#ЖЗЛ (продолжение) Делалось это промышленное «чудо» следующим образом. На старый фундамент установили станки. Рабочие в тулупах на морозе тут же приступили к производству. Согрелись они довольно быстро, так как платили им по выработке. В это же время строители крепили над станками огромные дуги из свеже приготовленных рельсов. Металлический каркас обшивался деревянными щитами, одновременно складывалась печка, и через несколько дней рабочие, уже без тулупов, трудились в настоящем цеху (фото).
В январе 1868 года Путилов заключил с правительством контракт на изготовление 2,8 млн. пудов рельсов по цене рупь-восемьдесят за пуд. Так отставной морской чиновник получил от государства 5 миллионов рублей, превратившись в крупного промышленного магната. Путиловский завод рос на глазах. Следующий заказ от правительства оценивался уже в 14,4 млн. рублей. Николай Иванович осваивал новый ассортимент: пушки, мосты, детали паровозов, вагонов, военных крейсеров и пассажирских кораблей. Ворочая миллионами, Путилов оставался равнодушен к личному благосостоянию. До конца жизни он так и не обзавёлся ни личным особняком, ни загородным имением, проживая с супругой Екатериной Ивановной на съёмных квартирах. Всю прибыль он инвестировал в реализацию новых проектов.
По воспоминаниям рабочих, олигарх носился по своему заводу в засаленном сюртуке, залезал во все дыры, здоровался с мастерами и орал на лентяев. В праздники Путилов мог выпить водки с рабочими из одного «ведра». Полагавшийся труженикам «соцпакет» - жильё, больницы, школы - и невиданные ранее оклады (у хороших мастеров выходило больше 100 рублей в месяц) оказались лучшими производственными стимулами. Наниматься к Путилову приезжали целыми деревнями. Ради таких благ крестьяне были готовы отказаться от «злоупотреблений», ибо пьяниц демократичный олигарх на дух не выносил. В 1869-м, через год после открытия, на Путиловском заводе работали 2000 человек.
(окончание завтра)
В январе 1868 года Путилов заключил с правительством контракт на изготовление 2,8 млн. пудов рельсов по цене рупь-восемьдесят за пуд. Так отставной морской чиновник получил от государства 5 миллионов рублей, превратившись в крупного промышленного магната. Путиловский завод рос на глазах. Следующий заказ от правительства оценивался уже в 14,4 млн. рублей. Николай Иванович осваивал новый ассортимент: пушки, мосты, детали паровозов, вагонов, военных крейсеров и пассажирских кораблей. Ворочая миллионами, Путилов оставался равнодушен к личному благосостоянию. До конца жизни он так и не обзавёлся ни личным особняком, ни загородным имением, проживая с супругой Екатериной Ивановной на съёмных квартирах. Всю прибыль он инвестировал в реализацию новых проектов.
По воспоминаниям рабочих, олигарх носился по своему заводу в засаленном сюртуке, залезал во все дыры, здоровался с мастерами и орал на лентяев. В праздники Путилов мог выпить водки с рабочими из одного «ведра». Полагавшийся труженикам «соцпакет» - жильё, больницы, школы - и невиданные ранее оклады (у хороших мастеров выходило больше 100 рублей в месяц) оказались лучшими производственными стимулами. Наниматься к Путилову приезжали целыми деревнями. Ради таких благ крестьяне были готовы отказаться от «злоупотреблений», ибо пьяниц демократичный олигарх на дух не выносил. В 1869-м, через год после открытия, на Путиловском заводе работали 2000 человек.
(окончание завтра)
#цитатазазавтраком
«Надо бы собраться как-нибудь вечерком и кутнуть так, чтобы чертям тошно стало, а то на душе как-то кисло и дрянно».
Антон Чехов (письма).
Доброе утро!
#картиназазавтраком
Юрий Медведев (1956, Уфа, - 2024, Петербург). «Пивной ларёк» (2010).
«Надо бы собраться как-нибудь вечерком и кутнуть так, чтобы чертям тошно стало, а то на душе как-то кисло и дрянно».
Антон Чехов (письма).
Доброе утро!
#картиназазавтраком
Юрий Медведев (1956, Уфа, - 2024, Петербург). «Пивной ларёк» (2010).
#ЖЗЛ (продолжение) Если человек не движется вперёд - он не стоит на месте, а откатывается назад. Кажется, так (или почти так) написано у Стругацких.
Следующим шагом вперёд Путилов определил себе строительство порта. Он не был честолюбцем или тщеславным «нарциссом». Просто умница-моряк-математик просчитывал «чёрных лебедей» заранее. Очередной пернатый летел со стороны моря.
Порт, конечно, в Петербурге имелся, но такой себе. Мягко говоря, своеобразный. То, что в середине 19 века называлось «портом», располагалось на Малой Неве в восточной части Васильевского острова. Из-за извилистого мелководного фарватера суда предпочитали не связываться с Малой Невой, а разгружались и загружались в Кронштадте. И получалась вот какая, понимаешь, загогулина: перевозка товаров от Кронштадтского порта до любой точки мира обходилась коммерсанту дешевле, чем транспортировка этих же товаров до Петербурга (длившаяся от 7 до 12 дней) на крохотных судёнышках по этому самому фарватеру. Поэтому главным в путиловском проекте мыслилось сооружение открытого морского канала между островом и городом. Маяки, причалы и склады прилагались. А если выражаться резюмированно - Николай Иванович собирался соединить в столице три пути - морской, речной и железнодорожный.
Проект стоил немыслимых денег, но, как говорится, «и можно бы дешевле, да не то». Правительство тогда было не совсем чтоб дурное и о «чёрных лебедях» кое-что знало. Поэтому оно (правительство) радостно поддержало путиловскую инициативу и, назначив Николая Ивановича подрядчиком, пообещало ему 20 миллионов казённых рублей.
С точки зрения прогресса, развития и всякого такого необходимость морского канала даже не обсуждалась, а вот что Путилов недооценил, так это всесильность традиционного «радения родному человечку». «Человечки», перетаскивавшие товары из Кронштадта в город и обратно, ожесточённо воспротивились портовым инициативам. «Лодочное» лобби оказало на правительство мощное давление, в результате чего оно (правительство) передумало рыть канал и, пробурчав что-то невнятное, откупилось от инициатора 2 миллионами вместо 20 обещанных. Чтоб отстал. Верный своим принципам Путилов продолжил работы за свой счёт.
Но «лодочники» не остановились на достигнутом. Они пошли в PR- атаку на морской проект. Путилова травили в прессе, его оскорбляли, высмеивали и улюлюкали ему вслед (см. карикатуру). Даже поэт Некрасов, картёжник и певец крестьянской доли, разразился гневными стишатами: «Наживаться воровством / Сродни подлому холопу…» Неудивительно, что банкиры, начитавшись подобного, отказывали Путилову в кредитах, ссылаясь на финансовый кризис.
(окончание ниже)
Следующим шагом вперёд Путилов определил себе строительство порта. Он не был честолюбцем или тщеславным «нарциссом». Просто умница-моряк-математик просчитывал «чёрных лебедей» заранее. Очередной пернатый летел со стороны моря.
Порт, конечно, в Петербурге имелся, но такой себе. Мягко говоря, своеобразный. То, что в середине 19 века называлось «портом», располагалось на Малой Неве в восточной части Васильевского острова. Из-за извилистого мелководного фарватера суда предпочитали не связываться с Малой Невой, а разгружались и загружались в Кронштадте. И получалась вот какая, понимаешь, загогулина: перевозка товаров от Кронштадтского порта до любой точки мира обходилась коммерсанту дешевле, чем транспортировка этих же товаров до Петербурга (длившаяся от 7 до 12 дней) на крохотных судёнышках по этому самому фарватеру. Поэтому главным в путиловском проекте мыслилось сооружение открытого морского канала между островом и городом. Маяки, причалы и склады прилагались. А если выражаться резюмированно - Николай Иванович собирался соединить в столице три пути - морской, речной и железнодорожный.
Проект стоил немыслимых денег, но, как говорится, «и можно бы дешевле, да не то». Правительство тогда было не совсем чтоб дурное и о «чёрных лебедях» кое-что знало. Поэтому оно (правительство) радостно поддержало путиловскую инициативу и, назначив Николая Ивановича подрядчиком, пообещало ему 20 миллионов казённых рублей.
С точки зрения прогресса, развития и всякого такого необходимость морского канала даже не обсуждалась, а вот что Путилов недооценил, так это всесильность традиционного «радения родному человечку». «Человечки», перетаскивавшие товары из Кронштадта в город и обратно, ожесточённо воспротивились портовым инициативам. «Лодочное» лобби оказало на правительство мощное давление, в результате чего оно (правительство) передумало рыть канал и, пробурчав что-то невнятное, откупилось от инициатора 2 миллионами вместо 20 обещанных. Чтоб отстал. Верный своим принципам Путилов продолжил работы за свой счёт.
Но «лодочники» не остановились на достигнутом. Они пошли в PR- атаку на морской проект. Путилова травили в прессе, его оскорбляли, высмеивали и улюлюкали ему вслед (см. карикатуру). Даже поэт Некрасов, картёжник и певец крестьянской доли, разразился гневными стишатами: «Наживаться воровством / Сродни подлому холопу…» Неудивительно, что банкиры, начитавшись подобного, отказывали Путилову в кредитах, ссылаясь на финансовый кризис.
(окончание ниже)
#ЖЗЛ (окончание) Умница-моряк-математик не сдавался и вёл стройку на собственные средства. Когда его свободные активы закончились, он вложил в порт предоплату, полученную от заказчика скоростных паровозов. А паровозы покрыл из денег, присланных на вагоны. Финансирование морской инициативы превратилось в «пирамиду».
Последней соломинкой, сломавшей спину верблюда, стал европейский промышленный кризис, который дополз и до России. Строительство железных дорог пришлось свернуть, из-за чего заказы на основной путиловский продукт - рельсы - сократились с миллионов пудов до тысяч, а то и сотен. К единодушному ликованию «лодочников».
Завод тянул на голом энтузиазме. Одну пятую зарплаты рабочие получали деньгами, какую-то часть - карточками для заводской лавки, остальное записывалось в долг.
Путилов боролся до последнего. Он закладывал акции своего предприятия банкам, продавал за копейки паи в будущих доходах от порта. А газеты хохотали до упаду и со вкусом потешались над разорившимся «выскочкой». Умора - Путилов потерял свой завод!
18 апреля 1880 года Николай Иванович Путилов умер от инфаркта. На его похороны собрались тысячи рабочих. Простой народ слегка мифологизировал утрату и провозгласил Путилова кормильцем, поильцем и защитником пролетариата. Ну, вот так они относились к покойному работодателю. Полиции пришлось выставить дополнительные кордоны: власти не без оснований опасались, что панихида по Путилову может превратиться в политическую демонстрацию. Гроб с телом кормильца и защитника благодарные трудяги несли на руках почти 20 км - от дома 9 по Б. Конюшенной до острова Гладкого в акватории будущего порта. На свои деньги рабочие наняли два хора певчих - Исаакиевского и Казанского соборов.
Шакалы-«лодочники» затихли, и общество вдруг открыло в себе настолько глубокое уважение к Николаю Ивановичу, что на старых картах города (до 1906 года) могила Путилова обозначалась специальным знаком. Морской офицер завещал похоронить себя в недостроенном порту. Белая намогильная часовня на острове была хорошо видна с берега. В 1884 году к Николаю Ивановичу присоединилась его жена Екатерина Ивановна. А ещё через год - в 1885-м - открыли Морской канал.
Через 20 с небольшим лет рядом с Путиловским заводом (совр. пр. Стачек, 48) возвели церковь Св. Николая Чудотворца, в подвал которой в 1907 году перенесли прах Путиловых. В 1951-м при очередной переделке храма под склад или что-то в этом же роде советские работяги наткнулись на две старинные могилы. Литая чугунная плита доходчиво объясняла происхождение усопших. По распоряжению начальства плиту отправили на переплавку, а останки Путилова и его жены сожгли в котельной некогда основанного им завода.
Последней соломинкой, сломавшей спину верблюда, стал европейский промышленный кризис, который дополз и до России. Строительство железных дорог пришлось свернуть, из-за чего заказы на основной путиловский продукт - рельсы - сократились с миллионов пудов до тысяч, а то и сотен. К единодушному ликованию «лодочников».
Завод тянул на голом энтузиазме. Одну пятую зарплаты рабочие получали деньгами, какую-то часть - карточками для заводской лавки, остальное записывалось в долг.
Путилов боролся до последнего. Он закладывал акции своего предприятия банкам, продавал за копейки паи в будущих доходах от порта. А газеты хохотали до упаду и со вкусом потешались над разорившимся «выскочкой». Умора - Путилов потерял свой завод!
18 апреля 1880 года Николай Иванович Путилов умер от инфаркта. На его похороны собрались тысячи рабочих. Простой народ слегка мифологизировал утрату и провозгласил Путилова кормильцем, поильцем и защитником пролетариата. Ну, вот так они относились к покойному работодателю. Полиции пришлось выставить дополнительные кордоны: власти не без оснований опасались, что панихида по Путилову может превратиться в политическую демонстрацию. Гроб с телом кормильца и защитника благодарные трудяги несли на руках почти 20 км - от дома 9 по Б. Конюшенной до острова Гладкого в акватории будущего порта. На свои деньги рабочие наняли два хора певчих - Исаакиевского и Казанского соборов.
Шакалы-«лодочники» затихли, и общество вдруг открыло в себе настолько глубокое уважение к Николаю Ивановичу, что на старых картах города (до 1906 года) могила Путилова обозначалась специальным знаком. Морской офицер завещал похоронить себя в недостроенном порту. Белая намогильная часовня на острове была хорошо видна с берега. В 1884 году к Николаю Ивановичу присоединилась его жена Екатерина Ивановна. А ещё через год - в 1885-м - открыли Морской канал.
Через 20 с небольшим лет рядом с Путиловским заводом (совр. пр. Стачек, 48) возвели церковь Св. Николая Чудотворца, в подвал которой в 1907 году перенесли прах Путиловых. В 1951-м при очередной переделке храма под склад или что-то в этом же роде советские работяги наткнулись на две старинные могилы. Литая чугунная плита доходчиво объясняла происхождение усопших. По распоряжению начальства плиту отправили на переплавку, а останки Путилова и его жены сожгли в котельной некогда основанного им завода.
#цитатазазавтраком
«Над Санта-Клаусом подшучивать приятно и легко: его же не существует! Он не придёт и не набьёт морду шутнику. Вот Дед Мороз - совсем другое дело!»
Из журнала «Maxim».
Доброе утро! Завтра у Деда Мороза день рождения. И вообще скоро новый год.
#картиназазавтраком
Вася Ложкин
«Над Санта-Клаусом подшучивать приятно и легко: его же не существует! Он не придёт и не набьёт морду шутнику. Вот Дед Мороз - совсем другое дело!»
Из журнала «Maxim».
Доброе утро! Завтра у Деда Мороза день рождения. И вообще скоро новый год.
#картиназазавтраком
Вася Ложкин
#воскресныечтения
СЕРГЕЙ ДОВЛАТОВ, МАРИАННА ВОЛКОВА (фотографии).
Из книги «Не только Бродский».
«Андрей Вознесенский.
Одна знакомая поехала на дачу к Вознесенским. Было это в середине зимы. Жена Вознесенского, Зоя, встретила её очень радушно. Хозяин не появлялся.
- Где же Андрей?
- Сидит в чулане. В дублёнке на голое тело.
- С чего это вдруг?
- Из чулана вид хороший на дорогу. А к нам должны приехать западные журналисты. Андрюша и решил: как появится машина - дублёнку в сторону! Выбежит на задний двор и будет обсыпаться снегом. Журналисты увидят - русский медведь купается в снегу. Колоритно и впечатляюще! Андрюша их заметит, смутится. Затем, прикрывая срам, убежит. А статьи в западных газетах будут начинаться так: «Гениального русского поэта мы застали купающимся в снегу…» Может, они даже сфотографируют его. Представляешь - бежит Андрюша с голым задом, а кругом российские снега».
СЕРГЕЙ ДОВЛАТОВ, МАРИАННА ВОЛКОВА (фотографии).
Из книги «Не только Бродский».
«Андрей Вознесенский.
Одна знакомая поехала на дачу к Вознесенским. Было это в середине зимы. Жена Вознесенского, Зоя, встретила её очень радушно. Хозяин не появлялся.
- Где же Андрей?
- Сидит в чулане. В дублёнке на голое тело.
- С чего это вдруг?
- Из чулана вид хороший на дорогу. А к нам должны приехать западные журналисты. Андрюша и решил: как появится машина - дублёнку в сторону! Выбежит на задний двор и будет обсыпаться снегом. Журналисты увидят - русский медведь купается в снегу. Колоритно и впечатляюще! Андрюша их заметит, смутится. Затем, прикрывая срам, убежит. А статьи в западных газетах будут начинаться так: «Гениального русского поэта мы застали купающимся в снегу…» Может, они даже сфотографируют его. Представляешь - бежит Андрюша с голым задом, а кругом российские снега».
#цитатазазавтраком
«Да у нас ударять по столу специалистов много, есть кому. Да это просто известно в истории. А сколько неизвестно? Тех, которые ударяли? Только разлетались друг в друга. И сейчас продолжают, только сейчас уже не так».
Виктор Степанович Черномырдин, классик.
Доброе утро. Ну, с понедельником!
#картиназазавтраком
Николай Васильев из галереи «Свиное рыло».
«Да у нас ударять по столу специалистов много, есть кому. Да это просто известно в истории. А сколько неизвестно? Тех, которые ударяли? Только разлетались друг в друга. И сейчас продолжают, только сейчас уже не так».
Виктор Степанович Черномырдин, классик.
Доброе утро. Ну, с понедельником!
#картиназазавтраком
Николай Васильев из галереи «Свиное рыло».
Товарищи читатели! С удивлением вынужден признать, что аукционов-аттракционов в «Поребрике» не проводилось с незапамятных времён. То есть - с мая. Так что пора внести в размеренную жизнь канала азартный «оживляж» и взбодрить серые ноябрьские будни, когда гулять уже не очень хочется, а ёлку наряжать ещё рано.
Поэтому - прошу: работа Петра Черепанова, классический сюжет - «Дом Зингера». Размеры: 17 на 22 см, с паспарту - 23 на 30 см. Темпера, гуашь, линер, простой и белый карандаши, чёрный маркер. Рисунок существует в единственном и неповторимом экземпляре (мамой клянусь). Стартовая цена - 3000 рублей. Имя победителя будет объявлено в субботу 23 ноября в 22:00 по Москве. Пересылка в другой город за мой счёт.
Готовь сани летом, а новогодний подарок в ноябре! 🎄Пожалуйста, приступайте!🎉
Поэтому - прошу: работа Петра Черепанова, классический сюжет - «Дом Зингера». Размеры: 17 на 22 см, с паспарту - 23 на 30 см. Темпера, гуашь, линер, простой и белый карандаши, чёрный маркер. Рисунок существует в единственном и неповторимом экземпляре (мамой клянусь). Стартовая цена - 3000 рублей. Имя победителя будет объявлено в субботу 23 ноября в 22:00 по Москве. Пересылка в другой город за мой счёт.
Готовь сани летом, а новогодний подарок в ноябре! 🎄Пожалуйста, приступайте!🎉
#цитатазазавтраком
«Общественное мнение торжествует там, где дремлет мысль».
Оскар Уайльд
Доброе утро.
#картиназазавтраком
Виктор Кротов (род. 1945). «Горожане» (1986). Музей Андеграунда, Екатеринбург.
«Общественное мнение торжествует там, где дремлет мысль».
Оскар Уайльд
Доброе утро.
#картиназазавтраком
Виктор Кротов (род. 1945). «Горожане» (1986). Музей Андеграунда, Екатеринбург.
#бытописание В нашей исполненной достоинства культурной столице всегда любили поесть. Причём до сих пор стараются делать это удобно и демократично, притворяясь, что никто не создаёт из еды культа. Ну, то есть, ресторанной Меккой город себя не объявляет, иначе он сразу уронит свой повышенный культурный статус, что губительно скажется на его сложной самооценке. Поэтому бессчётные кафе, кафешки, пышечные, ресторанчики и рестораны на любой вкус и бюджет преподносятся гостям города в виде приятного бонуса к возвышенному. Поощряя кулинарный туризм, интеллигентный Петербург всё же делает вид, что он не «про еду».
Город слегка кокетничает и лукавит, потому что он ещё как «про еду», особенно про удобную и демократичную. И у этого общепитовского явления имеются научно доказанные предпосылки, уходящие корнями в глубину веков (пардон).
Глубина этих веков равна, как вы понимаете, трём столетиям. Разумеется, при Петре в строящемся городе стали появляться первые кухмистерские - незамысловатые едальни для публики со скромным доходом (для ремесленников, мастеровых, начинающих торговцев). Кухмистерские народу понравились с самого начала и продолжали нравиться вплоть до 1880-х годов. Да и как не радоваться сытному обеду из трёх-четырёх блюд всего-то за 35-45 копеек? А приобретение «обеденного» абонемента гарантировало 10% скидку даже от этой более чем разумной и приятной цены.
Основную массу держателей «кухмистерских» абонементов составляли холостяки. До середины 19 века гендерные пропорции в Петербурге искажались внушительным преобладанием мужского пола - две трети от всей городской популяции. Объяснялось это просто: мужчины переселялись в столицу на заработки, а для приезжего слабого пола работы особо не имелось. Ежегодно петербургское население прирастало тысячами крестьян, разорившихся лавочников и мелких чиновников, жаждущих урвать повышение по службе. Количественно ощутимую прибавку к завсегдатаям кухмистерских давали иногородние студенты. Добавим сюда гвардию, армию и флот и удивимся, что мужчин в столице насчитывалось всего лишь две трети.
Предтечи советских сосисочных и современных демократичных ресторанчиков делились на подвиды в зависимости от национальности хозяина: русские, татарские, еврейские, польские, чухонские и пр. Всё выглядело логично и предсказуемо: у татар предлагали конину и рассаживали мужчин и женщин по разным залам, у иудеев готовили кошерное и так далее. И только греческие кухмистерские не имели к грекам никакого отношения, и подавали в них что ни попадя, в основном русские супы с пирогами и котлетами. Публика знала об этом кулинарно-географическом хаосе и не обижалась.
Вне зависимости от национальности все владельцы едален держали нос по ветру и ухо востро, улавливая малейшие изменения спроса, дабы вовремя отреагировать на них предложением. В 1802 году столичный общепит запустил услугу по доставке обедов на дом. Студенты и холостые квартиранты, ленившиеся спускаться на сырые улицы, были в восторге. Санкт-Петербург - родина «Яндекс Еды»!
Опять же, кухмистерские случались разные. У Сенного рынка питались пирожками с требухой, а на Невском совершающей променад публике предлагали 15 видов жаркого. В меню имелись также рыбные блюда, «холодное», «пирожное», компоты и пудинги.
Но никакой «бланманжет с киселём» не мог скрасить «кухмистерской» убогости и антисанитарии. Душные подвальные помещения, нечистая посуда, грязные скатерти, заплёванный пол и посетители, не снимавшие верхней одежды. Больше других нечистоплотностью славились псевдо-греческие едальни. На них-то и пошёл войной Дмитрий Васильевич Каншин (1828-1904), язвенник, зануда и спонтанный диетолог. Но об этом уже завтра, не переключайтесь.
Город слегка кокетничает и лукавит, потому что он ещё как «про еду», особенно про удобную и демократичную. И у этого общепитовского явления имеются научно доказанные предпосылки, уходящие корнями в глубину веков (пардон).
Глубина этих веков равна, как вы понимаете, трём столетиям. Разумеется, при Петре в строящемся городе стали появляться первые кухмистерские - незамысловатые едальни для публики со скромным доходом (для ремесленников, мастеровых, начинающих торговцев). Кухмистерские народу понравились с самого начала и продолжали нравиться вплоть до 1880-х годов. Да и как не радоваться сытному обеду из трёх-четырёх блюд всего-то за 35-45 копеек? А приобретение «обеденного» абонемента гарантировало 10% скидку даже от этой более чем разумной и приятной цены.
Основную массу держателей «кухмистерских» абонементов составляли холостяки. До середины 19 века гендерные пропорции в Петербурге искажались внушительным преобладанием мужского пола - две трети от всей городской популяции. Объяснялось это просто: мужчины переселялись в столицу на заработки, а для приезжего слабого пола работы особо не имелось. Ежегодно петербургское население прирастало тысячами крестьян, разорившихся лавочников и мелких чиновников, жаждущих урвать повышение по службе. Количественно ощутимую прибавку к завсегдатаям кухмистерских давали иногородние студенты. Добавим сюда гвардию, армию и флот и удивимся, что мужчин в столице насчитывалось всего лишь две трети.
Предтечи советских сосисочных и современных демократичных ресторанчиков делились на подвиды в зависимости от национальности хозяина: русские, татарские, еврейские, польские, чухонские и пр. Всё выглядело логично и предсказуемо: у татар предлагали конину и рассаживали мужчин и женщин по разным залам, у иудеев готовили кошерное и так далее. И только греческие кухмистерские не имели к грекам никакого отношения, и подавали в них что ни попадя, в основном русские супы с пирогами и котлетами. Публика знала об этом кулинарно-географическом хаосе и не обижалась.
Вне зависимости от национальности все владельцы едален держали нос по ветру и ухо востро, улавливая малейшие изменения спроса, дабы вовремя отреагировать на них предложением. В 1802 году столичный общепит запустил услугу по доставке обедов на дом. Студенты и холостые квартиранты, ленившиеся спускаться на сырые улицы, были в восторге. Санкт-Петербург - родина «Яндекс Еды»!
Опять же, кухмистерские случались разные. У Сенного рынка питались пирожками с требухой, а на Невском совершающей променад публике предлагали 15 видов жаркого. В меню имелись также рыбные блюда, «холодное», «пирожное», компоты и пудинги.
Но никакой «бланманжет с киселём» не мог скрасить «кухмистерской» убогости и антисанитарии. Душные подвальные помещения, нечистая посуда, грязные скатерти, заплёванный пол и посетители, не снимавшие верхней одежды. Больше других нечистоплотностью славились псевдо-греческие едальни. На них-то и пошёл войной Дмитрий Васильевич Каншин (1828-1904), язвенник, зануда и спонтанный диетолог. Но об этом уже завтра, не переключайтесь.
#цитатазазавтраком
«Балуйте детей, господа! Никто не знает, что их ожидает в будущем».
Владимир Набоков
Доброе утро. Ну, с всемирным днём ребёнка!
#картиназазавтраком
Дмитрий Марков из галереи «Anna Nova», временная выставка (август-октябрь 2024).
«Балуйте детей, господа! Никто не знает, что их ожидает в будущем».
Владимир Набоков
Доброе утро. Ну, с всемирным днём ребёнка!
#картиназазавтраком
Дмитрий Марков из галереи «Anna Nova», временная выставка (август-октябрь 2024).
#бытописание (окончание) Нынешний период развитого общепита, переживаемый Петербургом, вряд ли можно считать кулинарно-предпринимательским «ренессансом», так как «средневековья» по этой части в городе не случалось ни разу за все три века его существования (столовые не закрывались даже в блокаду). Конечно, меню иногда бывало и невкусным, и даже несъедобным, но сформированную кухмистерскими привычку к доступным обедам не смогли вытравить из города ни дуболомная власть Советов, ни продовольственный дефицит эпохи строительства коммунизма. «Колыбель трёх революций» всегда поражала советских командированных изобилием пельменных, пирожковых, закусочных, сосисочных и столовых.
Возникновением последних мы обязаны Дмитрию Васильевичу Каншину (1828-1904), самопровозглашенному Дон Кихоту здорового питания и Робин Гуду гигиены. Это он, Дмитрий Васильевич, разрушил антисанитарный «кухмистерский» уклад в дореволюционной столице.
Будучи госслужащим, Каншин избыточно мотался по городам и весям, ел что попало и где придётся и, в конце концов, заработал на общепитовских харчах то ли подагру, то ли язву с гастритом. Склонный и к рефлексии, и к систематизации, Дмитрий Васильевич грамотно исследовал недуг и, убедившись, что болезнь явилась следствием неправильного питания, разработал для себя индивидуальную программу завтраков, обедов и ужинов. Сняло ли язву-подагру как рукой - неизвестно. Зато диетолог-самоучка поделился секретами здорового рациона в своей «Энциклопедии», изданной в 1885 году и вызвавшей фурор в интеллигентских и научных кругах. В книге автор уделил внимание таким аспектам как «Кулинарная химия и физика», «Эстетика питания» и - моё любимое - «Припасоведение». Наукообразное исследование сделало госслужащего Каншина столичной знаменитостью.
От теории Дмитрий Васильевич перешёл к практике и в 1888-м открыл первые - и в Петербурге, и в России - столовые. Таланты Каншина не исчерпывались одной только диетологий. PR-кампания по раскрутке нового бизнеса ему также удалась. Сторонник здорового питания и главный конкурент кухмистерских, Дмитрий Васильевич шокировал горожан откровениями об истинном положении дел в их любимых забегаловках.
Из разоблачений диетологического мессии (слабонервным и впечатлительным советую пропустить цитату): «Вам, может быть, неизвестно, что такое кашное сало? Всё, что снимается со всех тарелок, кладётся в кастрюлю и из этого вываривается жир. Этот жир идёт в кашу и называется кашным салом. Затем все выварки из такой кастрюли рубятся, и из них делается начинка для пирожков».
Ошарашенная публика испуганно притихла, и тут же любезный Каншин пригласил потерявших аппетит петербуржцев в свои новые столовые. Как уверял Дмитрий Васильевич, в его заведениях придерживались норм, разработанных мюнхенскими учёными, поэтому каншинские столовые получили название «нормальных». Диетолог-бизнесмен монетизировал свой научный авторитет, напирая на высокие санитарные требования и личное участие в опытах по «изготовлению дешёвых и здоровых блюд».
В «нормальных» столовых, действительно, было опрятно и недорого. И работали они с достоинством с 12 до 16, а не с утра до ночи, как малохольные прогорклые кухмистерские. Каншинские заведения посещали и благородные сословия, и интеллигенция. Если вынести за скобки всю PR-«учёность», «нормальные» столовые представляли собой отмытые трактиры. На стойку для наглядности всё так же выставляли «блюда дня», холодную закуску съедали прямо у стойки, а горячие блюда употребляли исключительно сидя. Держателям «обеденных» абонементов выделяли персональные шкафчики, в которых завсегдатаи хранили личные столовые приборы, салфетку и/или книгу для чтения во время еды.
К началу 20 века общепитовские «порядок и прогресс» окончательно вытеснили нездоровые кухмистерские из петербургской повседневности.
Возникновением последних мы обязаны Дмитрию Васильевичу Каншину (1828-1904), самопровозглашенному Дон Кихоту здорового питания и Робин Гуду гигиены. Это он, Дмитрий Васильевич, разрушил антисанитарный «кухмистерский» уклад в дореволюционной столице.
Будучи госслужащим, Каншин избыточно мотался по городам и весям, ел что попало и где придётся и, в конце концов, заработал на общепитовских харчах то ли подагру, то ли язву с гастритом. Склонный и к рефлексии, и к систематизации, Дмитрий Васильевич грамотно исследовал недуг и, убедившись, что болезнь явилась следствием неправильного питания, разработал для себя индивидуальную программу завтраков, обедов и ужинов. Сняло ли язву-подагру как рукой - неизвестно. Зато диетолог-самоучка поделился секретами здорового рациона в своей «Энциклопедии», изданной в 1885 году и вызвавшей фурор в интеллигентских и научных кругах. В книге автор уделил внимание таким аспектам как «Кулинарная химия и физика», «Эстетика питания» и - моё любимое - «Припасоведение». Наукообразное исследование сделало госслужащего Каншина столичной знаменитостью.
От теории Дмитрий Васильевич перешёл к практике и в 1888-м открыл первые - и в Петербурге, и в России - столовые. Таланты Каншина не исчерпывались одной только диетологий. PR-кампания по раскрутке нового бизнеса ему также удалась. Сторонник здорового питания и главный конкурент кухмистерских, Дмитрий Васильевич шокировал горожан откровениями об истинном положении дел в их любимых забегаловках.
Из разоблачений диетологического мессии (слабонервным и впечатлительным советую пропустить цитату): «Вам, может быть, неизвестно, что такое кашное сало? Всё, что снимается со всех тарелок, кладётся в кастрюлю и из этого вываривается жир. Этот жир идёт в кашу и называется кашным салом. Затем все выварки из такой кастрюли рубятся, и из них делается начинка для пирожков».
Ошарашенная публика испуганно притихла, и тут же любезный Каншин пригласил потерявших аппетит петербуржцев в свои новые столовые. Как уверял Дмитрий Васильевич, в его заведениях придерживались норм, разработанных мюнхенскими учёными, поэтому каншинские столовые получили название «нормальных». Диетолог-бизнесмен монетизировал свой научный авторитет, напирая на высокие санитарные требования и личное участие в опытах по «изготовлению дешёвых и здоровых блюд».
В «нормальных» столовых, действительно, было опрятно и недорого. И работали они с достоинством с 12 до 16, а не с утра до ночи, как малохольные прогорклые кухмистерские. Каншинские заведения посещали и благородные сословия, и интеллигенция. Если вынести за скобки всю PR-«учёность», «нормальные» столовые представляли собой отмытые трактиры. На стойку для наглядности всё так же выставляли «блюда дня», холодную закуску съедали прямо у стойки, а горячие блюда употребляли исключительно сидя. Держателям «обеденных» абонементов выделяли персональные шкафчики, в которых завсегдатаи хранили личные столовые приборы, салфетку и/или книгу для чтения во время еды.
К началу 20 века общепитовские «порядок и прогресс» окончательно вытеснили нездоровые кухмистерские из петербургской повседневности.
#цитатазазавтраком
«Изучать философию следует в лучшем случае после пятидесяти. Выстраивать модель общества - и подавно. Сначала следует научиться готовить суп, жарить - пусть не ловить - рыбу, делать приличный кофе».
Иосиф Бродский
Доброе утро. Ну, с днём философии! Да и Вольтеру сегодня стукнуло аж 330 лет.
#картиназазавтраком
Зинаида Серебрякова (1884-1967). «Крестьяне» (1914). Русский музей.
«Изучать философию следует в лучшем случае после пятидесяти. Выстраивать модель общества - и подавно. Сначала следует научиться готовить суп, жарить - пусть не ловить - рыбу, делать приличный кофе».
Иосиф Бродский
Доброе утро. Ну, с днём философии! Да и Вольтеру сегодня стукнуло аж 330 лет.
#картиназазавтраком
Зинаида Серебрякова (1884-1967). «Крестьяне» (1914). Русский музей.
Товарищи читатели! Спешу обратить ваше внимание на то, что межсезонный аукцион-аттракцион, набравший обороты на старте, минует краткосрочное будничное затишье и приближается к своей торжественной кульминации. «Дом Зингера» приосанился и замер в ожидании азартных ценителей и любителей всякого красивого. Текущая ставка составляет 5000 рублей 🔥🔥🔥Имя победителя будет объявлено чуть меньше чем через 48 часов - в субботу 23 ноября ровно в 22:00 по Москве🎉🎉🎉Пожалуйста, продолжайте!🎄🎄🎄
#цитатазазавтраком
«Знаю только одно - нас подвергли какому-то испытанию, и этот кто-то или что-то куда умнее нас, так что мне остаётся только быть добрым, сохранять спокойствие и жить как можно приятнее, пока испытание не кончится».
Курт Воннегут
Доброе утро. Ещё чуть-чуть и выходные!
#картиназазавтраком
Владимир Яшке (1948-2018). «Ваза с цветами на ковре» (1990).
«Знаю только одно - нас подвергли какому-то испытанию, и этот кто-то или что-то куда умнее нас, так что мне остаётся только быть добрым, сохранять спокойствие и жить как можно приятнее, пока испытание не кончится».
Курт Воннегут
Доброе утро. Ещё чуть-чуть и выходные!
#картиназазавтраком
Владимир Яшке (1948-2018). «Ваза с цветами на ковре» (1990).
#кровоедение Музейное дело, оно такое. Только нам, обывателям и посетителям, кажется, что дело это нехитрое - собирай раритеты согласно профилю и компонуй из них выставки под разные юбилеи или просто так, под настроение.
Однако подобное дилетантское мнение далеко от реальности. Любой крупный музейщик-директор сражается сразу на двух фронтах - историческом или искусствоведческом, по призванию, и невидимом идеологическом, по должности. Хотя в иные советские годы от музейных управляющих не требовалось глубокого знания экспонируемого. Безоговорочной приверженности идеологемам зачастую оказывалось вполне достаточно. При этом идеологемы периодически менялись, и тогда «прилетало» не только царским пережиткам, но и своим, советским, экспозициям и мемориалам.
Сейчас в это сложно поверить, но в 1953 году жертвой сменившегося идеологического тренда пал Музей обороны и блокады Ленинграда. Тот самый, который в Соляном переулке. Хотя для посетителей его закрыли четырьмя годами ранее. Просто всякие бюрократические разбирательства и измывательства заняли время. Одно только создание ликвидационной комиссии чего стоило.
Музей проработал всего 5 лет - с апреля 1944-го. Он возник почти стихийно, как народный (а потому немного наивный и искренний), эмоциональный мемориал. Конечно, такие инициативы не утверждаются на трамвайных остановках. Идея принадлежала Военному Совету Ленинградского фронта, но уцелевшие жители города посчитали музей и своим тоже и выстроились в терпеливую очередь, чтобы передать в коллекцию личные семейные кусочки памяти.
Достаточно быстро в музее набралось 37 тысяч экспонатов. От продовольственных карточек до трофейного немецкого оружия. Уже в болезненные послевоенные годы экспозиция задумывалась как слепок тех лет, застывший кадр из жизни блокадного города с диорамами и инсталляциями. Среди сотрудников музея не встречалось «посторонних». Все, как один, блокадные, травмированные, потерявшие, а потому считавшие свою работу делом чести и жизни.
Но вот в 1949-м подул «ветер перемен». Страну потрясло «Ленинградское дело». Многие из оборонявших город оказались «врагами». Десятки были расстреляны, около 2 тысяч репрессированы.
А тут такой народный и искренний музей. Получалась нестыковка, ликвидировать которую сами-понимаете-кто поручил тов. Маленкову. Трудно, то есть, практически невозможно было найти крамолу в существовании Музея обороны и блокады, но кремлёвскому делегату это удалось. Выяснилось, что экспозиция незаслуженно приписывала подвиг горожанам, тем самым создавая ложный миф об особой судьбе Ленинграда и принижая роль тов. Сталина И.В. в обороне города. Существование блокадного музея признавалось идеологически неправильным.
Из воспоминаний экскурсовода Нины Нониной: «1949 год. Ленинград. Во дворе Музея обороны горят костры. Жгут бесценные, уникальные экспонаты, подлинные документы, реликвии. Жгут многочисленные фотографии. Среди них и детские. В залах музея молотом разбивают скульптуры. Баграми сдирают живопись».
Сотрудники музея делали, что могли, для спасения коллекции. Но могли они мало. Что-то (в частности, дневник Тани Савичевой) успели передать в другие музеи, что-то не очень громоздкое забирали домой. Был арестован директор музея Лев Раков и его заместители. Раков подозревался в «сборе оружия (немецкие трофеи) с целью проведения террористических актов». Но Лев Львович тогда уже ничему не удивлялся. В 1936-м его, сотрудника Эрмитажа, арестовали за коллекцию дореволюционной одежды и обвинили в «пропаганде дворянского образа жизни».
В общем, музея не стало.
Через 40 лет, в 1989-м, «ветер перемен» дул уже в другую сторону. Ленсовет призвал жителей города внести посильный вклад в воссоздание музея блокады на старом месте. И опять тогда ещё ленинградцы выстроились в терпеливую очередь, чтобы передать в коллекцию бережно сохранённые свидетельства тех страшных дней.
Но получился уже другой музей, размерами и стилистикой напоминающий «ленинскую комнату» на заводе. С акцентом на «героической обороне Ленинграда», отодвигающим чудовищную гуманитарную катастрофу блокадных лет на второй план.
Однако подобное дилетантское мнение далеко от реальности. Любой крупный музейщик-директор сражается сразу на двух фронтах - историческом или искусствоведческом, по призванию, и невидимом идеологическом, по должности. Хотя в иные советские годы от музейных управляющих не требовалось глубокого знания экспонируемого. Безоговорочной приверженности идеологемам зачастую оказывалось вполне достаточно. При этом идеологемы периодически менялись, и тогда «прилетало» не только царским пережиткам, но и своим, советским, экспозициям и мемориалам.
Сейчас в это сложно поверить, но в 1953 году жертвой сменившегося идеологического тренда пал Музей обороны и блокады Ленинграда. Тот самый, который в Соляном переулке. Хотя для посетителей его закрыли четырьмя годами ранее. Просто всякие бюрократические разбирательства и измывательства заняли время. Одно только создание ликвидационной комиссии чего стоило.
Музей проработал всего 5 лет - с апреля 1944-го. Он возник почти стихийно, как народный (а потому немного наивный и искренний), эмоциональный мемориал. Конечно, такие инициативы не утверждаются на трамвайных остановках. Идея принадлежала Военному Совету Ленинградского фронта, но уцелевшие жители города посчитали музей и своим тоже и выстроились в терпеливую очередь, чтобы передать в коллекцию личные семейные кусочки памяти.
Достаточно быстро в музее набралось 37 тысяч экспонатов. От продовольственных карточек до трофейного немецкого оружия. Уже в болезненные послевоенные годы экспозиция задумывалась как слепок тех лет, застывший кадр из жизни блокадного города с диорамами и инсталляциями. Среди сотрудников музея не встречалось «посторонних». Все, как один, блокадные, травмированные, потерявшие, а потому считавшие свою работу делом чести и жизни.
Но вот в 1949-м подул «ветер перемен». Страну потрясло «Ленинградское дело». Многие из оборонявших город оказались «врагами». Десятки были расстреляны, около 2 тысяч репрессированы.
А тут такой народный и искренний музей. Получалась нестыковка, ликвидировать которую сами-понимаете-кто поручил тов. Маленкову. Трудно, то есть, практически невозможно было найти крамолу в существовании Музея обороны и блокады, но кремлёвскому делегату это удалось. Выяснилось, что экспозиция незаслуженно приписывала подвиг горожанам, тем самым создавая ложный миф об особой судьбе Ленинграда и принижая роль тов. Сталина И.В. в обороне города. Существование блокадного музея признавалось идеологически неправильным.
Из воспоминаний экскурсовода Нины Нониной: «1949 год. Ленинград. Во дворе Музея обороны горят костры. Жгут бесценные, уникальные экспонаты, подлинные документы, реликвии. Жгут многочисленные фотографии. Среди них и детские. В залах музея молотом разбивают скульптуры. Баграми сдирают живопись».
Сотрудники музея делали, что могли, для спасения коллекции. Но могли они мало. Что-то (в частности, дневник Тани Савичевой) успели передать в другие музеи, что-то не очень громоздкое забирали домой. Был арестован директор музея Лев Раков и его заместители. Раков подозревался в «сборе оружия (немецкие трофеи) с целью проведения террористических актов». Но Лев Львович тогда уже ничему не удивлялся. В 1936-м его, сотрудника Эрмитажа, арестовали за коллекцию дореволюционной одежды и обвинили в «пропаганде дворянского образа жизни».
В общем, музея не стало.
Через 40 лет, в 1989-м, «ветер перемен» дул уже в другую сторону. Ленсовет призвал жителей города внести посильный вклад в воссоздание музея блокады на старом месте. И опять тогда ещё ленинградцы выстроились в терпеливую очередь, чтобы передать в коллекцию бережно сохранённые свидетельства тех страшных дней.
Но получился уже другой музей, размерами и стилистикой напоминающий «ленинскую комнату» на заводе. С акцентом на «героической обороне Ленинграда», отодвигающим чудовищную гуманитарную катастрофу блокадных лет на второй план.
#цитатазазавтраком
«С детства нам твердили: Бога нет, материя первична, человек произошёл от гориллы… Атеистическая пропаганда достигала своей цели… Да и сама жизнь отчасти к этому подталкивала. Взглянешь на иного соотечественника - действительно, от гориллы. Причём недавно…»
Сергей Довлатов «Марш одиноких».
Доброе утро. Ну, с наступающим всемирным днём эволюции! (завтра)
#картиназазавтраком
Павлик Лемтыбож из галереи «Свиное рыло».
«С детства нам твердили: Бога нет, материя первична, человек произошёл от гориллы… Атеистическая пропаганда достигала своей цели… Да и сама жизнь отчасти к этому подталкивала. Взглянешь на иного соотечественника - действительно, от гориллы. Причём недавно…»
Сергей Довлатов «Марш одиноких».
Доброе утро. Ну, с наступающим всемирным днём эволюции! (завтра)
#картиназазавтраком
Павлик Лемтыбож из галереи «Свиное рыло».
#субботниечтения
АНДРЕЙ АСТВАЦАТУРОВ
«ОСЕНЬ В КАРМАНАХ»
«Осень в Петербурге имеет странное свойство - напоминать душе о самом главном. Кстати, зима, весна, лето такого свойства не имеют. Нет, они, конечно, случаются в нашем городе, даже регулярно, но как-то поспешно, между делом, в силу привычки или необходимости. Их обычно пережидают, пересиживают где-нибудь в экзотических широтах, на зимних курортах, на дачах, иногда - в музеях, в театрах, в кафе, но чаще - в офисах и квартирах. Календарь без осени привносит в нашу жизнь оттенок чего-то несущественного. Зимой-весной-летом мы и работаем как-то вполсилы, и думаем вполмозга, и разговариваем вполголоса. Словно не живём, а так - готовимся к жизни, пишем черновик, репетируем, и всё в каком-то бреду, в полусне…
… Теперь тоже осень. Гранит поросячьего цвета в беспамятстве молчит и леденит пальцы. Я смотрю на Зимний дворец и угадываю за его холодной разукрашенной коробкой ветхий музей, кладбище человеческих усилий. Один мой знакомый много лет назад подарил музею старую немецкую Библию, подписанную самим Лютером. Говорят, когда Лютер её переводил, рискуя быть заживо поджаренным, ему явился оскалившийся дьявол. Лютер швырнул в него чернильницу, и дьявол исчез. Осталось лишь черное пятно на стене. Теперь это пятно предприимчивые немцы за деньги показывают туристам. А мой знакомый получил отдельную квартиру в Купчино - благодарное музейное начальство похлопотало…
…Всё обозримое кажется осенью раз и навсегда остывшим. Небо затянуто холодными пепельными тучами, явившимися сюда с немецких северных морей. Тучи густой грязной ватой висят над городом, наблюдая тупо и неподвижно дворцы, улицы, Неву. Изредка, как отзвук позабытой угрозы, мигнёт сквозь них злой зрачок солнца, да тут же пропадает, и снова наступают сырые сумерки. Этот холодный день, в котором я сейчас стою - точная копия дня вчерашнего. Осенью в Петербурге, я давно уже заметил, все дни похожи один на другой: долгий серый рассвет, тусклый короткий полдень, потом - долгий серый закат. И холод…»
Картина: Пётр Конников «Птицы» (2010). Музей искусства Санкт-Петербурга ХХ-ХХI веков.
АНДРЕЙ АСТВАЦАТУРОВ
«ОСЕНЬ В КАРМАНАХ»
«Осень в Петербурге имеет странное свойство - напоминать душе о самом главном. Кстати, зима, весна, лето такого свойства не имеют. Нет, они, конечно, случаются в нашем городе, даже регулярно, но как-то поспешно, между делом, в силу привычки или необходимости. Их обычно пережидают, пересиживают где-нибудь в экзотических широтах, на зимних курортах, на дачах, иногда - в музеях, в театрах, в кафе, но чаще - в офисах и квартирах. Календарь без осени привносит в нашу жизнь оттенок чего-то несущественного. Зимой-весной-летом мы и работаем как-то вполсилы, и думаем вполмозга, и разговариваем вполголоса. Словно не живём, а так - готовимся к жизни, пишем черновик, репетируем, и всё в каком-то бреду, в полусне…
… Теперь тоже осень. Гранит поросячьего цвета в беспамятстве молчит и леденит пальцы. Я смотрю на Зимний дворец и угадываю за его холодной разукрашенной коробкой ветхий музей, кладбище человеческих усилий. Один мой знакомый много лет назад подарил музею старую немецкую Библию, подписанную самим Лютером. Говорят, когда Лютер её переводил, рискуя быть заживо поджаренным, ему явился оскалившийся дьявол. Лютер швырнул в него чернильницу, и дьявол исчез. Осталось лишь черное пятно на стене. Теперь это пятно предприимчивые немцы за деньги показывают туристам. А мой знакомый получил отдельную квартиру в Купчино - благодарное музейное начальство похлопотало…
…Всё обозримое кажется осенью раз и навсегда остывшим. Небо затянуто холодными пепельными тучами, явившимися сюда с немецких северных морей. Тучи густой грязной ватой висят над городом, наблюдая тупо и неподвижно дворцы, улицы, Неву. Изредка, как отзвук позабытой угрозы, мигнёт сквозь них злой зрачок солнца, да тут же пропадает, и снова наступают сырые сумерки. Этот холодный день, в котором я сейчас стою - точная копия дня вчерашнего. Осенью в Петербурге, я давно уже заметил, все дни похожи один на другой: долгий серый рассвет, тусклый короткий полдень, потом - долгий серый закат. И холод…»
Картина: Пётр Конников «Птицы» (2010). Музей искусства Санкт-Петербурга ХХ-ХХI веков.