Прочитал нового Томаса Мойнихана в Noema, где он продолжает распаковывать вещи из своих книг Spinal Catastrophism и X-Risk. В этот раз писал о перспективах и издержках строительства планетарного мозга. По традиции, там прекрасный набор референсов, от пьес и переписок признанных ученых с маргинальными коллегами до Вернадского.

Идея существования мозга-машины без всякого тела возникла в XX веке – Мойнихан называет одним из первых упоминаний лондонскую пьесу «Мозг: пьеса о всей Земле» 1930-го года. По ее тексту машину, думающую за весь мир, строят в Сахаре. Её автор Лионель Эрскин Бриттон работал с 13 лет на заводе, и впечатлился пережитым опытом. Тогда же энтомологи нащупывали концепцию суперорганизма – колония муравьев в муравейнике ведет себя не так, как себя ведет одинокий муравей. В какой-то момент для размышляющих ученых насекомые стали зеркалом; возник вопрос, насколько сложным может быть поведение глобального общества, не скованного границами физиологии или государств.

Позже, в 80-х, Джон Мейнард Смит и Эёрс Cатмари выдвинули теорию эволюции, согласно которой произошло несколько “больших сдвигов” в отношении того, что мы определяем как индивид, то есть “отдельный субъект”. У клеток появилось ядро, одноклеточные дали ход многоклеточным, одиночки уступили группам охотников. Каждый такой переход знаменовал возникновение “координированного целого” из более простых, отдельных сущностей. Похожие процессы идут и сейчас: Мойнихан отмечает, что различные выбросы и патогены игнорируют любые сконструированные человеком границы, влияя на жизнь человечества вообще; рыночная экономика также может глобально реагировать на локальные события. Учитывая распространенность различных сетей, связывающих всех нас, нельзя ли предположить, что мы уже строим гигантскую новую кору для этой планеты?

Именно в пользу необходимости такого вектора развития аргументировал Оливер Райзер: в 1946-м он опубликовал «Мировой сенсориум: социальная эмбриология мировой федерации»; утверждал, что национализм пора сменить планетизмом – у Земли должна появиться “собственная голова”.

Побочный эффект этого процесса заключается в том, что со временем у нас уходит все больше сил и средств на поддержание этих машин. Грубо говоря, мы уже не столько концентрируемся на том, чтобы что-то делать конкретным инструментом, сколько на том, чтобы вообще удержать его в биомеханических руках цивилизации – да, здесь Мойнихан намекает на "испытывающий" неутолимую жажду ИИ. Ситуация парадоксальна тем, что наши отношения с такими размышляющими (и, соответственно, принимающими решения) машинами все больше напоминают паразитические. Мы сдаем интеллектуальный суверенитет механизму, который сам по себе пребывает исключительно в вегетативном состоянии, не имея ни собственного тела, ни субъективного опыта. Опять же, мысль не новая, уже подуманная Гастоном де Павловски в «Путешествии к стране четвертого измерения» 1912 года.

В общем, траектории глобализации-планетизма и “цефализации” ("отрастим планете мозг") пересекаются на территории, которую Вернадский назвал ноосферой, "думающей оболочкой Земли". И любой утопизм в отношении торжества интеллекта в оптике Мойнихана разбивается об эволюционный факт устройства таких суперорганизмов в природе. Да, муравьи изумительны и общественно сложны, но для этого им пришлось обменять осиные крылья, жала и интеллект на мозги помельче, крылья не для всех, жало послабее. Отдельный муравей проигрывает отдельной осе – собственному предку. Этот паттерн устойчиво повторяется, и Мойнихан проводит здесь занятную параллель. Равно как пчела и орхидея определяют формы друг друга, то же самое происходит с идеями и людьми; можно сказать, что идеи теперь конкурируют за ресурсы и сторонников, что тоже неплохо ложится на дебаты вокруг AGI и прочего.

От себя немного добавлю к теме геологии – Мойнихан вкратце цитирует мысль Вернадского, что Первая мировая война была событием не только историческим, но и геологическим.

Между разумом и геологией действительно есть занятная связь: качественный металл и кварц позволили создать точные часы, но точное время по часам не всегда соответствует нашей биологии. Мир охватили пояса железных дорог из стали, время мира синхронизировалось, и мы все познакомились с джетлагом. Мы изобрели телеграф, требовавший коротких и простых предложений, и это повлияло как на формат новостей, так и на писателей вроде того же Хемингуэя.

Продолжая линию теоретизирования из примеров Мойнихана, можно допустить, что часть цефализации мира предполагает превращение каждого камешка и деревяшки в материал, способный либо хранить, либо передавать информацию, что окончательно смешает геологию с разумом и разучит человека забывать (а следовательно, и запоминать).

А раз уж вернулся к постингу (да, я все еще плотно доделываю книгу про тела и аватары), сразу дам небольшое объявление. У нас подошел к концу первый сезон книжного клуба! Мы весело обсуждали сказки маркетологов о культуре, изумлялись фактологии книг от академиков и обсуждали контекст и критику «Ориентализма» Саида. Короче, было круто, огромное спасибо участникам.

Книгой межсезонья путем голосования клуб выбрал монографию Ольги Пинчук «Сбои и поломки. Этнографическое исследование труда фабричных рабочих» — автор сам устроился на фабрику, изучил быт рабочих и вынесла ряд занятных заключений о том, как именно все сбоит и ломается, и почему в какой-то момент рабочие начинают пренебрегать правилами.

Следующий сезон чтений — «Не-люди». Вот что будем читать:

«Рынок удобных животных», Катя Крылова — о популярных собачках в чашках, кафе с животными и наших отношениях с городскими зверьми.

«Запутанная жизнь. Как грибы меняют мир, наше сознание и наше будущее», Мерлин Шелдрейк — о грибах, их богатой подземной жизни и границах индивидуальности.

«Путешествие к муравьям», Эдвард Уилсон, Берт Хёлльдоблер — упакованное в научно-художественно-автобиографический текст исследование мира муравьев длиной в жизнь. Муравьи предстают самыми настоящими инопланетянами; одна из любимых книг.

«Гриб на краю света. О возможности жизни на руинах капитализма», Анна Лёвенхаупт Цзин — и снова грибы! На этот раз о том, как один из самых желанных грибов на свете стал частью сложной глобальной логистической цепочки, от Японии до Финляндии.

Если хотите присоединиться к клубу, сделать это можно здесь.

Два заголовка из рубрики «неравномерно распространяющийся киберпанк». Если точнее, из приключений LLM в стране без какой-либо регуляции.

Компании в Мексике используют ИИ для оживления мертвецов

Rest of World пишет, что пивной бренд Cerveza Victoria запустила кампанию ко Дню мертвых — присылаешь фото в What's App, получаешь анимацию, на которой человек улыбается и моргает. Тем же занимаются похоронные агентства (под лозунгом "ты все еще с нами"), и вслед за пивом пошли другие компании.

С учетом отсутствия регулирования таких данных, никаких гарантий, что эти же изображения потом не будут перепроданы кому-нибудь еще, нет. При этом каждый пятый мексиканец становится жертвой киберпреступников, согласно исследованию Norton.

Следующий же заголовок звучит так:

Приложение с ИИ помогает предотвратить до 9% самоубийств

В 2022-м администрация штата Юкатан заключила контракт с компанией MeMind на разработку приложения, диагностирующего риск суицида. Проблема для штата насущная — количество самоубийств там в два раза выше среднего по стране. Проблема усугубляется еще и тем, что в консервативно настроенном обществе поиск помощи от родственников или других людей в принципе навешивает на человека определенную стигму.

В сентябре отчитались, что количество суицидов снизилось на 9%; неизвестно, впрочем, сколько здесь заслуг именно приложения. Здесь же, правда, есть свой набор проблем: смартфоны в Мексике не настолько доступны, MeMind бросает большую сеть и заявляет, что проконсультироваться нужно как минимум 10 000 пользователей (больше клиентов — больше денег, тут интерес понятен), мужчины от 18 до 39 лет входят в зону наибольшего риска, но реже всего пользуются приложением.

В общем, неожиданно часть сюжета «Убик» Филиппа Дика про общение с умирающими становится реальностью. Для регулирования вопрос прав мертвецов и их отношений с живыми, пожалуй, тоже теперь возникает в новом свойстве.

То есть, существуют определенные фантазии и идеи на тему цифровых двойников-клонов-помощников, обладающих нашими же правами (на заключение сделок, например), но я вижу в этом и своего рода теологический поворот.

Двойник-копия предполагает наличие оригинала, но этот оригинал, вообще говоря, имеет мало общего с Вечным Духом, который всего лишь живет в теле. Время нашего пребывания в сознании и ясном уме во многом зависит от того, как мы это считаем — выкидываем младенчество, сон, попойки, старческий маразм и любые периоды недееспособности, соматических флуктуаций и подверженности аффектам, и на принятие рациональных решений, кажется, остается не так уж много времени. Это еще если не думать о том, что у нас могут поменяться взгляды или настроения, а склонность к рационализации сиюминутного не ослабляет хватку примерно никогда.

В некотором смысле удивительно наблюдать, как ИИ подползает к человеческим костям, а мы еще ближе подходим не то к идеям русского космизма с "музеем всех живых" (у Николая Федорова как раз "ныне живущие должны воссоединиться с умершими"), не то к в некотором смысле восточно-азиатскому взгляду на размытые границы "настоящего" и "каноничного", но в отношении человека.

Глазастые хвосты, инструкции для сборки двухголовых червей и клеточная карта тела

Познакомился с работой биолога Майкла Левина. Изучает он вопросы биологии развития (developmental biology) – то есть, как строится организм. И оказывается, что примерно десятилетие назад Левин начал переворачивать укоренившиеся представления о том, как вообще мы превращаемся из пары клетов в, собственно, нас самих.

Популярное и уже закрепленное в виде аксиомы понимание развития тела ставит в центр картины жизни гены. Вот как Докинз опубликовал бестселлер «Эгоистичный ген», так и закрепилось, превратилось в общее знание. Сама по себе биология таким фундаментом не ограничивается, но для большинства ответ на тайны жизни, пожалуй, если не кроется в генах, то хотя бы вращается на их орбите. Но все же для перехода от зародышей, семян и яиц к детям, деревьям и зверям нужно намного больше тонкой работы, чем просто наличие инструкций. Что еще нужно и почему руки у нас растут (обычно) из правильного места – это как раз вопросы онтогенеза, которыми Левин и занимается.

В сущности, Левин сравнивает гены с кодом ассемблера – необходимым слоем для работы софта, обращающимся к железу напрямую; но программисты сегодня вообще нечасто работают на таком уровне. Для клеток, чтобы они развивались в нужном качестве и вставали на свои места, тоже должен быть свой уровень организации. И здесь Левин вытаскивает хорошо забытое старое под названием «биоэлектрическая сеть».

Можно сказать, теория Левина даже несколько упрощает понимание морфогенеза, приравнивая в принципе любые клетки к нейронам. Биоэлектрическая теория предполагает, что вообще все клетки организма обмениваются электрическими импульсами, ровно как это делают и нейроны – все необходимые инструменты у них для этого есть, просто происходит этот процесс намного медленнее. А различить эту форму коммуникации команде Левина помог плоский червь планарий.

Планарий прекрасен: не стареет, восстанавливается из любого отрезанного куска, но при этом не подвержен раковым заболеваниям и вообще каким-либо дефектам. Порежь его на десяток кусков – получишь десяток особей. Причем регенерирует планарий исправно, из головы вырастает хвост, из хвоста вырастает голова. Как организм определяет, что нужно отрастить, но никогда не отращивает ничего лишнего?

В ходе исследований пришли к выводу, что справляются клетки планария с помощью “потенциалов мембран” – стабильного электрического состояния, позволяющего сориентировать себя относительно остальных клеток тела. Именно эта информация и помогает клеткам построить голову в нужном месте. И как только раненых планариев поместили в раствор, блокирующий определенные ионные каналы – следовательно, искажающий и информацию, передаваемую между клетками – они начали отращивать по две головы или вовсе головы, анатомически соответствующие другим видам. И никакого вмешательства в гены!

За планариями последовали лягушки, которым уже успели отрастить дополнительные лапы и функционирующие глаза на хвостах. Характерно, что даже если немного перемешать “лицо” головастиков на определенной стадии развития (в исследовании их элегантно обзывают “пикассоподобными”), то в процессе развития организма все равно все части встанут на свое место.

Работа Левина интересна, в общем, не только тем, что генетический взгляд на развитие организма дополняется биоэлектрикой, но и значительным усложнением нашего понимания “интеллекта” в самом широком смысле (здесь как будто бы должны обрадоваться панпсихисты). В то же время, коллеги в целом относятся ко многим его выводам скептически, не в последнюю очередь из-за перехода вообще на другой уровень абстракций в рассуждениях, хотя никто не опровергает его эмпирические исследования. Возможно, из работы Левина получится извлечь какие-то практические выгоды, а может быть, он пройдет путь Дарвина. Надо следить.