По долгу службы в последние годы я также начал иногда заниматься эмпирической социологией, пытаясь разбавить этим свои чисто теоретические исследования (да и по работе требуют). Как известно у многих теоретиков господствует мнение о том, что подобный тип исследований в неизбежном порядке предполагает скучное копание в цифрах и таблицах. В тоже самое время многие ученые, занимающиеся количественными исследованиями занимают противоположную позицию, считая, что высокие теории вовсе являются словоблудием. Разумеется, это все можно легко назвать глупыми стереотипами, однако, могу сказать, что и я сам долгое время сторонился количественных исследований. Не могу сказать, что они меня прямо сильно в последнее время завлекли (совсем нет), но лично я нашел в них некий задор и вызов для собственных возможностей. Ведь когда ты занимаешься теоретической проработкой какой-либо проблемы или концепции чаще всего ты заранее знаешь конечный вывод. Сложность в этом случае заключается в том, чтобы ярко и аргументированно обосновать изначально созданную концепцию. В случае же с эмпирической социологией ты порой можешь почувствовать себя первооткрывателем на самом низшем уровне. Все-таки когда тебе реально интересно узнать, какой средний возраст нынешнего состава ЦК КПРФ, само исследование можно действительно воспринять как такой своеобразный лабораторный эксперимент. Тем менее нащупать тонкую грань между теорией и эмпириком у меня в конечном итоге вряд ли получится (душа уж слишком лежит к первому), но чисто по человечески понимать противоположную сторону, наверное, за последние годы я стал гораздо лучше.
В эту пятницу в книжном магазине "Даль" у меня состоится новая лекция. Поговорим в этот раз о творчестве Этьена Балибара, и о том, как эволюционировала его собственная мысль уже после смерти Альтюссера. Приходите, будет интересно!
📅20 сентября в 19:00
📍Санкт-Петербург, Дмитровский переулок, д. 4, Книжный магазин Даль. Станция метро "Маяковская".
📅20 сентября в 19:00
📍Санкт-Петербург, Дмитровский переулок, д. 4, Книжный магазин Даль. Станция метро "Маяковская".
Политическое vs цивилизационное (1)
Некоторое время назад я уже затрагивал тему противоречия между политическим реализмом и цилизационизмом. Очевидно, что в современной России различные цивилизационистские концепции, связанные с идеями об обособленном развитии больших культурных сообществ, отношения между которыми, зачастую, перерастают в масштабное противостояние, всё больше обретают популярность как в научной среде, так в массовом представлении о международной политике. Фактически в рамках цилизационистской парадигмы государственная политика избранного государства интерпретируется в качестве необходимости защиты самобытной национальной культуры от различных посягательств извне, не особо поясняя то, что подразумевается под самим понятием самобытности.
При этом некоторым конечным итогом развития разрозненных цивилизационных концепций справедливо можно считать идею межцивилизационного конфликта, которую в наиболее подробном аспекте в своей книге «Столкновение цивилизаций» описал Самуэль Хантингтон в 1996 году. При подробном ознакомлении с его книгой можно обратить внимание, что главным фактором конфликта между различными цивилизациями является само по себе различие в нормах и ценностях . Это же самое положение сам Хантингтон, как известно, также использовал в контексте обоснования несовместимости ценностей исламской религии и современной западной цивилизации.
В тоже время любому кто более менее знаком со всей сложностью истории политических взаимоотношений между различными государствами в мире, которые в достаточной степени отличались культурно между собой, становится очевидно, что реально существующие столкновения между государствами далеко не всегда были связаны с культурными различиями. В частности, также как общая близость к исламской религии шиитского направления Ирана и Ирака не помешала случиться Ирано-иракской войне 1980-1988 годов, так и радикальные межкультурные различия между США и Саудовской Аравией никак не мешали этим странам выстраивать взаимовыгодные политические и экономические отношения в течение многих лет.
Некоторое время назад я уже затрагивал тему противоречия между политическим реализмом и цилизационизмом. Очевидно, что в современной России различные цивилизационистские концепции, связанные с идеями об обособленном развитии больших культурных сообществ, отношения между которыми, зачастую, перерастают в масштабное противостояние, всё больше обретают популярность как в научной среде, так в массовом представлении о международной политике. Фактически в рамках цилизационистской парадигмы государственная политика избранного государства интерпретируется в качестве необходимости защиты самобытной национальной культуры от различных посягательств извне, не особо поясняя то, что подразумевается под самим понятием самобытности.
При этом некоторым конечным итогом развития разрозненных цивилизационных концепций справедливо можно считать идею межцивилизационного конфликта, которую в наиболее подробном аспекте в своей книге «Столкновение цивилизаций» описал Самуэль Хантингтон в 1996 году. При подробном ознакомлении с его книгой можно обратить внимание, что главным фактором конфликта между различными цивилизациями является само по себе различие в нормах и ценностях . Это же самое положение сам Хантингтон, как известно, также использовал в контексте обоснования несовместимости ценностей исламской религии и современной западной цивилизации.
В тоже время любому кто более менее знаком со всей сложностью истории политических взаимоотношений между различными государствами в мире, которые в достаточной степени отличались культурно между собой, становится очевидно, что реально существующие столкновения между государствами далеко не всегда были связаны с культурными различиями. В частности, также как общая близость к исламской религии шиитского направления Ирана и Ирака не помешала случиться Ирано-иракской войне 1980-1988 годов, так и радикальные межкультурные различия между США и Саудовской Аравией никак не мешали этим странам выстраивать взаимовыгодные политические и экономические отношения в течение многих лет.
Политическое vs цивилизационное (2)
Говоря же об альтернативах цивилизационного подхода, то довольно часто в качестве его противоположности в консервативной литературе приводится либеральный глобализм, положения, которого иллюстрируются идеями небезызвестного Френсиса Фукуямы (получается такое идеальное соломенное чучело для российских консерваторов) . При всём этом более серьёзная аналитическая работа, касающаяся, в том числе, области взаимоотношений между различными государствами и народами в своё время была проделана политическими реалистами, о которых поклонники цивилизационизма вспоминают достаточно редко в контексте возможностей критики собственных посылок. Ключевым различием в данном контексте становится непосредственно понятие политического, которое в его шмиттеанской интерпретации становится самой возможностью разделения конкретных стран по принципу друг/враг .
Фактически ещё со времён Ганса Моргентау политические реалисты исходили из тех принципов, что столкновения между конкретными государствами теоретически могут иметь совершенно различные причины. То есть в этом случае как таковая культурная близость не является в обязательном порядке фактором невозможности внезапной вражды между элитами двух стран. Выстраивание союзов и сами средства достижения целей в рамках концепции политического реализма становились конъюнктурными, и более того, несвязанными с какими-либо культурными ценностями той или иной стороны. На контрасте с цивилизационистскими концепциями, теоретики политического реализма, напротив, исходят из того, что даже между самыми близкими по культуре государствами теоретически возможен политический конфликт при определённых обстоятельствах (думаю, что с 2022 года нам всем далеко за примерами ходить не надо). C этой точки зрения сам по себе фактор культурного различия не является основанием для начала политической вражды (или же наоборот для выстраивания союзнических отношений).
В целом, возвращаясь к тезису Шмитта о пустом содержании самого понятия политического, которое за пределами антагонистического разделения между друзьями и врагами не имеет своего собственного позитивного наполнения, можно констатировать, что именно политический реализм можно назвать полноценной альтернативой цивилизационизму в контексте теории международных отношений. О других же теориях в данном контексте стоит говорить отдельно.
Говоря же об альтернативах цивилизационного подхода, то довольно часто в качестве его противоположности в консервативной литературе приводится либеральный глобализм, положения, которого иллюстрируются идеями небезызвестного Френсиса Фукуямы (получается такое идеальное соломенное чучело для российских консерваторов) . При всём этом более серьёзная аналитическая работа, касающаяся, в том числе, области взаимоотношений между различными государствами и народами в своё время была проделана политическими реалистами, о которых поклонники цивилизационизма вспоминают достаточно редко в контексте возможностей критики собственных посылок. Ключевым различием в данном контексте становится непосредственно понятие политического, которое в его шмиттеанской интерпретации становится самой возможностью разделения конкретных стран по принципу друг/враг .
Фактически ещё со времён Ганса Моргентау политические реалисты исходили из тех принципов, что столкновения между конкретными государствами теоретически могут иметь совершенно различные причины. То есть в этом случае как таковая культурная близость не является в обязательном порядке фактором невозможности внезапной вражды между элитами двух стран. Выстраивание союзов и сами средства достижения целей в рамках концепции политического реализма становились конъюнктурными, и более того, несвязанными с какими-либо культурными ценностями той или иной стороны. На контрасте с цивилизационистскими концепциями, теоретики политического реализма, напротив, исходят из того, что даже между самыми близкими по культуре государствами теоретически возможен политический конфликт при определённых обстоятельствах (думаю, что с 2022 года нам всем далеко за примерами ходить не надо). C этой точки зрения сам по себе фактор культурного различия не является основанием для начала политической вражды (или же наоборот для выстраивания союзнических отношений).
В целом, возвращаясь к тезису Шмитта о пустом содержании самого понятия политического, которое за пределами антагонистического разделения между друзьями и врагами не имеет своего собственного позитивного наполнения, можно констатировать, что именно политический реализм можно назвать полноценной альтернативой цивилизационизму в контексте теории международных отношений. О других же теориях в данном контексте стоит говорить отдельно.
На днях закончил чтение большой книги, которую уже давно собирался прочитать. Это была "Цена разрушения" Адама Туза, которую, вероятно, можно назвать лучшим исследованием нацистской экономики последних десятилетий (если не самым лучшим). Помимо долгих и подробных описаний структуры экономики и военного производства Третьего Рейха в книге особым образом можно найти множество интересных чисто теоретических концепций, касающихся, например, области взаимоотношений политики и экономики. На огромном эмпирическом материале Туз показывает, что никакого сущностного противоречия между политикой НСДАП и желанием немецкого бизнеса к обогащению не было, и более того, насколько абсурдна сама по себе идея того, что Гитлер подчинялся каким-то там представителям финансового капитала. Вообще, несмотря на то, непосредственно к политической философии книга Туза, очевидно, отношения не имеет, мне кажется, что её итоговые выводы могут быть максимально полезны в качестве аргумента о необходимости отказа от идеи противоречия между различными типами собственности, которая фактически являлась одной из центральным тем в политической философии XX века (марксисты и либертарианцы на ней, как известно, собаку съели). Кроме того, мне показалось, что некоторые выводы "Цены разрушения" довольно неплохо состыкуются с положениями мир-системного анализа (хотя, сам Туз ничего об этом не пишет). В частности, по мнению автора, руководство нацистской партии и лично Гитлер прекрасно осознавали возвышение США как ведущей экономической державы в мире, и попытались противопоставить ей новое европейское сверхгосударство во главе с Германией (отсюда и необходимость захвата новых земель и ресурсов). В контексте сегодняшних отношений США и ЕС взгляд Адама Туза на Вторую Мировую в этом смысле мне кажется более чем исторически ироничным. Так или иначе, у меня появилась дополнительная мотивация изучить остальные книги Туза и потом прочитать о нём большую лекцию.
ЧИТАТЬ АЛЬТЮССЕРА. Все те, кто следят за моими аудио-новостями возможно помнят, что ещё в конце августа я анонсировал некоторое грандиозное мероприятие, связанное с исследованиями альтюссерианства в России. Теперь я могу наконец-то поделиться с вами анонсом. Рекомендую регистрироваться и подключаться (конференция пройдёт чисто в онлайн формате). Список участников планируется более чем ошеломляющий! Спасибо ребятам из проекта LacanLink.
РЕГИСТРАЦИЯ СЛУШАТЕЛЕЙ
ПРЕДВАРИТЕЛЬНАЯ ПРОГРАММА
РЕГИСТРАЦИЯ СЛУШАТЕЛЕЙ
ПРЕДВАРИТЕЛЬНАЯ ПРОГРАММА
Учредительная власть общего
Ожидая скорого выхода книги Антонио Негри важно помнить, что помимо чисто исторического описания различных типов учредительной власти, в своей работе он также предлагает и собственный проект перманентного учреждения, не имеющего каких-либо заранее обозначенных пределов и ограничений. Более того, в рамках его интерпретации учредительная власть становится противоположностью идеи суверенитета, возникшей, с его точки зрения, в результате нейтрализации социального антагонизма за счёт победы реакции в эпоху позднего Ренессанса. В рамках подхода Негри идея суверенитета изначально возникает в качестве некоторой точки фиксации учредительной власти, и её дальнейшего прекращения путём окончательного закрепления новой системы властных институтов. «...Революция окончена...»: как сказал однажды Наполеон. Таким образом, понятие учредительной власти выступает у Негри некоторым синонимом термина «абсолютная демократия», противостоящим идее абсолютного порядка как неограниченного пространства политической власти суверена (короля или диктатора).
Ключевым моментов в отношении критических выпадов Негри в сторону концепции суверенитета является связь последней с трансцендентной формой понимания политической власти как таковой. Ещё в «Левиафане» Томаса Гоббса трансцендентный образ суверена описывался в виде слияния единичной воли многих индивидов, что, однако, автоматически предполагало и дальнейшее отчуждение самой политической власти от множества подданных . При этом и сам Гоббс, и Жан Боден оба были согласны в том, что главной стороной величия суверенной власти являлась способность создания всеобщих законов и правил без учёта мнения самих подданных, что в случае с Гоббсом также было неразрывно связано с идеей политического представительства. Именно по этой причине практически во всех своих работах Негри всячески выступает против традиции восприятия учредительной власти как составной части идеи суверенитета, в основании которой находится чистая негативность (негативная субстанция). В условиях децизионистского понимания учредительной власти Карлом Шмиттом как чистого решения всячески утрачивается её органическая связь с демократией, в результате чего учредительная власть трансформируется в сверхдетерминированную форму воли к власти, что, согласно взгляду Негри, и проявилось в политической практике фашистских режимов .
Таким образом, неслучайно, что одним из ключевых требований будущей коммунистической революции, по его мнению, в неизбежном порядке должно стать разрушение суверенной власти посредством общей силы множества как объединения угнетённых. Именно в данном аспекте итальянский теоретик подробно излагает свой проект учредительной власти множества как некоторой перманентной революции, которая при этом никогда не должна заканчиваться, постоянно расширяя границы общего.
Ожидая скорого выхода книги Антонио Негри важно помнить, что помимо чисто исторического описания различных типов учредительной власти, в своей работе он также предлагает и собственный проект перманентного учреждения, не имеющего каких-либо заранее обозначенных пределов и ограничений. Более того, в рамках его интерпретации учредительная власть становится противоположностью идеи суверенитета, возникшей, с его точки зрения, в результате нейтрализации социального антагонизма за счёт победы реакции в эпоху позднего Ренессанса. В рамках подхода Негри идея суверенитета изначально возникает в качестве некоторой точки фиксации учредительной власти, и её дальнейшего прекращения путём окончательного закрепления новой системы властных институтов. «...Революция окончена...»: как сказал однажды Наполеон. Таким образом, понятие учредительной власти выступает у Негри некоторым синонимом термина «абсолютная демократия», противостоящим идее абсолютного порядка как неограниченного пространства политической власти суверена (короля или диктатора).
Ключевым моментов в отношении критических выпадов Негри в сторону концепции суверенитета является связь последней с трансцендентной формой понимания политической власти как таковой. Ещё в «Левиафане» Томаса Гоббса трансцендентный образ суверена описывался в виде слияния единичной воли многих индивидов, что, однако, автоматически предполагало и дальнейшее отчуждение самой политической власти от множества подданных . При этом и сам Гоббс, и Жан Боден оба были согласны в том, что главной стороной величия суверенной власти являлась способность создания всеобщих законов и правил без учёта мнения самих подданных, что в случае с Гоббсом также было неразрывно связано с идеей политического представительства. Именно по этой причине практически во всех своих работах Негри всячески выступает против традиции восприятия учредительной власти как составной части идеи суверенитета, в основании которой находится чистая негативность (негативная субстанция). В условиях децизионистского понимания учредительной власти Карлом Шмиттом как чистого решения всячески утрачивается её органическая связь с демократией, в результате чего учредительная власть трансформируется в сверхдетерминированную форму воли к власти, что, согласно взгляду Негри, и проявилось в политической практике фашистских режимов .
Таким образом, неслучайно, что одним из ключевых требований будущей коммунистической революции, по его мнению, в неизбежном порядке должно стать разрушение суверенной власти посредством общей силы множества как объединения угнетённых. Именно в данном аспекте итальянский теоретик подробно излагает свой проект учредительной власти множества как некоторой перманентной революции, которая при этом никогда не должна заканчиваться, постоянно расширяя границы общего.
В короткий период моих собственных занятий творчеством Вебера мне однажды пришла в голову идея попробовать переосмыслить ряд его концепций на основании опыта альтюссерианского подхода в социологии. Тогда мне особо ничего не пришло в голову (кроме идеи статьи о критике Вебера несколькими последователями Альтюссера), однако, в рамках своего выступления Тимофей Дмитриев, как мне кажется, предложил замечательный пример переосмысления веберовской концепции революции (если можно её таковой назвать) на основании идеи общественной трансформации как процесса без самого субъекта (при всём том, что Альтюссера в своём выступлении Дмитриев не упоминает). В частности, описывая процесс революции в восточных обществах, Вебер писал о том, что вместо эпохальных событий, связанных с борьбой за свободу, революции трансформировались в технической процесс, внутри которого сами революционеры стали функционерами на службе техники осуществления государственных переворотов (аппарат становится на место самой революции). Как всегда, рекомендую посмотреть все выступления с конференции, однако, конкретно это мне запомнилось больше всего.
YouTube
Т.А.Дмитриев - Революция как процесс без субъекта? Веберовская аналитика Русской революции 1905 года
В эту субботу в Москве (в Шанинке) состоится презентация долгожданного русского перевода работы Карла Шмитта «Политическая теология 2». Если в это время окажетесь в Москве, настоятельно рекомендую посетить сиё мероприятие. Докладывать будут Олег Кильдюшов (переводчик) и Александр Филиппов. Для отечественной шмиттианы событие эпохальное!
В отношении Лакана и психоанализа я всегда подчёркивал, что сам я не испытываю большого интереса к психоаналитическому дискурсу, однако, в тоже самое время с моей точки зрения любой новый русский перевод текстов Альтюссера однозначно заслуживает прочтения и пристального внимания. В этой связи настоятельно рекомендую вам прочитать перевод статьи Альтюссера "Фрейд и Лакан" авторства Евгении Коноревой. На самом деле даже если вы вообще не интересуетесь психоанализом, вы всё-равно сможете найти в этом тексте немало интересных вещей. Это я вам гарантирую.
Читать Альтюссера
В преддверии первой русскоязычной конференции, посвящённой творчеству Альтюссера за всё время, и которая состоится уже в конце этой недели, хочется сделать небольшой экскурс.
Во-первых, ещё каких-то десять лет назад Альтюссером в России (да и на просторах СНГ тоже) не занимался практически никто. За исключением 2-3 кандидатских диссертаций и пары статей (и одной маленькой монографии крайне сомнительного качества) не было практически ничего. C переводами тоже была беда. Кроме непосредственно книги "За Маркса" и сборника "Ленин и философия" не было ничего другого. Однако если с переводами ситуация особо никак не улучшилась (не считая выхода одного маленького сборника работ Альтюссера "Об искусстве"), то вот с аналитическими работами ситуация стала заметно лучше. Более того, сам интерес к творчеству этого весьма недооценённого в своё время философа стал заметно расти на нашей земле.
Возвращаясь к переводам стоит заметить, что, c другой стороны, начали появляться любительские переводы отдельных статей Альтюссера на различных интернет-площадках. Конечно, нельзя это никак сравнить с возможностью полноценного перевода больших работ данного мыслителя, но саму тенденцию лично я бы назвал максимально благоприятной (значит точно зарождается интерес).
Во-вторых, рост числа статей и студенческих работ также сопровождался возможностью читать англоязычные переводы и аналитические материалы, в чём, вероятно, поучаствовал и ваш покорный слуга в кооперации с Леонидом Томиным. В нашей группе в VK мы выложили множество статей, монографий, лекций и аналитических материалов. Я при этом хорошо помню как сам обнаружил эту группу в совершенно заброшенном состоянии в 2018 году (и тогда мы с Леонидом Владимировичем смогли её поднять до того уровня, на который она существует сейчас).
В конечном итоге, в конференции примут участия многие выдающие отечественные исследователи и теоретики. Кроме того, c учётом англоязычной части, на которой выступят такие крупные европейские специалисты по творчеству Альтюссера как Стефано Пиппа и Агон Хамза (в своё время читал их статьи и книги с огромным интересом), лично я считаю, что тенденция в 2024 году складывается в максимальной степени благоприятно. За это отдельное спасибо ребятам из проекта "LacanLink". В общем и целом, русская традиция чтения Альтюссера должна состояться.
В преддверии первой русскоязычной конференции, посвящённой творчеству Альтюссера за всё время, и которая состоится уже в конце этой недели, хочется сделать небольшой экскурс.
Во-первых, ещё каких-то десять лет назад Альтюссером в России (да и на просторах СНГ тоже) не занимался практически никто. За исключением 2-3 кандидатских диссертаций и пары статей (и одной маленькой монографии крайне сомнительного качества) не было практически ничего. C переводами тоже была беда. Кроме непосредственно книги "За Маркса" и сборника "Ленин и философия" не было ничего другого. Однако если с переводами ситуация особо никак не улучшилась (не считая выхода одного маленького сборника работ Альтюссера "Об искусстве"), то вот с аналитическими работами ситуация стала заметно лучше. Более того, сам интерес к творчеству этого весьма недооценённого в своё время философа стал заметно расти на нашей земле.
Возвращаясь к переводам стоит заметить, что, c другой стороны, начали появляться любительские переводы отдельных статей Альтюссера на различных интернет-площадках. Конечно, нельзя это никак сравнить с возможностью полноценного перевода больших работ данного мыслителя, но саму тенденцию лично я бы назвал максимально благоприятной (значит точно зарождается интерес).
Во-вторых, рост числа статей и студенческих работ также сопровождался возможностью читать англоязычные переводы и аналитические материалы, в чём, вероятно, поучаствовал и ваш покорный слуга в кооперации с Леонидом Томиным. В нашей группе в VK мы выложили множество статей, монографий, лекций и аналитических материалов. Я при этом хорошо помню как сам обнаружил эту группу в совершенно заброшенном состоянии в 2018 году (и тогда мы с Леонидом Владимировичем смогли её поднять до того уровня, на который она существует сейчас).
В конечном итоге, в конференции примут участия многие выдающие отечественные исследователи и теоретики. Кроме того, c учётом англоязычной части, на которой выступят такие крупные европейские специалисты по творчеству Альтюссера как Стефано Пиппа и Агон Хамза (в своё время читал их статьи и книги с огромным интересом), лично я считаю, что тенденция в 2024 году складывается в максимальной степени благоприятно. За это отдельное спасибо ребятам из проекта "LacanLink". В общем и целом, русская традиция чтения Альтюссера должна состояться.
Первая российская конференция, посвящённая Альтюссеру начнется уже завтра. Подключайтесь, будет очень интересно!
Подробная программа с аннотациями докладов: https://lacan.link/assets/files/chitat-altyussera-programma.pdf
Подробная программа с аннотациями докладов: https://lacan.link/assets/files/chitat-altyussera-programma.pdf
Forwarded from Absolute studies | Антон Сюткин
Телеология против децизионизма
Краткий комментарий по поводу происходящей сейчас конференции по Альтюссеру (пока все идет довольно бодро). Альтюссер ставит в 60-е годы важнейшую задачу: освобождение марксизма от левого гегельянства. Он постоянно нападает на Гегеля, но, пожалуй, его главным врагом является Фейербах. Иными словами, освободить материалистическую диалектику нужно не от Гегеля вообще, а от упрощенного и перевернутого гегельянства, которой через Фейербаха наследуется, к сожалению, Марксом и классическим марксизмом. Проблема заключается в том, что Альтюссер в своей собственной попытке создания материалистической диалектики довольно быстро приходит в тупик. В частности, этот тупик связан с невозможностью адекватного соединения теории структурной причинности и теории интервенции в рамках одной системы. Используя гегелевские термины, система распадается на субстанцию и субъект. Поэтому дальше альтюссерианцы оказываются вынужденными сохранять верность своему учителю только в предательстве определенного рода.
Одна группа альтюссерианцев возвращается от Альтюссера к Гегелю и немецкому идеализму, пытаясь избавить их от чересчур упрощенной интерпретации. К этой группе можно отнести, Алена Бадью и Славоя Жижека. Предательство в их случае состоит в том, что вместе с немецким идеализмом они также восстанавливают в правах телеологию. Но теперь она перестает быть прямолинейной и эволюционно-прогрессивной. Вместо однонаправленного движения к будущему, мы теперь имеем дело с движением к будущему через ретроактивное исправление/изменение прошлого. Таким образом, история сохраняется, но в виде прерывистой серии точек, смысл которой может ретроактивно изменяться на каждом следующем шаге. Но, конечно, для того, чтобы сама эта серия существовала, необходимо некоторое трансисторическое абсолютное начало, задающая общую ориентацию в истории, и обретающее конкретное содержание в той или иной локальной ситуации. Такое продолжение альтюссерианства многими критикуется как избыточно экзистенциалистское и героическое. И в своих худших моментах Бадью и Жижек этой опасности не избегают: в противопоставлении субъекта истины и человеческого животного или в фетишизации влечения-к-смерти. Но в рамках пост-альтюссерианской материалистической диалектики с этим можно бороться, как с опасным уклоном.
А вот в другой попытке развивать «Альтюссера после Альтюссера» дело обстоит гораздо хуже. Опираясь на поздние тексты Альтюссера, его алеаторный материализм, Витторио Морфино и его соратники связывают его наследие с синтезом Спинозы, атомизма и макиавеллистской политики. Место субстанции занимает пустота, дающая место онтологически негарантированной связности атрибутов/случайно соединившихся атомов. И дальше возникает две расходящихся линии интерпретации: либо пустота эсхатологически указывает на временность любой такой связности (отсюда надежды на конец капитализма), либо децизионистски настаивать на возможность выстраивать свою собственную связность. Как, в частности, в рассуждениях Макиавелли о единстве Италии. Если Бадью и Жижек делают ставку на наличие в политике «абсолютного содержания», то Морфино и его соратники видят в позднем Альтюссере онтологизацию реальной политики, постоянной борьбы за гегемонию без какого либо итога. Поэтому неудивительно, что между таким Альтюссером и шмиттеанством иногда выстраивают теоретический мост, как это делает в русскоязычном пространстве Сергей Ребров.
Краткий комментарий по поводу происходящей сейчас конференции по Альтюссеру (пока все идет довольно бодро). Альтюссер ставит в 60-е годы важнейшую задачу: освобождение марксизма от левого гегельянства. Он постоянно нападает на Гегеля, но, пожалуй, его главным врагом является Фейербах. Иными словами, освободить материалистическую диалектику нужно не от Гегеля вообще, а от упрощенного и перевернутого гегельянства, которой через Фейербаха наследуется, к сожалению, Марксом и классическим марксизмом. Проблема заключается в том, что Альтюссер в своей собственной попытке создания материалистической диалектики довольно быстро приходит в тупик. В частности, этот тупик связан с невозможностью адекватного соединения теории структурной причинности и теории интервенции в рамках одной системы. Используя гегелевские термины, система распадается на субстанцию и субъект. Поэтому дальше альтюссерианцы оказываются вынужденными сохранять верность своему учителю только в предательстве определенного рода.
Одна группа альтюссерианцев возвращается от Альтюссера к Гегелю и немецкому идеализму, пытаясь избавить их от чересчур упрощенной интерпретации. К этой группе можно отнести, Алена Бадью и Славоя Жижека. Предательство в их случае состоит в том, что вместе с немецким идеализмом они также восстанавливают в правах телеологию. Но теперь она перестает быть прямолинейной и эволюционно-прогрессивной. Вместо однонаправленного движения к будущему, мы теперь имеем дело с движением к будущему через ретроактивное исправление/изменение прошлого. Таким образом, история сохраняется, но в виде прерывистой серии точек, смысл которой может ретроактивно изменяться на каждом следующем шаге. Но, конечно, для того, чтобы сама эта серия существовала, необходимо некоторое трансисторическое абсолютное начало, задающая общую ориентацию в истории, и обретающее конкретное содержание в той или иной локальной ситуации. Такое продолжение альтюссерианства многими критикуется как избыточно экзистенциалистское и героическое. И в своих худших моментах Бадью и Жижек этой опасности не избегают: в противопоставлении субъекта истины и человеческого животного или в фетишизации влечения-к-смерти. Но в рамках пост-альтюссерианской материалистической диалектики с этим можно бороться, как с опасным уклоном.
А вот в другой попытке развивать «Альтюссера после Альтюссера» дело обстоит гораздо хуже. Опираясь на поздние тексты Альтюссера, его алеаторный материализм, Витторио Морфино и его соратники связывают его наследие с синтезом Спинозы, атомизма и макиавеллистской политики. Место субстанции занимает пустота, дающая место онтологически негарантированной связности атрибутов/случайно соединившихся атомов. И дальше возникает две расходящихся линии интерпретации: либо пустота эсхатологически указывает на временность любой такой связности (отсюда надежды на конец капитализма), либо децизионистски настаивать на возможность выстраивать свою собственную связность. Как, в частности, в рассуждениях Макиавелли о единстве Италии. Если Бадью и Жижек делают ставку на наличие в политике «абсолютного содержания», то Морфино и его соратники видят в позднем Альтюссере онтологизацию реальной политики, постоянной борьбы за гегемонию без какого либо итога. Поэтому неудивительно, что между таким Альтюссером и шмиттеанством иногда выстраивают теоретический мост, как это делает в русскоязычном пространстве Сергей Ребров.