Дым осиновый
возвращает глаза
на место, в горечь.
Это слеза.
На место — в ветер,
потом в огонь.
Сотрёшь горячую —
жжёт ладонь.
Сотрёшь, как море,
как тень, как дым,
как свет осиновый,
как зимний Крым.
Сотрёшь испарину,
и вспыхнет соль.
Как Бог, всю землю
обнимет боль.
Юрий Казарин
возвращает глаза
на место, в горечь.
Это слеза.
На место — в ветер,
потом в огонь.
Сотрёшь горячую —
жжёт ладонь.
Сотрёшь, как море,
как тень, как дым,
как свет осиновый,
как зимний Крым.
Сотрёшь испарину,
и вспыхнет соль.
Как Бог, всю землю
обнимет боль.
Юрий Казарин
Forwarded from Капризная муза
От окраины к центру
…Не до смерти ли, нет,
мы ее не найдем, не находим.
От рожденья на свет
ежедневно куда-то уходим,
словно кто-то вдали
в новостройках прекрасно играет.
Разбегаемся все. Только смерть нас одна собирает.
Значит, нету разлук.
Существует громадная встреча.
Значит, кто-то нас вдруг
в темноте обнимает за плечи,
и полны темноты,
и полны темноты и покоя,
мы все вместе стоим над холодной блестящей рекою.
Как легко нам дышать,
оттого, что подобно растенью
в чьей-то жизни чужой
мы становимся светом и тенью
или больше того —
оттого, что мы все потеряем,
отбегая навек, мы становимся смертью и раем.
Иосиф Бродский, 1962
…Не до смерти ли, нет,
мы ее не найдем, не находим.
От рожденья на свет
ежедневно куда-то уходим,
словно кто-то вдали
в новостройках прекрасно играет.
Разбегаемся все. Только смерть нас одна собирает.
Значит, нету разлук.
Существует громадная встреча.
Значит, кто-то нас вдруг
в темноте обнимает за плечи,
и полны темноты,
и полны темноты и покоя,
мы все вместе стоим над холодной блестящей рекою.
Как легко нам дышать,
оттого, что подобно растенью
в чьей-то жизни чужой
мы становимся светом и тенью
или больше того —
оттого, что мы все потеряем,
отбегая навек, мы становимся смертью и раем.
Иосиф Бродский, 1962