Forwarded from Советские мозаики
Мозаика ташкентской телебашни
Фойе башни встречает посетителей уникальным панно из мозаики Абдумалика Бухарбаева, которое состоит из полудрагоценных камней, металла и мрамора и имеет общую площадь около 250 квадратных метров. Панно изображает сцены, повествующие об истории родного края, о связи и космосе, телевидении и радио.
Абдумалик Бухарбаев — один из немногих художников из Узбекистана, который владеет этой техникой. Он принимал участие в сооружении и оформлении многих крупных архитектурных объектов Узбекистана: гостиницы «Чорсу», международной гостиницы «Le Meridian», республиканского радиотелевизионного центра и Дворца дружбы народов.
🙂 Советские мозаики
Фойе башни встречает посетителей уникальным панно из мозаики Абдумалика Бухарбаева, которое состоит из полудрагоценных камней, металла и мрамора и имеет общую площадь около 250 квадратных метров. Панно изображает сцены, повествующие об истории родного края, о связи и космосе, телевидении и радио.
Абдумалик Бухарбаев — один из немногих художников из Узбекистана, который владеет этой техникой. Он принимал участие в сооружении и оформлении многих крупных архитектурных объектов Узбекистана: гостиницы «Чорсу», международной гостиницы «Le Meridian», республиканского радиотелевизионного центра и Дворца дружбы народов.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Forwarded from Современная живопись
Forwarded from Центральное Болото
В прошедшие дни в чате снова мелькнуло то ли удивление, то ли разочарование, что сейчас мы не копаем. Стоит снова вернуться к тому, как устроены современные археологические исследования.
Археологи, "строители наоборот", разрушают памятник в ходе своей работы. В начале месопотамской археологии в Мосуле, да и в других местах, рыли тоннели сквозь культурный слой в поисках клинописи или статуй, которые увозили за море или за океан.
В наше время даже раскопки Ура в 1920-е годы видятся варварскими, хотя последовательные хронологические периоды уже хорошо фиксировались (но не дневные поверхности и не координаты находок, и очень мало внимания уделялось вариациям массовой керамики).
Скорее всего, что-то из наших сегодняшних практик, которые мы считаем научными, археологи будущего сочтут варварскими.
Поэтому наша задача совсем не в том, чтобы достать из слоя побольше сокровищ. Она в том, чтобы получить как можно больше информации о памятнике и, главное, о людях, которые здесь жили в прошлом, с минимальными разрушениями.
Это и практически необходимо: многомесячные раскопочные сезоны с сотнями рабочих давно ушли в прошлое. Типичный сезон иностранной экспедиции в Ираке - полтора месяца, хорошо два, много три. Больше и в погодное окно не поместится.
Поэтому копают очень прицельно, только то, что действительно никак нельзя исследовать другим способом, кроме раскопок.
Значит ли это, что мы получаем меньше информации о памятнике, чем раньше? Наоборот! Уже в этом сезоне благодаря аэрофотосъёмкам в разных условиях и магнитометрии с высокой чувствительностью и детализацией мы узнаем о Телле Дехайла значительно больше, чем узнали бы за годы раскопок. (На основании этих данных мы начнем делать макет города для Пушкинского музея, о чем я уже писал.)
Чего нельзя узнать с помощью неразрушающих методов? Они, упрощая дело, дают совокупную, кумулятивную картину за всю историю накопления слоя. Конечно, иногда и на магнитной карте и на аэрофотоснимке видно, что что-то перекрыто чем-то, и можно догадаться, что было сначала, что потом.
Но с дистанционными данными в руках уже можно решить, где именно копать, какую часть памятника имеет смысл разрушить нашими исследованиями, чтобы вернуть его из небытия и, в нашем случае, постараться найти клинописные документы, которые, в числе прочего, могут указать древнее имя города и его датировку.
А остальное пусть покоится с миром; и пусть народные археологи и эрозия как можно меньше тревожат наш спящий город.
Археологи, "строители наоборот", разрушают памятник в ходе своей работы. В начале месопотамской археологии в Мосуле, да и в других местах, рыли тоннели сквозь культурный слой в поисках клинописи или статуй, которые увозили за море или за океан.
В наше время даже раскопки Ура в 1920-е годы видятся варварскими, хотя последовательные хронологические периоды уже хорошо фиксировались (но не дневные поверхности и не координаты находок, и очень мало внимания уделялось вариациям массовой керамики).
Скорее всего, что-то из наших сегодняшних практик, которые мы считаем научными, археологи будущего сочтут варварскими.
Поэтому наша задача совсем не в том, чтобы достать из слоя побольше сокровищ. Она в том, чтобы получить как можно больше информации о памятнике и, главное, о людях, которые здесь жили в прошлом, с минимальными разрушениями.
Это и практически необходимо: многомесячные раскопочные сезоны с сотнями рабочих давно ушли в прошлое. Типичный сезон иностранной экспедиции в Ираке - полтора месяца, хорошо два, много три. Больше и в погодное окно не поместится.
Поэтому копают очень прицельно, только то, что действительно никак нельзя исследовать другим способом, кроме раскопок.
Значит ли это, что мы получаем меньше информации о памятнике, чем раньше? Наоборот! Уже в этом сезоне благодаря аэрофотосъёмкам в разных условиях и магнитометрии с высокой чувствительностью и детализацией мы узнаем о Телле Дехайла значительно больше, чем узнали бы за годы раскопок. (На основании этих данных мы начнем делать макет города для Пушкинского музея, о чем я уже писал.)
Чего нельзя узнать с помощью неразрушающих методов? Они, упрощая дело, дают совокупную, кумулятивную картину за всю историю накопления слоя. Конечно, иногда и на магнитной карте и на аэрофотоснимке видно, что что-то перекрыто чем-то, и можно догадаться, что было сначала, что потом.
Но с дистанционными данными в руках уже можно решить, где именно копать, какую часть памятника имеет смысл разрушить нашими исследованиями, чтобы вернуть его из небытия и, в нашем случае, постараться найти клинописные документы, которые, в числе прочего, могут указать древнее имя города и его датировку.
А остальное пусть покоится с миром; и пусть народные археологи и эрозия как можно меньше тревожат наш спящий город.
Forwarded from Поясняю за Макрона
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
А вы говорите, что эмигрировать во Францию сложно.
Ха!
Вот, смотрите.
В Астане в самолет погрузили, в Париже из самолёта выгрузили и через день уже выдали французкий паспорт. Поселили во дворце, кормят трижды в день, бесплатное медицинское обслуживание и прочий соцпакет. Легче лёгкого. Учитесь, лошары!
Интересно, кто в команде Макрона отвечает за подбор музыки, и почему именно Florence & The Machine?
Ха!
Вот, смотрите.
В Астане в самолет погрузили, в Париже из самолёта выгрузили и через день уже выдали французкий паспорт. Поселили во дворце, кормят трижды в день, бесплатное медицинское обслуживание и прочий соцпакет. Легче лёгкого. Учитесь, лошары!
Интересно, кто в команде Макрона отвечает за подбор музыки, и почему именно Florence & The Machine?