Немного собственной лирики
Поймать навечно взгляд Горгоны
Когда-нибудь придётся в раз...
Ну, а пока с упрямством дрона
Я прячу взгляд уставших глаз
И убеждаю страх плебея
Глядеть лишь в землю, что есть сил...
Но постепенно взор слабеет,
И мир становится не мил
От одурения гипноза
И лицезренья серых плит...
Хоть пригвождён я вниз угрозой,
Но от неё башка болит,
И шея вверх ползёт незримо...
Плевать, быть может, это вздор...
А, вдруг, она посмотрит мимо...
Взгляд поднимаю...Нет, в упор...
Все тело разом каменеет...
Ждала как будто бы всегда
Она мой взгляд, и жадно млеет,
Сжирая с похотью года...
Потом брезгливо отвернётся,
Змеиный зашуршит клубок...
А я рассыплюсь в пыль колодца,
Который сух и не глубок...
Ветшают древние колонны,
И мифы, вроде, мимо тем...
Но, взгляд безжалостной Горгоны
Поймать придётся всё же всем...
Поймать навечно взгляд Горгоны
Когда-нибудь придётся в раз...
Ну, а пока с упрямством дрона
Я прячу взгляд уставших глаз
И убеждаю страх плебея
Глядеть лишь в землю, что есть сил...
Но постепенно взор слабеет,
И мир становится не мил
От одурения гипноза
И лицезренья серых плит...
Хоть пригвождён я вниз угрозой,
Но от неё башка болит,
И шея вверх ползёт незримо...
Плевать, быть может, это вздор...
А, вдруг, она посмотрит мимо...
Взгляд поднимаю...Нет, в упор...
Все тело разом каменеет...
Ждала как будто бы всегда
Она мой взгляд, и жадно млеет,
Сжирая с похотью года...
Потом брезгливо отвернётся,
Змеиный зашуршит клубок...
А я рассыплюсь в пыль колодца,
Который сух и не глубок...
Ветшают древние колонны,
И мифы, вроде, мимо тем...
Но, взгляд безжалостной Горгоны
Поймать придётся всё же всем...
Доброго субботнего дня, друзья!
Николай Гумилев
Однообразные мелькают Всё с той же болью дни мои,
Как будто розы опадают И умирают соловьи.
Но и она печальна тоже, Мне приказавшая любовь,
И под ее атласной кожей Бежит отравленная кровь.
И если я живу на свете, То лишь из-за одной мечты:
Мы оба, как слепые дети,
Пойдем на горные хребты,
Туда, где бродят только козы,
В мир самых белых облаков,
Искать увянувшие розы И слушать мертвых соловьев.
Николай Гумилев
Однообразные мелькают Всё с той же болью дни мои,
Как будто розы опадают И умирают соловьи.
Но и она печальна тоже, Мне приказавшая любовь,
И под ее атласной кожей Бежит отравленная кровь.
И если я живу на свете, То лишь из-за одной мечты:
Мы оба, как слепые дети,
Пойдем на горные хребты,
Туда, где бродят только козы,
В мир самых белых облаков,
Искать увянувшие розы И слушать мертвых соловьев.
Афанасий Фет
[отрывок]
Измучен жизнью, коварством надежды,
Когда им в битве душой уступаю,
И днем и ночью смежаю я вежды
И как-то странно порой прозреваю.
Еще темнее мрак жизни вседневной,
Как после яркой осенней зарницы,
И только в небе, как зов задушевный,
Сверкают звезд золотые ресницы.
И так прозрачна огней бесконечность,
И так доступна вся бездна эфира,
Что прямо смотрю я из времени в вечность
И пламя твое узнаю, солнце мира.
И неподвижно на огненных розах
Живой алтарь мирозданья курится,
В его дыму, как в творческих грезах,
Вся сила дрожит и вся вечность снится.
И всё, что мчится по безднам эфира,
И каждый луч, плотско́й и бесплотный,–
Твой только отблеск, о солнце мира,
И только сон, только сон мимолетный.
И этих грез в мировом дуновеньи
Как дым несусь я и таю невольно,
И в этом прозреньи, и в этом забвеньи
Легко мне жить и дышать мне не больно.
[отрывок]
Измучен жизнью, коварством надежды,
Когда им в битве душой уступаю,
И днем и ночью смежаю я вежды
И как-то странно порой прозреваю.
Еще темнее мрак жизни вседневной,
Как после яркой осенней зарницы,
И только в небе, как зов задушевный,
Сверкают звезд золотые ресницы.
И так прозрачна огней бесконечность,
И так доступна вся бездна эфира,
Что прямо смотрю я из времени в вечность
И пламя твое узнаю, солнце мира.
И неподвижно на огненных розах
Живой алтарь мирозданья курится,
В его дыму, как в творческих грезах,
Вся сила дрожит и вся вечность снится.
И всё, что мчится по безднам эфира,
И каждый луч, плотско́й и бесплотный,–
Твой только отблеск, о солнце мира,
И только сон, только сон мимолетный.
И этих грез в мировом дуновеньи
Как дым несусь я и таю невольно,
И в этом прозреньи, и в этом забвеньи
Легко мне жить и дышать мне не больно.
Карл Сэндберг
Молитва стали
Положи меня, боже, на наковальню,
Сплющи и выкуй кирку или лом,
Дай мне расшатать старые стены,
Дай мне взрыть и сровнять их основанья.
Положи меня, боже, на наковальню,
Сплющи и выкуй стальную заклепку.
Скрепи мною балки в остовах небоскребов.
Раскаленным болтом загони в опорные скрепы.
Дай мне стать крепким устоем, вздымающим небоскребы
В синие ночи к белеющим звездам.
Молитва стали
Положи меня, боже, на наковальню,
Сплющи и выкуй кирку или лом,
Дай мне расшатать старые стены,
Дай мне взрыть и сровнять их основанья.
Положи меня, боже, на наковальню,
Сплющи и выкуй стальную заклепку.
Скрепи мною балки в остовах небоскребов.
Раскаленным болтом загони в опорные скрепы.
Дай мне стать крепким устоем, вздымающим небоскребы
В синие ночи к белеющим звездам.
Доброго воскресного утра, друзья!
Иннокентий Анненский
Утро
Эта ночь бесконечна была,
Я не смел, я боялся уснуть: Два мучительно-черных крыла
Тяжело мне ложились на грудь.
На призывы ж тех крыльев в ответ
Трепетал, замирая, птенец, И не знал я, придет ли рассвет
Или это уж полный конец…
О, смелее… Кошмар позади, Его страшное царство прошло;
Вещих птиц на груди и в груди
Отшумело до завтра крыло…
Облака еще плачут, гудя,
Но светлеет и нехотя тень,
И банальный, за сетью дождя,
Улыбнуться попробовал День.
Иннокентий Анненский
Утро
Эта ночь бесконечна была,
Я не смел, я боялся уснуть: Два мучительно-черных крыла
Тяжело мне ложились на грудь.
На призывы ж тех крыльев в ответ
Трепетал, замирая, птенец, И не знал я, придет ли рассвет
Или это уж полный конец…
О, смелее… Кошмар позади, Его страшное царство прошло;
Вещих птиц на груди и в груди
Отшумело до завтра крыло…
Облака еще плачут, гудя,
Но светлеет и нехотя тень,
И банальный, за сетью дождя,
Улыбнуться попробовал День.
Борис Пастернак
Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.
Достать пролетку. За шесть гривен,
Чрез благовест, чрез клик колес,
Перенестись туда, где ливень
Еще шумней чернил и слез.
Где, как обугленные груши,
С деревьев тысячи грачей
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей.
Под ней проталины чернеют,
И ветер криками изрыт,
И чем случайней, тем вернее
Слагаются стихи навзрыд.
1912
Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.
Достать пролетку. За шесть гривен,
Чрез благовест, чрез клик колес,
Перенестись туда, где ливень
Еще шумней чернил и слез.
Где, как обугленные груши,
С деревьев тысячи грачей
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей.
Под ней проталины чернеют,
И ветер криками изрыт,
И чем случайней, тем вернее
Слагаются стихи навзрыд.
1912
Сергей Городецкий
Тревога
Напрасно ищешь тишины:
В живой природе нет покоя.
Цветенье трав и смерть героя,
Восторг грозы и вой луны,
Туч электронных табуны,
Из улья вешний вылет роя,
Вулкана взрыв и всплеск прибоя
В тебе таинственно равны.
Нирваны нет. Везде тревога!
Ревет у твоего порога
Полночных хаосов прилив.
Не бойся никакой Голгофы.
Весь мир плененной бурей жив,
Как твоего сонета строфы.
Июнь 1918, Тифлис
Тревога
Напрасно ищешь тишины:
В живой природе нет покоя.
Цветенье трав и смерть героя,
Восторг грозы и вой луны,
Туч электронных табуны,
Из улья вешний вылет роя,
Вулкана взрыв и всплеск прибоя
В тебе таинственно равны.
Нирваны нет. Везде тревога!
Ревет у твоего порога
Полночных хаосов прилив.
Не бойся никакой Голгофы.
Весь мир плененной бурей жив,
Как твоего сонета строфы.
Июнь 1918, Тифлис
Немного ночной эзотерической лирики
Где ты, душа моя, летала этой ночью?
Откуда мне опять транслировала сны?
Как этой жизни монолинии непрочны,
Как эти рельсы и незримы, и тесны...
Тесны, на стрелках изменяют направленья,
Душа всё видит и пытается сказать,
Но в снах фантазии непрочные ступени
Не могут точно направленье указать...
И как глагольные не вычурные рифмы,
Души попытки в снах лишь трогают слегка...
Я забываю сновиденья, словно мифы,
И говорю своим мечтаниям "пока"...
И что-то важное, наверное, устало
Кидаю в память в виде призрачной блесны...
Ну, а Душа уже в иных мирах летала,
И мне оттуда вновь транслировала сны...
Где ты, душа моя, летала этой ночью?
Откуда мне опять транслировала сны?
Как этой жизни монолинии непрочны,
Как эти рельсы и незримы, и тесны...
Тесны, на стрелках изменяют направленья,
Душа всё видит и пытается сказать,
Но в снах фантазии непрочные ступени
Не могут точно направленье указать...
И как глагольные не вычурные рифмы,
Души попытки в снах лишь трогают слегка...
Я забываю сновиденья, словно мифы,
И говорю своим мечтаниям "пока"...
И что-то важное, наверное, устало
Кидаю в память в виде призрачной блесны...
Ну, а Душа уже в иных мирах летала,
И мне оттуда вновь транслировала сны...
Доброго утра, друзья!
Шарль Бодлер
Туманы и дожди
И осень позднюю и грязную весну
Я воспевать люблю: они влекут ко сну
Больную грудь и мозг какой-то тайной силой,
Окутав саваном туманов и могилой.
Поля безбрежные, осенних бурь игра,
Всю ночь хрипящие под ветром флюгера
Дороже мне весны; о вас мой дух мечтает,
Он крылья ворона во мраке распластает.
Осыпан инея холодной пеленой,
Пронизан сладостью напевов погребальных,
Он любит созерцать, исполнен грез печальных,
Царица бледная, бесцветный сумрак твой!
Иль в ночь безлунную тоску тревоги тайной
Забыть в объятиях любви, всегда случайной!
Шарль Бодлер
Туманы и дожди
И осень позднюю и грязную весну
Я воспевать люблю: они влекут ко сну
Больную грудь и мозг какой-то тайной силой,
Окутав саваном туманов и могилой.
Поля безбрежные, осенних бурь игра,
Всю ночь хрипящие под ветром флюгера
Дороже мне весны; о вас мой дух мечтает,
Он крылья ворона во мраке распластает.
Осыпан инея холодной пеленой,
Пронизан сладостью напевов погребальных,
Он любит созерцать, исполнен грез печальных,
Царица бледная, бесцветный сумрак твой!
Иль в ночь безлунную тоску тревоги тайной
Забыть в объятиях любви, всегда случайной!
Тэффи
Тоска, моя тоска! Я вижу день дождливый,
Болотце топкое меж чахнущих берез,
Где голову пригнув, смешной и некрасивый,
Застыл журавль под гнетом долгих грез.
Он грезит розовым, сверкающим Египтом,
Где раскаленный зной рубинность в небе льет,
Где к солнцу, высоко над пряным эвкалиптом
Стремят фламинго огнекрылый взлет…
Тоска моя, тоска! О будь благословенна!
В болотной темноте тоскующих темниц,
Осмеянная мной, ты грезишь вдохновенно
О крыльях пламенных солнцерожденных птиц!
1922
Тоска, моя тоска! Я вижу день дождливый,
Болотце топкое меж чахнущих берез,
Где голову пригнув, смешной и некрасивый,
Застыл журавль под гнетом долгих грез.
Он грезит розовым, сверкающим Египтом,
Где раскаленный зной рубинность в небе льет,
Где к солнцу, высоко над пряным эвкалиптом
Стремят фламинго огнекрылый взлет…
Тоска моя, тоска! О будь благословенна!
В болотной темноте тоскующих темниц,
Осмеянная мной, ты грезишь вдохновенно
О крыльях пламенных солнцерожденных птиц!
1922