Осторожно: бабушка!
Пора мне замахнуться на Вильяма нашего Шекспира и рассказать поистине драматическую историю.
В одной деревне жила бабушка. Ходила зимой и летом в тулупчике, купленном в год похорон Хрущева, очки носила, лейкопластырем заклеенные, кушала молочко с хлебом и жаловалась, что жизнь стала очень дорогая. А под матрасом хранила золотой запас Российской империи немного денег. Я ведь, друзья, просто завидую. Мне накопить миллион – легче выйти замуж за Брэда Питта. То ли жру много, то ли тулупчик мой не того фасона. А бабушке вести бы обучающие семинары: как на одной лампочке, кочане капусты и банке топленого масла скоротать зиму. Копила она внуку на машину.
Чем бабушка была дорога общественности – в долг давала, даже и большие суммы. И ей всегда возвращали. Но однажды заехал в деревню на ПМЖ незнакомый, пришлый человек. Купил там домик-развалюху, познакомился с соседями. Рассказал, что очень любит природу. В городе у него большая квартира, и ему там тесно, стены давят, потолок давит, а тут, под небом, благодать. Односельчане покивали – ну да, ну да, кому нужна квартира в городе, когда есть такая дырявая крыша и сортир на вольном воздухе. И стены не давят, они сами от падения предохраняются только обоями.
Прошло время, и стал этот пришлый брать у людей деньги в долг. Понемногу брал – быстро отдавал. Добрался и до бабушки. Взял у нее десять тысяч и паспорт в залог оставил. Через месяц отдал. Потом попросил побольше – снова отдал. Стал приезжать в деревню на хорошей машине. Пояснил, что начал заниматься бизнесом. Помозолил глаза этой машиной пару месяцев – пусть видят, что не покататься взял, – и попросил у бабушки на расширение дела полмиллиона. Отдаст через годик шестьсот. Расписку написал – сроки, суммы. Честь по чести. Показывал в телефоне фотографии своего производства – теплицы там, парники…
И не отдал. Машина оказалась его начальника, к которому он в городе устроился водителем. Производство, понятное дело, тоже начальника. И еще у двоих в деревне занял приличные суммы – в общей сложности там миллион долга получился вместе с бабушкой, без учета процентов. Это только в одной деревне. Еще и в городе были кредиторы.
Внук бабушке предлагал: надо в суд идти, требовать деньги. Бабушка артачилась. Она видела вынос тела Сталина из Мавзолея, перестройку, сухой закон, Ельцина на танке и развал СССР. Она ничего хорошего от государственной власти никогда не ждала и привыкла обходиться своими силами. К тому же, должник сказал, что через суд у него взять нечего, а так, может, отдаст потихоньку. Городская квартира, в которой ему тесно было, оказалась добрачная жены. Конечно, ему в ней тесно было – жена подала на развод.
А двое других деревенских обещаниям не поверили. Созрело дело о мошенничестве.
- Они дураки, не то, что вы, Марья Ивановна, - льстиво говорил должник бабушке. – У меня по суду ничего описать будет невозможно. Поэтому им – шиш, а вам я скоро отдам!
Так бабушка и заявление писать не стала, и показаний против соседа не дала. Дали ему на первый раз условный срок.
Прошло больше трех лет. Кредиторы исправно каждый год шевелили приставов, чтобы они хоть что-то у мошенника поискали – и случилась радость! Помер кто-то и оставил должнику в наследство квартиру. Тут приставы и слетелись, как пчелы на Винни Пуха. Жилье арестовали. Должник кричал, что так нечестно, и продавать надо деревенский дом, а в эту квартиру он пропишется, и вообще, право собственности священно.
- Угу, - отвечали приставы, выставляя квартиру на торги.
Пора мне замахнуться на Вильяма нашего Шекспира и рассказать поистине драматическую историю.
В одной деревне жила бабушка. Ходила зимой и летом в тулупчике, купленном в год похорон Хрущева, очки носила, лейкопластырем заклеенные, кушала молочко с хлебом и жаловалась, что жизнь стала очень дорогая. А под матрасом хранила
Чем бабушка была дорога общественности – в долг давала, даже и большие суммы. И ей всегда возвращали. Но однажды заехал в деревню на ПМЖ незнакомый, пришлый человек. Купил там домик-развалюху, познакомился с соседями. Рассказал, что очень любит природу. В городе у него большая квартира, и ему там тесно, стены давят, потолок давит, а тут, под небом, благодать. Односельчане покивали – ну да, ну да, кому нужна квартира в городе, когда есть такая дырявая крыша и сортир на вольном воздухе. И стены не давят, они сами от падения предохраняются только обоями.
Прошло время, и стал этот пришлый брать у людей деньги в долг. Понемногу брал – быстро отдавал. Добрался и до бабушки. Взял у нее десять тысяч и паспорт в залог оставил. Через месяц отдал. Потом попросил побольше – снова отдал. Стал приезжать в деревню на хорошей машине. Пояснил, что начал заниматься бизнесом. Помозолил глаза этой машиной пару месяцев – пусть видят, что не покататься взял, – и попросил у бабушки на расширение дела полмиллиона. Отдаст через годик шестьсот. Расписку написал – сроки, суммы. Честь по чести. Показывал в телефоне фотографии своего производства – теплицы там, парники…
И не отдал. Машина оказалась его начальника, к которому он в городе устроился водителем. Производство, понятное дело, тоже начальника. И еще у двоих в деревне занял приличные суммы – в общей сложности там миллион долга получился вместе с бабушкой, без учета процентов. Это только в одной деревне. Еще и в городе были кредиторы.
Внук бабушке предлагал: надо в суд идти, требовать деньги. Бабушка артачилась. Она видела вынос тела Сталина из Мавзолея, перестройку, сухой закон, Ельцина на танке и развал СССР. Она ничего хорошего от государственной власти никогда не ждала и привыкла обходиться своими силами. К тому же, должник сказал, что через суд у него взять нечего, а так, может, отдаст потихоньку. Городская квартира, в которой ему тесно было, оказалась добрачная жены. Конечно, ему в ней тесно было – жена подала на развод.
А двое других деревенских обещаниям не поверили. Созрело дело о мошенничестве.
- Они дураки, не то, что вы, Марья Ивановна, - льстиво говорил должник бабушке. – У меня по суду ничего описать будет невозможно. Поэтому им – шиш, а вам я скоро отдам!
Так бабушка и заявление писать не стала, и показаний против соседа не дала. Дали ему на первый раз условный срок.
Прошло больше трех лет. Кредиторы исправно каждый год шевелили приставов, чтобы они хоть что-то у мошенника поискали – и случилась радость! Помер кто-то и оставил должнику в наследство квартиру. Тут приставы и слетелись, как пчелы на Винни Пуха. Жилье арестовали. Должник кричал, что так нечестно, и продавать надо деревенский дом, а в эту квартиру он пропишется, и вообще, право собственности священно.
- Угу, - отвечали приставы, выставляя квартиру на торги.
(окончание)
Продали, деньги поделили между всеми, кто ходил в суд, деревенскими и городскими, и даже двенадцать тысяч осталось должнику за вычетом всех судебных издержек. Такая радость: никому не должен и есть на что отметить!
И тут на пороге счастливых бывших обманутых односельчан возникла бабушка.
- Отдавайте мне деньги, - сказала. – Он мне больше всех должен.
- Бабушка, так ты в суд не ходила, тебе не причитается! – объяснили ей.
- Причем тут суд? – спросила бабушка сурово. – Вот у меня расписка, все знают, что он мне не вернул. Квартира была ему завещана – так с нее и моя доля, значит, есть. А вы у меня украсть хотите. Все себе заграбастали.
Еле унесли оттуда бабушку, возмущенную несправедливостью. Бережно посадили на лавочку у ее дома. Но она сидеть не стала – пошла к своему должнику.
- Последний раз прошу – верни что взял.
- Да ты задолбала, старая карга! – заорал он. И долго еще распинался, какой он больше всех пострадавший. А еще сказал, что дом этот продает и уезжает нахрен из этой гнилой поганой деревни.
Бабушка пришла домой, оделась в чистое и легла умирать.
Внук пришел в редакцию с вопросом: нельзя ли теперь хоть что-то сделать? Денег жалко, конечно, и машина ему теперь не светит, но бабушку жалко больше – вся почернела, думает только о том, как ей долг вернуть.
- Бабушка уже к колдунье пошла, - жаловался внук. – Заплатила двадцать тысяч. Колдунья ей дала березовое полено, завернутое в пеленку, сказала – это его совесть. Положи ему ночью под крыльцо и нашепчи заговор – через месяц он деньги вернет, хоть и не все, может.
Мы парня ничем не порадовали: сейчас даже через суд требовать что-то бесполезно, сроки исковой давности прошли. Надо как-то отвлечь бабушку от грустных дум. Может, если уедет ее обидчик из деревни, ей полегчает?
- Может, - вздохнул внук.
Через неделю я ему позвонила: узнала, где у нас работает служба медиации. Чтобы обе стороны могли сесть за стол, и виновная повинилась бы, а обиженная смогла простить и отпустить.
- Спасибо, уже не надо, - еще горше, чем в первый раз, вздохнул он.
Оказалось, что бабушка ночью, и правда, пошла с поленом к дому неприятеля. Положила его под крыльцо, пошептала. А потом решила, что колдовство плохо действует, и она взяла спички и подожгла пеленку. Когда ей показалось, что горит плохо, невесело, вернулась к себе в дом, нашла бидончик с керосином и побрела обратно. С тем бидончиком ее и остановили соседи: подростки гуляли ночью, увидели дым и разбудили взрослых. Дом все равно сгорел со всем имуществом. Хозяин не пострадал – успел выскочить в окно. Прыгал по пепелищу, как кавказская блоха под лезгинку, да толку?
Бабушке дали на первый раз тоже условный срок – ей на момент поджога было уже 82. Стоимость сгоревшего, конечно, стали высчитывать с пенсии (около десяти тысяч в месяц), но бабушку это, по всей видимости, не беспокоило. Она даже похохатывала над супостатом:
- У меня ничего нет, один домишко старый!
На сберкнижке у нее, действительно, денег никаких не было, а куда делись сбережения из-под матраса – кто ж признается?
Внука наставляла:
- Помру – не вздумайте в наследство вступать. А то придется этому подлому рылу платить. Пусть ему государство платит.
Во какая грамотная стала в законах.
И врага своего она, кстати, пережила, даже до половины не расплатилась. Что с ним случилось – доподлинно не знаю, а ее через газету с 90-летием поздравляли.
Продали, деньги поделили между всеми, кто ходил в суд, деревенскими и городскими, и даже двенадцать тысяч осталось должнику за вычетом всех судебных издержек. Такая радость: никому не должен и есть на что отметить!
И тут на пороге счастливых бывших обманутых односельчан возникла бабушка.
- Отдавайте мне деньги, - сказала. – Он мне больше всех должен.
- Бабушка, так ты в суд не ходила, тебе не причитается! – объяснили ей.
- Причем тут суд? – спросила бабушка сурово. – Вот у меня расписка, все знают, что он мне не вернул. Квартира была ему завещана – так с нее и моя доля, значит, есть. А вы у меня украсть хотите. Все себе заграбастали.
Еле унесли оттуда бабушку, возмущенную несправедливостью. Бережно посадили на лавочку у ее дома. Но она сидеть не стала – пошла к своему должнику.
- Последний раз прошу – верни что взял.
- Да ты задолбала, старая карга! – заорал он. И долго еще распинался, какой он больше всех пострадавший. А еще сказал, что дом этот продает и уезжает нахрен из этой гнилой поганой деревни.
Бабушка пришла домой, оделась в чистое и легла умирать.
Внук пришел в редакцию с вопросом: нельзя ли теперь хоть что-то сделать? Денег жалко, конечно, и машина ему теперь не светит, но бабушку жалко больше – вся почернела, думает только о том, как ей долг вернуть.
- Бабушка уже к колдунье пошла, - жаловался внук. – Заплатила двадцать тысяч. Колдунья ей дала березовое полено, завернутое в пеленку, сказала – это его совесть. Положи ему ночью под крыльцо и нашепчи заговор – через месяц он деньги вернет, хоть и не все, может.
Мы парня ничем не порадовали: сейчас даже через суд требовать что-то бесполезно, сроки исковой давности прошли. Надо как-то отвлечь бабушку от грустных дум. Может, если уедет ее обидчик из деревни, ей полегчает?
- Может, - вздохнул внук.
Через неделю я ему позвонила: узнала, где у нас работает служба медиации. Чтобы обе стороны могли сесть за стол, и виновная повинилась бы, а обиженная смогла простить и отпустить.
- Спасибо, уже не надо, - еще горше, чем в первый раз, вздохнул он.
Оказалось, что бабушка ночью, и правда, пошла с поленом к дому неприятеля. Положила его под крыльцо, пошептала. А потом решила, что колдовство плохо действует, и она взяла спички и подожгла пеленку. Когда ей показалось, что горит плохо, невесело, вернулась к себе в дом, нашла бидончик с керосином и побрела обратно. С тем бидончиком ее и остановили соседи: подростки гуляли ночью, увидели дым и разбудили взрослых. Дом все равно сгорел со всем имуществом. Хозяин не пострадал – успел выскочить в окно. Прыгал по пепелищу, как кавказская блоха под лезгинку, да толку?
Бабушке дали на первый раз тоже условный срок – ей на момент поджога было уже 82. Стоимость сгоревшего, конечно, стали высчитывать с пенсии (около десяти тысяч в месяц), но бабушку это, по всей видимости, не беспокоило. Она даже похохатывала над супостатом:
- У меня ничего нет, один домишко старый!
На сберкнижке у нее, действительно, денег никаких не было, а куда делись сбережения из-под матраса – кто ж признается?
Внука наставляла:
- Помру – не вздумайте в наследство вступать. А то придется этому подлому рылу платить. Пусть ему государство платит.
Во какая грамотная стала в законах.
И врага своего она, кстати, пережила, даже до половины не расплатилась. Что с ним случилось – доподлинно не знаю, а ее через газету с 90-летием поздравляли.
Пригнитесь, летит добро
Когда тебе хотят сделать добро, о котором ты не просил, нужно немедленно бросить благодетеля в воду. Иначе потом сам фиг выплывешь.
Так случилось с одним парнем по имени Саша. Когда ему было три года, его родители развелись, а мать вышла замуж за другого. Саша считал отчима родным отцом, а тот, «чтобы парня не дразнили» уговорил знакомых в сельсовете состряпать поддельное свидетельство о рождении мальчика – с его отчеством и фамилией.
Если хотите знать мое мнение, то там скорее отчим комплексовал, что его будут дразнить… не знаю кем, но кем-то, кто воспитывает не своего ребенка. Потому что если ребенок кличет кого-то папой, то со стороны заподозрить, что тот папа липовый, можно лишь если «папа» похож на Уилла Смита, а «сын» на Джеки Чана. Или если ты лично держал канделябр в этом семействе.
Но такой уж попался этот отчим, относил себя к ответственным мужикам. Те, правда, приносили его обратно, но он упорно не желал покидать это общество.
Как бы там ни было, семья переехала в другой регион, там мальчик пошел в школу с фамилией отчима. А отчим, окончательно освоившись с ролью главы семейства, начал пить, бить жену и Сашу прикладывать как следует. Мальчишка лет в 14 уже хотел из дома убегать, а мать призналась: не отец он тебе, он тебя даже не усыновлял. Просто имя поменял за бутылку в сельсовете. И достала настоящее свидетельство о рождении.
Когда пришло время получать паспорт, Саша решил, что имя отчима носить не будет, все равно оно фальшивое. И понес в паспортно-визовую службу (тогда она занималась выдачей документов) настоящее свидетельство. А его не приняли. Сказали: в домовой книге указан Александр Иванович Пупкин, а в свидетельстве – Александр Петрович Пипкин. Паспорта не дадим. При этом, если бы он принес фальшивое свидетельство, проблем бы не было – данные-то совпадают с домовой книгой.
Тут, мне кажется, и был изобретен мем с кланяющимся пингвином. Спасибо, батя, что меня в детстве не дразнили безотцовщиной.
Узнав, что история вышла из семейных рамок в большой мир, отчим… просто сбежал. Испугался, что его могут привлечь за подделку документов. А вместе с ним пропало и поддельное свидетельство о рождении. То есть теперь даже если бы парень решил все-таки получить паспорт на насильно присвоенное ему имя, а уже потом поменять как вздумается, ему это сделать бы не удалось.
И Саша пошел в суд – с просьбой признать, что лицо, названное «Александром Ивановичем Пупкиным» и «Александром Петровичем Пипкиным», — одно и то же. Но суд его заявление не принял: чтобы начать судебное разбирательство, требуется установить личность участников процесса, а личность можно установить только по документу с фотографией, то есть по паспорту…
Парня просто динамили из инстанции в инстанцию и вообще не объясняли, как жить на белом свете человеку, которого подставили в несознательном возрасте.
Однажды он шел по улице и увидел, как трое избивают одного. Схватил валявшуюся бутылку, разбил, выставил «розочку» перед собой и пошел защищать незнакомого парнишку… Злоумышленники разбежались, их вскоре задержали, и Саша проходил свидетелем. Милиции сразу сказал: у меня нет паспорта, поэтому не знаю, как вы меня запишете в документах, да и в суд меня не пустят. «Не боись, все решим!» - сказали милиционеры и не обманули. УВД было согласно принять его свидетельство о рождении, кем бы он ни был, и даже на процесс пустили без паспорта. Лишь бы дело устояло, он же ключевой свидетель.
В военкомате тоже проблем не возникло: там взяли его свидетельство о рождении и зачеркнули в списке одну фамилию, надписали другую – всего делов.
Но когда что-то надо не государству от человека, а человеку от государства, сама собой строится великая бетонная стена. Ни устроиться официально на работу, ни пойти учиться в вуз, ни жениться на любимой женщине Саша не мог несколько лет. Пока пресса не вмешалась и не подтолкнула слегка и прокуратуру, и суд, и УВД. А «отцы» - и биологический, и «заботливый» - в его жизни больше не объявлялись.
Когда тебе хотят сделать добро, о котором ты не просил, нужно немедленно бросить благодетеля в воду. Иначе потом сам фиг выплывешь.
Так случилось с одним парнем по имени Саша. Когда ему было три года, его родители развелись, а мать вышла замуж за другого. Саша считал отчима родным отцом, а тот, «чтобы парня не дразнили» уговорил знакомых в сельсовете состряпать поддельное свидетельство о рождении мальчика – с его отчеством и фамилией.
Если хотите знать мое мнение, то там скорее отчим комплексовал, что его будут дразнить… не знаю кем, но кем-то, кто воспитывает не своего ребенка. Потому что если ребенок кличет кого-то папой, то со стороны заподозрить, что тот папа липовый, можно лишь если «папа» похож на Уилла Смита, а «сын» на Джеки Чана. Или если ты лично держал канделябр в этом семействе.
Но такой уж попался этот отчим, относил себя к ответственным мужикам. Те, правда, приносили его обратно, но он упорно не желал покидать это общество.
Как бы там ни было, семья переехала в другой регион, там мальчик пошел в школу с фамилией отчима. А отчим, окончательно освоившись с ролью главы семейства, начал пить, бить жену и Сашу прикладывать как следует. Мальчишка лет в 14 уже хотел из дома убегать, а мать призналась: не отец он тебе, он тебя даже не усыновлял. Просто имя поменял за бутылку в сельсовете. И достала настоящее свидетельство о рождении.
Когда пришло время получать паспорт, Саша решил, что имя отчима носить не будет, все равно оно фальшивое. И понес в паспортно-визовую службу (тогда она занималась выдачей документов) настоящее свидетельство. А его не приняли. Сказали: в домовой книге указан Александр Иванович Пупкин, а в свидетельстве – Александр Петрович Пипкин. Паспорта не дадим. При этом, если бы он принес фальшивое свидетельство, проблем бы не было – данные-то совпадают с домовой книгой.
Тут, мне кажется, и был изобретен мем с кланяющимся пингвином. Спасибо, батя, что меня в детстве не дразнили безотцовщиной.
Узнав, что история вышла из семейных рамок в большой мир, отчим… просто сбежал. Испугался, что его могут привлечь за подделку документов. А вместе с ним пропало и поддельное свидетельство о рождении. То есть теперь даже если бы парень решил все-таки получить паспорт на насильно присвоенное ему имя, а уже потом поменять как вздумается, ему это сделать бы не удалось.
И Саша пошел в суд – с просьбой признать, что лицо, названное «Александром Ивановичем Пупкиным» и «Александром Петровичем Пипкиным», — одно и то же. Но суд его заявление не принял: чтобы начать судебное разбирательство, требуется установить личность участников процесса, а личность можно установить только по документу с фотографией, то есть по паспорту…
Парня просто динамили из инстанции в инстанцию и вообще не объясняли, как жить на белом свете человеку, которого подставили в несознательном возрасте.
Однажды он шел по улице и увидел, как трое избивают одного. Схватил валявшуюся бутылку, разбил, выставил «розочку» перед собой и пошел защищать незнакомого парнишку… Злоумышленники разбежались, их вскоре задержали, и Саша проходил свидетелем. Милиции сразу сказал: у меня нет паспорта, поэтому не знаю, как вы меня запишете в документах, да и в суд меня не пустят. «Не боись, все решим!» - сказали милиционеры и не обманули. УВД было согласно принять его свидетельство о рождении, кем бы он ни был, и даже на процесс пустили без паспорта. Лишь бы дело устояло, он же ключевой свидетель.
В военкомате тоже проблем не возникло: там взяли его свидетельство о рождении и зачеркнули в списке одну фамилию, надписали другую – всего делов.
Но когда что-то надо не государству от человека, а человеку от государства, сама собой строится великая бетонная стена. Ни устроиться официально на работу, ни пойти учиться в вуз, ни жениться на любимой женщине Саша не мог несколько лет. Пока пресса не вмешалась и не подтолкнула слегка и прокуратуру, и суд, и УВД. А «отцы» - и биологический, и «заботливый» - в его жизни больше не объявлялись.
Алфавитный указатель
Е – Еда
Сейчас очень модно пихать психологию вообще везде. «Что говорит о вас тип оволосения в носу?», «Оцените ваши брачные перспективы по цвету его носков», «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто были твои предки тысячу лет назад». Хотелось бы сказать, что я не такая, но фиг там. Мой критерий оценки людей – еда.
Если вы едите пюрешку с котлетой, лучшее в Москве дефлопе, снятого с бронзового Ленина голубя, или вы, может быть, веган, или, допустим сыроед, для которого согретое солнцем яблоко уже безнадежно испорчено, - вы молодец. При условии, что это ваш голубь и ваше яблоко. А если вы едите мою еду, то, скорей всего, вы козел и мне сразу не понравитесь.
Нет, я не против поделиться или приготовить много всячины для гостей. Законы гостеприимства – вообще святое. Но когда я сама иду в гости, постоянно попадаю в идиотские ситуации, связанные с едой.
Например, зовет в гости одна семья, уточняя, что алкоголь все приносят сами. Не вопрос. Беру бутылку вина с таким расчетом, что мне хватит где-то трети, а остальное – любому желающему. Гости выставляют на стол у кого что – пиво, водка, баночные коктейли, сангрия, коньяк... Хозяйка вцепляется в мою бутылку вина с криком: «Ой, какая прелесть, что это?! Можно попробовать?» Да ради Б. Пробует. Снова кричит: «Ой, какое вкусное вино принесла Салли!» - и к ней тянется полдюжины бокалов. И пробуют, и хвалят… Вот и кончилась бутылочка. «Ой, Салли, а что ты теперь будешь пить? Вот сангрия, вот сухое…» Спасибо, блин, большое.
Или противоположная ситуация. Иду в гости, где, знаю, угощение обычно очень сильно не на мой вкус – жирное, острое, чесночное. А люди хорошие. Поэтому беру с собой небольшой продуктовый запас сразу на стол – нарезки какие-нибудь, бутылку вина опять же, что-то сладкое – конфеты в коробке, тортик… Отдаю – и хозяева все это уносят в неизвестном направлении. «Это же на стол!» - «Да у нас куча еды!» Я вижу… И прямо чувствую, как желудок начинает срочно зашивать входное отверстие изнутри, печень резко блокируется, поджелудочная завещает наградить себя посмертно, а вкусовые сосочки прощаются друг с другом и поют грустные песни.
Е – Еда
Сейчас очень модно пихать психологию вообще везде. «Что говорит о вас тип оволосения в носу?», «Оцените ваши брачные перспективы по цвету его носков», «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто были твои предки тысячу лет назад». Хотелось бы сказать, что я не такая, но фиг там. Мой критерий оценки людей – еда.
Если вы едите пюрешку с котлетой, лучшее в Москве дефлопе, снятого с бронзового Ленина голубя, или вы, может быть, веган, или, допустим сыроед, для которого согретое солнцем яблоко уже безнадежно испорчено, - вы молодец. При условии, что это ваш голубь и ваше яблоко. А если вы едите мою еду, то, скорей всего, вы козел и мне сразу не понравитесь.
Нет, я не против поделиться или приготовить много всячины для гостей. Законы гостеприимства – вообще святое. Но когда я сама иду в гости, постоянно попадаю в идиотские ситуации, связанные с едой.
Например, зовет в гости одна семья, уточняя, что алкоголь все приносят сами. Не вопрос. Беру бутылку вина с таким расчетом, что мне хватит где-то трети, а остальное – любому желающему. Гости выставляют на стол у кого что – пиво, водка, баночные коктейли, сангрия, коньяк... Хозяйка вцепляется в мою бутылку вина с криком: «Ой, какая прелесть, что это?! Можно попробовать?» Да ради Б. Пробует. Снова кричит: «Ой, какое вкусное вино принесла Салли!» - и к ней тянется полдюжины бокалов. И пробуют, и хвалят… Вот и кончилась бутылочка. «Ой, Салли, а что ты теперь будешь пить? Вот сангрия, вот сухое…» Спасибо, блин, большое.
Или противоположная ситуация. Иду в гости, где, знаю, угощение обычно очень сильно не на мой вкус – жирное, острое, чесночное. А люди хорошие. Поэтому беру с собой небольшой продуктовый запас сразу на стол – нарезки какие-нибудь, бутылку вина опять же, что-то сладкое – конфеты в коробке, тортик… Отдаю – и хозяева все это уносят в неизвестном направлении. «Это же на стол!» - «Да у нас куча еды!» Я вижу… И прямо чувствую, как желудок начинает срочно зашивать входное отверстие изнутри, печень резко блокируется, поджелудочная завещает наградить себя посмертно, а вкусовые сосочки прощаются друг с другом и поют грустные песни.
(окончание)
И вечно примерно такая фигня. А бороться за пропитание как-то стремно. Не дай бог так оголодать. Знаменитая мантра «словами через рот» мне кажется какой-то немного избыточной в ситуациях, где достаточно просто соблюдать элементарный этикет. Все, что приносят гости не в виде подарка, выставляется на стол. Необязательно предварительно предъявлять справку о хронической непереносимости кабачковой икры.
Зато хозяева (они же культурные люди!) звонят на следующий день и рассказывают, какие вкусные были нарезки, и как они мне признательны. Силь ву пле… От всей души.
Вот так я себя считала человеком, крайне невезучим в межличностной еде, пока знакомый не рассказал свой вариант трагических событий. Собирались компанией в ресторанчике поесть шашлыков. Каждый платит за себя. И знакомый заказал шашлык из семги, а одна девушка, которая притащила на пивную и шашлычную вечеринку ребенка шести лет, - из курицы. Принесли – и она такая говорит:
- А давай поменяемся, а то у меня ребенок не хочет из курицы, хочет из рыбы!
- Я тоже из курицы не хочу, - говорит знакомый.
Она идет в наступление:
- Но ты же взрослый, ты можешь потерпеть, а ребенок нет…
- Я не хочу терпеть! – возмущается он. – Я хотел из семги – я заказал из семги.
Но она его все-таки уговорила – мол, иначе ребенок будет так страдать, так плакать, у нее просто сердце разорвется… Он меняется с ней шашлыком с условием, что она тогда сама за него и платит (там цена почти в два раза отличается от курицы). Итог предсказуемо печальный: мало того, что ребенок отказался и от семги, и тот шашлык смолотила его мать (её мать!), так она еще и заплатила за курицу. Сказала, что потом компенсирует разницу. Когда-нибудь потом. Или ребенок вырастет и заплатит. А то что-то очень дорогие нынче шашлыки.
И вечно примерно такая фигня. А бороться за пропитание как-то стремно. Не дай бог так оголодать. Знаменитая мантра «словами через рот» мне кажется какой-то немного избыточной в ситуациях, где достаточно просто соблюдать элементарный этикет. Все, что приносят гости не в виде подарка, выставляется на стол. Необязательно предварительно предъявлять справку о хронической непереносимости кабачковой икры.
Зато хозяева (они же культурные люди!) звонят на следующий день и рассказывают, какие вкусные были нарезки, и как они мне признательны. Силь ву пле… От всей души.
Вот так я себя считала человеком, крайне невезучим в межличностной еде, пока знакомый не рассказал свой вариант трагических событий. Собирались компанией в ресторанчике поесть шашлыков. Каждый платит за себя. И знакомый заказал шашлык из семги, а одна девушка, которая притащила на пивную и шашлычную вечеринку ребенка шести лет, - из курицы. Принесли – и она такая говорит:
- А давай поменяемся, а то у меня ребенок не хочет из курицы, хочет из рыбы!
- Я тоже из курицы не хочу, - говорит знакомый.
Она идет в наступление:
- Но ты же взрослый, ты можешь потерпеть, а ребенок нет…
- Я не хочу терпеть! – возмущается он. – Я хотел из семги – я заказал из семги.
Но она его все-таки уговорила – мол, иначе ребенок будет так страдать, так плакать, у нее просто сердце разорвется… Он меняется с ней шашлыком с условием, что она тогда сама за него и платит (там цена почти в два раза отличается от курицы). Итог предсказуемо печальный: мало того, что ребенок отказался и от семги, и тот шашлык смолотила его мать (её мать!), так она еще и заплатила за курицу. Сказала, что потом компенсирует разницу. Когда-нибудь потом. Или ребенок вырастет и заплатит. А то что-то очень дорогие нынче шашлыки.
Алфавитный указатель
Ю – Юбка
Бывает такой день, когда хочется взять от жизни всё. Что это конкретно, вряд ли какая-то женщина сможет сказать нормальными словами, потому что тупо включается цыганский гипноз: пролистнется в голове миллион страниц глянцевых журналов, попрет на повышенном звуке реклама из телевизора с шампунями, после которых блохи уходят умирать, а миллионеры приходят умирать – от твоей красоты – и ты, одуревшая от своих скрытых талантов и возможностей, не понимаешь, почему до сих пор взяла от жизни не всё. Даже немного своего туда вложила без особой отдачи. Короче, никогда ничего не просите, если можно украсть.
На этот случай у меня лежала в шкафу между леопардовыми стрингами и туфлями на шестиэтажных каблуках джинсовая мини-юбка примерно на две ладони выше колена. Если надеть всё это сразу, то Вселенная схлопнется, поэтому леопардовые стринги я так никогда и не надела, навсегда уступила Леонтьеву. Боялась застудить свое честное имя. А в юбку и туфли себя засунула. Так лего собирают – до щелчка. Чпок! Вот и я.
Если бы тогда существовала передача «Модный приговор», меня бы приговорили к какой-нибудь высшей мере. И, может, это даже к лучшему. А так я пошла, покачиваясь под гнетом своей новой красоты, на работу. В пути выяснилось: если на тебе гладкие плотные колготки, то жесткая юбка будет неумолимо ползти по ним строго вверх. Поэтому из дома я вышла в юбке на две ладони выше колена, а на подходах к работе оказалось, что до того места, где у Леонтьева начинаются леопардовые стринги, остается полпальца. В пути пыталась помочь гравитации руками.
Занятая этим, не сразу заметила, что каблуки, подпиравшие меня снизу, тоже хотят внимания. Поэтому от этих туфель ноги болят примерно везде. В некоторых местах – потому что трёт, в других – потому что гнёт, в третьих – потому, что природа выдала мне эти ноги под персональную ответственность вообще для другого. А я сейчас в своем нелепом желании прожить чужую глянцевую жизнь одну сломаю, а вторую потеряю.
Ю – Юбка
Бывает такой день, когда хочется взять от жизни всё. Что это конкретно, вряд ли какая-то женщина сможет сказать нормальными словами, потому что тупо включается цыганский гипноз: пролистнется в голове миллион страниц глянцевых журналов, попрет на повышенном звуке реклама из телевизора с шампунями, после которых блохи уходят умирать, а миллионеры приходят умирать – от твоей красоты – и ты, одуревшая от своих скрытых талантов и возможностей, не понимаешь, почему до сих пор взяла от жизни не всё. Даже немного своего туда вложила без особой отдачи. Короче, никогда ничего не просите, если можно украсть.
На этот случай у меня лежала в шкафу между леопардовыми стрингами и туфлями на шестиэтажных каблуках джинсовая мини-юбка примерно на две ладони выше колена. Если надеть всё это сразу, то Вселенная схлопнется, поэтому леопардовые стринги я так никогда и не надела, навсегда уступила Леонтьеву. Боялась застудить свое честное имя. А в юбку и туфли себя засунула. Так лего собирают – до щелчка. Чпок! Вот и я.
Если бы тогда существовала передача «Модный приговор», меня бы приговорили к какой-нибудь высшей мере. И, может, это даже к лучшему. А так я пошла, покачиваясь под гнетом своей новой красоты, на работу. В пути выяснилось: если на тебе гладкие плотные колготки, то жесткая юбка будет неумолимо ползти по ним строго вверх. Поэтому из дома я вышла в юбке на две ладони выше колена, а на подходах к работе оказалось, что до того места, где у Леонтьева начинаются леопардовые стринги, остается полпальца. В пути пыталась помочь гравитации руками.
Занятая этим, не сразу заметила, что каблуки, подпиравшие меня снизу, тоже хотят внимания. Поэтому от этих туфель ноги болят примерно везде. В некоторых местах – потому что трёт, в других – потому что гнёт, в третьих – потому, что природа выдала мне эти ноги под персональную ответственность вообще для другого. А я сейчас в своем нелепом желании прожить чужую глянцевую жизнь одну сломаю, а вторую потеряю.
(окончание)
Дохромала до работы максимально гордо и на прямых ногах, а в редакции присела на первое же подвернувшееся седалище – и поняла, что в такой позе теперь останусь навсегда. В ней меня погрузят в автобус до дома, в ней же и похоронят. Потому что снять эти туфли я не смогу, а юбка требует постоянно втянутого живота и идеальной осанки.
Сижу я там, в общем, и думаю: полцарства за любые треники и растоптанные тапки – вот тебе и бери от жизни всё. А спинка прямая и колени закручены таким изящным узлом, как советуют в журналах. У меня же еще колготки блестящие – муха поскользнется – и поэтому ноги друг о друга елозят, а занять устойчивое положение не могут.
Приходят коллеги, видят эту картину: сидит Салли в мини-юбке, прядёт ногами, как лошадь, а глаза злые-презлые.
- Ты чего тут сидишь? – удивляются.
Чего-чего. Мне до моего стола идти шесть метров – это примерно часа четыре с учетом двух пересадок на другие ближайшие сидячие места. Но признаться в этом нельзя, поэтому поднимаюсь (юбка, зараза, поднимается тоже) и ковыляю на свой стул. Тщетно помогаю себе беспорядочным кручением того места, которое принято называть мягким, но у меня оно превратилось в камень, тренируемый снизу каблуками, а сверху – моим желанием не отказаться от прямохождения.
И тут пришел редактор. Говорит:
- К твоей публикации нужно романтичное фото красивой девушки. Иди с фотографом на улицу, ищи подходящие модели.
Когда сигнал «надо идти вниз четыре этажа, гоняться за незнакомыми людьми с просьбой их сфотографировать» дошел от мозга до ног, они отправили обратно ответ: «абонент недоступен». И вот сижу я, снаружи в мини-юбке и при ногах, а изнутри вся в кровавых мозолях, и думаю: где бы мне взять романтичную девушку прямо здесь, на этом самом месте?
В экстремальной ситуации женщина имеет право на помощь свыше. И помощь пришла. В кабинет забежала секретарь директора – похвастаться только что состоявшейся покупкой стрингов с ромашкой. Пара веревочек, а цветок для украшения изголовья задницы такой крупный, красивый… И я воспряла духом. Говорю секретарше:
- Марина, ты не могла бы мне одолжить на минутку эти трусы?
- Зачем? – оторопела она.
- Понимаешь, - я от боли и раздражения, что нужно объяснять такие очевидные вещи, старалась не орать, чтобы не спугнуть удачу, - я их надену на шею Яне, чтобы сфотографировать.
Спустя несколько минут мне все-таки удалось обрисовать диспозицию. А дальше было дело техники. Берем Яну – самого хорошенького рекламного менеджера, - наматываем ей на шею эти стринги так, чтобы цветочек был спереди, а ценник сзади, заставляем улыбаться, будто ничего особенного не происходит, и получаем фото романтичной девушки с прелестным украшением. И никуда не надо идти.
Редактор фото одобрил.
К вечеру меня скрутило окончательно. Коллеги разбрелись, а я примостилась на диван в позе Ленина, откинув копыта в самом прямом смысле этого слова – стащила с себя проклятые каблуки, юбчонку кое-как натянула, чтобы прикрыть срам, и возлегла. Все равно к передвижению непригодна. Легла, закрыла глаза – и тут дверь кабинета приоткрывается и бочком проходит какой-то гражданин. Нет, не спортивный плейбой-яхтсмен-бизнесмен из рекламы. Обычный гражданин без особых миллионерских примет.
- Добрый вечер, - говорит. – А как бы мне найти Салли Каэсовну?
Я поднялась как не вовремя разбуженный Дракула из гроба.
- По какому вы вопросу? – спрашиваю недружелюбно.
- Я от Андрея Павловича, - говорит. От одного из героев публикаций моих, в общем. – Он просил вам передать, - и протягивает мне коробку конфет.
Так я и взяла от жизни всё, что она на тот момент могла мне предложить. Юбку больше никогда не надевала, туфли тем более. Уж лучше я уложу их в шкаф навсегда, чем они уложат меня куда попало.
Дохромала до работы максимально гордо и на прямых ногах, а в редакции присела на первое же подвернувшееся седалище – и поняла, что в такой позе теперь останусь навсегда. В ней меня погрузят в автобус до дома, в ней же и похоронят. Потому что снять эти туфли я не смогу, а юбка требует постоянно втянутого живота и идеальной осанки.
Сижу я там, в общем, и думаю: полцарства за любые треники и растоптанные тапки – вот тебе и бери от жизни всё. А спинка прямая и колени закручены таким изящным узлом, как советуют в журналах. У меня же еще колготки блестящие – муха поскользнется – и поэтому ноги друг о друга елозят, а занять устойчивое положение не могут.
Приходят коллеги, видят эту картину: сидит Салли в мини-юбке, прядёт ногами, как лошадь, а глаза злые-презлые.
- Ты чего тут сидишь? – удивляются.
Чего-чего. Мне до моего стола идти шесть метров – это примерно часа четыре с учетом двух пересадок на другие ближайшие сидячие места. Но признаться в этом нельзя, поэтому поднимаюсь (юбка, зараза, поднимается тоже) и ковыляю на свой стул. Тщетно помогаю себе беспорядочным кручением того места, которое принято называть мягким, но у меня оно превратилось в камень, тренируемый снизу каблуками, а сверху – моим желанием не отказаться от прямохождения.
И тут пришел редактор. Говорит:
- К твоей публикации нужно романтичное фото красивой девушки. Иди с фотографом на улицу, ищи подходящие модели.
Когда сигнал «надо идти вниз четыре этажа, гоняться за незнакомыми людьми с просьбой их сфотографировать» дошел от мозга до ног, они отправили обратно ответ: «абонент недоступен». И вот сижу я, снаружи в мини-юбке и при ногах, а изнутри вся в кровавых мозолях, и думаю: где бы мне взять романтичную девушку прямо здесь, на этом самом месте?
В экстремальной ситуации женщина имеет право на помощь свыше. И помощь пришла. В кабинет забежала секретарь директора – похвастаться только что состоявшейся покупкой стрингов с ромашкой. Пара веревочек, а цветок для украшения изголовья задницы такой крупный, красивый… И я воспряла духом. Говорю секретарше:
- Марина, ты не могла бы мне одолжить на минутку эти трусы?
- Зачем? – оторопела она.
- Понимаешь, - я от боли и раздражения, что нужно объяснять такие очевидные вещи, старалась не орать, чтобы не спугнуть удачу, - я их надену на шею Яне, чтобы сфотографировать.
Спустя несколько минут мне все-таки удалось обрисовать диспозицию. А дальше было дело техники. Берем Яну – самого хорошенького рекламного менеджера, - наматываем ей на шею эти стринги так, чтобы цветочек был спереди, а ценник сзади, заставляем улыбаться, будто ничего особенного не происходит, и получаем фото романтичной девушки с прелестным украшением. И никуда не надо идти.
Редактор фото одобрил.
К вечеру меня скрутило окончательно. Коллеги разбрелись, а я примостилась на диван в позе Ленина, откинув копыта в самом прямом смысле этого слова – стащила с себя проклятые каблуки, юбчонку кое-как натянула, чтобы прикрыть срам, и возлегла. Все равно к передвижению непригодна. Легла, закрыла глаза – и тут дверь кабинета приоткрывается и бочком проходит какой-то гражданин. Нет, не спортивный плейбой-яхтсмен-бизнесмен из рекламы. Обычный гражданин без особых миллионерских примет.
- Добрый вечер, - говорит. – А как бы мне найти Салли Каэсовну?
Я поднялась как не вовремя разбуженный Дракула из гроба.
- По какому вы вопросу? – спрашиваю недружелюбно.
- Я от Андрея Павловича, - говорит. От одного из героев публикаций моих, в общем. – Он просил вам передать, - и протягивает мне коробку конфет.
Так я и взяла от жизни всё, что она на тот момент могла мне предложить. Юбку больше никогда не надевала, туфли тем более. Уж лучше я уложу их в шкаф навсегда, чем они уложат меня куда попало.
Всем доброго вечера! Давайте сегодня встретимся на Пикабу. Там маленькая история, поразившая меня до глубины души. Как добро победило зло, но не смогло увернуться от пинка благодарности.
Опозорили человека
Пришла в редакцию целая делегация – две женщины и мужчина. Энергично орали на редактора, что он опозорил их семью на пустом месте. Я тогда только начинала работать, и у меня в голове от такой экспрессии сразу начали рисоваться ужасные картины, после которых редактору и всем причастным придется делать харакири. Опозорить – не шутка. В конце концов, для бедного человека хорошая репутация – единственный капитал.
Затаилась в страхе, слушаю.
Как раз у нас вышла публикация про одного мужика по имени Юрий. Он женился на женщине, у которой от первого брака была дочь. Родился общий сын. Как муж Юрий был сильно так себе – жену бил. Приданое в квартиру жены тоже принес сомнительное – шесть лет сидел за истязания, побои и хулиганство, уже в браке получил условный срок за побои и оскорбления (суд принял во внимание, что у него на иждивении малолетний ребенок). Но неправильно было бы сказать, что в семью он вложил только свой богатый жизненный опыт. У него был еще и туберкулез.
Пожив с этим сокровищем в таком режиме несколько лет, жена решила, что хорошенького понемножку, и подала на развод. Юрий пытался отсудить сына, но у него не получилось. Зато получилось устроиться на работу – дальнобойщиком. И он стал требовать, чтобы бывшая жена отпускала ребенка с ним в командировки – типа, большой уже мужик, пять лет. Бывшая большого мужика выдавать в поездки отказалась. И Юрий затаил к ней недобрые чувства. А раньше у него были добрые.
Вскоре он позвонил бывшей на работу и сказал: «Я приготовил для сына подарки, пусть Наташа (сводная сестра) заберет». Подарки он передавал и раньше, и женщина не возражала.
Когда 13-летняя Наташа пришла к отчиму, он сказал, что за подарком для братика надо проехаться на машине. Увез ее в лес и привязал к дереву. Снял с обездвиженной девочки золотые сережки и уехал обратно в город. Там заложил золото в ломбард, на вырученные деньги выпил и решил, что пора ехать уже за бывшей женой – ее привязать вместе с дочерью, и тогда сын беспрепятственно поедет с папкой в путешествие на фуре. Опять позвонил бывшей и говорит: «Надо встретиться».
Тем временем зареванная, вся в кровоподтеках от попыток освободиться, исцарапанная и искусанная комарами, Наташа сумела освободиться от веревок и выбежать на дорогу. Проезжавший водитель отвез ее к маме, а мама пришла на встречу с Юрием уже в сопровождении сотрудников милиции. Ему вменили незаконное лишение свободы и грабеж. У девочки шок, естественно.
Газета в публикации много внимания уделила страданиям ребенка в лесу. И пока Юрий сидел в ожидании суда, его родные и близкие – сестра с мужем и какая-то левая баба из сочувствующих – боролись за его доброе имя.
- Вы так написали, будто он живодер какой-то, изверг и убийца, а он девчонку не бил, не мучил! Просто привязал, а все повреждения на ней уже в лесу появились, когда она на дорогу выбиралась! А сережки из ломбарда милиция изъяла, материального ущерба нет!
Пу-пу-пи-пу-пиу!
P.S. Пруф в комментах.
Пришла в редакцию целая делегация – две женщины и мужчина. Энергично орали на редактора, что он опозорил их семью на пустом месте. Я тогда только начинала работать, и у меня в голове от такой экспрессии сразу начали рисоваться ужасные картины, после которых редактору и всем причастным придется делать харакири. Опозорить – не шутка. В конце концов, для бедного человека хорошая репутация – единственный капитал.
Затаилась в страхе, слушаю.
Как раз у нас вышла публикация про одного мужика по имени Юрий. Он женился на женщине, у которой от первого брака была дочь. Родился общий сын. Как муж Юрий был сильно так себе – жену бил. Приданое в квартиру жены тоже принес сомнительное – шесть лет сидел за истязания, побои и хулиганство, уже в браке получил условный срок за побои и оскорбления (суд принял во внимание, что у него на иждивении малолетний ребенок). Но неправильно было бы сказать, что в семью он вложил только свой богатый жизненный опыт. У него был еще и туберкулез.
Пожив с этим сокровищем в таком режиме несколько лет, жена решила, что хорошенького понемножку, и подала на развод. Юрий пытался отсудить сына, но у него не получилось. Зато получилось устроиться на работу – дальнобойщиком. И он стал требовать, чтобы бывшая жена отпускала ребенка с ним в командировки – типа, большой уже мужик, пять лет. Бывшая большого мужика выдавать в поездки отказалась. И Юрий затаил к ней недобрые чувства. А раньше у него были добрые.
Вскоре он позвонил бывшей на работу и сказал: «Я приготовил для сына подарки, пусть Наташа (сводная сестра) заберет». Подарки он передавал и раньше, и женщина не возражала.
Когда 13-летняя Наташа пришла к отчиму, он сказал, что за подарком для братика надо проехаться на машине. Увез ее в лес и привязал к дереву. Снял с обездвиженной девочки золотые сережки и уехал обратно в город. Там заложил золото в ломбард, на вырученные деньги выпил и решил, что пора ехать уже за бывшей женой – ее привязать вместе с дочерью, и тогда сын беспрепятственно поедет с папкой в путешествие на фуре. Опять позвонил бывшей и говорит: «Надо встретиться».
Тем временем зареванная, вся в кровоподтеках от попыток освободиться, исцарапанная и искусанная комарами, Наташа сумела освободиться от веревок и выбежать на дорогу. Проезжавший водитель отвез ее к маме, а мама пришла на встречу с Юрием уже в сопровождении сотрудников милиции. Ему вменили незаконное лишение свободы и грабеж. У девочки шок, естественно.
Газета в публикации много внимания уделила страданиям ребенка в лесу. И пока Юрий сидел в ожидании суда, его родные и близкие – сестра с мужем и какая-то левая баба из сочувствующих – боролись за его доброе имя.
- Вы так написали, будто он живодер какой-то, изверг и убийца, а он девчонку не бил, не мучил! Просто привязал, а все повреждения на ней уже в лесу появились, когда она на дорогу выбиралась! А сережки из ломбарда милиция изъяла, материального ущерба нет!
Пу-пу-пи-пу-пиу!
P.S. Пруф в комментах.
Дорогие друзья! У меня родилась мысль. Сразу скажу - в муках. Муки возникли, когда я читала в ваших комментариях, что к моему знаменитому пирогу из поста Лопнутый военком есть вопросы. Тесто может получиться сухим, а как этого избежать, понимают не все, и я в том числе.
Поэтому хочу предложить вот что. Мы изменим рецепт теста, чтобы оно получалось вообще у всех и всегда, соответствовало поварским стандартам красоты и качества, а не только военкомовским. Поэтому прошу специалистов по киш-лоренам отозваться и дать рецепт теста, которое сочеталось бы с любыми нажористыми начинками и вызывало исключительно слезы счастья.
А когда мы усовершенствуем этот пирог, чтобы мое сердце не разрывали сомнения, я сделаю всем немножко приятно: напишу детектив о работе журналистов в жанре городское фэнтези!!!! Договоримся?
Поэтому хочу предложить вот что. Мы изменим рецепт теста, чтобы оно получалось вообще у всех и всегда, соответствовало поварским стандартам красоты и качества, а не только военкомовским. Поэтому прошу специалистов по киш-лоренам отозваться и дать рецепт теста, которое сочеталось бы с любыми нажористыми начинками и вызывало исключительно слезы счастья.
А когда мы усовершенствуем этот пирог, чтобы мое сердце не разрывали сомнения, я сделаю всем немножко приятно: напишу детектив о работе журналистов в жанре городское фэнтези!!!! Договоримся?
На «лабутенах»
Любовника от мужа так не скрывают, как близость с местечковым глянцем. В период, когда свой собственный гламур хотелось иметь даже деревне Большой Смердяч, журналы о моде, красоте и звездах удаленного от столиц небосклона выходили, наверное, в каждом регионе и не по одной штуке.
Подрабатывали там, как правило, журналисты вполне серьезных изданий, стыдливо прикрываясь псевдонимами. Иногда получались интересные статьи, но то, на чем журналы делали себе основную кассу, - это просто отдельное помещение в бесконечных коридорах адских вертепов: интервью с успешными бизнес-леди нашего городка. Если бизнес-леди лет двадцать с небольшим, и она дочь богатого человека – я отказывалась сразу. Бывала и я грешна, конечно, писала в глянец, воровато озираясь, но интервью с юными «светскими львицами»… Не дай бог так оголодать. А кто-то (чаще просто по неопытности) соглашался. И подписывал кровью лицензионный договор на оказание услуги по подготовке интервью.
И вот сидит однажды моя молодая коллега и лицо делает такое переживательное. У нее барышня двадцати трех лет, владелица магазина модной одежды для слепых проституток, не согласовывает интервью. Говорит: «Вы мою душу не постигли, я в этом тексте себя не узнаю».
- Дай-ка глянуть, - говорю. Читаю: «Анна Воротилова открыла бутик «Шарман» год назад. С первоначальным капиталом помог отец, известный бизнесмен, но постигать науку ведения собственного дела ей пришлось самостоятельно…»
- Она в бизнесе вообще ни в зуб ногой, приходит в магазин только новые коллекции примерить, - говорит коллега печально. – Я и так уже очень аккуратно написала, а она все недовольна. Сидит такая кукла силиконовая, хлопает ресницами и морщит нос: «все не так». А как надо – не говорит. Вот что делать?
Я ей отвечаю:
- Замираем в глубоком пардоне, что не допёрли скудными мозгами ее экзистенцию, и пишем уже на новом уровне осмысления: «Мне прежде не приходилось видеть таких удивительных светящихся глаз, как у Анны Воротиловой, необычайно сильной личности, скрывающейся под оболочкой чарующей женственности. Как эта юная девушка смогла сама, без помощи и поддержки, за год придумать и реализовать концепцию модного бутика европейского уровня? Только талант и тонкое понимание того, чем живет мир большой моды, вели ее на этом сложном пути…»
- Да ты смеешься надо мной, что ли?
- Ни в коем случае! Ты чего хочешь, согласовать текст и забыть или Пулитцеровскую премию?
- Конечно, Пулитцеровскую премию!
- Тогда совет номер два. Пиши: «Когда-нибудь захватившие мир роботы жестко спросят с человечества, почему оно решило обожествлять искусственно слепленные из денег и амбиций создания, неспособные даже на обычную интеллектуальную деятельность, не говоря уже о реализации тонкой и сложной природы человека…»
Конечно, коллега последовала моему совету номер один. И бизнес-леди, наконец, поздравила интервьюера с несомненным успехом в постижении ее богатого внутреннего мира. Ну, как «поздравила»… Сказала: «давайте хотя бы так».
Любовника от мужа так не скрывают, как близость с местечковым глянцем. В период, когда свой собственный гламур хотелось иметь даже деревне Большой Смердяч, журналы о моде, красоте и звездах удаленного от столиц небосклона выходили, наверное, в каждом регионе и не по одной штуке.
Подрабатывали там, как правило, журналисты вполне серьезных изданий, стыдливо прикрываясь псевдонимами. Иногда получались интересные статьи, но то, на чем журналы делали себе основную кассу, - это просто отдельное помещение в бесконечных коридорах адских вертепов: интервью с успешными бизнес-леди нашего городка. Если бизнес-леди лет двадцать с небольшим, и она дочь богатого человека – я отказывалась сразу. Бывала и я грешна, конечно, писала в глянец, воровато озираясь, но интервью с юными «светскими львицами»… Не дай бог так оголодать. А кто-то (чаще просто по неопытности) соглашался. И подписывал кровью лицензионный договор на оказание услуги по подготовке интервью.
И вот сидит однажды моя молодая коллега и лицо делает такое переживательное. У нее барышня двадцати трех лет, владелица магазина модной одежды для слепых проституток, не согласовывает интервью. Говорит: «Вы мою душу не постигли, я в этом тексте себя не узнаю».
- Дай-ка глянуть, - говорю. Читаю: «Анна Воротилова открыла бутик «Шарман» год назад. С первоначальным капиталом помог отец, известный бизнесмен, но постигать науку ведения собственного дела ей пришлось самостоятельно…»
- Она в бизнесе вообще ни в зуб ногой, приходит в магазин только новые коллекции примерить, - говорит коллега печально. – Я и так уже очень аккуратно написала, а она все недовольна. Сидит такая кукла силиконовая, хлопает ресницами и морщит нос: «все не так». А как надо – не говорит. Вот что делать?
Я ей отвечаю:
- Замираем в глубоком пардоне, что не допёрли скудными мозгами ее экзистенцию, и пишем уже на новом уровне осмысления: «Мне прежде не приходилось видеть таких удивительных светящихся глаз, как у Анны Воротиловой, необычайно сильной личности, скрывающейся под оболочкой чарующей женственности. Как эта юная девушка смогла сама, без помощи и поддержки, за год придумать и реализовать концепцию модного бутика европейского уровня? Только талант и тонкое понимание того, чем живет мир большой моды, вели ее на этом сложном пути…»
- Да ты смеешься надо мной, что ли?
- Ни в коем случае! Ты чего хочешь, согласовать текст и забыть или Пулитцеровскую премию?
- Конечно, Пулитцеровскую премию!
- Тогда совет номер два. Пиши: «Когда-нибудь захватившие мир роботы жестко спросят с человечества, почему оно решило обожествлять искусственно слепленные из денег и амбиций создания, неспособные даже на обычную интеллектуальную деятельность, не говоря уже о реализации тонкой и сложной природы человека…»
Конечно, коллега последовала моему совету номер один. И бизнес-леди, наконец, поздравила интервьюера с несомненным успехом в постижении ее богатого внутреннего мира. Ну, как «поздравила»… Сказала: «давайте хотя бы так».
С уважением Алексей
В детском доме Алешу берегли, как хрустальную вазу: круглый сирота с ранних лет плюс неоперабельный порок сердца. Бледный до синевы, с ручками-соломинками, он знал, что бегать нельзя, долго ходить тоже нельзя, и начинал испуганно оглядываться, если оказывался в помещении, где нет дивана или скамейки, чтобы лечь и отдохнуть. Врачи давали ему от силы несколько лет жизни. «Условно живой», - сказали они про Алешу.
Но директор детского дома не могла смириться с этим приговором. И нашла международную благотворительную организацию, которая готова была организовать Алеше консультацию и операцию в берлинском кардиологическом центре. Когда оказалось, что у Алеши ни отца, ни матери, фонд провел сбор средств в Германии: 211 тысяч марок нашлись за месяц. «Все готово, везите пациента», - сказали немцы.
Перед поездкой воспитатели плакали: страшно было отпускать шестилетнего мальчика. Его даже соборовали – на всякий случай... Не веря, что содержание ребенка принимающая сторона полностью берет на себя, директор детского дома получила разрешение снять деньги с Алешиного счета. На всю сиротскую пенсию купили дойчмарки, положили маленькую пачку в конверт с Гагариным и отдали сопровождающему воспитателю.
Алешу оперировал профессор Владимир Алекси-Месхишвили. Медсестры приносили ребенку игрушки и клубнику. Потом была реабилитация в Альпах. Уезжал он белый и с синими губами, а вернулся розовый. Гордо сказал, что выучил немецкий. «Скажи что-нибудь», - попросили его. И он начал: «Айн, цвай, драй…» Дошел до двенадцати и остановился. «А еще что-то знаешь?» - «Всё!» А потом, увидев, как другие дети играют в мяч, не прилег на диван, чтобы оттуда смотреть, а побежал к ним.
А деньги с пенсии привезли обратно и вернули на счет. Не обманули в клинике.
Когда Алеше исполнилось 16, он попросил нашу редакцию помочь ему связаться с профессором Месхишвили. Мы написали доктору электронное письмо, и он согласился побеседовать с бывшим пациентом по телефону.
В назначенный для звонка час я выцарапывала из памяти остатки школьного немецкого: «Гуттен таг. Гебен зи мир битте…» Алеша с его «айн, цвай, драй» тоже помочь ничем не мог. Но человек, взявший трубку в Берлине, назвал свою фамилию: «Потапов». Выяснилось, что здесь много русскоязычных докторов и есть целое отделение для пациентов из России и бывших союзных республик.
И вот мы сидели перед редакционным аппаратом, поставленным на громкую связь: Алеша, я, директор детского дома, ее заместитель и старшая медсестра. Алеша волновался чуть не до слез.
- Владимир Владимирович, я ведь тогда еще маленький был, а теперь хочу сказать от всего сердца… Спасибо! – робко начал он.
- Как ты себя чувствуешь? – спросил профессор.
- Мне сняли инвалидность, - похвастался юноша.
- Алешенька, обнимаем тебя крепко, - зазвучал в трубке переливчатый грудной женский голос – это была Нана Петровна, супруга Владимира Алекси-Месхишвили. Оказывается, она тоже не забыла синего мальчика из России. – Ты пришли нам свое фото, очень хочется на тебя посмотреть.
Профессор строго расспрашивал директора детского дома:
- У вас государственная организация? А потом вы поддерживаете связь с воспитанниками?
- А как же! – удивлялись мои землячки.
А потом Алеша написал профессору письмо.
«…Я рад тому, что живу на этом свете. Я стал хорошо чувствовать себя, собираюсь поступать в училище, освоить профессию токаря. В свободное время хожу к плотнику Виктору Леонидовичу, работаю на токарном станке, делаю рамки, вырезаю стекла, ремонтирую стулья и другое, что нужно.
Ходил в походы, хотя раньше меня врач никак не отпускала по состоянию здоровья. В походе было здорово: мы готовили кашу, я рубил ветки топором. Еще ходили на зимнюю рыбалку, ставили палатки. Два года подряд я ездил работать волонтером в Подмосковье, бегал марафон на длинную дистанцию.
Очень хочу Вас увидеть, а если не удастся личная встреча, пришлите мне, пожалуйста, свое фото. Я его напечатаю в фотоателье на память.
С уважением Алексей».
В детском доме Алешу берегли, как хрустальную вазу: круглый сирота с ранних лет плюс неоперабельный порок сердца. Бледный до синевы, с ручками-соломинками, он знал, что бегать нельзя, долго ходить тоже нельзя, и начинал испуганно оглядываться, если оказывался в помещении, где нет дивана или скамейки, чтобы лечь и отдохнуть. Врачи давали ему от силы несколько лет жизни. «Условно живой», - сказали они про Алешу.
Но директор детского дома не могла смириться с этим приговором. И нашла международную благотворительную организацию, которая готова была организовать Алеше консультацию и операцию в берлинском кардиологическом центре. Когда оказалось, что у Алеши ни отца, ни матери, фонд провел сбор средств в Германии: 211 тысяч марок нашлись за месяц. «Все готово, везите пациента», - сказали немцы.
Перед поездкой воспитатели плакали: страшно было отпускать шестилетнего мальчика. Его даже соборовали – на всякий случай... Не веря, что содержание ребенка принимающая сторона полностью берет на себя, директор детского дома получила разрешение снять деньги с Алешиного счета. На всю сиротскую пенсию купили дойчмарки, положили маленькую пачку в конверт с Гагариным и отдали сопровождающему воспитателю.
Алешу оперировал профессор Владимир Алекси-Месхишвили. Медсестры приносили ребенку игрушки и клубнику. Потом была реабилитация в Альпах. Уезжал он белый и с синими губами, а вернулся розовый. Гордо сказал, что выучил немецкий. «Скажи что-нибудь», - попросили его. И он начал: «Айн, цвай, драй…» Дошел до двенадцати и остановился. «А еще что-то знаешь?» - «Всё!» А потом, увидев, как другие дети играют в мяч, не прилег на диван, чтобы оттуда смотреть, а побежал к ним.
А деньги с пенсии привезли обратно и вернули на счет. Не обманули в клинике.
Когда Алеше исполнилось 16, он попросил нашу редакцию помочь ему связаться с профессором Месхишвили. Мы написали доктору электронное письмо, и он согласился побеседовать с бывшим пациентом по телефону.
В назначенный для звонка час я выцарапывала из памяти остатки школьного немецкого: «Гуттен таг. Гебен зи мир битте…» Алеша с его «айн, цвай, драй» тоже помочь ничем не мог. Но человек, взявший трубку в Берлине, назвал свою фамилию: «Потапов». Выяснилось, что здесь много русскоязычных докторов и есть целое отделение для пациентов из России и бывших союзных республик.
И вот мы сидели перед редакционным аппаратом, поставленным на громкую связь: Алеша, я, директор детского дома, ее заместитель и старшая медсестра. Алеша волновался чуть не до слез.
- Владимир Владимирович, я ведь тогда еще маленький был, а теперь хочу сказать от всего сердца… Спасибо! – робко начал он.
- Как ты себя чувствуешь? – спросил профессор.
- Мне сняли инвалидность, - похвастался юноша.
- Алешенька, обнимаем тебя крепко, - зазвучал в трубке переливчатый грудной женский голос – это была Нана Петровна, супруга Владимира Алекси-Месхишвили. Оказывается, она тоже не забыла синего мальчика из России. – Ты пришли нам свое фото, очень хочется на тебя посмотреть.
Профессор строго расспрашивал директора детского дома:
- У вас государственная организация? А потом вы поддерживаете связь с воспитанниками?
- А как же! – удивлялись мои землячки.
А потом Алеша написал профессору письмо.
«…Я рад тому, что живу на этом свете. Я стал хорошо чувствовать себя, собираюсь поступать в училище, освоить профессию токаря. В свободное время хожу к плотнику Виктору Леонидовичу, работаю на токарном станке, делаю рамки, вырезаю стекла, ремонтирую стулья и другое, что нужно.
Ходил в походы, хотя раньше меня врач никак не отпускала по состоянию здоровья. В походе было здорово: мы готовили кашу, я рубил ветки топором. Еще ходили на зимнюю рыбалку, ставили палатки. Два года подряд я ездил работать волонтером в Подмосковье, бегал марафон на длинную дистанцию.
Очень хочу Вас увидеть, а если не удастся личная встреча, пришлите мне, пожалуйста, свое фото. Я его напечатаю в фотоателье на память.
С уважением Алексей».
Тюбик зубной пасты (вопросы к ясеню)
Новую рубрику открываю, не могу удержаться!
#вопросы_к_ясеню
Меня все время зовут к умным, а я таскаюсь к красивым, чтобы разбавить тот однообразный контингент. Поэтому материал копится.
Знакомая говорит:
- У меня брат совсем что-то поник, с ним даже говорить страшно в последнее время. Как бы с собой чего не сделал… Столько всего навалилось… Может, можно чем-то помочь?
- А брат сам хочет что-то менять? – спрашиваю. – А то я начну наводить суету, а он скажет, что ему и так нормально.
- Нет-нет, он хочет! Он мне сам говорил, что так дальше жить нельзя.
А я его проблемы примерно знаю.
У него судебные приставы трясут долг громадный, там всей жизни расплатиться не хватит.
Бывшая жена попросила осенью помочь бывшей теще почистить колодец, и он в этом колодце с ледяной водой целый день болтался, а ему даже горячего чаю не налили. Потом всю зиму болел, даже в больницу дважды увозили с осложнениями пневмонии, а бывшая ни разу навестить не пришла.
А еще он поехал на вахту работать, а в день расчета и отъезда домой напился как свинья, начальника покрыл матерными половыми органами, и тот сказал, чтоб на это место больше не рассчитывал. А место было козырное: хорошая зарплата, жили по трое в трехкомнатных квартирах, еду привозили из кафе трижды в день за счет работодателя. И вот этот знакомый пьяный уснул на лавочке на вокзале, проснулся в обезьяннике: денег ни копейки (а было тысяч четыреста и все наличкой, так как смотри пункт про приставов), поезд ушел, а на новый билетов нет на ближайший месяц (там южный город). Да еще и вещи стырили – а он приоделся за эти три месяца с головы до ног, от трусов до зимней обуви.
И устроился этот знакомый работать в другое место, где платили тысячу в день, жить надо в каком-то хостеле, половина Китая в одной в комнате, жри что найдешь… Кое-как дождался обратного билета и уехал домой с десятью тысячами в кармане, похудевший килограммов на пятнадцать.
Да, загрустишь тут.
Я узнала, как этот знакомый может подать на банкротство, звоню ему и говорю:
- Запиши телефончик юриста, он тебе бесплатно даст консультацию.
У меня еще были контакты знакомого остеопата, который готов был его вне очереди принять и проверить, какие там проблемы со здоровьем остались, но...
- Да зачем мне юрист, - огрызнулся спасаемый. – Я про этот долг уже думать забыл. Приставы что найдут – то пусть и забирают, у меня ничего нет. Мне и без них проблем хватает.
- А что еще случилось, чего я не знаю?
- Да трындец, хоть домой не приходи, - говорит он так тоскливо, что у меня самой аж волосы стало засасывать в эту беспросветность. – Ко мне брат переехал после развода (у них на троих с сестрой большая квартира осталась от родителей, а этот знакомый в ней лет десять жил один). И он как сядет чай пить – ложку свою кидает в общую сахарницу и так оставляет! Говорю, говорю – все без толку! Убил бы!
P.S. Вечером реклама - крепимся, как будто в сахарнице не лежит никакой лишней ложки! Это мне на авокадо.
Новую рубрику открываю, не могу удержаться!
#вопросы_к_ясеню
Меня все время зовут к умным, а я таскаюсь к красивым, чтобы разбавить тот однообразный контингент. Поэтому материал копится.
Знакомая говорит:
- У меня брат совсем что-то поник, с ним даже говорить страшно в последнее время. Как бы с собой чего не сделал… Столько всего навалилось… Может, можно чем-то помочь?
- А брат сам хочет что-то менять? – спрашиваю. – А то я начну наводить суету, а он скажет, что ему и так нормально.
- Нет-нет, он хочет! Он мне сам говорил, что так дальше жить нельзя.
А я его проблемы примерно знаю.
У него судебные приставы трясут долг громадный, там всей жизни расплатиться не хватит.
Бывшая жена попросила осенью помочь бывшей теще почистить колодец, и он в этом колодце с ледяной водой целый день болтался, а ему даже горячего чаю не налили. Потом всю зиму болел, даже в больницу дважды увозили с осложнениями пневмонии, а бывшая ни разу навестить не пришла.
А еще он поехал на вахту работать, а в день расчета и отъезда домой напился как свинья, начальника покрыл матерными половыми органами, и тот сказал, чтоб на это место больше не рассчитывал. А место было козырное: хорошая зарплата, жили по трое в трехкомнатных квартирах, еду привозили из кафе трижды в день за счет работодателя. И вот этот знакомый пьяный уснул на лавочке на вокзале, проснулся в обезьяннике: денег ни копейки (а было тысяч четыреста и все наличкой, так как смотри пункт про приставов), поезд ушел, а на новый билетов нет на ближайший месяц (там южный город). Да еще и вещи стырили – а он приоделся за эти три месяца с головы до ног, от трусов до зимней обуви.
И устроился этот знакомый работать в другое место, где платили тысячу в день, жить надо в каком-то хостеле, половина Китая в одной в комнате, жри что найдешь… Кое-как дождался обратного билета и уехал домой с десятью тысячами в кармане, похудевший килограммов на пятнадцать.
Да, загрустишь тут.
Я узнала, как этот знакомый может подать на банкротство, звоню ему и говорю:
- Запиши телефончик юриста, он тебе бесплатно даст консультацию.
У меня еще были контакты знакомого остеопата, который готов был его вне очереди принять и проверить, какие там проблемы со здоровьем остались, но...
- Да зачем мне юрист, - огрызнулся спасаемый. – Я про этот долг уже думать забыл. Приставы что найдут – то пусть и забирают, у меня ничего нет. Мне и без них проблем хватает.
- А что еще случилось, чего я не знаю?
- Да трындец, хоть домой не приходи, - говорит он так тоскливо, что у меня самой аж волосы стало засасывать в эту беспросветность. – Ко мне брат переехал после развода (у них на троих с сестрой большая квартира осталась от родителей, а этот знакомый в ней лет десять жил один). И он как сядет чай пить – ложку свою кидает в общую сахарницу и так оставляет! Говорю, говорю – все без толку! Убил бы!
Друзья, у меня новый пост на Пикабу! Даже не знаю, если честно, как это прокомментировать. Но одно могу сказать точно: по стенам я бодрой рысью побежала именно потому, что даже у таких людей книжка уже есть! А у меня все еще нет. Мне некогда. Я им помогаю. Чем могу.
Стойкий непотопляемый гладиолус
Давно обещала эту историю. А то всё хорошенькие и невозможные стажёры.
Однажды у меня случился опыт работы в коллективе пенсионеров и предпенсионеров. Их средний возраст был под шестьдесят, мне тридцать с небольшим. Пригласили усилить редакцию креативом и расшевелить новыми подходами. Когда меня представили в качестве непосредственного начальника, новые коллеги уставились так, будто сомневались, что я одушевленный предмет.
С щемящим чувством в обеих грудях я поняла, что будет тяжело расшевелить этот крепко зацементировавшийся в собственном таланте коллектив. И все же сначала понадеялась: скоро они увидят, какая я лапочка – милая, вежливая, креативная – и поймут, насколько лучше будет их газета при моем непосредственном участии! Мысль была из нашей любимой рубрики «Мечты идиота»: «я смогу его изменить», «куплю это платье, чтобы был стимул похудеть к лету», «я много пью, потому что ты не хочешь родить мне ребенка» и так далее.
Первой мне объявила войну обозреватель социальных проблем. Я истрепала язык до состояния вологодского кружева, объясняя, почему канцеляризмов в журналистском тексте лучше избегать, и вот изменила в ее заметке про грипп фразу «процент детского населения в структуре заболевших не превышает 27» на «порядка 27% заболевших – дети». Всё, с этого момента мне в редакции нельзя было запнуться и упасть – сразу начали бы заколачивать.
Я взяла несколько консультаций у психолога по бесконфликтному общению: как мне разговаривать на профессиональные темы с людьми минимум на двадцать лет старше, если я их начальник, и мне нужно скорректировать их работу, а не просто похвалить и признаться, что я таким «маститым мастерам пера» (их собственное выражение) в подметки не гожусь. Не помогло.
Когда в газете появилась первая красивая и понятная инфографика о пенсионных нововведениях вместо кирпича мелкого текста, старейший журналист побежал к главному редактору с криком, что он готов умереть вместе с газетой, но не допустить веселых картинок вместо серьезных вдумчивых статей.
Но что касается вдумчивости, он отвечал у нас за полосу «Хозяйке на заметку», и все советы для читателей двадцать первого века брал из заскорузлых книжек по домоводству чуть ли не пятидесятых годов. Я неизбежно стала возражать против некоторых советов типа «десять способов применения керосина в быту» или «двадцать поделок для уюта из молочной тары». Апофеозом наших идейных разногласий стали рекомендации на тему «если к вам внезапно пришли гости»: сначала там шли всякие быстрые пирожки и пиццы, а венчал подборку рецепт приготовления говяжьего вымени – неделя на поиски продукта и всего полтора часа в духовке. Когда я вычеркнула этот рецепт, старейший сотрудник так хватался за сердце, будто это было его личное вымя, пожертвованное родной газете.
Без устали я рассказывала обозревателю социальных проблем, что про здоровье не нужны длинные интервью с врачами, начинающиеся словами: «Здравствуйте, Мария Петровна! Расскажите, пожалуйста, что такое геморрой». Когда на странице столько геморроя, а о современных методах лечения не рассказано, все ограничивается советами по профилактике, возникает ощущение, что у наших врачей в арсенале только подорожник и зеленка, поэтому они советуют к ним не попадать… После этого у обозревателя социальных проблем при виде меня наблюдалась спутанность сознания, тахикардия, обструкция и ускоренная перистальтика кишечника. У меня, в принципе, тоже, но кого бы это волновало?
В мой день рождения активист группы маститых мастеров, криминальный журналист из бывших военных, пришел и спросил:
- Хочешь, я расскажу, почему тебя здесь никто не любит?
На память о тех временах у меня осталось немного седых волос (собственных, не вырванных из коллег) и, конечно, перлы.
Давно обещала эту историю. А то всё хорошенькие и невозможные стажёры.
Однажды у меня случился опыт работы в коллективе пенсионеров и предпенсионеров. Их средний возраст был под шестьдесят, мне тридцать с небольшим. Пригласили усилить редакцию креативом и расшевелить новыми подходами. Когда меня представили в качестве непосредственного начальника, новые коллеги уставились так, будто сомневались, что я одушевленный предмет.
С щемящим чувством в обеих грудях я поняла, что будет тяжело расшевелить этот крепко зацементировавшийся в собственном таланте коллектив. И все же сначала понадеялась: скоро они увидят, какая я лапочка – милая, вежливая, креативная – и поймут, насколько лучше будет их газета при моем непосредственном участии! Мысль была из нашей любимой рубрики «Мечты идиота»: «я смогу его изменить», «куплю это платье, чтобы был стимул похудеть к лету», «я много пью, потому что ты не хочешь родить мне ребенка» и так далее.
Первой мне объявила войну обозреватель социальных проблем. Я истрепала язык до состояния вологодского кружева, объясняя, почему канцеляризмов в журналистском тексте лучше избегать, и вот изменила в ее заметке про грипп фразу «процент детского населения в структуре заболевших не превышает 27» на «порядка 27% заболевших – дети». Всё, с этого момента мне в редакции нельзя было запнуться и упасть – сразу начали бы заколачивать.
Я взяла несколько консультаций у психолога по бесконфликтному общению: как мне разговаривать на профессиональные темы с людьми минимум на двадцать лет старше, если я их начальник, и мне нужно скорректировать их работу, а не просто похвалить и признаться, что я таким «маститым мастерам пера» (их собственное выражение) в подметки не гожусь. Не помогло.
Когда в газете появилась первая красивая и понятная инфографика о пенсионных нововведениях вместо кирпича мелкого текста, старейший журналист побежал к главному редактору с криком, что он готов умереть вместе с газетой, но не допустить веселых картинок вместо серьезных вдумчивых статей.
Но что касается вдумчивости, он отвечал у нас за полосу «Хозяйке на заметку», и все советы для читателей двадцать первого века брал из заскорузлых книжек по домоводству чуть ли не пятидесятых годов. Я неизбежно стала возражать против некоторых советов типа «десять способов применения керосина в быту» или «двадцать поделок для уюта из молочной тары». Апофеозом наших идейных разногласий стали рекомендации на тему «если к вам внезапно пришли гости»: сначала там шли всякие быстрые пирожки и пиццы, а венчал подборку рецепт приготовления говяжьего вымени – неделя на поиски продукта и всего полтора часа в духовке. Когда я вычеркнула этот рецепт, старейший сотрудник так хватался за сердце, будто это было его личное вымя, пожертвованное родной газете.
Без устали я рассказывала обозревателю социальных проблем, что про здоровье не нужны длинные интервью с врачами, начинающиеся словами: «Здравствуйте, Мария Петровна! Расскажите, пожалуйста, что такое геморрой». Когда на странице столько геморроя, а о современных методах лечения не рассказано, все ограничивается советами по профилактике, возникает ощущение, что у наших врачей в арсенале только подорожник и зеленка, поэтому они советуют к ним не попадать… После этого у обозревателя социальных проблем при виде меня наблюдалась спутанность сознания, тахикардия, обструкция и ускоренная перистальтика кишечника. У меня, в принципе, тоже, но кого бы это волновало?
В мой день рождения активист группы маститых мастеров, криминальный журналист из бывших военных, пришел и спросил:
- Хочешь, я расскажу, почему тебя здесь никто не любит?
На память о тех временах у меня осталось немного седых волос (собственных, не вырванных из коллег) и, конечно, перлы.
(окончание)
Итак, а теперь будут толькослайды перлы. От маститых мастеров.
«Поскольку в последние годы снег поздно выпадает по-человечески, приобретение лыжного инвентаря школа решила отложить».
«Иван Петрович идет по жизни, как стойкий непотопляемый гладиолус».
«Председатель колхоза похвастался рекордными надоями от молодого коллектива».
«Внешние признаки алкогольной продукции на магазине отсутствовали».
«Ввиду повышенной активности учащихся на школьном дворе установили дополнительные средства отдыха: два турника».
«И можно сказать, что разгадать секрет характера Екатерины – значит понять, что гораздо важнее то, как человек относится к судьбе, чем какова она сама по себе и в целом по своей судьбе».
«Быки-производители трудятся круглый год без выходных на страже продовольственной безопасности нашей страны, чтобы на нашем новогоднем столе всегда были говядина, окорок и другие мясопродукты».
«Характер у него ласковый, всех встретит приветливым «мууу», спросит, как дела».
«Жителей региона призывают присоединиться к акции по подписанию петиции в поддержку проекта по внедрению ускоренного перехода на энергоэффективное освещение».
«Жена тайком заполнила за него анкету для участия в проекте «Взвод» - две недели на военном полигоне, где служившие и не служившие мужчины будут бегать с автоматами в полном двадцатикилограммовом боекомплекте. Это был ее незабываемый подарок ему на день рождения».
«У малыша из деревни Новое остался только папа, и мы его можем спасти!»
«В должности директора ресторана он напитал себя новыми знаниями».
«Особыми блюдами не кормили: каша, мясо, овощи и на десерт кабачковая икра».
«Во время чествования нашего замечательного рекордсмена он рассказал, что ехать такой долгий маршрут на велосипеде было очень трудно, но его сильно поддерживала жена, которая ехала вместе с ним».
«Деревенские огнеборцы успешно боролись с огнем в деревне, пока приехавшие пожарные не констатировали, что дом сгорел дотла».
Итак, а теперь будут только
«Поскольку в последние годы снег поздно выпадает по-человечески, приобретение лыжного инвентаря школа решила отложить».
«Иван Петрович идет по жизни, как стойкий непотопляемый гладиолус».
«Председатель колхоза похвастался рекордными надоями от молодого коллектива».
«Внешние признаки алкогольной продукции на магазине отсутствовали».
«Ввиду повышенной активности учащихся на школьном дворе установили дополнительные средства отдыха: два турника».
«И можно сказать, что разгадать секрет характера Екатерины – значит понять, что гораздо важнее то, как человек относится к судьбе, чем какова она сама по себе и в целом по своей судьбе».
«Быки-производители трудятся круглый год без выходных на страже продовольственной безопасности нашей страны, чтобы на нашем новогоднем столе всегда были говядина, окорок и другие мясопродукты».
«Характер у него ласковый, всех встретит приветливым «мууу», спросит, как дела».
«Жителей региона призывают присоединиться к акции по подписанию петиции в поддержку проекта по внедрению ускоренного перехода на энергоэффективное освещение».
«Жена тайком заполнила за него анкету для участия в проекте «Взвод» - две недели на военном полигоне, где служившие и не служившие мужчины будут бегать с автоматами в полном двадцатикилограммовом боекомплекте. Это был ее незабываемый подарок ему на день рождения».
«У малыша из деревни Новое остался только папа, и мы его можем спасти!»
«В должности директора ресторана он напитал себя новыми знаниями».
«Особыми блюдами не кормили: каша, мясо, овощи и на десерт кабачковая икра».
«Во время чествования нашего замечательного рекордсмена он рассказал, что ехать такой долгий маршрут на велосипеде было очень трудно, но его сильно поддерживала жена, которая ехала вместе с ним».
«Деревенские огнеборцы успешно боролись с огнем в деревне, пока приехавшие пожарные не констатировали, что дом сгорел дотла».
Друзья, второй раз за неделю приглашаю на Пикабу почитать мое очередное про коллег. Правда, обычно я пишу про них только всякие гадости (руки не те, фотки не те, тексты не те), а сегодня хочу рассказать об одном товарище, которым искренне восхищаюсь. Это единственный человек, за которым я регулярно записывала, как Эккерман за Гете.
Трогательное
Безмерно счастлива, что помогла пикабушникам почувствовать себя добрыми и чуткими за мой счет. Имею в виду последнюю историю о волшебном коллеге Олеге. Конечно, я злодейка, которая мучила человека с ментальными проблемами, а он зайка, которого я лично должна была социализировать. Почему они через Пикабу не выдадут ему справку о постельном режиме и не ответят на все его сто тысяч вопросов, я не знаю.
Двоих диагностов в белыхпольтах халатах я даже заблокировала, чтобы не отвлекать от постановки диагнозов другим людям. Так вот, в связи с этим расскажу историю, которая случилась, к счастью, не со мной.
У одной знакомой (назову ее Юля) был совершенно невыносимый дядя. Он очень любил общаться, хватая при этом женщин за всяческие места, – не в плане домогательств, а для усиления коммуникации. Чуял, что для полноценной беседы надо не дать женщине убежать. Вот и вцеплялся то в локоть, то в колено, а то и обнимал за талию. Тактильнее его в живой природе остались только коалы. Или удав, который встретил кролика своей мечты. Чувство юмора дядя имел самое незамысловатое и хохотал над своими шутками громче всех, плюясь и повизгивая. Слов «отпустите руку, пожалуйста» дядя не понимал.
Юля с детства просила маму как-то ее от этого дяди оградить. Необязательно душить подушкой, но хотя бы не отдавать ему на съедение на семейных посиделках, где дядя сразу хватал самых маленьких и беззащитных, чтобы над ними подтрунивать, всячески их щекотать, рассказывать разные бредни из своей героической жизни – в общем, коммуницировать в меру своих убогих способностей.
Но мама мнение дочери о брате не разделяла: «не выдумывай, он приятный человек», «дядя хороший и непьющий, как тебе не стыдно» и так далее. При этом сама с ним общаться не жаждала, а если надо было в семью дяди что-то передать – книжку с рецептами заготовок, цистерну кабачков, пассатижи, бабушкины антикварные серьги – то отправляла дочь. А сама тут же придумывала себе срочное дело, которое изрыгает ее из семьи брата в грубую действительность: зашить шторы, постирать кота, постирать шторы, зашить кота… Так и жили.
Став подростком, Юля на семейных праздниках от дяди просто сбегала, и он искал себе другие жертвы. Но когда кто-то жаловался, что дядя совсем слетел с катушек и всех задавил своим визгливым хохотом и обплевал своими несмешными байками, мама продолжала стоять на своем: «как вам не стыдно так говорить про родного человека!».
А потом Юля стала совсем взрослой и начала выбираться из семейного гнезда, чтобы свить собственное. Свадьбу играли за городом, поэтому требовалось четко продумать логистику: сколько человек поедут автобусом, сколько на машинах, кого с кем посадить… И маму она записала в одну машину с дядей. Эта полуторачасовая поездка по вечерним пробкам далась маме тяжко. Когда она выпрыгивала из машины, едва успевавшей притормозить, не разбирая, где дверь, где окно, где люк в потолке, у нее был вид человека, который отмечал взрослую жизнь дочери в аду. А брат все хватал ее за подол, потому что не успел дорассказать, и хохотал с повизгиванием и присвистом.
- Как ты могла посадить меня в одну машину с НИМ? – спросила она Юлю через пару дней, когда тамада, наконец, перестала призывать всех выпить за здоровье молодых.
- Я думала, тебе понравится, - Юля похлопала специально для свадьбы приделанными ресницами. – Ты всегда говорила, что дядя хороший и приятный человек, но тебе домашние заботы не позволяют с ним общаться. Вот, у тебя не было забот и было время с ним пообщаться.
- А я думала, что воспитала тебя доброй девочкой, - парировала мама.
Одним словом, все, кто так топил за мою нечуткость по отношению к Олежке (который, между нами, совершенно здоровый мужик), вряд ли согласились бы делать с ним совместный проект, а выбрали бы все же кого-то типа меня – грубого, нечуткого и циничного. Но все равно не забыли бы укорить, что я как-то недостаточно подробно и спокойно ответила на очередной его вопрос.
Безмерно счастлива, что помогла пикабушникам почувствовать себя добрыми и чуткими за мой счет. Имею в виду последнюю историю о волшебном коллеге Олеге. Конечно, я злодейка, которая мучила человека с ментальными проблемами, а он зайка, которого я лично должна была социализировать. Почему они через Пикабу не выдадут ему справку о постельном режиме и не ответят на все его сто тысяч вопросов, я не знаю.
Двоих диагностов в белых
У одной знакомой (назову ее Юля) был совершенно невыносимый дядя. Он очень любил общаться, хватая при этом женщин за всяческие места, – не в плане домогательств, а для усиления коммуникации. Чуял, что для полноценной беседы надо не дать женщине убежать. Вот и вцеплялся то в локоть, то в колено, а то и обнимал за талию. Тактильнее его в живой природе остались только коалы. Или удав, который встретил кролика своей мечты. Чувство юмора дядя имел самое незамысловатое и хохотал над своими шутками громче всех, плюясь и повизгивая. Слов «отпустите руку, пожалуйста» дядя не понимал.
Юля с детства просила маму как-то ее от этого дяди оградить. Необязательно душить подушкой, но хотя бы не отдавать ему на съедение на семейных посиделках, где дядя сразу хватал самых маленьких и беззащитных, чтобы над ними подтрунивать, всячески их щекотать, рассказывать разные бредни из своей героической жизни – в общем, коммуницировать в меру своих убогих способностей.
Но мама мнение дочери о брате не разделяла: «не выдумывай, он приятный человек», «дядя хороший и непьющий, как тебе не стыдно» и так далее. При этом сама с ним общаться не жаждала, а если надо было в семью дяди что-то передать – книжку с рецептами заготовок, цистерну кабачков, пассатижи, бабушкины антикварные серьги – то отправляла дочь. А сама тут же придумывала себе срочное дело, которое изрыгает ее из семьи брата в грубую действительность: зашить шторы, постирать кота, постирать шторы, зашить кота… Так и жили.
Став подростком, Юля на семейных праздниках от дяди просто сбегала, и он искал себе другие жертвы. Но когда кто-то жаловался, что дядя совсем слетел с катушек и всех задавил своим визгливым хохотом и обплевал своими несмешными байками, мама продолжала стоять на своем: «как вам не стыдно так говорить про родного человека!».
А потом Юля стала совсем взрослой и начала выбираться из семейного гнезда, чтобы свить собственное. Свадьбу играли за городом, поэтому требовалось четко продумать логистику: сколько человек поедут автобусом, сколько на машинах, кого с кем посадить… И маму она записала в одну машину с дядей. Эта полуторачасовая поездка по вечерним пробкам далась маме тяжко. Когда она выпрыгивала из машины, едва успевавшей притормозить, не разбирая, где дверь, где окно, где люк в потолке, у нее был вид человека, который отмечал взрослую жизнь дочери в аду. А брат все хватал ее за подол, потому что не успел дорассказать, и хохотал с повизгиванием и присвистом.
- Как ты могла посадить меня в одну машину с НИМ? – спросила она Юлю через пару дней, когда тамада, наконец, перестала призывать всех выпить за здоровье молодых.
- Я думала, тебе понравится, - Юля похлопала специально для свадьбы приделанными ресницами. – Ты всегда говорила, что дядя хороший и приятный человек, но тебе домашние заботы не позволяют с ним общаться. Вот, у тебя не было забот и было время с ним пообщаться.
- А я думала, что воспитала тебя доброй девочкой, - парировала мама.
Одним словом, все, кто так топил за мою нечуткость по отношению к Олежке (который, между нами, совершенно здоровый мужик), вряд ли согласились бы делать с ним совместный проект, а выбрали бы все же кого-то типа меня – грубого, нечуткого и циничного. Но все равно не забыли бы укорить, что я как-то недостаточно подробно и спокойно ответила на очередной его вопрос.
Алфавитный указатель
Н – Наказание
Приближается хелувинская ночь, и хочется рассказать страшилку про инфернальных существ. Я вам сейчас поклянусь, что тут ни слова вымысла, но вы, конечно, как хотите. Бывшая жена этого героя (по списочной численности четвертая, а с момента, как его жизнь пошла наперекосяк, вторая) считала, что героиня наша его приворожила, потому что в живой природе такой треш самопроизвольно не зарождается.
Так вот.
Один мой знакомый встретил роковую любовь. Он любил ее, а она любила деньги. Без денег с ним даже разговаривать отказывалась. Она была замужем и разрушать свой брак из-за такого пустяка, как поклонник с пачкой банкнот, не собиралась. Чтобы иметь возможность выражать свои сильные чувства, на которые обычной зарплаты не хватало, он брал кредиты. В итоге за три года задолжал банкам несколько миллионов. Выкручивался, оформлял банкротство, зарплату получал на левую карточку.
Шли годы, а ситуация не менялась: редкие встречи, постоянные денежные переводы. Он проклинал ее, но послушно отдавал почти весь свой нехилый заработок (он узкий востребованный специалист), ходил в рванине, не мог сделать зубы и даже снять приличную хату. Сменил двух жен, которые не могли смириться, что деньги уходят какой-то левой бабе. Она же в это время развелась, вышла замуж за другого, родила ребенка и уехала в другой город. Знакомый мой почти год слал ей деньги по первому требованию (то есть дважды в месяц, в день зарплаты и аванса), а вот личные встречи, где бы она ему хотя бы спасибо дала, все откладывались…
Наконец, недавно приходит счастливый и умиротворенный.
- Я больше не буду ей деньги давать, всё, достала, - говорит. – По восемьдесят тысяч в месяц ещё согласен отстегивать – а остальное себе. Не хочет меня видеть – значит, будет наказана.
И один мужик из той же компании, здоровый, бородатый, его спрашивает:
- Андрюша, а ты не мог бы меня так же наказать? Можно построже – по шестьдесят тысяч. А я обязуюсь слать тебя лесом и не давать тебе никогда.
Н – Наказание
Приближается хелувинская ночь, и хочется рассказать страшилку про инфернальных существ. Я вам сейчас поклянусь, что тут ни слова вымысла, но вы, конечно, как хотите. Бывшая жена этого героя (по списочной численности четвертая, а с момента, как его жизнь пошла наперекосяк, вторая) считала, что героиня наша его приворожила, потому что в живой природе такой треш самопроизвольно не зарождается.
Так вот.
Один мой знакомый встретил роковую любовь. Он любил ее, а она любила деньги. Без денег с ним даже разговаривать отказывалась. Она была замужем и разрушать свой брак из-за такого пустяка, как поклонник с пачкой банкнот, не собиралась. Чтобы иметь возможность выражать свои сильные чувства, на которые обычной зарплаты не хватало, он брал кредиты. В итоге за три года задолжал банкам несколько миллионов. Выкручивался, оформлял банкротство, зарплату получал на левую карточку.
Шли годы, а ситуация не менялась: редкие встречи, постоянные денежные переводы. Он проклинал ее, но послушно отдавал почти весь свой нехилый заработок (он узкий востребованный специалист), ходил в рванине, не мог сделать зубы и даже снять приличную хату. Сменил двух жен, которые не могли смириться, что деньги уходят какой-то левой бабе. Она же в это время развелась, вышла замуж за другого, родила ребенка и уехала в другой город. Знакомый мой почти год слал ей деньги по первому требованию (то есть дважды в месяц, в день зарплаты и аванса), а вот личные встречи, где бы она ему хотя бы спасибо дала, все откладывались…
Наконец, недавно приходит счастливый и умиротворенный.
- Я больше не буду ей деньги давать, всё, достала, - говорит. – По восемьдесят тысяч в месяц ещё согласен отстегивать – а остальное себе. Не хочет меня видеть – значит, будет наказана.
И один мужик из той же компании, здоровый, бородатый, его спрашивает:
- Андрюша, а ты не мог бы меня так же наказать? Можно построже – по шестьдесят тысяч. А я обязуюсь слать тебя лесом и не давать тебе никогда.
Сыр-бор
Вчера приходила к маме по важному делу – за холодцом. Поднимаюсь по лестнице, вижу, что в квартиру дверь уже приоткрыта, и слышу свирепые завывания: «Оооо! Аааа! Посмотрите на фото! Так умереть можно!» И пристанывание такое натуральное, на три инфаркта из пяти.
Пугаюсь: вдруг что-то с холодцом?
Мама тем временем заканчивает разговор по телефону так, будто у нее остались силы на последние три слова:
- Зафиксировали? Спасибо, жду…
Поворачивается ко мне и из бедной пенсионерки, которую уже не восстановить из руин отчаяния, переключается обратно на бодрую маму.
- Мама, что случилось?!
Она направляет на кухонный стол указующий глаз, полный праведного гнева:
- Смотри!
Короче, заказала доставку продуктов в известной сети, где ее обманули и подсунули гораздо лучший сыр – не просто твердый и дорогой, а с плесенью. Но в плохом смысле. Мама сфотографировала его, отправила в службу поддержки. Не получив через тридцать секунд никакого покаяния от чат-бота, позвонила в кол-центр и сыграла свою лучшую роль – несчастной облапошенной старушки, которая на последние деньги решила побаловать себя чем-то получше, чем ведро воды и буханка хлеба.
К нам в газету часто приходили люди с жалобами на плохое качество какого-то товара. И никогда такого не было, чтобы они просто пришли в магазин, просто купили брак и немного расстроились. Это всегда был продукт, купленный на последние деньги для умирающего в конвульсиях дедушки, который хотел перед смертью отведать и не отведал. Если женщине в косметическом бутике попалась бракованная тушь, у той женщины автоматически оказывалась сломана вся жизнь, ибо она хотела накраситься на свидание с мужчиной мечты, а с такими ресницами на выставки Ван-Гога теперь не пустят.
В общем, мама исполнила умирающего лебедя в лучших традициях всех наших читателей, заявила, что у нее на плесень вообще страшная аллергия, и ей поклялись, что после таких фото и диагнозов деньги вернут в течение трех дней на карту, договор с поставщиком расторгнут, сборщика заказа расстреляют и уволят.
- Доча, хочешь сыра? – спросила она, закончив свой рассказ.
- Который с плесенью?
- Ну, в кого ты такая привереда? Вот тут и тут отрежем, а остальной кусок хороший! Или сначала подождать, пока деньги вернут?
Вчера приходила к маме по важному делу – за холодцом. Поднимаюсь по лестнице, вижу, что в квартиру дверь уже приоткрыта, и слышу свирепые завывания: «Оооо! Аааа! Посмотрите на фото! Так умереть можно!» И пристанывание такое натуральное, на три инфаркта из пяти.
Пугаюсь: вдруг что-то с холодцом?
Мама тем временем заканчивает разговор по телефону так, будто у нее остались силы на последние три слова:
- Зафиксировали? Спасибо, жду…
Поворачивается ко мне и из бедной пенсионерки, которую уже не восстановить из руин отчаяния, переключается обратно на бодрую маму.
- Мама, что случилось?!
Она направляет на кухонный стол указующий глаз, полный праведного гнева:
- Смотри!
Короче, заказала доставку продуктов в известной сети, где ее обманули и подсунули гораздо лучший сыр – не просто твердый и дорогой, а с плесенью. Но в плохом смысле. Мама сфотографировала его, отправила в службу поддержки. Не получив через тридцать секунд никакого покаяния от чат-бота, позвонила в кол-центр и сыграла свою лучшую роль – несчастной облапошенной старушки, которая на последние деньги решила побаловать себя чем-то получше, чем ведро воды и буханка хлеба.
К нам в газету часто приходили люди с жалобами на плохое качество какого-то товара. И никогда такого не было, чтобы они просто пришли в магазин, просто купили брак и немного расстроились. Это всегда был продукт, купленный на последние деньги для умирающего в конвульсиях дедушки, который хотел перед смертью отведать и не отведал. Если женщине в косметическом бутике попалась бракованная тушь, у той женщины автоматически оказывалась сломана вся жизнь, ибо она хотела накраситься на свидание с мужчиной мечты, а с такими ресницами на выставки Ван-Гога теперь не пустят.
В общем, мама исполнила умирающего лебедя в лучших традициях всех наших читателей, заявила, что у нее на плесень вообще страшная аллергия, и ей поклялись, что после таких фото и диагнозов деньги вернут в течение трех дней на карту, договор с поставщиком расторгнут, сборщика заказа расстреляют и уволят.
- Доча, хочешь сыра? – спросила она, закончив свой рассказ.
- Который с плесенью?
- Ну, в кого ты такая привереда? Вот тут и тут отрежем, а остальной кусок хороший! Или сначала подождать, пока деньги вернут?