В музыкальном мире еще один неординарный кроссовер, сокращающий количество рукопожатий между олимпом и мирскими землями: икона графических романов Фрэнк Миллер нарисовал обложку для лимитированной партии винилов нового альбома канадского певца The Weeknd.
О заслугах Миллера, как и полагается биографии большого уважаемого человека, можно говорить монографиями, но если вкратце и с хайлайтами, то тут и трейлер документалки справится. И да, это он рисовал обложку для делюкс-переиздания "Радуги тяготения" Томаса Пинчона с пожелания самого автора.
Между тем, викендовский Hurry Up Tomorrow в продаже и на стримингах с 24 января.
О заслугах Миллера, как и полагается биографии большого уважаемого человека, можно говорить монографиями, но если вкратце и с хайлайтами, то тут и трейлер документалки справится. И да, это он рисовал обложку для делюкс-переиздания "Радуги тяготения" Томаса Пинчона с пожелания самого автора.
Между тем, викендовский Hurry Up Tomorrow в продаже и на стримингах с 24 января.
Бенхамин Лабатут нынче большая звезда - здесь он дает интервью Натали Портман для ее книжного клуба, здесь он из дома просвещает интеллигентную публику в костюмах о влиянии науки на мироустройство, а здесь один из руководителей издательства Ад Маргинем с оглушительной настойчивостью фаната с вувузелой сравнивает его с Достоевским в день рождения последнего, практически ровняя их в статусе и влиятельности.
Шумиху понять можно - публике нужен автор, снижающий градус накала от грядущей технологической сингулярности, пусть пока это действует от обратного, да и фокус легко раскрываем - в самом методе построения сюжетов Лабатут многое занимает у любимого им Давенпорта, раскручивающего маленькие исторические события до размера рассказов, только Лабатут не прямолинеен в последовательности и берет темы из мест, куда боятся ступать гуманитарии - территории чисел и формул.
В 2021, после успеха “Когда мы перестали понимать мир”, он рассказывал о произведении в работе - эссе в трех частях под названием “Камни безумия” (“The Stones of Madness”, цитируя автора), где структура реальности и ее взаимосвязь с безумием рассматривалась через оптику произведений Лавкрафта, Филипа Дика и математика Дэвида Гильберта, уверенного, что реальностью можно манипулировать посредством математики. Завершалось эссе рассказом о картине Босха “Извлечение камня безумия” (на русском более известной как “Извлечение камня глупости”), иллюстрирующей фольклорный фламандский сюжет о том, что безумие - растущий в голове камень, после удаления которого к человеку возвращается рассудок.
С того момента и до сего дня я не знал о судьбе этого эссе, но ночью гонец привез важную весть:
Бенхамин Лабатут - Камень глупости. Перевод Полины Казанковой. Ad Marginem, 2025.
Шумиху понять можно - публике нужен автор, снижающий градус накала от грядущей технологической сингулярности, пусть пока это действует от обратного, да и фокус легко раскрываем - в самом методе построения сюжетов Лабатут многое занимает у любимого им Давенпорта, раскручивающего маленькие исторические события до размера рассказов, только Лабатут не прямолинеен в последовательности и берет темы из мест, куда боятся ступать гуманитарии - территории чисел и формул.
В 2021, после успеха “Когда мы перестали понимать мир”, он рассказывал о произведении в работе - эссе в трех частях под названием “Камни безумия” (“The Stones of Madness”, цитируя автора), где структура реальности и ее взаимосвязь с безумием рассматривалась через оптику произведений Лавкрафта, Филипа Дика и математика Дэвида Гильберта, уверенного, что реальностью можно манипулировать посредством математики. Завершалось эссе рассказом о картине Босха “Извлечение камня безумия” (на русском более известной как “Извлечение камня глупости”), иллюстрирующей фольклорный фламандский сюжет о том, что безумие - растущий в голове камень, после удаления которого к человеку возвращается рассудок.
С того момента и до сего дня я не знал о судьбе этого эссе, но ночью гонец привез важную весть:
Бенхамин Лабатут - Камень глупости. Перевод Полины Казанковой. Ad Marginem, 2025.
Как же скудно рассыпан список информации о Харри Крюзе на русском – тут один беглый отзыв, там одна статья, и несколько конгломератов, зарытых на стыке пород глубин телеграма. В них Крюза представляют неординарным писателем с юга, максимум «южноготическим Босхом» или «Фланнери О’Коннор на стероидах», но никак не полноправным классиком, ровней Капоте и Маккарти, который только за счет своего кутежного образа жизни и безразличия к переизданиям не стал нулевым километром, откуда можно строить свою вкусовую идентичность молодым читателям, критикам и писателям. Но при жизни Крюз был именно таким – иконой маргиналов, последним атлантом юга, культовым журналистом и бесплодным любимчиком киноделов.
На обороте «Детства» мы подобрали отзывы от уважаемых людей мира искусства так, чтобы они не просто создавали модель Крюза в 5D, но и расставили координаты по его жизни, линзы, позволяющие рассмотреть каждый важный этап его карьеры, каждый из которых оголтело несся к следующей (э/ин)волюционной точке мэтра, чье наследие раскапывают и переоткрывают только в постковидные времена, спустя десять лет после его смерти - и я очень рад, что так неосознанно мы попали в этот поток, вымывающий крюзовское золото из тверди забвения, словно по распоряжению всевышнего цайтгайста.
Сегодня я открою этот цикл из пяти постов и опираясь на отзывы друзей и коллег Крюза расскажу о самом авторе и его влиянии на (около)литературный мир Америки.
#крюзв5отзывах
На обороте «Детства» мы подобрали отзывы от уважаемых людей мира искусства так, чтобы они не просто создавали модель Крюза в 5D, но и расставили координаты по его жизни, линзы, позволяющие рассмотреть каждый важный этап его карьеры, каждый из которых оголтело несся к следующей (э/ин)волюционной точке мэтра, чье наследие раскапывают и переоткрывают только в постковидные времена, спустя десять лет после его смерти - и я очень рад, что так неосознанно мы попали в этот поток, вымывающий крюзовское золото из тверди забвения, словно по распоряжению всевышнего цайтгайста.
Сегодня я открою этот цикл из пяти постов и опираясь на отзывы друзей и коллег Крюза расскажу о самом авторе и его влиянии на (около)литературный мир Америки.
#крюзв5отзывах
Ну что, как вам "Детство" Крюза? Читаете? Прочитали? Делитесь впечатлениями!
А пока посмотрите, например, на альтернативный ковер авторства Владимира Вертинского.
А пока посмотрите, например, на альтернативный ковер авторства Владимира Вертинского.
2024 — хороший год для представления литературы “жесткого юга”, чьи апостолы — Харри Крюз, Ларри Браун и Барри Ханна.
О всем движении “жесткого юга” или, более привычно, “грит-лита” (то есть, крепкой литературы), я расскажу в своем новом канале, но сейчас уместнее поговорить о Ларри Брауне - его дебютный роман “Грязная работа” анонсировали в издательстве Chaosss Press. Перед микро-рассказом о книге можно представить самого писателя и как он вообще пришел к своему ремеслу:
Браун родился и вырос в Оксфорде, Миссисипи - оттуда же родом Уильям Фолкнер. Вся его жизнь не располагала к писательству: читал мало, письмо же скорее было его ахиллесовой пятой — получив двойку по сочинению, он провалил выпускной экзамен. Но по канону южных писательских биографий — именно такие грамматические пораженцы в природе оказываются самыми прорывными прозаиками.
Ближе к тридцати Браун посчитал, что сможет разбогатеть на написании романов, устав работать на пяти-шести мелкооплачиваемых работах в разбросе от слесаря до пожарного, и на одном дыхании накатал больше 300 страниц истории о медведе-людоеде. Сказка не реализовалась и все издательства отказали Брауну. Тот же в ответ написал еще три романа, добавив к основным работам постоянные походы на почту за отказами. Тут Браун, проявив смекалку, решил зайти в мир литературы с заднего двора — начав рассылать рассказы для мужских журналов. Один из рассказов в итоге приняли — в журнал о женщинах и мотоциклах.
Секрет издания раскусился, ноша неудачливого писателя редуцировалась, а прокачавшийся за шесть лет на классике литературы юга Браун уже мог пользоваться новыми приемами, подсмотренными у коллег из академических кругов, что вылилось в его дебютный роман “Грязная работа”.
В “Грязной работе” в госпитале для военнослужащих встречаются два ветерана вьетнамской войны — у одного ампутированы конечности и он грезит думами, что он беглый африканский король, у другого — реконструированное лицо и ранение в голову, от которого случаются помутнения в сознании. Они курят и рассказывают друг другу свои истории — почти “Медитации в зелени” Райта, только без добротного лаосского хмурого.
С этим романом Браун познал успех - дальше он пойдет уже по примерно понятной тропе писателя на коне: экранизация с Николасом Кейджем, награды, монографии, не менее большие поклонники типа Боба Дилана (который даже цитировал его в одной из песен и использовал фотографию с обложки его сборника для своего альбома), а проза Брауна облегчилась в подаче до более привычных для юга тем с густой звукописью, варьируясь от хоррора до эротики (или вернее сказать хиллибилли-эротики), будто бы предвещающей ранние альбомы Ланы Дель Рей.
Творчеству это пошло на пользу — в отличие от своего наставника Харри Крюза, Браун не стремился стилистически радикализироваться и намеренно выставлять себя в образе маргинала, потому что оставался простым человеком из народа, которому нравится рассказывать истории — даже на своей визитке Браун представлялся как простой человек. В этом он был ближе всех остальных к Фолкнеру — возможно, поэтому, его предисловие открывает фотоальбом фотографа Мартина Дайна о Фолкнере и его родном Оскфорде.
К сожалению или радости, карьера Брауна вспыхнула и быстро погасла, ограничившись всего 5 прижизненными романами, разбавленными рассказами, мемуарами о работе пожарным и эссе; он же успел построить дом для будущих творений, вырастить троих детей и умереть во сне в 53, спросив перед сном у жены:
Жизнь прекрасна, да же, Ма?
О всем движении “жесткого юга” или, более привычно, “грит-лита” (то есть, крепкой литературы), я расскажу в своем новом канале, но сейчас уместнее поговорить о Ларри Брауне - его дебютный роман “Грязная работа” анонсировали в издательстве Chaosss Press. Перед микро-рассказом о книге можно представить самого писателя и как он вообще пришел к своему ремеслу:
Браун родился и вырос в Оксфорде, Миссисипи - оттуда же родом Уильям Фолкнер. Вся его жизнь не располагала к писательству: читал мало, письмо же скорее было его ахиллесовой пятой — получив двойку по сочинению, он провалил выпускной экзамен. Но по канону южных писательских биографий — именно такие грамматические пораженцы в природе оказываются самыми прорывными прозаиками.
Ближе к тридцати Браун посчитал, что сможет разбогатеть на написании романов, устав работать на пяти-шести мелкооплачиваемых работах в разбросе от слесаря до пожарного, и на одном дыхании накатал больше 300 страниц истории о медведе-людоеде. Сказка не реализовалась и все издательства отказали Брауну. Тот же в ответ написал еще три романа, добавив к основным работам постоянные походы на почту за отказами. Тут Браун, проявив смекалку, решил зайти в мир литературы с заднего двора — начав рассылать рассказы для мужских журналов. Один из рассказов в итоге приняли — в журнал о женщинах и мотоциклах.
Секрет издания раскусился, ноша неудачливого писателя редуцировалась, а прокачавшийся за шесть лет на классике литературы юга Браун уже мог пользоваться новыми приемами, подсмотренными у коллег из академических кругов, что вылилось в его дебютный роман “Грязная работа”.
В “Грязной работе” в госпитале для военнослужащих встречаются два ветерана вьетнамской войны — у одного ампутированы конечности и он грезит думами, что он беглый африканский король, у другого — реконструированное лицо и ранение в голову, от которого случаются помутнения в сознании. Они курят и рассказывают друг другу свои истории — почти “Медитации в зелени” Райта, только без добротного лаосского хмурого.
С этим романом Браун познал успех - дальше он пойдет уже по примерно понятной тропе писателя на коне: экранизация с Николасом Кейджем, награды, монографии, не менее большие поклонники типа Боба Дилана (который даже цитировал его в одной из песен и использовал фотографию с обложки его сборника для своего альбома), а проза Брауна облегчилась в подаче до более привычных для юга тем с густой звукописью, варьируясь от хоррора до эротики (или вернее сказать хиллибилли-эротики), будто бы предвещающей ранние альбомы Ланы Дель Рей.
Творчеству это пошло на пользу — в отличие от своего наставника Харри Крюза, Браун не стремился стилистически радикализироваться и намеренно выставлять себя в образе маргинала, потому что оставался простым человеком из народа, которому нравится рассказывать истории — даже на своей визитке Браун представлялся как простой человек. В этом он был ближе всех остальных к Фолкнеру — возможно, поэтому, его предисловие открывает фотоальбом фотографа Мартина Дайна о Фолкнере и его родном Оскфорде.
К сожалению или радости, карьера Брауна вспыхнула и быстро погасла, ограничившись всего 5 прижизненными романами, разбавленными рассказами, мемуарами о работе пожарным и эссе; он же успел построить дом для будущих творений, вырастить троих детей и умереть во сне в 53, спросив перед сном у жены:
Жизнь прекрасна, да же, Ма?
Forwarded from пандемониум core
Самый простой способ смешения удивления и чувства расслоения реальности - грузинский "Улисс" 83 года выпуска в переводе Нико Киасашвили, Тбилиси.
Поражаюсь, вдохновляюсь, восхищаюсь.
Поражаюсь, вдохновляюсь, восхищаюсь.
Forwarded from Pollen fanzine
Всем привет и с наступающим! Гирляндно о планах и запусках на 2025 год:
В работе:
❶ Рик Муди «Пурпурная Америка». Самый стилистически выверенный роман ученика Джона Хоукса, Анджелы Картер и Уильяма Гэддиса. Быстрый, злой, трагичный и смешной текст о распаде одной семьи и одной атомной станции.
❷ Стив Томасула «ИН&ОЗ». Роман(с) о труде и искусстве, дизайне и инженерии, надеждах и невозможности творческой реализации. Золото нашей издательской коллекции.
Начнем работу:
❶ Майкл Герр «Депеши». Репортаж из ада поганого. Одна из центральных книг о Вьетнаме, балансирующая между романом и документальной сводкой. Панический язык и непричесанные диалоги, оцененные писателями от Уильяма Берроуза до Джона ле Карре и Кормака Маккарти.
❷ Барри Ханна «Дирижабли». Без преувеличений культовый сборник рассказов от одного из апостолов грит-лита. Так бы выглядела проза Сэмюэля Беккета, если бы он родился и вырос на юге США. Возмутительный, нетерпимый, и в то же время остроумный и трагикомичный — только с таким спектром проницательности можно завоевать любовь земляков, готовых без сожалений клеить на надгробие Уильяма Фолкнера стикер с надписью «Я лучше прочитаю “Дирижабли”».
Pollen special:
❶ Первый большой проект о Уильяме Гэддисе
❷ Второй большой проект о Уильяме Гэддисе
В новом году мы желаем вам больше времени на книги, и больше людей, вместе и параллельно с которыми вы читаете эти книги. С любовью, Пыльца.
В работе:
❶ Рик Муди «Пурпурная Америка». Самый стилистически выверенный роман ученика Джона Хоукса, Анджелы Картер и Уильяма Гэддиса. Быстрый, злой, трагичный и смешной текст о распаде одной семьи и одной атомной станции.
❷ Стив Томасула «ИН&ОЗ». Роман(с) о труде и искусстве, дизайне и инженерии, надеждах и невозможности творческой реализации. Золото нашей издательской коллекции.
Начнем работу:
❶ Майкл Герр «Депеши». Репортаж из ада поганого. Одна из центральных книг о Вьетнаме, балансирующая между романом и документальной сводкой. Панический язык и непричесанные диалоги, оцененные писателями от Уильяма Берроуза до Джона ле Карре и Кормака Маккарти.
❷ Барри Ханна «Дирижабли». Без преувеличений культовый сборник рассказов от одного из апостолов грит-лита. Так бы выглядела проза Сэмюэля Беккета, если бы он родился и вырос на юге США. Возмутительный, нетерпимый, и в то же время остроумный и трагикомичный — только с таким спектром проницательности можно завоевать любовь земляков, готовых без сожалений клеить на надгробие Уильяма Фолкнера стикер с надписью «Я лучше прочитаю “Дирижабли”».
Pollen special:
❶ Первый большой проект о Уильяме Гэддисе
❷ Второй большой проект о Уильяме Гэддисе
В новом году мы желаем вам больше времени на книги, и больше людей, вместе и параллельно с которыми вы читаете эти книги. С любовью, Пыльца.