сотрудники аппарата чуть ли не окрыли рты, когда увидели, что я выхожу от председателя.

Договоры с помощниками заключили, бланки также выдали мне в этот же день. Анонсированное заявление я не сделал.

2019 год подходил к концу, и это была лишь небольшая передышка перед новым глобальным противостоянием двух концепций видения, каким должно быть Законодательное Собрание Санкт-Петербурга.

Продолжение следует…

*Максим Резник выполняет функцию иностранного агента

Начинался 2020 год. Вначале  я реагировал на новости о коронавирусе в Китае несерьезно, но с каждой новой неделей начинал понимать, что надвигается что-то зловещее.

После информации об очередном закрытом городе в Поднебесной  и увиденных телевизионных кадрах первых полевых госпиталей в Ухане было уже совершенно ясно, что то, что мы раньше видели только в фильмах ужасов - началось.

11 марта 2020 года ВОЗ объявил о пандемии заболевания COVID -19. С большой тревогой и состраданием мы следили за тем, как Италия пытается справиться с эпидемией, каждый день по несколько раз смотря статистику заболевших и умерших видели, как количество жертв начинало исчисляться миллионами человеческих жизней по всему миру.

А дальше эпидемия шагнула в Россию, и на глазах улицы  Санкт-Петербурга начали  пустеть, и такого количества проблесковых маячков скорой помощи, которая доставляла заболевших в городские больницы, я не видел никогда.

Губернатор Санкт-Петербурга принял вызов, который наверное ни один из прошлых градоначальников даже представить себе не мог в самом страшном сне. Оперативно разворачивались новые койки, открылся госпиталь в Ленэкспо, вводились новые правила  коммуникации между людьми, необходимо было отладить поддержку семей с детьми, не только разъяснить бизнесу новые правила работы, но и обеспечить контроль их соблюдения.

В этот период я впервые увидел всю «смертоносную  суть» управленческих решений  главы района, который сделал так, чтобы вместо уже построенной и функционирующей районной больницы  пустовало «его» никому не нужное футбольное  поле.

Вообще понимая и видя, как в этот период по максимуму   выкладывается губернатор с командой, чтобы минимизировать количество трагедий в Санкт-Петербурге, меня искренне возмущало, как руководство парламента пренебрежительно относится к введенным  ограничениям, которые должны соблюдаться всеми жителями.

Бахвальство на фоне смертей горожан, которое они демонстрировали в парламенте, побудило меня в очередной раз напомнить коллегам, что статус депутата- это не привилегия, позволяющая игнорировать общепринятые правила.

Продолжение следует …

С мая 2020 года, на фоне ограничений вызванных пандемией СOVID-19, ко мне стали массово обращаться женщины с просьбой помочь вытащить своих мужей из алкогольной трясины.

Это был крик отчаяния — перепробовав все возможные средства, они приходили ко мне в общественную приемную.

Уже с 9 - 10 утра в Приморском районе прилично одетые мужчины просили у прохожих деньги на выпивку. Явление приобретало массовый характер.

Договорившись с медицинским центром о возможности льготного кодирования, содержании в стационаре перед процедурой, мы с помощниками искали в местах скопления пьющих людей, мужей обратившихся жительниц и убеждали их принять правильное решение и поехать с нами в учреждение.

Но надо было решить, что делать с основной массой людей, которые начали спиваться, у многих из которых жён не было, и их некому было положить в стационар.

Удалось договориться с общественной организацией трезвенников — они нашли средства на лечение двух человек в неделю, которых мы могли отправить в стационар и закодировать.

Мы с помощниками вели работу с этой категорией людей, находили тех, кто действительно хотел избавиться от зависимости.

Но за полгода работы нам удалось отвезти в стационар всего 14 человек! Всего 14!

Очень многие отказывались в последний момент, не приходили утром к назначенному времени, сбегали прямо из центра, как только мы уезжали.

Важным условием выхода из алкогольного мира, помимо желания, была возможность трудоустройства.

И я снова вернулся к своим главным размышлениям — о законодательных инициативах позволяющих увеличить приоритетное количество рабочих мест для граждан РФ.

Наконец, я увидел возможность как можно компенсировать потерю гражданами России ряда сфер экономической жизни из-за введённой патентной системы в миграционном законодательстве и массовом въезде иностранцев из стран СНГ.

Продолжение следует…

На фоне общей атмосферы пессимизма в обществе, ощущения обречённости, отсутствия понимания, каким будет следующий день, и страхов, вызванных разрастающейся пандемией, я увидел возможность отыграть позиции у теневого «спрута», утраченные после введения патентной системы получения разрешений на работу иностранцами.

С началом пандемии начался отток трудовых мигрантов — они стали уезжать к себе домой, бизнес перестраивался под новые реалии ограничений, и это был уникальный шанс вернуть гражданам России экономические сферы, из которых их ранее вытеснили иностранцы.

Я подготовил закон «Об общественной службе и предоставлении гарантий гражданам Российской Федерации, находящимся на общественной службе».

В рамках этого закона государство не только определяло бы перечень приоритетных профессий в различных отраслях экономики, но и социально стимулировало граждан, принявших решение там работать.

Мне нужно было успеть внести этот закон в повестку последнего заседания Законодательного собрания Санкт-Петербурга перед уходом парламента на летний отпуск.

Однако, ни одна комиссия не стала предварительно рассматривать инициативу, а это было необходимым условием регламента для включения в повестку.

Продолжение следует…

Из-за ковидных ограничений с весны на осень перенесли судебные заседания, на которых мы оспаривали решения о выселении из единственного жилья граждан, попавших в кредитную кабалу.

Это дало нам возможность на время остановить десятки исполнительных дел о выселении, которые уже вели приставы.

Летом я готовился к внесению законопроектов, которые не только могли бы остановить порочную практику попадания граждан в финансовое рабство, но и инициировать публичную дискуссию о государственной морали, недопустимости лишения единственного жилья, а также о важности введения ограничений на возможность установления микрофинансовыми организациями космических процентов.

Кроме того, я усилил законопроект, который должен был скорректировать масштабы экономического ущерба от введения патентной разрешительной системы для трудовых мигрантов.

Я пытался подготовиться к защите этих законодательных инициатив, чтобы их аргументация была безупречной.
Встречи с разными экспертами из экономической сферы с каждой новой неделей усиливали мою внутреннюю уверенность в необходимости государственных преобразований.

Продолжение следует…

Осенью 2020 года начались заседания районных судов, которые мы проигрывали одно за другим.

Как я и предполагал, создавать прецедент, открывающий возможность пересмотра тысяч решений о выселении граждан, никто не хотел.

Мы готовили апелляции в городской суд, но одновременно необходимо было срочно инициировать общероссийскую дискуссию, которая бы создала благоприятный информационный фон для работы наших адвокатов.

Трибуна Законодательного Собрания Санкт-Петербурга, где началось обсуждение подготовленных законодательных инициатив, должна была стать отправной точкой для защиты людей.

Но это были всего лишь мои планы… По факту было принято решение лишить меня возможности внести данные инициативы в повестку заседаний парламента.

Депутаты понимали чудовищность происходящего, но ничего не хотели сделать, так как это было политическое решение председателя, которого они боялись ослушаться.

Продолжение следует…

В течение двух месяцев, каждую среду, я пытался с голоса внести в повестку заседания Законодательного Собрания Санкт-Петербурга пакет законодательных инициатив, направленных на защиту граждан от финансового рабства и ограничение деятельности микрофинансовых организаций.

И каждый раз из-за того, что комиссии и комитеты парламента под разными предлогами отказывались предварительно рассматривать эти инициативы, мне отказали в возможности вынести их на обсуждение депутатов.

Все это происходило на фоне еженедельных судов, на которых мы пытались защитить петербуржцев от выселения из их единственного жилья.

К концу второго месяца я начал не выдерживать такого бюрократического издевательства и с трибуны эмоционально попытался донести мысль, что своими действиями депутаты борются не со мной, а идут против петербуржцев, оказавшихся в тяжелой жизненной ситуации. Я заявил, что если они не хотят, чтобы эти законопроекты вносил я, то пусть это сделает кто-то из депутатов, к кому спикер относится более лояльно. Для меня было важно запустить процесс защиты граждан.

После этого выступления произошло чудо: депутат Киселева Елена Юрьевна, возглавляющая постоянную комиссию по социальной политике и здравоохранению, на свой страх и риск рассмотрела эти законопроекты на комиссии, дав мне юридическую возможность внести их в повестку заседания парламента.

Продолжение следует…

Как сейчас помню, этот звонок раздался рано утром через несколько дней после заседания постоянной комиссии по социальной политике, на которой рассмотрели разработанные мной законы.

- Андрей, здравствуйте. Меня зовут Анна, я внучка Юрия Ивановича, - говорил взволнованный женский голос.

- Здравствуйте. Что-то случилось с...? - сказал я, ощущая даже через трубку телефона энергетику трагедии.

- Дедушка... умирает... он хотел Вам что-то сказать... Приезжайте, пожалуйста, быстрее, - уже не скрывая слез, сказала Анна.

Я  помчался  в госпиталь. Внучка встретила при входе, я сдал вещи в гардероб, надел белый халат, маску и поднялся в отделение. У палаты стояло несколько мужчин. Анна сказала им, что меня пригласил Юрий Иванович, и я с ней зашел к нему.

- Дедушка, Андрей приехал, - сказала Анна  максимально сдерживая слезы.

Легендарный полковник КГБ СССР  приоткрыл глаза, улыбнулся. Трубки катетеров в руках вели к капельницам, но даже лежа на больничной койке Юрий Иванович излучал благородство, он как будто светился силой жизненной правды, глаза его были ясны, он все понимал.

-Юрий Иванович,… прорвемся еще …, - начал я бормотать, пытаясь подобрать слова и наклоняясь к нему.

- Приехал, …депутат,…рад видеть, - еле сказал он, улыбаясь.

- Думал …о нашем разговоре, …почитай историю,… это важно…Сталину… удалось отвязать страну от доллара…Каддафи …не успел… изучи… спрут  твой оттуда… им контроль нужен …ничего не сделать, пока рубль на доллар завязан,…финансы…кадры…телевидение… через это они …будет тебе сигнал… воспитанники понимают …работают… сигнала … жди …Чубайса снесут … сигнал это… начало… они все под патриотов попытаются … не бойся …попробуй…,- говорил Юрий Иванович, тяжело  дыша.

Врач зашел в палату и силой меня потянул за рукав.

- Юрий Иванович, отдыхаем, отдыхаем, - сказал он.

Полковник КГБ СССР закрыл глаза.

Продолжение следует..

На следующий день позвонила Анна и сообщила о смерти Юрия Ивановича.

Через несколько дней почетный караул отдал воинские почести полковнику КГБ СССР. Прозвучали 3 залпа, во время которых я пообещал себе попытаться написать то, что сможет побудить народ к объединению, раскрывая логику необходимости борьбы с международным спрутом и его внутренними представителями ради будущего нашей страны.

После похорон Юрия Ивановича я начал много читать о жизни и смерти Каддафи, и тогда впервые узнал об американской международной инвестиционной компании "BlackRock".

Но чем больше я узнавал о международной финансовой системе, тем меньше я чувствовал в себе силы написать что-то достойное - идей тогда не было никаких.

Конечно, стало понятно, что то, что я называл внутренним теневым «спрутом» — это один из инструментов международного глобального контроля за Россией.

Многие из его представителей даже не представляют, что являются частью глобальной модели управления.

Кто-то из них усиливал зависимость от долларовой экономической системы, кто-то своими действиями отделял народ от государства, чтобы в любой момент можно было инициировать «майдан», а кто-то, занимая управленческие посты, своей профнепригодностью специально тормозил прогрессивное развитие государственных отраслей, чтобы страна не выдерживала конкуренции.

Но это было все на поверхности. Как и говорил Юрий Иванович: финансы, кадры, но одного понимания  этого было недостаточно, нужна была идея.

И я начал думать... А пока председатель Законодательного Собрания Санкт-Петербурга распорядился не пускать корреспондентов 78 канала в здание парламента, после выхода телевизионного сюжета с критикой депутатов.

Продолжение следует…

Для меня журналисты, операторы, ведущие — да и вообще все, кто работал на 78-м канале, — были соратниками. Именно они делали всё, чтобы о поднимаемых проблемах знал весь город. Именно они, корреспонденты и операторы главного городского канала, ездили со мной, когда жители просили о помощи, и в своих сюжетах всегда давали объективную оценку происходящему беззаконию.

Поэтому, когда я получил письмо с просьбой помочь им осуществлять свою профессиональную деятельность в стенах парламента, я не думал ни о чём другом, кроме как сделать это максимально эффективно. Уже тогда для меня свобода слова и справедливая критика были необходимыми условиями для того, чтобы наше государство становилось сильнее, а система работала эффективнее.

Я придумал решение — запустить общегородскую кампанию «78 говори».
Петербуржцы в социальных сетях выкладывали слова поддержки городскому каналу и ставили хэштег #78говори .
Я публично призвал председателя дать корреспондентам телеканала возможность выполнять свой служебный долг и выдать им аккредитацию.

К кампании присоединились другие депутаты, и каждое наше выступление с трибуны мы заканчивали словами: «78 говори!»

Впервые в Санкт-Петербурге повестка о свободе слова принадлежала не будущим «иностранным агентам», а государственным силам, которые понимали важность диалога в обществе и то, что Законодательное собрание Санкт-Петербурга должно стать другим!

В городе начала формироваться коалиция людей, которые хотели освободить парламент, сделав его истинно демократическим органом власти на службе у горожан.

Именно тогда я познакомился с талантливыми блогерами Пашей Смоляком @smolyak , Николаем Камневым @nkamnev , которые оказали неоценимую поддержку нашей борьбе.
Я искренне благодарю их за то, что они прошли весь этот сложный путь с марта по сентябрь 2021 года. Мы пытались сделать все возможное….но….

Продолжение следует…