«Эти руки, любящие брать дары, сложатся на груди и ничего не будут брать; эти ноги, любящие ходить на зло и не любящие стоять на молитве, будут распростерты навеки, не пойдут уже более никуда; эти глаза, любившие с завистью смотреть на благополучие ближнего, закроются, померкнет навсегда огонь их, и ничто не прельстит их; слух, часто с удовольствием отверзавшийся для слышания злословия и клеветы, помертвеет, и никакие громы не будут слышны для него: одну трубу, воскрешающую мертвых, услышит он, и тогда восстанет нетленное тело наше или „в воскрешение живота“, или „в воскрешение суда“ (Ин 5, 29).
Что же в нас будет жить и по смерти и что должно составлять предмет всех забот наших при жизни? То, что мы называем теперь сердцем, т.е. внутренний человек наш, душа наша; она должна быть предметом наших попечений. Сердце ваше очищайте всю жизнь вашу, чтобы оно, или душа ваша, было способно потом зреть Бога; о теле же и его потребностях заботьтесь столько, сколько нужно для поддержания его здоровья, сил, приличия. Все умрет, все земля унесет с собою.
Старайтесь усовершить то, что в вас любит и что ненавидит, что покойно и что беспокойно, что радуется или печалится, т.е. сердце свое, или человека внутреннего (что мыслит, рассуждает чрез ваш ум)»
(Св. праведный Иоанн Кронштадтский. Моя жизнь во Христе).
Что же в нас будет жить и по смерти и что должно составлять предмет всех забот наших при жизни? То, что мы называем теперь сердцем, т.е. внутренний человек наш, душа наша; она должна быть предметом наших попечений. Сердце ваше очищайте всю жизнь вашу, чтобы оно, или душа ваша, было способно потом зреть Бога; о теле же и его потребностях заботьтесь столько, сколько нужно для поддержания его здоровья, сил, приличия. Все умрет, все земля унесет с собою.
Старайтесь усовершить то, что в вас любит и что ненавидит, что покойно и что беспокойно, что радуется или печалится, т.е. сердце свое, или человека внутреннего (что мыслит, рассуждает чрез ваш ум)»
(Св. праведный Иоанн Кронштадтский. Моя жизнь во Христе).
«Милость Божия буди с Вами, родная моя матушка!
Сердечно приветствую Вас и всех близких с праздниками Преображения Господня и Успения. Радуюсь за Вас, что Вы имеете возможность зреть красоту Господню, обильно питаться от трапезы духовной, услаждаться нашими дивными песнопениями. Мысленно соучаствую с Вами в торжествах церковных, соутешаюсь Вашими утешениями. Какое великое сокровище вера наша!.. Во всех обстоятельствах она приносит нам успокоение, утешение, радости. Верующий всегда скажет со святым Апостолом: „Злословят нас, мы благословляем; гонят нас, мы терпим; хулят нас, мы молим“ (1 Кор. 4, 11, 12) … Слава Богу за все и всяческих ради!»
(из письма святителя Афанасия (Сахарова) монахине Маргарите (Зуевой). Дубравлаг, 17.8.1952 г.).
pravoslavnoe-duhovenstvo.ru/story/186/
Сердечно приветствую Вас и всех близких с праздниками Преображения Господня и Успения. Радуюсь за Вас, что Вы имеете возможность зреть красоту Господню, обильно питаться от трапезы духовной, услаждаться нашими дивными песнопениями. Мысленно соучаствую с Вами в торжествах церковных, соутешаюсь Вашими утешениями. Какое великое сокровище вера наша!.. Во всех обстоятельствах она приносит нам успокоение, утешение, радости. Верующий всегда скажет со святым Апостолом: „Злословят нас, мы благословляем; гонят нас, мы терпим; хулят нас, мы молим“ (1 Кор. 4, 11, 12) … Слава Богу за все и всяческих ради!»
(из письма святителя Афанасия (Сахарова) монахине Маргарите (Зуевой). Дубравлаг, 17.8.1952 г.).
pravoslavnoe-duhovenstvo.ru/story/186/
«Есть интересный и назидательный рассказ о том, как художник нашел ангелоподобного невинного отрока и с него написал дивное живописное изображение Ангела Божия. Затем захотелось ему в качестве антипода изобразить нечистого духа, и он долгие годы искал нужного натурщика, но все встречающиеся ему люди казались слишком благообразными для выполнения его задачи. Наконец, нашел он в одной тюрьме вполне удовлетворяющую его натуру. Это было как бы полное воплощение зла, ничего сколько-нибудь светлого, человеческого. Художник очень удачно изобразил диавола, но, когда навел справки о своём натурщике, оказалось, что это... тот самый человек, с которого художник много лет назад писал ангела. Так душа, развратившись, может неузнаваемо изменить свою оболочку…
Я невольно вспомнил рассказ о художнике, когда увидел в Соловках одного „разбойника“, именно так он себя называл. Но разбойник этот был к тому времени почти благоразумный. Он совершенно оставил свою среду и находился либо в своих каких-то глубоких размышлениях, либо в чтении душеспасительных книг, которые одалживали нам смотрители соловецкой библиотеки. Мне пришлось пять лет пробыть среди преступного мира, но ни до, ни после встречи с „разбойником“ я не видел столь глубоких следов преступности на лице человека, остатков мрака: свирепости, злобы, безжалостности к жертвам, хотя теперь было явно, что человек совсем стал другого, доброго настроения, что старое прошло и будет всё новое.
Этот человек много говорил с папой [св. Сергием Правдолюбовым, исповедником. — Ред.], и папа любил с ним беседовать, что вполне должно быть всякому верующему понятно, ибо отец был пастырь, последователь и посланник Того, Кто оставляет девяносто девять Своих овец в горах и идет искать одну заблудившуюся.
„Разбойник“ поведал папе, что толкнул его на путь спасения светлый образ одного священника, помещённого среди них, разбойников. Исполненный Христовой любовью, священник тот нисколько не отделял себя от среды, в какую не по своей воле попал. Чувствовалось, что у него нет к товарищам по заключению, то есть к свирепым разбойникам, ни ненависти, ни гнушения, ни сознания своего какого-нибудь превосходства. Одна святая любовь! Что ни получал тот священник из дома или от знакомых своих, всё братски делил на всех поровну. И чувствовалось, что делает это он не лицемерно, не из страха, а по любви, потому что — иначе не может.
И „разбойник“ добавил удивительные слова:
— Заметьте, — говорит, — где бы ни была хоть самая маленькая лагерная „командировка“, обязательно там есть священник. Понимаю, что вам, священникам, было бы легче, если бы вас содержали всех вместе, как содержат нас, и это было бы наиболее естественно. Но нет! Священников разделяют и всюду по одному рассылают. Это Господь делает для нас, преступных людей, чтобы и среди нас светил свет Христов, чтобы все, подобные мне, кто только ещё может, могли стать на путь истины.
Папа удивлялся на настроение „разбойника“ и утверждал, что его, покаявшегося, Сам Бог наставляет и даёт такое правильное духовное понимание»
(Протоиерей Анатолий Правдолюбов. Соловецкие рассказы).
Я невольно вспомнил рассказ о художнике, когда увидел в Соловках одного „разбойника“, именно так он себя называл. Но разбойник этот был к тому времени почти благоразумный. Он совершенно оставил свою среду и находился либо в своих каких-то глубоких размышлениях, либо в чтении душеспасительных книг, которые одалживали нам смотрители соловецкой библиотеки. Мне пришлось пять лет пробыть среди преступного мира, но ни до, ни после встречи с „разбойником“ я не видел столь глубоких следов преступности на лице человека, остатков мрака: свирепости, злобы, безжалостности к жертвам, хотя теперь было явно, что человек совсем стал другого, доброго настроения, что старое прошло и будет всё новое.
Этот человек много говорил с папой [св. Сергием Правдолюбовым, исповедником. — Ред.], и папа любил с ним беседовать, что вполне должно быть всякому верующему понятно, ибо отец был пастырь, последователь и посланник Того, Кто оставляет девяносто девять Своих овец в горах и идет искать одну заблудившуюся.
„Разбойник“ поведал папе, что толкнул его на путь спасения светлый образ одного священника, помещённого среди них, разбойников. Исполненный Христовой любовью, священник тот нисколько не отделял себя от среды, в какую не по своей воле попал. Чувствовалось, что у него нет к товарищам по заключению, то есть к свирепым разбойникам, ни ненависти, ни гнушения, ни сознания своего какого-нибудь превосходства. Одна святая любовь! Что ни получал тот священник из дома или от знакомых своих, всё братски делил на всех поровну. И чувствовалось, что делает это он не лицемерно, не из страха, а по любви, потому что — иначе не может.
И „разбойник“ добавил удивительные слова:
— Заметьте, — говорит, — где бы ни была хоть самая маленькая лагерная „командировка“, обязательно там есть священник. Понимаю, что вам, священникам, было бы легче, если бы вас содержали всех вместе, как содержат нас, и это было бы наиболее естественно. Но нет! Священников разделяют и всюду по одному рассылают. Это Господь делает для нас, преступных людей, чтобы и среди нас светил свет Христов, чтобы все, подобные мне, кто только ещё может, могли стать на путь истины.
Папа удивлялся на настроение „разбойника“ и утверждал, что его, покаявшегося, Сам Бог наставляет и даёт такое правильное духовное понимание»
(Протоиерей Анатолий Правдолюбов. Соловецкие рассказы).
«Се стою при дверех и толку... (Апок 3, 20).
В каких трогательных образах представляет нам Господь Свое милосердие к нам грешным! Он, подобно доброму пастырю, оставляет девяносто девять овец и идет в горы и дебри пустынные, чтоб найти овцу заблудшую и взять ее на рамена Свои; Он, подобно любящему отцу, ждет, пока блудный сын-грешник „придет в себя“, и всегда готов выйти к нему навстречу, чтобы раскрыть Свои отеческие объятия, чтобы простить, забыть ему все, чтобы призвать к радости самих ангелов небесных. Но вот еще трогательный образ: это уже не притча, а прямое обращение к грешной душе: „се, — глаголет Он, — стою при дверех и толку...“ Стоит Он у дверей грешного сердца нашего и стучит, как странник, ищущий покоя; стоит и ждет, „аще кто услышит глас Его и отверзет двери, и внидет Он к нему, и вечеряет с ним„ (Апок 3, 20)...
Стучит Он в совести нашей, напоминая долг любви к Возлюбившему нас до конца (Ин 13,1), даже до смерти крестной…
Стучит Он в наше сердце и болезнями, отечески напоминая, что ведь мы не вечно будем жить на земле, что надо привыкнуть еще здесь на земле дышать небесным воздухом, что без этой привычки там тяжело нам будет жить…
Стучит в сердце наше и скорбями, лишениями, обидами, поношениями, обращая нашу мысль к закону жизни земной: „яко многими скорбьми подобает нам внити в Царствие Божие“ (Деян 14, 22), ибо скорби и есть тот крест, без которого нельзя идти за Господом, нельзя войти во след Его во врата райские.
Стучит Он, но нет ни гласа, ни послушания... потому что нас все дома нет. С раннего утра до поздней ночи, ум наш бродит по распутиям мира да и когда „придет в себя“, то бежит от себя: в сердце страшно заглянуть: там кишат гады, бушуют страсти, расхищая остатки добра (если только оно было), оскорбляя святыню веры, чистоту целомудрия, заражая самомнением и гордостью и чрез то удаляя благодать Божию от сердца нашего... И течет жизнь наша подобно мутному потоку, день за днем, увлекая нас в океан вечности... А Господь все стоит у дверей сердца нашего и все стучит, зовет к Себе, ждет, пока мы откроем эти двери, чтобы принять Небесного Гостя...
Что же? Доколе это будет? С каждым днем, с каждым часом приближается минута, когда Он отойдет, оскорбленный невниманием нашим, отойдет от нас и заключит пред нами навеки двери чертога Своего небесного, и станем мы тогда с юродивыми девами стучать в эти Его двери, но услышим грозное: „не вем вас... отыдите от Мене делающии беззакония!..“
Господи милосердный! Не покидай нас грешных, не отступай от нашего сердца, стучи — стучи, пока не достучишься; Сам всемощною Твоею десницею сокруши ожесточение наше, Сам открой двери, очисти всякую скверну, наполняющую душевную храмину нашу и — имиже веси судьбами спаси нас!»
(Архиепископ Никон (Рождественский). Кто стучится у дверей нашего сердца // Церковные ведомости, издаваемым при Святейшем Правительствующем Синоде. 1916. № 32, прибавления. С. 795–796).
В каких трогательных образах представляет нам Господь Свое милосердие к нам грешным! Он, подобно доброму пастырю, оставляет девяносто девять овец и идет в горы и дебри пустынные, чтоб найти овцу заблудшую и взять ее на рамена Свои; Он, подобно любящему отцу, ждет, пока блудный сын-грешник „придет в себя“, и всегда готов выйти к нему навстречу, чтобы раскрыть Свои отеческие объятия, чтобы простить, забыть ему все, чтобы призвать к радости самих ангелов небесных. Но вот еще трогательный образ: это уже не притча, а прямое обращение к грешной душе: „се, — глаголет Он, — стою при дверех и толку...“ Стоит Он у дверей грешного сердца нашего и стучит, как странник, ищущий покоя; стоит и ждет, „аще кто услышит глас Его и отверзет двери, и внидет Он к нему, и вечеряет с ним„ (Апок 3, 20)...
Стучит Он в совести нашей, напоминая долг любви к Возлюбившему нас до конца (Ин 13,1), даже до смерти крестной…
Стучит Он в наше сердце и болезнями, отечески напоминая, что ведь мы не вечно будем жить на земле, что надо привыкнуть еще здесь на земле дышать небесным воздухом, что без этой привычки там тяжело нам будет жить…
Стучит в сердце наше и скорбями, лишениями, обидами, поношениями, обращая нашу мысль к закону жизни земной: „яко многими скорбьми подобает нам внити в Царствие Божие“ (Деян 14, 22), ибо скорби и есть тот крест, без которого нельзя идти за Господом, нельзя войти во след Его во врата райские.
Стучит Он, но нет ни гласа, ни послушания... потому что нас все дома нет. С раннего утра до поздней ночи, ум наш бродит по распутиям мира да и когда „придет в себя“, то бежит от себя: в сердце страшно заглянуть: там кишат гады, бушуют страсти, расхищая остатки добра (если только оно было), оскорбляя святыню веры, чистоту целомудрия, заражая самомнением и гордостью и чрез то удаляя благодать Божию от сердца нашего... И течет жизнь наша подобно мутному потоку, день за днем, увлекая нас в океан вечности... А Господь все стоит у дверей сердца нашего и все стучит, зовет к Себе, ждет, пока мы откроем эти двери, чтобы принять Небесного Гостя...
Что же? Доколе это будет? С каждым днем, с каждым часом приближается минута, когда Он отойдет, оскорбленный невниманием нашим, отойдет от нас и заключит пред нами навеки двери чертога Своего небесного, и станем мы тогда с юродивыми девами стучать в эти Его двери, но услышим грозное: „не вем вас... отыдите от Мене делающии беззакония!..“
Господи милосердный! Не покидай нас грешных, не отступай от нашего сердца, стучи — стучи, пока не достучишься; Сам всемощною Твоею десницею сокруши ожесточение наше, Сам открой двери, очисти всякую скверну, наполняющую душевную храмину нашу и — имиже веси судьбами спаси нас!»
(Архиепископ Никон (Рождественский). Кто стучится у дверей нашего сердца // Церковные ведомости, издаваемым при Святейшем Правительствующем Синоде. 1916. № 32, прибавления. С. 795–796).
«Ещё не прошло и месяца, как я пережил четыре переброски. Я не задаюсь вопросом, почему и для чего всё это. И говорю себе постоянно: раз так происходит, то, значит, так и нужно, и всё происходящее есть самое лучшее для меня в настоящее время. А посему какие-либо колебания, недоумения, огорчения и тому подобное неуместны. Ведь весь секрет жизни в том, чтобы всё совершалось не по моей мелкой воле и не по моему жалкому умишку. Единая Премудрая и Благая Воля должна царить во всём, а наше дело не мешать ей осуществляться и в нас, и через нас. Прочее — всё понятно.
Завтра кончаются четыре года моего заключения. Кто бы мог думать, что я их переживу, а вот пережил и, если говорить о своей воле, еще хочу жить, дожить до освобождения и повидать всех вас, может быть, и пожить с вами. Впрочем, оговариваюсь, и этого я желаю, как и писал вам не раз, для оправдания своей веры и славы Всевышнего…»
(Святой, исповедник Роман Медведь. Из письма дочери Ирине, 14.2.1935 г.).
Завтра кончаются четыре года моего заключения. Кто бы мог думать, что я их переживу, а вот пережил и, если говорить о своей воле, еще хочу жить, дожить до освобождения и повидать всех вас, может быть, и пожить с вами. Впрочем, оговариваюсь, и этого я желаю, как и писал вам не раз, для оправдания своей веры и славы Всевышнего…»
(Святой, исповедник Роман Медведь. Из письма дочери Ирине, 14.2.1935 г.).
«„Лет до тридцати пяти, то есть до преполовения земной жизни, велик подвиг бывает человеку в сохранении себя, и многие в сии лета не устаивают в добродетели, но совращаются с правого пути к собственным пожеланиям, — свидетельствует о сем св. Василий Великий, — многие собрали в юности, но посреде жития бывши восставшим на них искушениям от духов лукавствия не стерпели волнения и всего того лишились. Чтобы не испытать такого превращения, надобно поставить себя как на мериле испытания и внимательно наблюдать всю жизнь за собою“.
Вот слова, которые должны особенно запечатлеться в сердцах людей молодых. Это им здесь предостережение, это им здесь Богоносным отцом раскрывается возможная будущая судьба их…
К нам на исповедь приходят люди, часто совершенно разбитые жизнью, совершенно опустошенные не только скорбями мирскими, но и всевозможными тяжкими прегрешениями. И как тяжкие больные, уже сознающие грозящую им от этих тяжких болезней гибель, просят от нас исцеления. И мы, тоже сами немощные, чувствуем как бы некую беспомощность перед этой страшной внутренней опасностью и понимаем, что нельзя преподать ничего, сразу восстанавливающего внутренние силы человека. Ведь всю жизнь свою потратив на то, чтобы душу свою привести в это тяжкое состояние болезни, можно ли вдруг, сразу получить исцеление? Требование дерзновенное. Этим людям приходится указывать, сколько они потратили силы на гибель души своей, и тогда им делается понятно, сколько надо потратить трудов на ее восстановление. Часто со слезами люди говорят правду о том, как бы было хорошо, если бы эта-то мысль о спасении, если бы эта жажда Царствия Божия, если бы эти разочарования во всевозможных соблазнах мирских были бы у них раньше.
„Как всякой болезни есть врачевание, — говорит преподобный Серафим, — так и всякому греху есть покаяние“.
Для того, кто все-таки сбился когда-то в эти годы молодости своей с праведного пути жизни и вновь погряз в безбожии и жизни мирской, для него в Церкви всегда есть возможность начать жить сначала. Эта возможность заключается в Таинстве Покаяния.
На этом я хотел окончить сегодняшнюю беседу. Но мне подали записку, в которой автор, именуя себя „неверующим ни во что, но любящим красноречие“, пишет следующее: „Вы производите впечатление средневекового монаха; если бы Вы жили в XV веке, наверное жгли бы еретиков на костре и подымали бы ведьм на дыбы. Ваша проповедь в XX веке производит такое же странное впечатление, как если бы кто-нибудь вместо того, чтобы ехать на трамвае, сел бы на деревянную колесницу и уверял бы, что это единственный способ передвижения“. Да, я думаю, странное впечатление должно быть вынесено безбожником, пришедшим в храм, столь же странное, сколько производит и на нас, вышедших из храма, сумасшедшая улица, по которой неизвестно зачем и куда бегут люди. И, если уж угодно брать это сравнение, я его принимаю. Я принимаю деревянную колесницу, пусть колесница деревянная, но она подымает нас к небесам, а ваш сумасшедший трамвай несет вас к гибели»
(Из бесед св. праведного Алексия (Мечёва) «О преподобном Серафиме Саровском»).
Вот слова, которые должны особенно запечатлеться в сердцах людей молодых. Это им здесь предостережение, это им здесь Богоносным отцом раскрывается возможная будущая судьба их…
К нам на исповедь приходят люди, часто совершенно разбитые жизнью, совершенно опустошенные не только скорбями мирскими, но и всевозможными тяжкими прегрешениями. И как тяжкие больные, уже сознающие грозящую им от этих тяжких болезней гибель, просят от нас исцеления. И мы, тоже сами немощные, чувствуем как бы некую беспомощность перед этой страшной внутренней опасностью и понимаем, что нельзя преподать ничего, сразу восстанавливающего внутренние силы человека. Ведь всю жизнь свою потратив на то, чтобы душу свою привести в это тяжкое состояние болезни, можно ли вдруг, сразу получить исцеление? Требование дерзновенное. Этим людям приходится указывать, сколько они потратили силы на гибель души своей, и тогда им делается понятно, сколько надо потратить трудов на ее восстановление. Часто со слезами люди говорят правду о том, как бы было хорошо, если бы эта-то мысль о спасении, если бы эта жажда Царствия Божия, если бы эти разочарования во всевозможных соблазнах мирских были бы у них раньше.
„Как всякой болезни есть врачевание, — говорит преподобный Серафим, — так и всякому греху есть покаяние“.
Для того, кто все-таки сбился когда-то в эти годы молодости своей с праведного пути жизни и вновь погряз в безбожии и жизни мирской, для него в Церкви всегда есть возможность начать жить сначала. Эта возможность заключается в Таинстве Покаяния.
На этом я хотел окончить сегодняшнюю беседу. Но мне подали записку, в которой автор, именуя себя „неверующим ни во что, но любящим красноречие“, пишет следующее: „Вы производите впечатление средневекового монаха; если бы Вы жили в XV веке, наверное жгли бы еретиков на костре и подымали бы ведьм на дыбы. Ваша проповедь в XX веке производит такое же странное впечатление, как если бы кто-нибудь вместо того, чтобы ехать на трамвае, сел бы на деревянную колесницу и уверял бы, что это единственный способ передвижения“. Да, я думаю, странное впечатление должно быть вынесено безбожником, пришедшим в храм, столь же странное, сколько производит и на нас, вышедших из храма, сумасшедшая улица, по которой неизвестно зачем и куда бегут люди. И, если уж угодно брать это сравнение, я его принимаю. Я принимаю деревянную колесницу, пусть колесница деревянная, но она подымает нас к небесам, а ваш сумасшедший трамвай несет вас к гибели»
(Из бесед св. праведного Алексия (Мечёва) «О преподобном Серафиме Саровском»).
«Очень много совершенно ненужных терзаний и малоспасительных страданий наших, и в частности моих, проистекают оттого, что мы все не можем забыть этого: „О лес, о жизнь, о солнца свет, о счастье, слезы“ и т. д. — и плачем над щепками от леса вместо того, чтобы заставить мысль работать над тем, как и из них строить все то, на что прежде шли целые дерева. Совершенно справедливо и то, что теперь не благоуханье роз, а крепкий аромат помойки и такие чудные произрастания, как крапива, репейник — не тронь меня... и раз это так, то, конечно, вместо того, чтобы ныть и тосковать о том, „как хороши, как свежи были розы“, надо лучше подумать, как парализовать „воню“ помойки и во что надо одеться, если приходится в жизни идти не по роскошному лугу с душистой и сочной травой, а сквозь цепкие кусты репейника и не менее жгучие — крапивы. Конечно, логика христианской правды и должна каждому из нас говорить: стало меньше храмов — сам будь, и ты должен быть, храмом Бога; стал неудобен вход ко многим святыням — сам стань этой святыней и живой иконой; не стало многого внешнего, много влияющего на внешних и младенцев еще в вере — дай им то, что несравненно выше этого и одинаково понятно и близко и мудрому и младенцу, дай им теплоту искренней и нерассеянной молитвы и высшее изящество веры: простоту и глубину благоговения и смирения.
Конечно, только наша духовная косность мешает нам видеть в настоящем призыв к „самоуглублению, самопознанию и самообузданию“. Выражаясь языком одной великопостной молитвы, теперь именно „время делания явися“, и часто жалко бывает не себя (у меня, кажется, не так уж много этого саможаления), как жалко то, что данное время как-то больше употребляется на душевное и телесное, чем на духовное»
(из письма священномученика Германа (Ряшенцева) Вере Тимофеевне Верховцевой, 27.5/9.6.1925 г.).
Конечно, только наша духовная косность мешает нам видеть в настоящем призыв к „самоуглублению, самопознанию и самообузданию“. Выражаясь языком одной великопостной молитвы, теперь именно „время делания явися“, и часто жалко бывает не себя (у меня, кажется, не так уж много этого саможаления), как жалко то, что данное время как-то больше употребляется на душевное и телесное, чем на духовное»
(из письма священномученика Германа (Ряшенцева) Вере Тимофеевне Верховцевой, 27.5/9.6.1925 г.).
«Архиепископ Евгений (Зернов), правящий Благовещенской епархии, прибыв на Соловки в начале 1924 г., остался старшим среди епископов по их общему согласию и после того, как сюда прибыли и более старшие по рукоположению. Это был выдающийся иерарх Церкви…
Богослужение его отличалось величием, покоем и благоговением; это чувствовали и отмечали, получая глубокое удовлетворение. Это был постник, невзирая ни на какие условия лагерной жизни, когда в пище не приходилось разбираться. Он был верен своему порядку и никогда не вкусил кусочка мясной пищи вообще, или рыбы в неположенное время. Казалось, что это человек нежного телосложения, но он носил самое грубое холщевое белье, которое и достать то в наше время было трудно. Высоко образованный вообще и богослов, компетентно рассуждавший по всякому теоретическому вопросу, он был житейски глубоко мудр, всегда тактичен и спокоен. Пастырям делал замечания наедине в самой мягкой форме, сомневающегося и неверующего провожал побежденным, скорбящего — ободренным. В нем была притягательная сила истинной духовной власти. Для остатка соловецких монахов-рабочих он являлся святейшим авторитетом, власть которого простиралась в область, которая недоступна пониманию людей внутренне недуховных. Заболел монах, которому большевистское соловецкое начальство, как неспособному к работе, предложило выехать на материк. Но на материке он также был бы никому не нужен, и там ему не было пристанища. Выяснив все это в разговоре с больным, владыка Евгений сказал ему, что ему лучше бы умереть в монастыре, как это задано по монашескому обету. Монах согласился: „Благословите и помолитесь“. „Бог тебя благословит“, — сказал владыка. И через несколько дней монах умер по молитвам своим и владыки. Необходимость этой смерти была Богу представлена и Им услышана» (Польский М., протопресвитер. Соловецкие узники и их исповедание).
Владыка Евгений пробыл в Соловках три года (1924–1926), после чего получил ссылку в Зырянский край также на три года. В 1929 г. освобожден с ограничениями, жил в Котельничах Вятской губернии. 20 сентября 1937 г. расстрелян в Карагандинском лагере за «контрреволюционную религиозную агитацию монархического направления, создание вокруг себя контрреволюционной группы служителей культа, нелегальные моления, распространение контрреволюционных акафистов и молитв, службу панихиды по расстрелянным». Прославлен в лике новомучеников и исповедников Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 13–16 августа 2000 года.
Богослужение его отличалось величием, покоем и благоговением; это чувствовали и отмечали, получая глубокое удовлетворение. Это был постник, невзирая ни на какие условия лагерной жизни, когда в пище не приходилось разбираться. Он был верен своему порядку и никогда не вкусил кусочка мясной пищи вообще, или рыбы в неположенное время. Казалось, что это человек нежного телосложения, но он носил самое грубое холщевое белье, которое и достать то в наше время было трудно. Высоко образованный вообще и богослов, компетентно рассуждавший по всякому теоретическому вопросу, он был житейски глубоко мудр, всегда тактичен и спокоен. Пастырям делал замечания наедине в самой мягкой форме, сомневающегося и неверующего провожал побежденным, скорбящего — ободренным. В нем была притягательная сила истинной духовной власти. Для остатка соловецких монахов-рабочих он являлся святейшим авторитетом, власть которого простиралась в область, которая недоступна пониманию людей внутренне недуховных. Заболел монах, которому большевистское соловецкое начальство, как неспособному к работе, предложило выехать на материк. Но на материке он также был бы никому не нужен, и там ему не было пристанища. Выяснив все это в разговоре с больным, владыка Евгений сказал ему, что ему лучше бы умереть в монастыре, как это задано по монашескому обету. Монах согласился: „Благословите и помолитесь“. „Бог тебя благословит“, — сказал владыка. И через несколько дней монах умер по молитвам своим и владыки. Необходимость этой смерти была Богу представлена и Им услышана» (Польский М., протопресвитер. Соловецкие узники и их исповедание).
Владыка Евгений пробыл в Соловках три года (1924–1926), после чего получил ссылку в Зырянский край также на три года. В 1929 г. освобожден с ограничениями, жил в Котельничах Вятской губернии. 20 сентября 1937 г. расстрелян в Карагандинском лагере за «контрреволюционную религиозную агитацию монархического направления, создание вокруг себя контрреволюционной группы служителей культа, нелегальные моления, распространение контрреволюционных акафистов и молитв, службу панихиды по расстрелянным». Прославлен в лике новомучеников и исповедников Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 13–16 августа 2000 года.
«Дорогой о. Петр!
Получил от Вас Ваше письмо, где Вы испрашиваете себе право исполнять свои багочиннические дела. Охотно разрешаю Вам исполнять все дела, касающиеся санкций благочинного, и прошу Вас по-прежнему быть благочинным, на каковую должность Вы избраны были духовенством. При этом молю усердно Вас приглашать все духовенство, как Вашего благочиния, так и соседних, держаться чистого и святого православия, и ни пред какими угрозами и прещениями не уступать Святой нашей Православной, Соборной и Апостольской церкви. Внушайте всем, что исполнение всех правил и уставов Церкви заповедует нам Сам Господь Иисус Христос и святые Его апостолы и отцы Церкви. Всякое отступление от Церкви грозит нам вечной душевною гибелью и Страшным Судом Божьим, с которым могут лишь сравниться все угрозы и страхи людские. Божия благодать, всегда немощная врачующая и оскудевающая восполняющая, да поможет Вам в этом святом и добром деле… Также молю Вас употребить все свои усилия иметь мир и любовь со всеми, даже со своими врагами, ибо это есть Ваша большая и главнейшая заповедь христианская.
Открыто клеймите всякую ложь и неправду, если это касается нашей веры. Всем и каждому внушайте, чтобы политики не касались, пусть каждый знает, что дело веры и Церкви одно, а политика — есть дело другое. Наше дело молиться и убеждать людей исполнять закон Христов не словами только, а делом, и тем делаться лучшими людьми. Для решения дел политических есть люди, которые на то поставлены народом, пусть эти избранники и занимаются своим делом, делом политики. Наше дело только молиться и спасать людей своею доброю и благородною жизнью…
Да благословит Вас Господь на все доброе и святое. Пишите мне обо всем, что у Вас делается по церковным делам. Меня все церковное сильно интересует…»
(Священномученик Захария (Лобов) из письма протоиерею Петру Фалевичу, не позднее 24 января 1924 г.).
Получил от Вас Ваше письмо, где Вы испрашиваете себе право исполнять свои багочиннические дела. Охотно разрешаю Вам исполнять все дела, касающиеся санкций благочинного, и прошу Вас по-прежнему быть благочинным, на каковую должность Вы избраны были духовенством. При этом молю усердно Вас приглашать все духовенство, как Вашего благочиния, так и соседних, держаться чистого и святого православия, и ни пред какими угрозами и прещениями не уступать Святой нашей Православной, Соборной и Апостольской церкви. Внушайте всем, что исполнение всех правил и уставов Церкви заповедует нам Сам Господь Иисус Христос и святые Его апостолы и отцы Церкви. Всякое отступление от Церкви грозит нам вечной душевною гибелью и Страшным Судом Божьим, с которым могут лишь сравниться все угрозы и страхи людские. Божия благодать, всегда немощная врачующая и оскудевающая восполняющая, да поможет Вам в этом святом и добром деле… Также молю Вас употребить все свои усилия иметь мир и любовь со всеми, даже со своими врагами, ибо это есть Ваша большая и главнейшая заповедь христианская.
Открыто клеймите всякую ложь и неправду, если это касается нашей веры. Всем и каждому внушайте, чтобы политики не касались, пусть каждый знает, что дело веры и Церкви одно, а политика — есть дело другое. Наше дело молиться и убеждать людей исполнять закон Христов не словами только, а делом, и тем делаться лучшими людьми. Для решения дел политических есть люди, которые на то поставлены народом, пусть эти избранники и занимаются своим делом, делом политики. Наше дело только молиться и спасать людей своею доброю и благородною жизнью…
Да благословит Вас Господь на все доброе и святое. Пишите мне обо всем, что у Вас делается по церковным делам. Меня все церковное сильно интересует…»
(Священномученик Захария (Лобов) из письма протоиерею Петру Фалевичу, не позднее 24 января 1924 г.).
«Однажды Старец [преподобный Силуан Афонский. — Ред.] беседовал с одним студентом, посетившим Афон и много говорившим о свободе. Как всегда, Старец с добрым вниманием следил за мыслями и переживаниями своего живого, симпатичного, но наивного собеседника. Конечно, его представления о свободе сводились, с одной стороны, к исканию политических свобод, с другой — возможности действовать вообще по своим побуждениям и желаниям.
Старец в ответ изложил ему свои взгляды и искания; он говорил:
„Кто не хочет свободы? Все ее хотят, но надо знать, в чем свобода, и как ее найти… Чтобы стать свободным, нужно, прежде всего, себя «связать». Чем больше сам себя будешь связывать, тем большую свободу будет иметь твой дух… Связать в себе нужно страсти, чтобы они не возобладали тобою; связать себя нужно, чтобы не делать ближнему вреда… Люди обычно ищут свободы, чтобы делать «что хочешь». — Но это не есть свобода, а власть греха над тобою. Свобода творить блуд, или невоздержанно есть и пьянствовать, или злопамятствовать, насиловать и убивать, или другое что в этом роде — совсем не есть свобода, а как Господь сказал: «всякий, творящий грех, раб есть греха». Надо много молиться, чтобы избавиться от этого рабства.
Мы думаем, что истинная свобода в том, чтобы не грешить, чтобы всем сердцем и всею силою любить Бога и ближнего.
Истинная свобода — это постоянное пребывание в Боге“
Несмотря на то, что сказанное Старцем по глубине своей превосходило меру понимания молодого студента; несмотря на то, что внешне слово Старца было очень простым, собеседник его ушел под очень сильным впечатлением“
(Из кн. архим. Софрония (Сахарова) «Преподобный Силуан Афонский»).
Старец в ответ изложил ему свои взгляды и искания; он говорил:
„Кто не хочет свободы? Все ее хотят, но надо знать, в чем свобода, и как ее найти… Чтобы стать свободным, нужно, прежде всего, себя «связать». Чем больше сам себя будешь связывать, тем большую свободу будет иметь твой дух… Связать в себе нужно страсти, чтобы они не возобладали тобою; связать себя нужно, чтобы не делать ближнему вреда… Люди обычно ищут свободы, чтобы делать «что хочешь». — Но это не есть свобода, а власть греха над тобою. Свобода творить блуд, или невоздержанно есть и пьянствовать, или злопамятствовать, насиловать и убивать, или другое что в этом роде — совсем не есть свобода, а как Господь сказал: «всякий, творящий грех, раб есть греха». Надо много молиться, чтобы избавиться от этого рабства.
Мы думаем, что истинная свобода в том, чтобы не грешить, чтобы всем сердцем и всею силою любить Бога и ближнего.
Истинная свобода — это постоянное пребывание в Боге“
Несмотря на то, что сказанное Старцем по глубине своей превосходило меру понимания молодого студента; несмотря на то, что внешне слово Старца было очень простым, собеседник его ушел под очень сильным впечатлением“
(Из кн. архим. Софрония (Сахарова) «Преподобный Силуан Афонский»).
«Если „крестом прииде радость всему миру“, то нести крест — значит нести радость. Сердце человека, унывающего под тяготою житейских переживаний, озаряется радостью, когда он познает, какую он несет ношу. Вот почему, мне кажется, вера Христова, ничего не изменявшая в материальном и общественном положении самых первых своих адептов и вызывавшая в дальнейшем свирепые на них гонения, всегда с радостью воспринималась всеми чистыми сердцем. Если христианин в скорби впадает в уныние, это значит, что он по греховности своей отступил от Господа и утратил живую веру в благопотребность крестоношения, в силу крестной любви. „Противных силы креста страшатся начертаема на воздусе“, — говорится в крестовоздвиженском каноне. Человек, не укрепленный верою, тоже до такой степени боится всякой житейской неприятности, что во избежание ее пускается часто на дела, осуждаемые его собственной совестью. Верующий же „по нему ходит“, то есть идет за ним (за крестом), „колена преклоняюще Христу“.
Дорогие мои, я пишу это для тех, кто ослабевает в скорби, чтобы в обновлении веры через покаяние и приобщение Святых Таин они получали утешение. Нет нам скорби без радостной возможности принести ее к престолу Любви… Я хотел бы, чтобы все, кто мне близок, знали, где и как надо искать помощи в тяжелую минуту скорбного уныния, потому что и сам я всегда к этому спасительному средству прибегаю…
Господь да не оставит вас Своею милостию и да поможет вам по мере сил в мире и согласии каждому в своем роде нести крестное бремя жизненного пути...»
(Священномученик Иоанн Стеблин-Каменский. Не отходите от креста : [Письма с Соловков близким и пастве]).
Дорогие мои, я пишу это для тех, кто ослабевает в скорби, чтобы в обновлении веры через покаяние и приобщение Святых Таин они получали утешение. Нет нам скорби без радостной возможности принести ее к престолу Любви… Я хотел бы, чтобы все, кто мне близок, знали, где и как надо искать помощи в тяжелую минуту скорбного уныния, потому что и сам я всегда к этому спасительному средству прибегаю…
Господь да не оставит вас Своею милостию и да поможет вам по мере сил в мире и согласии каждому в своем роде нести крестное бремя жизненного пути...»
(Священномученик Иоанн Стеблин-Каменский. Не отходите от креста : [Письма с Соловков близким и пастве]).
«„...Потому что странники мы пред Тобою и пришельцы, как и все отцы наши, как тень дни наши на земле, и нет ничего прочного“ (1 Пар: 29, 15–15).
Как странны эти слова для людей нашего времени, которые стараются найти свою опору в человеческом гении, во внутренней своей дисциплине, в силе войск. Все человеческое неустойчиво: ни знание, ни могущество, ни красота... А что прочно? Заповеди Божии, воля Божия и все, что идет от Бога, и все, что обещает Он нам»
(Священномученик Онуфрий (Гагалюк). В защиту Христианской веры).
Как странны эти слова для людей нашего времени, которые стараются найти свою опору в человеческом гении, во внутренней своей дисциплине, в силе войск. Все человеческое неустойчиво: ни знание, ни могущество, ни красота... А что прочно? Заповеди Божии, воля Божия и все, что идет от Бога, и все, что обещает Он нам»
(Священномученик Онуфрий (Гагалюк). В защиту Христианской веры).
Священномученик Амфилохий (Скворцов). Талантливый ученый, знаток восточных языков, проповедник, объездил с миссионерскими целями Калмыкию, Монголию, Прикаспийские степи.
После революции противостоял обновленческим и григорианским раскольникам. В 1922 г. был уволен от управления приходом за отказ перейти к обновленцам.
В 1923 г. отца Амфилохия первый раз арестовали. Но уже через неделю он был освобожден. В 1925 г. иеромонах Амфилохий был хиротонисан в епископа Красноярского. А в 1926 г. снова был арестован за продолжение борьбы против обновленцев и приговорен к трехлетнему заключению в Соловецком лагере, из которого был освобожден досрочно в апреле 1928 г. с запретом въезда в Красноярск.
Всего владыка Амфилохий арестовывался пять раз, девять лет провел в лагерях.
В июле 1928 г. он приехал в улус Анжуль, где жили монахини закрытого властями Матурского монастыря. С началом коллективизации власти стали в принудительном порядке посылать жителей села и монахинь на лесозаготовки, давая непомерные задания. После отказа монахинь, а вслед за ними и крестьян ехать на работу в лес ОГПУ произвело расследование. Почти все участники «нелегального монастыря» были арестованы по обвинению в «антисоветской агитации». Монахинь отправили в ссылку, епископа Амфилохия — в Сибирские лагеря. Согласно характеристике начальника Шушталепской командировки, заключенный Скворцов «норму выполнял на 100%. Отношение к труду добросовестное, поведение удовлетворительное, взысканий не имел. В политотношении скрытен, своих взглядов не высказывал... На предложение бригадира записаться в ряды ударников з/к Скворцов ответил, что "дураков много — пусть ударяют "».
Работали в шахтах на добыче угля. В одном из писем монахине Варваре владыка писал, что «питание в лагере плохое, собираем картофельные очистки и им бываем рады».
Владыку Амфилохия поместили среди заключенных по бытовым статьям и уголовников, среди которых процветало воровство. Владыка, несмотря на тяжелые условия заключения, не унывал, часто беседовал с заключенными. Беседы привели к тому, что воровство в бараке прекратилось, многие из заключенных обратились к Богу, стали усердно молиться. Когда один из заключенных обратил внимание владыки на благие плоды, к которым привела его пастырская деятельность в лагере, владыка ответил, что, как бы ни был тяжел крест нынешней жизни, он должен исполнить пастырский долг.
Заметив, что заключенные епископы и священники помогают друг другу, лагерная администрация возбудила дело о наличии в лагере «контрреволюционной церковно-монархической группы». 28 апреля 1933 г. епископ Амфилохий был заключен в штрафной изолятор без права выхода на работы.
Срок заключения ему увеличили еще на 1 год, и, поскольку прокуратурой ПП ОГПУ Западно-Сибирского края был поставлен перед Сиблагом вопрос о разъединении по отдельным лагерным пунктам видных церковных деятелей, епископа Амфилохия отправили в поселок Яя. Митрополит Кирилл (Смирнов) в апреле 1934 г. писал архимандриту Неофиту (Осипову): «Авва родной мой! <...> Посылал ответные открытки еще другим терпеливцам, но нет ответа ни от епископа Амфилохия, ни от епископа Василия... Лагерное существование, видимо, обращается во временно-могильное». 30 апреля 1937 г. была выписана справка об освобождении епископа Амфилохия в связи с окончанием срока заключения. По сведениям картотек Главного информационного центра МВД РФ и ИЦ УВД по Новосибирской обл. А. Я. Скворцов был освобожден из Яйского лагеря 7 июня 1937 г. Однако 4 июня 1937 г. в Яйском отделении Сиблага было открыто новое дело о «контрреволюционной организации», «активным участником» которой являлся епископ Амфилохий, обвиняемый в «антисоветской агитации, клевете на колхозный строй» и т. п. 1 октября владыка Амфилохий был расстрелян в Яйском отделении Сиблага НКВД и захоронен в безвестной могиле.
Причислен к лику святых новомучеников и исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 г. для общецерковного почитания.
После революции противостоял обновленческим и григорианским раскольникам. В 1922 г. был уволен от управления приходом за отказ перейти к обновленцам.
В 1923 г. отца Амфилохия первый раз арестовали. Но уже через неделю он был освобожден. В 1925 г. иеромонах Амфилохий был хиротонисан в епископа Красноярского. А в 1926 г. снова был арестован за продолжение борьбы против обновленцев и приговорен к трехлетнему заключению в Соловецком лагере, из которого был освобожден досрочно в апреле 1928 г. с запретом въезда в Красноярск.
Всего владыка Амфилохий арестовывался пять раз, девять лет провел в лагерях.
В июле 1928 г. он приехал в улус Анжуль, где жили монахини закрытого властями Матурского монастыря. С началом коллективизации власти стали в принудительном порядке посылать жителей села и монахинь на лесозаготовки, давая непомерные задания. После отказа монахинь, а вслед за ними и крестьян ехать на работу в лес ОГПУ произвело расследование. Почти все участники «нелегального монастыря» были арестованы по обвинению в «антисоветской агитации». Монахинь отправили в ссылку, епископа Амфилохия — в Сибирские лагеря. Согласно характеристике начальника Шушталепской командировки, заключенный Скворцов «норму выполнял на 100%. Отношение к труду добросовестное, поведение удовлетворительное, взысканий не имел. В политотношении скрытен, своих взглядов не высказывал... На предложение бригадира записаться в ряды ударников з/к Скворцов ответил, что "дураков много — пусть ударяют "».
Работали в шахтах на добыче угля. В одном из писем монахине Варваре владыка писал, что «питание в лагере плохое, собираем картофельные очистки и им бываем рады».
Владыку Амфилохия поместили среди заключенных по бытовым статьям и уголовников, среди которых процветало воровство. Владыка, несмотря на тяжелые условия заключения, не унывал, часто беседовал с заключенными. Беседы привели к тому, что воровство в бараке прекратилось, многие из заключенных обратились к Богу, стали усердно молиться. Когда один из заключенных обратил внимание владыки на благие плоды, к которым привела его пастырская деятельность в лагере, владыка ответил, что, как бы ни был тяжел крест нынешней жизни, он должен исполнить пастырский долг.
Заметив, что заключенные епископы и священники помогают друг другу, лагерная администрация возбудила дело о наличии в лагере «контрреволюционной церковно-монархической группы». 28 апреля 1933 г. епископ Амфилохий был заключен в штрафной изолятор без права выхода на работы.
Срок заключения ему увеличили еще на 1 год, и, поскольку прокуратурой ПП ОГПУ Западно-Сибирского края был поставлен перед Сиблагом вопрос о разъединении по отдельным лагерным пунктам видных церковных деятелей, епископа Амфилохия отправили в поселок Яя. Митрополит Кирилл (Смирнов) в апреле 1934 г. писал архимандриту Неофиту (Осипову): «Авва родной мой! <...> Посылал ответные открытки еще другим терпеливцам, но нет ответа ни от епископа Амфилохия, ни от епископа Василия... Лагерное существование, видимо, обращается во временно-могильное». 30 апреля 1937 г. была выписана справка об освобождении епископа Амфилохия в связи с окончанием срока заключения. По сведениям картотек Главного информационного центра МВД РФ и ИЦ УВД по Новосибирской обл. А. Я. Скворцов был освобожден из Яйского лагеря 7 июня 1937 г. Однако 4 июня 1937 г. в Яйском отделении Сиблага было открыто новое дело о «контрреволюционной организации», «активным участником» которой являлся епископ Амфилохий, обвиняемый в «антисоветской агитации, клевете на колхозный строй» и т. п. 1 октября владыка Амфилохий был расстрелян в Яйском отделении Сиблага НКВД и захоронен в безвестной могиле.
Причислен к лику святых новомучеников и исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 г. для общецерковного почитания.
«Дорогая матушка... мир Вам. И еще много, много раз повторю: мир Вам.
Эти слова были первыми словами Христа в Его явлении ученикам по Воскресении. Великий, в сущности Единственный истинный Победитель, Победитель смерти, Христос, в противоположность многим другим „победителям“ говорит эти кроткие слова. В них, конечно, больше победы, чем во всех насильнических победах.
И так как до сего дня князья мира сего не слышали и не хотят слышать этих слов Христа, то и получается, что мы, маленькие люди, жаждущие мира и свободы, подлинного, конечно, мира и подлинной свободы, страдаем от того гнета, который повис над всем миром из-за борьбы князей мира сего за свое полное воцарение... Но чтобы не торжествовал князь мира сего, Христос дал нам молитву, и тогда все равно то, что нам нужно, — совершится»
(Архимандрит Софроний (Сахаров). Письма близким, 2.6.1954 г.).
Эти слова были первыми словами Христа в Его явлении ученикам по Воскресении. Великий, в сущности Единственный истинный Победитель, Победитель смерти, Христос, в противоположность многим другим „победителям“ говорит эти кроткие слова. В них, конечно, больше победы, чем во всех насильнических победах.
И так как до сего дня князья мира сего не слышали и не хотят слышать этих слов Христа, то и получается, что мы, маленькие люди, жаждущие мира и свободы, подлинного, конечно, мира и подлинной свободы, страдаем от того гнета, который повис над всем миром из-за борьбы князей мира сего за свое полное воцарение... Но чтобы не торжествовал князь мира сего, Христос дал нам молитву, и тогда все равно то, что нам нужно, — совершится»
(Архимандрит Софроний (Сахаров). Письма близким, 2.6.1954 г.).
«Слово Божие говорит: „Семя свято — стояние миру“ (Ис 6, 13), то есть земля наша держится праведниками. Священная история многими повествованиями указывает, что Господь терпит грехи людей, если есть праведники на земле.
Не будем оплакивать падение внешней твердыни, ибо все это поправимо. Будем заботиться, чтоб нам развить твердыню духа Христова, чтобы каждый из нас являл собою крепость духовную. Тогда, при этой крепости духовной, разовьется и мощь физическая»
(Святитель Тихон (Белавин), Патриарх Московский и всея Руси. Из слова, сказанного в Кронштадте 1918 г.).
Не будем оплакивать падение внешней твердыни, ибо все это поправимо. Будем заботиться, чтоб нам развить твердыню духа Христова, чтобы каждый из нас являл собою крепость духовную. Тогда, при этой крепости духовной, разовьется и мощь физическая»
(Святитель Тихон (Белавин), Патриарх Московский и всея Руси. Из слова, сказанного в Кронштадте 1918 г.).
«Все учение апостолов основано на личном опыте или, как говорит апостол Иоанн, „о том, что... мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, о Слове жизни... возвещаем вам“ (1Ин 1, 1–2).
Если, таким образом, личный опыт является наиболее надежным основанием религиозной веры, то, очевидно, необходимо всеми мерами стремиться к тому, чтобы пережить его в своей жизни для укрепления веры. Каким образом это можно сделать?
На этот вопрос отвечает Сам Господь Иисус Христос в Евангелии от Иоанна: „Мое учение — не Мое, но Пославшего Меня; кто хочет творить волю Его, тот узнает о сем учении, от Бога ли оно, или Я Сам от Себя говорю“ (Ин 7, 16–17).
Вот простой ответ, заключающий в себе смысл глубочайший. Если в вас копошатся сомнения и вы хотите наверное знать, от Бога ли дано евангельское учение, заключающее в себе основы нашей веры, то попробуйте исполнить его веления в жизни, подчиниться его правилам, впитать в себя дух его, и вы тогда на опыте убедитесь, что оно от Бога, что в нем выражается воля Божия, ибо вы сразу почувствуете его абсолютную правду и бездонную мудрость, для человека недоступную. Вы сразу поймете, что человек не мог создать подобного учения, ибо он не обладает таким всеведением, таким безграничным знанием тончайших извивов человеческой психики и ее законов, часто скрытых в области подсознательной, которое так и сквозит почти в каждой строчке Священного Писания.
И не рассуждением, конечно, не бесплодным логизированием и спорами можно проверить Евангелие, ибо это — Книга жизни, а не учебник философии и не арифметическая задача. Единственный точный способ проверки здесь — опыт. Если вам советуют известный метод обработки полей, дают рецепт приготовления какого-нибудь кушанья, прописывают лекарство или определяют курс лечения, то, конечно, вы можете принять эти советы на веру, но чтобы иметь в них несомненную уверенность, необходимо их исполнить на деле. Тогда только можно достоверно определить, правильны ли данные советы.
Но, с другой стороны, раз опытная проверка произведена и она доказала несомненную правильность данных рецептов или советов, тогда всякое дальнейшее рассуждение или спор становятся бесполезными, ибо никакие слова, никакие ухищрения рассудка уже не смогут опровергнуть факта, пережитого самим человеком. Весь еврейский синедрион не мог убедить слепорожденного, исцеленного Господом, в том, что исцеливший его — человек грешный и что Бог его не слушает. Профессора всего мира не поколебали бы апостола Павла в его вере во Христа после его чудесного обращения.
То же самое следует сказать и относительно нашей веры. Если вы хотите убедиться в ней и укрепить ее, проверьте опытом, живите по Евангелию. …Жизнь по Евангелию, жизнь добродетельная, исполнение заповедей Божиих — вот лучший способ укрепления религиозной веры»
(Святой Василий (Преображенский), епископ, исповедник. Беседы на Евангелие от Марка).
Если, таким образом, личный опыт является наиболее надежным основанием религиозной веры, то, очевидно, необходимо всеми мерами стремиться к тому, чтобы пережить его в своей жизни для укрепления веры. Каким образом это можно сделать?
На этот вопрос отвечает Сам Господь Иисус Христос в Евангелии от Иоанна: „Мое учение — не Мое, но Пославшего Меня; кто хочет творить волю Его, тот узнает о сем учении, от Бога ли оно, или Я Сам от Себя говорю“ (Ин 7, 16–17).
Вот простой ответ, заключающий в себе смысл глубочайший. Если в вас копошатся сомнения и вы хотите наверное знать, от Бога ли дано евангельское учение, заключающее в себе основы нашей веры, то попробуйте исполнить его веления в жизни, подчиниться его правилам, впитать в себя дух его, и вы тогда на опыте убедитесь, что оно от Бога, что в нем выражается воля Божия, ибо вы сразу почувствуете его абсолютную правду и бездонную мудрость, для человека недоступную. Вы сразу поймете, что человек не мог создать подобного учения, ибо он не обладает таким всеведением, таким безграничным знанием тончайших извивов человеческой психики и ее законов, часто скрытых в области подсознательной, которое так и сквозит почти в каждой строчке Священного Писания.
И не рассуждением, конечно, не бесплодным логизированием и спорами можно проверить Евангелие, ибо это — Книга жизни, а не учебник философии и не арифметическая задача. Единственный точный способ проверки здесь — опыт. Если вам советуют известный метод обработки полей, дают рецепт приготовления какого-нибудь кушанья, прописывают лекарство или определяют курс лечения, то, конечно, вы можете принять эти советы на веру, но чтобы иметь в них несомненную уверенность, необходимо их исполнить на деле. Тогда только можно достоверно определить, правильны ли данные советы.
Но, с другой стороны, раз опытная проверка произведена и она доказала несомненную правильность данных рецептов или советов, тогда всякое дальнейшее рассуждение или спор становятся бесполезными, ибо никакие слова, никакие ухищрения рассудка уже не смогут опровергнуть факта, пережитого самим человеком. Весь еврейский синедрион не мог убедить слепорожденного, исцеленного Господом, в том, что исцеливший его — человек грешный и что Бог его не слушает. Профессора всего мира не поколебали бы апостола Павла в его вере во Христа после его чудесного обращения.
То же самое следует сказать и относительно нашей веры. Если вы хотите убедиться в ней и укрепить ее, проверьте опытом, живите по Евангелию. …Жизнь по Евангелию, жизнь добродетельная, исполнение заповедей Божиих — вот лучший способ укрепления религиозной веры»
(Святой Василий (Преображенский), епископ, исповедник. Беседы на Евангелие от Марка).
«...День Покрова Богоматери. В самом наименовании праздника сокрыта величайшая радость для живущих на земле. Далеко не всем даны ласки земной матери, а если они и даны, то обычно на очень короткое время — счастливое детство только их знает.
А здесь нам говорится об Одной Великой Любящей Матери, которая омофором своей милости покрывает немощных рабов своих. И это не фантазия художника, а живая действительность, истинная реальность. А если это так, то жизнь наша, загадочная и таинственная, иногда тяжелая и мрачная, начинает озаряться небесным светом и впереди начинает блистать рассвет, и радость нисходит в души живущих на земле.
Люблю этот праздник и по самой идее, лежащей в основе его, и по времени года — наибольшая сосредоточенность и спокойствие, и по любви его нашим народом православным, и по личным воспоминаниям, связанным с ним. Любили этот праздник наши предки, сколько храмов было построено в честь его!..»
(Архимандрит Варлаам (Сацердотский). Письма из заточения к духовным детям (1934 г.)).
А здесь нам говорится об Одной Великой Любящей Матери, которая омофором своей милости покрывает немощных рабов своих. И это не фантазия художника, а живая действительность, истинная реальность. А если это так, то жизнь наша, загадочная и таинственная, иногда тяжелая и мрачная, начинает озаряться небесным светом и впереди начинает блистать рассвет, и радость нисходит в души живущих на земле.
Люблю этот праздник и по самой идее, лежащей в основе его, и по времени года — наибольшая сосредоточенность и спокойствие, и по любви его нашим народом православным, и по личным воспоминаниям, связанным с ним. Любили этот праздник наши предки, сколько храмов было построено в честь его!..»
(Архимандрит Варлаам (Сацердотский). Письма из заточения к духовным детям (1934 г.)).
«Если кто ударит тебя в щеку, обрати и другую; или кто заставит тебя идти одно поприще, иди с ним и два (Ср.: Мф 5, 39–41). Здесь идет речь о внутреннем расположении нашего сердца, то есть ты никакого зла не помни, все ближнему прощай, никакой злобы на него не имей. Но это не значит — не уничтожать зла, не бороться с ним, не противиться ему. Всякое зло требует уничтожения, но только добром побеждай злое (Ср.: Рим 12,21). Самое уже неимение в сердце зла на ближнего есть его скрытое уничтожение. Но что такое добро? Кто может определить: что добро и что зло? Все ли сходятся в определении добра и зла? Добро познается неиспорченным сердцем, зрится духовными очами в отдельности каждым. Но каждый человек грешен. Важен поэтому авторитет Церкви, непорочной Невесты Христовой. Сам не можешь разобраться, что добро и что зло, что дозволено и что нет, — прислушивайся тогда к голосу Святой Церкви, к мнению святых Божиих человеков, руководимых Духом Святым»
(Епископ Арсений (Жадановский). Дневники).
(Епископ Арсений (Жадановский). Дневники).
Священномученик Александр (Петровский): «Да вы и человека не станете так просить, чтобы он подал, разве так холодно просят? Пойте все!».
Священномученик Александр родился в 1851 г. в г. Луцке в семье диакона. Окончил четыре класса Волынской духовной семинарии, служил учителем народной школы. Рано потеряв родителей, вел рассеянную жизнь. Во сне ему явилась покойная мать и сказала: «Оставляй эту жизнь и поступай в монастырь». В 1899 г. он поступил в Дерманский Свято-Троицкий монастырь, где через год принял постриг.
В 1908 г. был переведен в Донской монастырь, где три года был наместником. С 1911 по 1917 г. архимандрит Александр был настоятелем Мгарского Спасо-Преображенского монастыря, в 1917–1918 гг. — Псково-Печерского монастыря.
В 1932 г. отец Александр был хиротонисан во епископа Уманского, викария Киевской епархии. В 1937 г. владыку возвели в сан архиепископа и перевели на Харьковскую кафедру.
К 1937 г. в Харькове сохранилась единственная Никольская церковь на Холодной горе. Представители властей предложили владыке Александру поделить храм с обновленцами, чтобы в одно воскресенье служил архиепископ Александр с православным клиром, в другое — обновленцы. Паства была категорически против обновленцев, и, чтобы избежать столкновения, владыка Александр предложил поделить храм: отдать обновленцам один из его приделов, с тем чтобы он был отделен стеной. Несмотря на запрет властей, через две недели стена была сооружена. Радея о богослужении, церковном пении, архиепископ Александр умел передать свою любовь прихожанам. Во время пения ектении «Подай, Господи». Он говорил: «Да вы и человека не станете так просить, чтобы он подал, разве так холодно просят? Пойте все!».
28 июля 1938 г. владыка Александр был арестован и заключен в тюрьму, 17 июля 1939 г. военный трибунал Харьковского военного округа приговорил его к десяти годам тюремного заключения. 5 января 1940 г. приговор был отменен, и дело возвращено на доследование, но в мае того же года 89-летний архиепископ скончался в тюремной больнице. На следующий день в городской судебно-медицинский морг был доставлен труп старика с документом, в котором была указана фамилия Петровский, с предписанием похоронить. Однако вскоре было получено указание возвратить труп в тюрьму. Работник морга, служивший иподиаконом у владыки Александра, и привратник, впоследствии ставший священником, сразу его узнали; в тюрьму были отправлены останки другого человека с документами архиепископа.
После этого им удалось вывезти на подводе под видом мусора тело святителя, присыпанное навозом. Ночью архиепископа Александра облачили в архиерейские одежды и отпели. Весть о погребении всеми любимого архипастыря быстро разнеслась по городу. Гроб вывозили рано утром, но вся улица оказалась запруженной народом. С плачем, с крестным знамением, опускаясь на колени, встречала паства повозку с останками святителя.
Владыка был похоронен за Холодной горой на кладбище с. Залютина, в стороне от общего места захоронения. Могилу архиепископа Александра отметили особым знаком.
В течение многих лет место захоронения священномученика Александра была местом паломничества.
В 2000 г. причислен к лику святых новомучеников и исповедников Российских.
Священномученик Александр родился в 1851 г. в г. Луцке в семье диакона. Окончил четыре класса Волынской духовной семинарии, служил учителем народной школы. Рано потеряв родителей, вел рассеянную жизнь. Во сне ему явилась покойная мать и сказала: «Оставляй эту жизнь и поступай в монастырь». В 1899 г. он поступил в Дерманский Свято-Троицкий монастырь, где через год принял постриг.
В 1908 г. был переведен в Донской монастырь, где три года был наместником. С 1911 по 1917 г. архимандрит Александр был настоятелем Мгарского Спасо-Преображенского монастыря, в 1917–1918 гг. — Псково-Печерского монастыря.
В 1932 г. отец Александр был хиротонисан во епископа Уманского, викария Киевской епархии. В 1937 г. владыку возвели в сан архиепископа и перевели на Харьковскую кафедру.
К 1937 г. в Харькове сохранилась единственная Никольская церковь на Холодной горе. Представители властей предложили владыке Александру поделить храм с обновленцами, чтобы в одно воскресенье служил архиепископ Александр с православным клиром, в другое — обновленцы. Паства была категорически против обновленцев, и, чтобы избежать столкновения, владыка Александр предложил поделить храм: отдать обновленцам один из его приделов, с тем чтобы он был отделен стеной. Несмотря на запрет властей, через две недели стена была сооружена. Радея о богослужении, церковном пении, архиепископ Александр умел передать свою любовь прихожанам. Во время пения ектении «Подай, Господи». Он говорил: «Да вы и человека не станете так просить, чтобы он подал, разве так холодно просят? Пойте все!».
28 июля 1938 г. владыка Александр был арестован и заключен в тюрьму, 17 июля 1939 г. военный трибунал Харьковского военного округа приговорил его к десяти годам тюремного заключения. 5 января 1940 г. приговор был отменен, и дело возвращено на доследование, но в мае того же года 89-летний архиепископ скончался в тюремной больнице. На следующий день в городской судебно-медицинский морг был доставлен труп старика с документом, в котором была указана фамилия Петровский, с предписанием похоронить. Однако вскоре было получено указание возвратить труп в тюрьму. Работник морга, служивший иподиаконом у владыки Александра, и привратник, впоследствии ставший священником, сразу его узнали; в тюрьму были отправлены останки другого человека с документами архиепископа.
После этого им удалось вывезти на подводе под видом мусора тело святителя, присыпанное навозом. Ночью архиепископа Александра облачили в архиерейские одежды и отпели. Весть о погребении всеми любимого архипастыря быстро разнеслась по городу. Гроб вывозили рано утром, но вся улица оказалась запруженной народом. С плачем, с крестным знамением, опускаясь на колени, встречала паства повозку с останками святителя.
Владыка был похоронен за Холодной горой на кладбище с. Залютина, в стороне от общего места захоронения. Могилу архиепископа Александра отметили особым знаком.
В течение многих лет место захоронения священномученика Александра была местом паломничества.
В 2000 г. причислен к лику святых новомучеников и исповедников Российских.
«Мир всегда ненавидел праведников, несмотря на то, что последние отдавали ему не только все свои средства, но и свою жизнь. На любовь их мир отвечал издевательствами, гонениями и нередко муками и смертью. Так замучены были: Спаситель мира, Апостолы и сонмы праведников…
Праведники — суть совесть грешного мира…
Грешный мир внушает всем заботиться только о земной жизни, ибо будущей он не признает. Покорные своему владыке — диаволу „сыны века сего“ устраивают лишь только настоящую жизнь: увлекаются техникой, разными науками, искусствами, и не понимают того, что в погоне за временным, теряют вечное.
Праведники же указывают миру на это пагубное заблуждение. Они не только не покровительствуют направленным исключительно в материальную сторону наукам, технике и искусствам, но борются с увлечением ими, ибо знают они, что внешняя культура без культуры сердца есть величайшее зло. Ведь культурные люди выдумали пушки, бомбы, удушливые газы и прочие средства к убийству и истреблению себе подобных людей. Вот за это истинное понимание вещей и явлений и за обличение жестокого богоборческого мира и ненавидит праведников мир. „Аще от мира бысте были, мир убо свое любил бы“ (Ин 15, 19).
Возлюбите же праведников, как своих учителей и наставников. Возлюбите повести и рассказы об их жизни, их св. творения. Идите в обители и туда, где живут эти о Господе подвижники, и научитесь у них»
(Священномученик Аркадий (Остальский). «Мы не должны бояться никаких страданий…»).
Праведники — суть совесть грешного мира…
Грешный мир внушает всем заботиться только о земной жизни, ибо будущей он не признает. Покорные своему владыке — диаволу „сыны века сего“ устраивают лишь только настоящую жизнь: увлекаются техникой, разными науками, искусствами, и не понимают того, что в погоне за временным, теряют вечное.
Праведники же указывают миру на это пагубное заблуждение. Они не только не покровительствуют направленным исключительно в материальную сторону наукам, технике и искусствам, но борются с увлечением ими, ибо знают они, что внешняя культура без культуры сердца есть величайшее зло. Ведь культурные люди выдумали пушки, бомбы, удушливые газы и прочие средства к убийству и истреблению себе подобных людей. Вот за это истинное понимание вещей и явлений и за обличение жестокого богоборческого мира и ненавидит праведников мир. „Аще от мира бысте были, мир убо свое любил бы“ (Ин 15, 19).
Возлюбите же праведников, как своих учителей и наставников. Возлюбите повести и рассказы об их жизни, их св. творения. Идите в обители и туда, где живут эти о Господе подвижники, и научитесь у них»
(Священномученик Аркадий (Остальский). «Мы не должны бояться никаких страданий…»).