Начинаем неделю с хороших новостей — сбор закрыт!

9 ноября в Москве пройдет мероприятие для всех, кто следит за политикой в США — «Демократия в огне: Как выборы в Америке переписали судьбу мира»

Среди спикеров ивента:

— Павел Дубравский — политтехнолог, руководитель Дубравский консалтинг, автор канала Campaign Insider;
— Ян Веселов — политолог-американист, автор телеграм-канала One Big Union;
— Арсентий Тропаревский — политолог, автор телеграм-канала Political Animals;
— Роман Романов — эксперт по американской политике, автор канала «Записки американиста»;
— Павел Шариков — политолог-международник.

Приходите!

Билеты по ссылке

Где: Москва, Ленинский пр-т, 146, «Аструс», зал «Омега»
Когда: 9 ноября (сб), 17:00

Молдова как пример неудачной евроинтеграции?

20 октября в Молдове параллельно прошли президентские выборы и референдум по вопросам изменения конституции для вступления страны в ЕС. По результатам голосования проевропейский инкумбент Майя Санду набрала ~42% голосов и заняла первое место (второе место — лишь ~26%), но не смогла обеспечить победу в первом туре. Позиция за вхождение в ЕС едва набрала ~50% — для внесения изменений в конституцию Молдовы необходимо простое большинство. Почему же итоги голосования в этой небольшой и самой бедной стране Европы так интересны?

Александр Баунов правильно указывает на политтехнологический расчет команды Санду протащить переизбрание президента, поддерживающего ориентацию на Евросоюз, вместе с голосованием об одобрении вступления в ЕС. С позиции здравого смысла им могло показаться, что это сработает на пользу кандидата — уровень поддержки Санду и правда ниже, чем уровень одобрения евроинтеграции. С момента избрания в 2019 году президент столкнулась со значительным сопротивлением при принятии реформ, давлением РФ и неблагоприятной для экономики ситуацией, вызванной внешнеполитической нестабильностью. Неудивительно, что все эти факторы влияли на колебания электорального рейтинга. Поэтому мобилизация избирателей вокруг проевропейской повестки вместо обсуждения смешанных результатов правления казалась разумным шагом.

Как бы не так — на мой взгляд, политическое окружение Санду явно недооценило риски этой стратегии. Они не учли, что одобрение демократии (а ЕС во многом ассоциируется с ее принципами и идеями) электоратом серьезно зависит от экономической ситуации. Если граждане не удовлетворены своим материальным положением, они в меньшей степени будут поддерживать демократические принципы. Экономические невзгоды порождают разочарование в демократии. С долгосрочным экономическим ростом в Молдове дела обстоят печально, в том числе в последние годы. Несмотря на высокие ожидания электората, Майе Санду не удалось его обеспечить. Так, проведение одновременно президентских выборов и голосования по поправкам в конституцию чуть не утопило инициативу Молдовы по вступлению в ЕС.

Молдова — это электоральная демократия со всеми вытекающими последствиями. С одной стороны, проевропейский инкумбент может пользоваться своим положением для проведения электоральных процедур по выгодным для себя правилам, а также оказывать давление на СМИ, лояльные прокремлевским политическим оппонентам. С другой стороны, евроскептическая оппозиция во многом полагается на внешнюю поддержку со стороны РФ, не стесняется использовать теневое финансирование и выстраивать политические машины для обеспечения нужных ей результатов выборов (но это справедливо не для любой оппозиции Санду). К этому добавляется тот факт, что национальное правительство не контролирует часть своей территории (Приднестровье), регулярно конфликтует с одним из крупных регионов страны — Гагаузией, а также находится под очевидным внешним давлением со стороны РФ. В целом, страна остается достаточно расколотой по этническому вопросу с момента обретения независимости.

В конце 2000-х вместе с пятью странами — Белоруссией, Украиной, Арменией, Грузией и Азербайджаном — Молдова стала частью Восточного партнерства, проекта ЕС по постепенной интеграции ряда постсоветских стран в Евросоюз. С самого начала эта идея выглядела довольно сомнительной. Все государства из списка либо уже были на тот момент авторитарными (Азербайджан, Беларусь, Армения), либо являлись нестабильными электоральными демократиями с очень фрагментированными элитами (Украина, Грузия, Молдова). Пять из шести страдали от расколов или даже полноценных конфликтов на этнической почве. Также все эти страны так или иначе входили в орбиту интересов России, имели с ней плотные экономические, культурные и политические связи.

Никаких четких гарантий по вступлению в Союз ЕС предоставить этим странам не смог — в отличие от бывших стран Восточного блока, для которых вступление в Евросоюз стало важным стимулом для элит проводить демократизацию.

Кейс Молдовы в этом плане очень показательный.

Почитал тут тред в Твиттере и статью «Институты не делают страны богаче» (по закону я не могу дать ссылку на нежелательный ресурс известного левого медиа на букву D) с критикой неоинституционального подхода и его самых известных широкой публике представителей — Дарона Асемоглу, Саймона Джонсона и Джеймса Робинсона, которые на прошлой неделе получили Нобелевку по экономике. На мой взгляд, сама задумка текста неплоха, но в нем содержится целый ряд мифов о неоинституционализме, которые хотелось бы разобрать. Да, это новый субъективный пост-ИМХО в области политэкономии:

— Неоинституционализм предполагает, что для успешного экономического развития необходимо скопировать западные институты. Здесь критики этого подхода мешают в кучу ранние и поздние академические работы этого направления, а также государственные политики (policies), которые рекомендовали международные организации вроде МВФ в 1980-1990-е годы развивающимся странам. Действительно, авторы-неоинституционалисты пишут о том, что для обеспечения долгосрочного экономического роста необходим правопорядок, который характеризуется как «порядок открытого доступа» (Норт, Вайнгаст и Уоллис) или «инклюзивные институты» (Асемоглу, Джонсон, Робинсон): защищенные права собственности, верховенство права, равные экономические и социальные условия. То есть набор правил, который вовлекает в экономическую деятельность все население, а не только элиты. Однако то, каким образом эти институты возникают и как они выглядят на практике, отличается в каждом конкретном случае. Например, об этом пишет экономист Дэни Родрик (тут, тут и тут). Столь примитивный взгляд на институты, который вынесен в начало абзаца, наоборот критикуется, а не продвигается нынешними неоинституционалистами — поэтому этот тезис банально устарел. Скорее справедливо было бы так писать об авторах теории модернизации.

— «...в истории достаточно примеров того, как страны становились богатыми и избегали ловушки бедности, не используя институты, сложившиеся на Западе. К ним можно отнести восточноазиатские страны: Сингапур, Южную Корею, Тайвань и с недавних пор Китай». На мой взгляд, тезис о том, что эти страны никак не ориентировались на развитые страны в построении правил игры, выглядит довольно сомнительным: во всех случаях экономическому росту способствовали в том числе установление прав частной собственности и обеспечение верховенства права. Естественно, ни один случай экономического бума нельзя объяснить только институтами — важны и географические факторы, и культурные, и политический контекст, и конкретные экономические политики (и этого, сюрприз, никто в мейнстриме не отрицает). Но тезис о том, что эти страны вообще не использовали схожие институты, просто некорректен.

— «Россия — хороший пример того, почему импорт "правильных институтов" не работает (...) Идея о том, что сначала "правильные" институты, а потом демократия, свобода и благосостояние, не сработала». Опять же, см. п.1. Эта идея УЖЕ давно доминирует в мейнстриме. Тем более забавно читать об этом в материале с критикой авторов вроде Асемоглу и Робинсона, у которых в соавторстве выходило аж целое исследование "Democracy Does Cause Growth" (2019) о демократии как о политическом режиме, который в наибольшей степени способствует развитию. То, что Россия 1990-х не являлась примером порядка открытого доступа, думаю, объяснять не нужно.

Не поймите меня неправильно — критиковать тех же Асемоглу, Джонсона и Робинсона это нормально, благо есть за что: за проблемы с эмпирикой отдельных исследований, сомнительные исторические примеры в работах, конструирование большого нарратива. Раздел про критику их работ "The Colonial Origins of Comparative Development: An Empirical Investigation" (2001) и "Reversal of Fortune: Geography and Institutions in the Making of the Modern World Income Distribution" (2002) написан неплохо — в них правда есть определенные проблемы. Однако, во-первых, это не единственные авторы-неоинституционалисты. Во-вторых, критика целого теоретического подхода должна быть более качественной — не строиться на устаревшей информации и мифах. Ну такое.

Уже по традиции отметился в списке каналов о политологии и политтехнологиях — можете изучить, если вам интересно.

Все о международных отношениях

Собрал в одном посте все публикации из нашего с Political Animals цикла статей про мировую политику — приятного ознакомления:

🔹 Либерализм в международных отношениях: треугольник Канта или как добиться вечного мира

🔹 Классический реализм в международной политике

🔹 Структурный реализм (он же неореализм) или борьба за выживание

🔹 Неолиберализм: война, торговля и либеральные демократии

🔹 Что такое геополитика?

🔹 Марксизм и нео-марксизм в международных отношениях

🔹 Социальный конструктивизм в международных отношениях

🔹 Пост-позитивистские теории международных отношений: постструктурализм, постколониализм и феминизм

Кстати, в моей любимой Австрии по итогам прошедших парламентских выборов случилось ровно то, о чем я вскользь говорил в посте о полупрезидентских системах — федеральный президент вопреки традиции, но полностью в соответствии со своими конституционными полномочиями, отказался доверить формирование коалиции лидеру анти-истеблишментской Австрийской партии свободы, которая заняла первое место. Вместо этого мандат на формирование правительства ушел представителю правой Австрийской народной партии, которая пришла второй — при таких раскладах почти наверняка АПС не попадет в правительство. Такой вот «спящий институт» сильного президентства.

Бредовость некоторых требований отечественного избирательного законодательства — наглядно.

Ровно поэтому многие кандидаты, кстати, в итоге забивают на сдачу отчета — проще заплатить штраф, чем тратить время на подготовку такой стопки бумаг, а затем выслушивать от избиркома претензии по комплектности документов и все переделывать.

Ivan Kurilla пишет о том, что сходные институты в разных широких контекстах могут иметь разное значение и вести к разным последствиям. Ну да. Я сейчас пишу книгу о военных режимах и как раз дошел до сравнения институциональных структур Бразилии и Индонезии во время авторитаризма. В обеих странах президент избирался не напрямую, а парламентами, но при этом располагал полными президентскими полномочиями, и это, конечно, очень фундаментальное сходство. Однако в Бразилии выборы в парламенте служили реальным механизмом ротации военачальников, которые договорились избегать продолжительной концентрации власти в одних руках. Индонезийский режим был персоналистской диктатурой Сухарто. Он вполне мог бы выигрывать президентские выборы, результаты которых в Индонезии все равно фальсифицировались бы, как фальсифицировались результаты парламентских. Но зачем напрягаться и тратиться на два комплекта выборов, если можно обойтись одним? Последствия тоже были разными: в Бразилии непрямые выборы президента (как и борьба за возвращение прямых) сыграли решающую роль в мирном переходе к демократии, а в Индонезии режим пал вследствие отказа военных и полиции защитить его от массовых протестов.

#григорийголосов

Мой коллега из Атласа амбиций выпустил подборку статей на тему происходящего в России и мире.

В частности:

🔹ИИ справляется с пропагандой лучше, чем человек

Исследование доказало, что роботы теперь будут писать новости чаще, дешевле, но что самое страшное — убедительнее.

🔹Одержимость контролем сделала из России аутсайдера

Статья об инвестициях как способе проецировать государственную власть и о том, как к этому относятся другие государства.

🔹 Эре дешевого труда конец?

Заметки о том, как Яндекс убивает рынок труда и отнимает источник заработка у россиян.

Рекомендую подписаться, чтобы не пропустить новые посты!

#промо

Парадипломатия в России

По прошествии саммита БРИКС в Казани подниму одну интересную тему, которая обычно оказывается на переферии при обсуждении российской внешней политики — о парадипломатии.

Парадипломатия — это внешнеэкономическая и культурная деятельность субнациональных единиц, таких как регионы и города, которые стремятся укрепить международные связи для решения локальных экономических задач, налаживания торговли и улучшения культурного обмена. Этот вид деятельности активизировался в условиях глобализации, когда международные связи помогают регионам адаптироваться к глобальной экономике и получать поддержку из-за рубежа. В парадипломатии важен баланс между автономией регионов и централизованным контролем.

В 1990-е годы российские регионы пользовались относительной автономией в международных делах, поскольку федеральный центр был ослаблен экономическими и политическими кризисами. В условиях этого вакуума власти губернаторы и главы республик могли напрямую заключать соглашения с иностранными государствами для привлечения инвестиций и поддержки региональных программ. Так, регионы, особенно приграничные, были заинтересованы в развитии торговли и сотрудничества с соседними странами для стабилизации экономики. Этому также способствовали международные организации, поддерживавшие переходные экономики стран постсоветского пространства. Кроме того, международные связи позволяли региональным элитам усиливать свой вес в переговорах с федеральным центром.

С началом президентства Путина началась активная централизация власти. Парадипломатия подверглась строгому контролю со стороны федерального центра, и Министерство иностранных дел стало главной инстанцией, контролирующей внешние контакты регионов. Москва также начала требовать согласования международных проектов на уровне федеральных органов власти. Это ограничило самостоятельность субъектов, но обеспечило большую консолидацию государственной внешней политики России, снизив риски неподконтрольных международных инициатив.

Тем не менее, в этот же период 2000-х и 2010-х парадипломатия российский регионов, особенно приграничных, позволяла им развивать связи с Евросоюзом, даже на фоне политических разногласий между Россией и ЕС — глубже всего оказались отношения северо-западных субъектов Федерации с Финляндией и странами Балтии. Многие регионы стремились использовать возможности культурных и экономических обменов с ЕС для решения местных задач и привлечения дополнительных ресурсов. Однако усиленный контроль со стороны федерального центра затруднял реализацию крупных международных проектов, так как все инициативы должны быть согласованы с Кремлем и соответствовать официальной внешней политике РФ. Понятно, что сейчас подобные международные активности российских регионов серьезно сократились.

Не стоит забывать и о национальных республиках — особая религиозная и этническая идентичность позволяет этим регионам налаживать связи с близкими по этим признакам странами. Особенно на этом направлении выделяются Татарстан и Чечня. Первый активно поддерживает культурные и экономические связи с Турцией и другими тюркскими странами. Эти отношения сохранялись даже в периоды официальных разногласий между Москвой и Анкарой в 2010-х во время войны в Сирии — поскольку они позволяли привлекать в регион инвестиции и туристов. В свою очередь, Чечня имеет уникальные дипломатические связи с Ближним Востоком, что способствует укреплению ее позиций в исламском мире. Особенность этих связей — личные контакты главы республики с рядом лидеров арабских стран.

При этом, не стоит думать, что парадипломатия в РФ работает исключительно в интересах регионов и их элит — федеральный центр тоже извлекает из таких отношений свои выгоды, налаживая отношения с другими странами, но просто руками представителей субъектов. Особенно это так работает в случае с Ближним Востоком и постсоветским пространством.

Таким образом, несмотря на серьезную централизацию власти в России в последние десятилетия, парадипломатия остается важным инструментом в руках региональных элит.