Для женщин быть в положении одураченного – это цена за участие в игре; нельзя постоянно выражать готовность к сотрудничеству с приветливой улыбкой на лице, чтобы при этом кто-то не воспользовался этим в своих интересах. В повседневной жизни постоянно возникают маленькие дилеммы, незначительные обстоятельства, когда приходится подыгрывать кому-то, – приглашение от LuLaRoe, неискренний комплимент, купон от спа-салона – во всем этом легко угадывается мошенничество и обман. Я вспоминаю один случай, произошедший со мной на собеседовании, когда я только начинала работать: один из старших преподавателей, знакомясь со мной, представился как Авраам Линкольн. Я до сих пор не могу понять, что он хотел сказать этой шуткой и было ли это шуткой вообще. Я подумала тогда: «Ну что ж, видимо, моя работа здесь заключается в том, чтобы улыбаться и кивать головой», – что я и делала.

Терпение и дружелюбие означают, что вам приходится снисходительно относиться к людской глупости, приходится улыбаться и кивать головой, пока у кого-то не закончится запас идиотских шуток или не наступит время уходить. Вам приходится терпеливо выслушивать назойливую рекламу, после чего вы даже покупаете что-то из вежливости. В таких ситуациях оказываются как женщины, так и мужчины. Я знаю, что на том собеседовании профессор «Линкольн» пробовал свой трюк и на кандидатах-мужчинах, однако разница состоит в том, что от женщин ждут, что они примут шутку вежливо, а мужчины могут этого не делать. Вероятность того, что женщина постарается не портить отношения с проблемными людьми или будет соглашаться с глупыми замечаниями, особенно если их делают мужчины, основана на фактах и продиктована нормами. Если женщина не подыгрывает, ее поведение считается неадекватным, а иногда и открыто враждебным.

Вряд ли кто-то будет спорить с тем, что от женщины ожидают проявления теплых чувств, и в этом смысле она всегда находится под пристальным контролем окружающих. Прохожий считает своим долгом сказать задумавшейся о чем-то встречной женщине: «Улыбнись, дорогая», а для нейтрального выражения лица женщины, в котором нет признаков приветливости, существует специальное название – синдром стервозного лица (англ. Resting Bitch Face). Даже само слово «стервозный» подразумевает обвинение в том, что от этой женщины хорошего не жди. Я всегда воспринимала выражение «не терпит дураков» как комплимент в адрес людей, которые не могут снисходительно относиться к глупцам. Тем, от кого ждут терпеливого и дружелюбного отношения (дамы, это про нас!), придется не раз страдать от человеческой глупости, делая при этом вид, что им это в радость.

Если подняться на более высокий уровень социальных взаимоотношений, то мы увидим, что и там многие решения обусловлены той же динамикой. Профессии, связанные с заботой о других, традиционно считались женскими, однако за последние полвека мы наблюдаем перемены, произошедшие в разделении труда. Законодательно женщины больше не лишены возможности вносить свой вклад в экономику, а их деятельность не сводится к заботе о семье. Неограниченный доступ к рынку труда, контроль рождаемости, развод по взаимному согласию и законы о предоставлении содержания несовершеннолетним детям значительно сократили факторы, ограничивающие свободу женщины в принятии решений. Однако по-прежнему есть подспудное чувство, что при любом сбое в системе социальной поддержки пострадавшими окажутся женщины, а не мужчины.

В начале моей работы в университете я оказалась среди слушателей семинара по страховому праву для преподавателей. Ведущий семинара начал обсуждение с вопроса о том, во что обходится забота о семье в долгосрочной перспективе: каковы финансовые, профессиональные и социальные издержки, связанные с помощью взрослым членам семьи, братьям и сестрам, престарелым родителям в случае их болезни или недееспособности. Совершенно естественно, что разговор перешел на темы, касающиеся гендерных реалий: если верить статистике, женщины регулярно тратят большее количество часов в неделю на протяжении месяцев и даже лет на семейные заботы помимо воспитания детей. Один из присутствовавших в зале мужчин поднял руку и спросил, почему, собственно, нас так заботит, что кто-то – в данном случае женщины – берет на себя обязанность, не предписанную законом? Если женщина *выбирает* заботиться о близких, а мужчина *выбирает* этого не делать, зачем нам меры страховой поддержки, которые бы компенсировали последствия такого выбора?

Поскольку я тогда была всего лишь ассистентом, то предпочла держать свое мнение при себе, хотя к тому времени у меня уже было двое маленьких детей и я на своем опыте знала, как в нашем обществе относятся к заботе о семье – это явно не воспринимается как нечто необязательное для женщины. (Если вы хотите убедиться в этом, проведем мысленный эксперимент: представьте себе ситуацию, когда в семье с детьми школьного возраста кому-то из родителей предлагают работу за границей в течение года с возможностью приезжать домой на неделю один раз в два месяца. Как отнесутся к отцу семейства, который решит воспользоваться такой возможностью? А если это решение примет мать?)

Экономическое равноправие мужчин и женщин – это, конечно, преувеличение, но допустим, что это так, – оборачивается разными социальными издержками в том случае, если кто-то из них не справляется с семейными обязанностями, которые принято считать безвозмездным трудом. Если ваш ребенок пришел в школу одетый неподобающим образом или вы забыли положить ему в портфель контейнер с едой, то про вас скажут, что вы плохая мать, а на репутации отца это никак не скажется. В феминистских кругах было немало полемики вокруг ситуации, когда женщины годами ухаживают за больными мужьями, и это воспринимается как должное, в то время как поведение мужей, которые не изменяют, не уходят из семьи и даже отваживаются целую неделю ухаживать за больной женой, расценивается как героический подвиг. Если женщина отказывается лично ухаживать за больным, это считается проявлением эгоизма, однако если так поступает мужчина, то это – разумное и взвешенное решение.


Тэсс Уилкинсон-Райан
Махинаторы и жертвы
Победи страх и верни контроль над своей жизнью

Только что прочитала очень интересную мысль в "The H-Spot: The Feminist Pursuit of Happiness" о том, как удобно "натуральность" в обществе наклоняется в нужную сторону.

Адепты "натуральности" наперебой рассказывают как "естественно" для женщины испытывать ужасную боль при родах или терпеть изматывающую боль при менструации. Как "естественно" для женщины вставать раньше всех, чтобы приготовить завтрак, ухаживать за детьми и работать по дому.

Но как только речь заходит о "натуральных" волосах в подмышках, "природных" волосах на ногах или "естественной" необходимости использовать прокладки раз в месяц, все натуральное тут же объявляется ужасным, отвратительным [, неэстетичным] и непереносимым.

Трусы и крестик.

Inga Pflaumer

Согласно марксизму, в капиталистическом обществе (а именно в нем по большей части развивалось женское и феминистское движения первой волны) существовало два основных антагонистских класса – буржуазия и пролетариат. Главным актором (субъектом) социальных изменений определялся пролетариат. Поэтому другие социальные группы и классы не рассматривались как акторы позитивных социальных действий.

Целью классовой борьбы рабочего класса объявлялась смена социального строя. Классовый конфликт разрешался через классовую борьбу. В рамках марксисткой теории классовой борьбы любой социальный конфликт, который не ставил своей целью уничтожение капитализма, рассматривался как ревизионизм, догматизм, оппортунизм. Понятно, что женскому движению, феминизму не было место в этой схеме. Поэтому исследователи женского движения (о феминистском речи не шло, считалось, что его в России не было) испытывали огромные сложности методологического характера по «вписанию» его в эту жесткую конструкцию. Марксистская методология уводила их на поиск конфликта, который не являлся принципиальным для данного движения и, соответственно, не выступал причиной его зарождения.

В единичных монографиях советского времени о женском движении, его рассматривали либо с позиций «женского вопроса» (Г. А. Тишкин, 1984)5, либо вписывали составляющей частью в освободительное движение (Э. А. Павлюченко, 1988)6. Факт получения женщинами избирательных прав в советской историографии был соотнесен с деятельностью советского правительства. Из истории было даже изъято упоминание, что главными участниками процесса введения всеобщего избирательного права для женщин было феминистское движение России и Временное правительство, которое уступило натиску движения, приняв соответствующие законы.

15 апреля 1917 года правительство приняло Постановление «О производстве выборов гласных городских дум, об участковых городских управлениях», по которому избирательными правами наделялись лица обоего пола, достигшие 20 лет, без различия национальности и вероисповедания. А в сентябре 1917 года россиянки получили право избирать и быть избранными в высший законодательный орган страны - Учредительное собрание. 20 июня 1917 года Временное правительство приняло Положение о выборах в Учредительное собрание, которое вступило в силу с 11 сентября 1917 года.

Советы рабочих и солдатских депутатов в условии двоевластия не поддержали требования женщин о предоставлении им избирательных прав, мотивируя это несвоевременностью и неактуальностью. Но советская власть получила в наследство прогрессивное избирательное право в отношении всех групп населения (включавшее в число полноправных граждан не только женщин, но и военнослужащих, и студентов) и присвоила его себе. Даже в солидных зарубежных исследованиях указана дата получения женщинами России избирательных прав как «СССР, 1917 год»


Ирина Юкина
Избирательные права женщин России как историографическая проблема

Во время разговора о том, что микроагрессия является одной из причин распространенности синдрома самозванца в определенных социальных группах, Келли рассказала, что получила место на интенсивной программе обучения и высокую стипендию не только из-за высоких отметок, но и из-за своего бэкграунда. Она призналась, что всегда стыдилась этого, и ей казалось, что она не заслужила своего успеха. Ей много раз говорили: «Как тебе повезло получить стипендию!» и «Ты отлично справилась, учитывая…» Люди подразумевали, что ее успех не был связан с академическими достижениями, тяжелым трудом, природными способностями, долгими часами учебы и жертвами, на которые она пошла ради карьеры.

Келли призналась, что ей было неловко из-за своего успеха, но ранее она никому об этом не рассказывала. Девушка не хотела, чтобы родственники или коллеги поняли, что все это время она «притворялась». Следовательно, у нее никогда не было возможности услышать альтернативное мнение, и никто не мог помочь ей преодолеть негативные мысли, связанные с КТ, которые нанесла микроагрессия. Таким образом, когда у Келли проявились более тяжелые симптомы синдрома самозванца, эти сомнительные комплименты звучали у нее в голове.

Наше открытие стало для Келли озарением, и в следующие несколько недель она испытывала целый спектр эмоций, включая злость на микроагрессию, облегчение из-за того, что ее синдром самозванца имеет реальную причину (или причины), а также легкую грусть из-за времени, потраченного на неуверенность в своих силах.

Келли сказала: «Я всегда думала, что проблема связана с чем-то внутри меня. Мне казалось, это со мной что-то не так, а не с моим опытом». Ее слова лишний раз подчеркивают, насколько незаметными и, следовательно, коварными могут быть КТ. Комментарии, которые на поверхности кажутся положительными, но оставляют неприятное послевкусие, вызывают внутреннее напряжение. Микроагрессия также может быть поведенческой. Например, мой клиент Кай жаловался, что его постоянно перебивали на деловых встречах, хотя больше никого из его коллег не прерывали на полуслове. В его душе зародилась неуверенность в себе. Продолжительный характер КТ утомляет людей, приводя к проблемам вроде синдрома самозванца. Человек, которого постоянно перебивают, начинает сомневаться не только в том, слушают ли его, но и в том, говорит ли он вообще что-то стоящее. Эта форма микроагрессии со временем может перерасти в скрытую травлю, если ничего не предпринять.

Чтобы перейти от осознания к принятию, важно изучить, как имплицитные предубеждения побуждают людей проявлять микроагрессию, способную привести к синдрому самозванца и проблемам с самооценкой.


Мег Арролл
Крошечные травмы: как повседневные неприятности провоцируют наши проблемы со здоровьем

#однафеминисткасказала


Отдельно поразительно, что все эти меры типа вовлеченного отцовства, - они всегда оцениваются в количестве новых детей в будущем. И никогда в пользе для уже рожденных детей и их матерей. Ну то есть, если женщина не родит второго/третьего, а просто спать лучше будет, более гармоничную жизнь себе позволит, не провалится в яму и качественнее время с уже рожденным ребенком проведет, - это ни о чем, ненужно, и вообще зря отца вовлекли.


Полина

Средневековое сознание повседневности характеризуется формированием такой мировоззренческой установки, как антифеминизм. Сразу уточним, что речь идет не о подчиненном положении женщины в средневековом обществе и урезанности открытого ей социального пространства – по оценке медиевистов, «место женщины – семья и брак», – не о ее юридическом бесправии, не о минимальном участии женщин в культурном процессе, практически исчерпывающемся их объектной ролью, не о недостаточном развитии женской идентичности, не о так называемом «молчании женщин» в средневековой культуре, а именно об установке активного антифеминизма.

Антифеминизм Средневековья – активный и острый, тотальный и всеобъемлющий, столь глубокий и фундаментальный, что его невозможно списать на имплицитную идею мужского доминирования в общем контексте традиционной культуры или эксплицитную идею мужского первородства в общехристианской системе отсчета.

Согласно библейской традиции «горче смерти женщина, потому что она – сеть, и сердце ее – силки, руки ее – оковы; добрый перед Богом спасется от нее, а грешник уловлен будет ею» (Еккл. 7: 26). Именно на женщине лежит проклятье первородного греха: руками Евы дьявол срывает запретный плод и ее устами искушает Адама: «Нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы
<...> мужчину одного из тысячи я нашел, а женщины между всеми ими не нашел» (Еккл. 7: 20, 28).

Разумеется, эту аксиологическую установку нельзя сбрасывать со счетов, однако в сознании повседневности Средневековья на этом основании созревает нечто гораздо более радикальное: женщина осмысливается не только как порочное существо, а как олицетворение порока, не просто как носитель зла, а как воплощенное зло.

Такая парадигма восприятия женщины практически универсальна для Средневековья. «Книга пословиц» Отлоха Эммерамского изобилует примерами антифеминистской позиции: «Всякая злость мала в сравнении со злостью жены»; «Жестокое животное – сердце порочной женщины». Как предостерегает Секунд, «женщина есть <...> ненасытное животное, постоянное беспокойство, непрерывная борьба, повседневный ущерб, буря в доме, препятствие к исполнению обязанностей».

Существенно то обстоятельство, что антифеминистская установка Средневековья не исчерпывается аксиологически негативным отношением к женщине, хотя это, бесспорно, имеет место. Оборотной стороной антифеминизма выступает позитивный аксиологический акцент на мужчине как таковом, славном уж тем, что он не женщина.


Марина Можейко
Женщина глазами средневековой культуры: антифеминизм как фобия

Vужчины-агрессоры используют закон, чтобы причинить вред женщинам. Мы не должны притворяться или надеяться, что мужчины не заметят и не будут намеренно использовать законы, которые позволяют им вредить женщинам новыми и одобренными государством способами, в дополнение к уже существующим методам их насилия. История показывает, что, когда вводятся новые законы – даже или, возможно, особенно, законы, которые направлены на расширение прав женщин – мужчины быстро находят новые способы этими законами воспользоваться, чтобы причинить вред женщинам.

Более того, последствия мизогинного использования закона мужчинами не обязательно ограничиваются небольшим группами женщин. Это не «очень редкая», «исключительная» проблема или проблема меньшинства. Как я покажу, мужчины использовали определенные законы и лазейки, чтобы поставить в невыгодное положение очень большое количество женщин. Вот почему так важно, чтобы при разработке законов консультировались с женскими группами и фем-юристками и политикессами, чтобы женщины-эксперты могли заметить слабые места законопроектов, которые несут опасность такой мизогинной эксплуатации. Как только такие слабые места будут выявлены, законодательницы не должны питать иллюзий, что мужчины, несомненно, будут их использовать, чтобы навредить женщинам. В идеальном мире законодательницы затем будут действовать соответствующим образом, чтобы пересмотреть законопроект, закрывая лазейки, тратя больше времени на консультации или даже переписывая всё начисто, чтобы создать законы, защищающие нас от мизогинии.

Рэйчел Хьюитт
Чтобы женщины были в безопасности, законотворцы должны предполагать худшее – а не лучшее – в мужчинах

Переведено админкой канала "Осторожно, окрашено!")

Гипатия была не просто последней учёной в Римской империи — она стала символом конца женского участия в науке, философии и общественной жизни на много столетий. После её жестокой смерти — растерзанной христианскими фанатиками в 5 веке по наущению политико-религиозной власти — доступ женщин к образованию стал всё более ограниченным. Церковь, сросшаяся с государством, закрепила запрет на обучение женщин, и это было не просто отдельное событие, а начало длительной системной репрессии.

Но поражение женщин в правах началось гораздо раньше. Даже в "лучшие времена" античности, когда мужчин восхваляли за доблесть и мудрость, женщин воспринимали как собственность — от отца к мужу. Были исключения — вроде весталок, чья свобода покупалась через полную изоляцию и служение государству. Это не было равенство, это был компромисс внутри системы, где женщина могла существовать лишь в исключении и подчинении.

То, как женщины были исключены из права распоряжаться собой, своим телом, временем, имуществом — не отличается по сути от крепостного права. Просто в одном случае человека ограничивает социальный класс, а в другом — пол. Женщины были всегда под чьей-то властью, и для них не было даже юридической возможности выйти из подчинения. И это — именно система, а не личный выбор отдельных мужчин или женщин.

Когда мы говорим: "А почему женщины не обустраивали мир?" — мы словно спрашиваем: "А почему рабы не строили себе дворцы?" Потому что у них не было на это ни средств, ни прав, ни допуска. Потому что любое сопротивление каралось смертью. Потому что система была построена на насилии.

А теперь представь, что кто-то скажет про крепостных: "Ну а чего они не вырвались, не обустроили себе жизнь?" — это будет звучать абсурдно, и даже жестоко. Потому что все понимают, что над ними была власть. Вот только когда речь заходит о женщинах, людям почему-то кажется, что "они сами виноваты", "не старались", "не захотели".

Поражение женщин — это не "естественное" течение истории, а результат постоянной, жёсткой и продуманной репрессии. Это была борьба. И да, они проиграли в борьбе против насилия. Как проигрывали и крестьяне, и рабы, и колонизированные народы. Это не повод упрекать, это повод помнить и менять.

И да — феминитивы, которые так бесят некоторых, — это не про моду и не про стиль. Это про возвращение языка тем, кого из него вычеркнули. Это про напоминание: мы здесь. Если даже от слова "психологиня" кого-то так корёжит, значит, язык всё ещё не нейтрален, а значит — работа ещё не закончена.

Современная «нуклеарная семья» — катастрофа и с психологической, и с нравственной точки зрения. Это тюрьма сексуального угнетения, игровое поле морального лицемерия, музей собственничества, завод по производству вины и школа эгоизма. И всё же, несмотря на ужасную цену, которую ее члены платят тревогой и деструктивным грузом затаенных чувств, современная семья может быть источником положительного опыта. В частности, как отмечает Джулиет Митчелл, сегодня в капиталистическом обществе семья зачастую — единственное место, где всё еще разрешено что-то, напоминающее близкие человеческие отношения (в которых есть теплота, доверие, диалог, равенство, верность, спонтанность, сексуальное удовольствие, радость). Неслучайно, что один из слоганов капиталистического общества, общества, которое способствует максимальной изоляции в работе и всех социальных связях, — это святость семьи. (Под семьей подразумевается, хоть этого и не говорят открыто, исключительно патриархальная «нуклеарная» семья.) Семейная жизнь — это пережиток тех самых «человеческих» ценностей, которые индустриальное городское общество разрушает, но всё же в каком-то виде умудряется сохранить.

Чтобы выжить, а точнее, выжать из своих граждан максимальную продуктивность и стремление к потреблению, капитализм (и его кузен — коммунизм по советскому образцу) должен обеспечить ограниченное существование ценностей человеческой близости. Поэтому он награждает эти ценности привилегированным или защищенным статусом института семьи, который не представляет опасности ни в экономическом, ни в политическом смысле. В этом идеологический секрет самой формы современной нуклеарной семьи: единица семьи слишком малочисленна, слишком урезана, слишком ограничена своим жилым пространством (обычно это трех- или четырехкомнатная квартира в городе), чтобы быть жизнеспособной экономической единицей или иметь политическую связь с источниками власти. В начале Нового времени дом потерял свою древнюю роль алтаря и места ритуалов; религиозные функции полностью монополизировали «церкви», в действиях которых члены семьи участвуют как отдельные индивидуумы, вне своего дома. В конце XVIII века семью вынудили передать право образовывать (или не образовывать) своих детей централизованному государству и его «публичным школам», которые дети из каждой семьи по закону обязаны посещать как индивидуумы. Нуклеарная семья, также известная как классическая, — это бесполезная семья, идеальное изобретение городского индустриального общества. Ее функция именно в этом: быть бесполезной, быть убежищем. Лишившись всех экономических, религиозных и образовательных функций, семья существует исключительно как источник эмоциональной теплоты в этом холодном мире.

Возвеличивание семьи — это не просто откровенное лицемерие; оно обнаруживает важное структурное противоречие в идеологии и устройстве капиталистического общества. Идеологическая функция современной семьи — манипулятивная, а точнее, самоманипулятивная. Это не значит, что всё, происходящее в семейной жизни, — полная фикция. В основу нуклеарной семьи заложены искренние ценности. Если бы не эта убогая форма семейной жизни, распространенная сегодня, люди жили бы еще более изолированно друг от друга. Но эта стратегия не сможет работать вечно. Противоречие между ценностями, которые призвана хранить семья, и ценностями, пропагандируемыми массовым индустриальным обществом, в конце концов неразрешимо. Семья всё хуже и хуже справляется с возложенной на нее задачей — задачей, которая оправдывает существование семьи в ее современной форме. Функция семьи как этической кунсткамеры вырождается в индустриальном обществе; даже в ней «человеческие» ценности постепенно тают. Массовое индустриальное общество хранит ценности близости в безопасном месте, в институте по определению аполитичном. Но безопасных мест нет. «Внешний» мир становится настолько едким, что отравляет семью, заражает ее болезнью общества, которое проникает внутрь с хором голосов из телевизора в каждой гостиной.


Сьюзен Сонтаг
Третий мир женщин

Конструирование женского сексуального удовольствия стало предметом серьезных дебатов только с развитием феминисткой борьбы с порнографией. Активистки кампании против порнографии, у которых были сексуальные реакции на порнографические материалы, оказались перед дилеммой. На них оказывалось давление скрывать правду об этих реакциях из страха перед неодобрением. Активистки, которые говорили, что никогда не испытывали никакого возбуждения в ответ на садомазохистские материалы, возмущались теми активистками, которых это могло возбудить. Разве возможно выступать против чего-то, что тебя «заводит»? Феминистки, выступавшие против порнографии, сталкивались с враждебностью женщин, которые чувствовали себя виноватыми за свое возбуждение от порнографических материалов, и направляли свой гнев не на материалы, а на активисток. Пришло время объяснить, что сексуальные реакции на порнографию вовсе не являются чем-то необычным, что это не причина для вины и стыда, и что это не повод отказаться от гнева на порнографию. Скорее следует еще больше злиться на порнографию, которая демонстрирует всю степень того, как женское подчинение повлияло на наши чувства, и как нас побуждали считать эти чувства своими собственными.

Для решения проблемы эротизации нашего собственного угнетения, нам нужен новый язык и новый способ определять наши сексуальные чувства. После сексуальной революции в культуре доминирует убеждение, что сексуальное возбуждение – это всегда «удовольствие». Это делает опыт порнографии особенно болезненным, потому что в порнографии откровенное унижение женщин может быть возбуждающим. Мы чувствуем вину за «удовольствие» от угнетения женщин. В словаре либертарианцев нет слов или категорий для не позитивных сексуальных реакций, нет способа описать всю сложность наших чувств в подобной ситуации. И это не случайность.

Одна из техник политического контроля – это контроль языка. Трудно «думать» о том, для чего нет слов. Женщинам полагается думать о сексе только как о чем-то позитивном. В отсутствии слов для негативных сексуальных чувств или опыта, либертарианцы могут навешивать на феминисток ярлык «противниц секса». Они смотрят на секс только с одной стороны – как на нечто однозначно хорошее. Поэтому они признают только две позиции в отношении сексуальности – за секс или против секса. Феминистский подход к вопросу о сексуальном желании потребует изобретения нового языка. Нам нужна возможность описать сексуальные реакции, которые при этом являются негативными.


Шейла Джеффрис
Антиоргазм: феминистский взгляд на сексуальную революцию

Стереотипные представления о месте женщины в обществе глубоко интегрированы в схему взаимодействия мошенника и жертвы. Враждебный и доброжелательный сексизм отражают два разных направления стереотипных представлений о женщинах: как о чистых и высоконравственных созданиях или как о лгуньях и мошенницах. Как бы то ни было, эти два направления тесно связаны между собой, что подтверждается культурными нормами и статистическими данными.

Доброжелательный сексизм показывает, какое поощрение получает тот, кого одурачили, а враждебный сексизм угрожает наказанием за отказ играть по таким правилам. Легитимизирующий миф о красивой маленькой дурочке обещает женщинам выгодную сделку, по условиям которой мужчины оберегают их и поклоняются им, при этом предусмотрительно вытесняются недовольные, которых обвиняют во лжи и притворстве. Враждебный сексизм, подобно расовым предрассудкам, пропагандирует убеждение в том, что женщины, выступающие за равенство, на самом деле просто пытаются обойти мужчин.


Тэсс Уилкинсон-Райан
Махинаторы и жертвы
Победи страх и верни контроль над своей жизнью

"...отжила 24 года с ним. Он меня не матюгал и палец на мне не бывал, я не биваная и не матюганая отжила" (79 лет, Поддорский район 2007; архив лаборатории фольклора НовГУ).

Разве кто-то еще может похвастаться такой редкой удачей? Это настолько удивительная, поразительная, неслыханная ситуация в деревне, что информантка повторяет несколько раз: муж не ругал и не бил.

Когда до поля 5 дней, а передо мной все еще бездна, архивная бездна. И вот разыскиваю в архивах одно (мифологическое), а взгляд цепляется постоянно за другое (увы, слишком реалистическое, разрывающее сердце).

#интересное #наподумать #историяженщин
Утащила картинку из одного мужского канала, куда ходить не советую, если только не желаете пополнить свой ЧС парой сотен имён.

А почему утащила-то?

А чтобы показать вам, что в мире в когорте до 50 лет во всех возрастных группах есть мужской перевес. Перевожу на русский: мужчин в возрасте до 50 лет включительно больше, чем женщин до 50 лет включительно 🤯
С 50 до 60 лет наблюдается более-менее равновесие.
И лишь после 60 лет очень медленно начинается небольшой женский перевес.

И это с учётом того, что мужчины самовыпиливаются намного чаще женщин и чаще бывают убиты в бытовых конфликтах.

Всё равно мужчин больше - и больше их как раз в самых опасных возрастах.

То есть…насколько тогда страшнее жизнь женщин, что даже несмотря на всё это женщин меньше, чем мужчин, в возрасте до 50 лет!!! Насколько жизнь женщин опаснее! И это при том, что в среднем женщины живучее… Насколько жизнь женщин голоднее и тяжелее… насколько хуже для нас уровень мед помощи…

Да, мальчиков рождается тоже больше, чем девочек, но и умирают в младенчестве и детстве они чаще. Так что эта общая картина - не только следствие более высокого числа рождений мальчиков.

В ответ на комментарий о том, что мальчиков и так-то рождается уже больше, даю более развёрнутый комментарий:

Да, но они также намного чаще участвуют в заведомо более опасных занятиях, более опасных играх, чаще дерутся и совершают более опасные поступки (пятничная подборка у Неудобных женщин не даст соврать!!!)

И при всём при этом до 50 лет их всё равно заметно больше, чем женщин.

И я вижу тому ясные причины:
- фемицид;
- повсеместное нормализованное и разрешённое законом физическое и психологическое насилие над женщинами;
- ненадлежащий уровень мед обслуживания женщин (женщин хуже обследуют и лечат, хуже оперируют, к женщинам применяют акушерское насилие);
- пропаганда и насильственное лишение женщин должного уровня питания (недокармливание, экономия на питании девочек, пропаганда нездоровых диет и требований ‘красоты’);
- лишение женщин правильной физ активности (запрет гулять на улице, принуждение находиться дома - привет рахит, слабые лёгкие) и принуждение к изнуряющему постоянному труду;
- лишение должного сна и отдыха)

А для наглядности приведу соотношения численности полов по возрастным когортам по мировой половозрастной пирамиде (источник)

Сидела для вас всё считала по данным на калькуляторе...и это превосходит даже тот трэш, который я предполагала:

0-4 года: м/ж 1,0521 (0,9505 - обратное соотношение)
5-9 лет: м/ж 1,0598 (0,9436)
10-14 лет: м/ж 1,0662 (0,9379)
15-19 лет: м/ж 1,0654 (0,9386)
20-24 года: м/ж 1,0612 (0,9423)
25-29 лет: м/ж 1,0599 (0,9435)
30-34 года: м/ж 1,0546 (0,9482)
35-39 лет: м/ж 1,0426 (0,9591)
40-44 года: м/ж 1,0297 (0,9712)
45-49 лет: м/ж 1,0146 (0,9856)
50-54 года: м/ж 0,9967 (1,0033)
55-59 лет: м/ж 0,9736 (1,0271)
60-64 года: м/ж 0,9422 (1,0613)
65-69 лет: м/ж 0,8952 (1,1171)
70-74 года: м/ж 0,8384 (1,1927)
75-79 лет: м/ж 0,7879 (1,2692)
80-84 года: м/ж 0,7011 (1,4263)
85-89 лет: м/ж 0,5851 (1,7091)
90-94 года: м/ж 0,4617 (2,1659)
95-99 лет: м/ж 0,3369 (2,9682)
100+ лет: м/ж 0,2328 (4,2955)

То есть...то есть мальчиков рождается примерно 105 на 100 девочек, как мы все знаем. А дальше, несмотря на объективно большую физиологическую подверженность мальчиков и мужчин инфекциям, несмотря на их более опасное поведение, большую вовлечённость в драки и вооружённые конфликты - соотношение девочек ещё более проседает и проседает где-то до 15 лет - кстати, всем нам известно, что возраст около 12-19 лет самый опасный для девочек и девушек...а 13 лет это средний возраст вовлечения в половую эксплуатацию...

И лишь после отметки 15 лет соотношение начинает понемногу возвращаться к точке отсчёта 1,05 - и достигает её лишь в возрасте около 35 лет!!! То есть до 35 лет у нас "необъяснимая" повышенная смертность девочек и женщин. До 35 лет - вдумайтесь! Это несмотря на более опасное поведение мужчин, на их более пофигистическое отношение к своему здоровью и безопасности, несмотря на их заметно более высокий уровень суицидов.

Так а когда же соотношение полов хотя бы выравнивается? А где-то в районе 50 лет! То есть все эти сказки про "потому что на 10 девчонок по статистике 9 ребят" до 50 лет уж точно не работает. Ну а после 50 большинство девчонок мальчишками уже не интересуются...наелись досыта, как говорится.

Идём дальше - когда соотношение достигает значения, обратного 1,05 - ну то есть когда соотношение ж/м становится равно соотношению м/ж при рождении - а это чудное мгновенье находится уже где-то в районе 60 лет...

А дальше природа берёт своё, и мужчины, несмотря на все свои патриархальные привилегии и бесплатное ежедневное женское обслуживание и вытянутые женские жилы, силы и соки, плавно уползают в небытие.

И вроде бы можно было бы улыбнуться...но дело в том, что большинство из нас в возрасте не то что 60, а уже и 50 лет и хотели бы, конечно, пожить в своё удовольствие - но согласитесь, годы полурабского труда 24/7, недосыпы и пережитое насилие дают о себе знать, и не так чтобы много женщин обладали в 50+ лет (а тем более в 60+ лет) здоровьем, силами и финансами...а часто и душевным огнём, чтобы реально жить в своё удовольствие. И большинство женщин - матери, а значит, штраф за материнство тоже нехило так проезжается двойным катком почти по каждой.

И я готова вмазать этой статистикой любому (именно любому, не любой!), кто мне скажет, что мужчин надо беречь и что они все такие нежные хрупкие, каждый день живут в страшной опасности - и я прекращу бить этой статистикой только тогда, когда он мне объяснит все причины повышенной смертности женщин и девочек с момента рождения и до 35 лет 😡

Засим удаляюсь успокаиваться и пытаться уснуть...но завтра буду полыхать с новыми силами!

Дисциплинарный проект женственности – это «установка»: он требует таких радикальных и обширных мер телесной трансформации, что практически каждая женщина, которая отдается ему, в той или иной степени обречена на неудачу. Таким образом, к ощущению женщиной того, что тело, в котором она находится, несовершенно, добавляется доля стыда: ей следовало бы лучше заботиться о себе; в самом деле, она могла бы пробежать эту последнюю милю трусцой. У многих женщин нет времени или ресурсов, чтобы обеспечить себя даже минимумом того, что требуется для такого режима, например, должной диетой. Это дополнительный источник стыда для бедных женщин, которые должны нести это бремя вдобавок к более распространенному, с точки зрения общества, стыда нищеты. Бремя этих женщин носит не только психологический характер, так как соответствие существующим стандартам телесной приемлемости является общеизвестным фактором экономической мобильности.

Более крупные дисциплины, конструирующие «женственное» тело из женского, никоим образом не зависят от расы или класса. Нет никаких доказательств того, что цветные женщины или женщины из рабочего класса в целом менее привержены мысли о стремлении к идеальной женственности, чем их более привилегированные сестры: я не отрицаю множества способов, которыми факт расы, класса, местности, этнической принадлежности или личного вкуса может повлиять на особенности тех практик, которые я описала. Подающая надежды молодая администраторка может купить свою косметику в Bergdorf Goodman, в то время как официантка в McDonald's купит ее в KMart; кто-то может записаться в дорогой «престижный» фитнес-клуб, в то время как кому-то, возможно, придется довольствоваться домашним тренажерным залом GFX Body-Flex II стоимостью 9,49 доллара, рекламируемым в National Enquirer: обе нацелены на один и тот же общий результат.

В режиме институционализированной гетеросексуальности женщина должна преобразить себя в «объект и добычу» для мужчины: именно для него эти глаза – прозрачные озера, эта щека – гладкая, как у младенца. В современной патриархальной культуре в сознании большинства женщин присутствует паноптический [от сущ. «Паноптикум», т.е. всевидящий прим. пер] мужчина-знаток: он беспрерывно наблюдает за ними и в любой момент может вынести приговор. Женщина живет своим телом так, словно ее видит потусторонний, неизвестный патриархальный Другой.


Сандра Ли Бартки
Фуко, женственность и модернизация патриархальной власти

#однафеминисткасказала


Нацизм, национализм — это игры, в которые играют мальчики, выстраивая свою иерархию и указывая друг другу место в ней. Защищать кого-то из них — впустую расходовать свой ресурс. Во всей этой правой риторике, которую сами же мужчины развели, говоря о народе, о нации, о «людях», мужчины говорят о себе. А женщины — это инкубаторы для продолжения рода этой самой нации.