«Беспокойный характер» пространства ещё виден на этой улице: красочные фасады соседствуют с мрачными островами стройки, тёплый свет заселённых квартир — с холодными лампами строительного освещения. Перед окнами нового ресторана одна за одной катятся волны пыльных, усталых людей, идущих к метро от места работ.

Я вижу бетон, песок, стекло, металл, вижу инженеров, слесарей, разнорабочих, маляров, грузчиков, водителей, прорабов, тех, кто создаёт сами строительные материалы далеко отсюда, всех менеджеров, архитекторов, конструкторов, тех, чей труд был положен и тратится ещё для преобразования материи в то, что мы называем жилыми комплексами.

За рассеивающейся строительной пылью я вижу курьеров, пекарей, поваров, охранников, менеджеров, сотрудников эксплуатационных служб, парикмахеров, официантов, бариста, таксистов, чей труд также уже лежит и будет лежать в основе пространства рендера, поддерживая миф, символическое значение этого пространства.

Но живущие здесь и перебирающиеся сюда люди также участвуют в производстве «не своего города»: через поддержание и воспроизводство символов, так, чтобы самый скромный разнорабочий видел себя в этой красивой, комфортной жизни, не имея даже возможности перебраться сюда.

Пройдёт немного времени — и это пространство заговорит в полную силу привилегированным языком розового кода города: стиль рендера заговорит через пространство репрезентации. И скроет за собой все предшествующее ему насилие, эксплуатацию и неравенство, так же как красивый фасад скроет за собой скелеты несущих конструкций и коммуникаций.

Облик пространства произведён, поддерживается, обслуживается, воспроизводится, множится за счёт труда, времени, жизней большинства. Не является ли такой труд и такие жизни отчуждёнными в пользу других, в то время как нам остаётся лишь минимум для повторения труда и повторения жизней, для поддержания деполитизирующих слов и образов, служащих опорой для класса, который не хочет быть названным, в городе, чей порядок подлинно разыменован?

Исчезает ли политика, коль скоро она крепко зашита в вопросы стоимости, собственности, производства пространства и отношений между нами?

За последние два месяца вокруг, да и внутри, звучало очень много схожего: «сейчас заниматься городом нельзя», «а как говорить о том, что ещё вчера казалось естественным», «в чём смысл городской политики» и так далее. Казалось, что и думать о среде, пространстве вообще не получается. И кажется это важный симптом.

При этом вопрос «что делать вообще» также никуда не исчезал». Но ощущается, что сейчас — в целях сопротивления катастрофе, в которой мы живём — очень важно переосмыслить городской вопрос и всё же заниматься городской политикой.

Попробовал это описать и разобрать в отдельном тексте. Получился лонгрид, действительно. Но если кратко, то вот тезисы, которые мне кажутся важными:

1. Случившаяся катастрофа снесла символический порядок городской политики, существовавший до 24 февраля. Это как раз и видно из непонимания, а как вообще говорить, не заниматься даже, о городе, о благоустройстве, о проектах, о сообществах и так далее.

2. При этом крушении символического порядка никуда не делись объективные процессы в городе: застройка, распределение капитала, неравенство. Причём многое лишь усилилось — полная отмена публичных слушаний и общественных обсуждений лишь вершина айсберга. И так же никуда не делись в принципе тысячи горожан, которые бьются за свои дворы, за своё пространство по всему городу.

3. Работать в этих условиях сложно, но совершенно необходимо: во-первых, помогать выстраивать горизонтальные связи по локальным темам это ключ к реполитизации многих людей. Во-вторых, это возможность, пока весь господствующий язык о городе, который скрывал неравенство и отчуждение человека от города, исчез (уверен, что на время), ввести и закрепить язык демократии и равенства в городском дискурсе.

4. И третье. Такая работа в сообществах, работа по поддержке горизонтальных связей это шанс на расширение аудитории, плюс к эффективности антивоенного дискурса, поскольку это расширение, выход за пределы информационных пузырей. И один из, разумеется.

Сегодня важно вести осмысленную городскую политику, высвобождающаяся в виде реполитизации групп и сообществ политическая энергия которой способна усилить общее сопротивление катастрофе и движение за мир.

Городской вопрос не исчез. Он подмигивает нам из темноты.

https://prokuronov.substack.com/p/-?s=w

Рубрика «это мой город».

Нет, Жанна, описываемый вами таксист с куда большим правом может назвать этот город своим.
И у города есть лицо — снобизма, спеси, неравенства; меньшинство элиты немножко смеётся, немножко радуется или грустит — и в полной мере не замечает остальных.

Смотришь вниз — но нет никакой единой картины городской красоты. Тысячи тысяч мазков из крошечных, по горло забитых квартир, где все друг у друга на шее, из подвалов воображений, из колёс несчастий, страданий, из пота и труда; мазки образуют картину красоты, на которую легко любоваться, хоть она и призрачная. Архитектура разве лишь что. Но заменяет ли она собой то, что является городом?

Те, кто привык смотреть на город так, с высоты, видят свой город. Но подлинно город принадлежит тем, кто вот там, внизу.

Как у Уэльбека:

Сгусток крови, злобы сгусток,
Это люди, говоришь?
Это люди, кроме шуток.
Ночь упала на Париж.

А в обманчивой лазури
Две ракеты повстречались.
Старичок, слегка прищурясь,
Древний коготь изучает.

Динозавры, динозавры
С неразумными глазами,
Тоже бились вы бесславно,
По болотам замерзая?

Было ль время добрых истин,
Был ли гармоничный век?
Отчего, скажите, в жизни
Так страдает человек?

«Если вы увидите стаю голубей на пшеничном поле и девяносто девять из них, вместо того чтобы клевать там, где хочется, и столько, сколько хочется, и не более, собирают все полученное в кучу, ничего не оставляя себе, кроме мякины и сора, сохраняют эту кучу для одного слабейшего и, возможно, худшего голубя в стае, всю зиму сидят и смотрят на то, как он обжирается, разбрасывает вокруг и бесцельно растрачивает зерно, и если какой-то голубь, более отважный или голодный, чем остальные, коснётся зернышка в куче, то все остальные сразу же налетят и разорвут его на части; если вы увидите это, то увидите не более того, что установилось и каждый день практикуется среди людей».

Установилось и практикуется — но не значит, что это непреложный и естественный порядок вещей: история борьбы трудящихся по всему миру говорит об этом.

Незначительная трагедия для большинства и ослепительный триумф класса bourgeois bohemians: открытие вип зоны с официантами в Депо.

По словам управляющего: «знаете, есть тенденция, что сейчас все богатые хотят быть рядом с народом, но все равно при этом получать сервис».

http://amp.gs/jl5Pj

История, разумеется, не дикая. Знаете, в городе сейчас такая тенденция, что богатые хотят всего и сразу, но все равно за счёт других и желательно с бонусом: быть и переживать вместе с народом. Для остального у бобо есть москвич маг.

Последний год окончательно показал, что чувствовалось и в предшествующие пару лет — наш урбанистический мейнстрим зашел не туда, заблудился и умер. От стилистики, языка, этакого лайфстайла до ядра поднимаемых проблем: лавочки, велодорожки, транспорт, эстетика и дизайн.

Язык экспертности, конференций, форумов, блогеров… картинки, общие фразы, выхолощенные понятия…В итоге в центре внимания оказались — и деполитизировались — конкретные проблемы в городе, а не проблемы города и пространства как таковых, хотя урбанистика именно про это.

Но чтобы отодвинуть уже холодное тело урбан-поп-мейнстрима с дороги, надо бы заново разобрать то, с чем он не справился — взяться за отношения человека и пространства, за понимание городского вообще, за социальные отношения, формирующие наблюдаемый нами город.

Поскольку город — это отражение социальных противоречий, то через изучение городского, урбанизированного пространства мы могли бы больше узнать о социальной и политической действительности. Действительности, в которой нам бы не хотелось блуждать вслепую.

Два класса видны в окружающем нас пространстве: один своим трудом производит городскую среду, получает то немногое, что позволит ему дожить до следующего рабочего цикла, другой же класс направляет труд, распоряжается его результатами, указывает, где его применять и снимает все сливки.

«Векторы» в Шанинке ожидаются горячими.

«Соучастие» демократизирует город? Не думаю.

В урбанистике есть модная тема «соучастия» — это специфически переведённый на русский язык термин participation. Оно предполагает, что горожан нужно включать в разработку проектов развития городских территорий, но с умом. Считается, что это демократическая идея, ведь участие горожан демократичнее, чем его отсутствие.

Однако на практике организаторы соучастия постоянно ломают голову: где заканчивается имитация и манипуляция и начинается подлинное участие горожан? Готовлю доклад на секцию про соучастие на «Векторы-2023», в котором покажу, что эти терзания демократической совести партисипатора неслучайны и не лечатся техническими средствами, потому что сама идея соучастия пронизана противоречиями на концептуальном уровне.

В работе над докладом меня в очередной раз поразило, что всё это уже было прожито и осмыслено 30-50 лет назад в западных странах, но индустрия продолжает изобретать велосипед. Мой собственный посыл тоже уже был сформулирован в далёком 1977 году:

«Стремление к организации участия граждан в городском и региональном планировании слишком часто сопровождается невежеством в политической философии демократии. Из изучения растущего объёма кейсов становится очевидно, что большинство планировочных агентств придерживаются практик участия так, как если бы это были просто дополнительные методы, которые должны быть вплетены в процесс планирования; почти никакого внимания не уделяется сложностям самой демократии, её теории и практике, как и чувствительным вопросам представительства и общественных интересов. Многие травмы, возникающие в результате практики участия, можно отнести к наивным представлениям о демократии».

Вчера наткнулся на замечательный перевод статьи Фила А. Нила «Новая география пригородов: анатомия внутренних районов Америки».

Нил, американский географ, выводит по-настоящему жёсткий тезис о городском конфликте: «ключевым полем битвы в будущем политическом конфликте стал быстро меняющийся ландшафт американского пригорода, а не ухоженные городские районы, столь любимые активистами».

Текст посвящен американскому контексту, однако важно попробовать посмотреть таким же взглядом на Москву и московские городские процессы.

Нил предпринимает попытку классифицировать разные типы пригородов с политической точки зрения, по параметру политических противоречий внутри каждого типа:

1. Есть так называемые форпосты элиты, которые Нил разделяет на «либеральный» и «консервативный» варианты. В либеральных пригородах живёт элита, где сконцентрированы технологические, высококлассные объекты образования, искусства, потребления, индустрии услуг. В консервативном живёт более социально неоднородный средний класс с высокими доходами: «во многих отношениях это люди, которым либеральные городские жители предоставляют поддерживать порядок, управлять непослушными рабочими, убирать бездомных с улиц, патрулировать недавно джентрифицированные районы и наблюдать за строительством новых многоквартирных домов и технологических корпоративных центров».

2. Есть пригороды избыточного населения: городские территории с высокой плотностью, с высоким уровнем бедности, где часто проживают мигранты. Здесь яснее видна экономическая и расовая эксплуатация.

3. И есть логистические пригороды, в которых наблюдается высокая концентрация «фабрик, центров исполнения заказов, портов, складов, грузовых станций, а также крупных объектов для утилизации отходов и обработки пищевых продуктов».

Центр города, сам город, каким мы его чаще всего представляем – улицы для прогулок, места развлечений, встреч, приятная архитектура, туристические места, парки и скверы – это «дворец», яркая и блистательная верхушка айсберга. Но большая часть этого айсберга, сердце самого урбанизированного пространства находится «…не в богемном районе, не в пустых залах финансов или даже в бесцветной коробчатой архитектуре... Его, как всегда, можно найти на полях, на фабриках, в портах и на складах, а также на грузовых железнодорожных станциях, где производятся, обрабатываются и распространяются товары».

Нил описывает противоречия внутри каждого типа пригорода, а также обрисовывает общие черты классового антагонизма внутри современного мегаполиса: напряжение по линиям этих противоречий будет только усиливаться в ближайшие годы.

«Каким бы ни был характер грядущего конфликта, он будет происходить не на городской площади или в разгромленном финансовом квартале. Он произойдет на окраине: границе самого города, где самый быстрый рост населения, самая плохая инфраструктура, бедность невидима или игнорируется, а противоречие между мертвой белой утопией и новой пролетарской реальностью достигло точки кипения.

Пригород, а не центральный город или «городские» трущобы, окажутся в числе самых нестабильных мест политических волнений в течение нескольких следующих десятилетий».
 
Почему эта статья и вообще направление мысли важны для нашего контекста?

Во-первых, одна такая статья в плане понимания городских процессов и урбанистики в широком смысле стоит нескольких лет подписки на популярных урбан-блогеров. Тысячи картинок и обсуждений отдельных городских элементов в духе «хорошо» или «плохо» просто ничто по сравнению с таким политиэкономическим подходом.

Во-вторых, несложно заметить сходство в классификации пригородов: несмотря на явное различие с американскими городами, в Москве и вокруг неё можно интуитивно разметить ровно такие же пространства.

В-третьих, такое сходство действительно имеет смысл – потому что неоднородность городских пространств напрямую связана с экономическими процессами, с производством, перераспределением и потреблением. Это разбивает прекраснодушие, что город существует сам по себе, а не является пространственным выражением социальной и экономической действительности.

Этой риторики в публичном поле у нас маловато, а это может быть одним из центров приложения исследовательских, аналитических и политических усилий в ближайшее время.

Статью просто необходимо читать.
Я же попробую здесь собирать похожие статьи с радикальным критическим взглядом на город и городскую политику.

И в догонку к сегодняшнему — книга Фила А. Нила “Hinterland: America's New Landscape of Class and Conflict”.

Если вы прочли уже упомянутую выше статью, то из самого названия книги будет ясно, о чём она: о том, как капиталистический порядок современности и его мощности формируют городское пространство: от сельской местности до пригородов, хабов и мегаполисов. Пространство крайне неоднородное, противоречивое и полное классового конфликта.

Экономика формирует городские пространства, внутри которых зреет политическое, способное перерасти в конфликт.

Бегу писать развернутую рецензию.

К сожалению, такие книги не попадут для перевода и издания в Strelka Press или другие издательства. Такая книга не попадёт в списки рекомендаций от популярных урбанистов. Потому что такое направление мысли бьёт мейнстрим по голове.

С этой пятницы по воскресенье в Шанинке пройдёт конференция «Векторы», посвященная опыту партисипации (соучастия) в российских городах за последние годы.

http://souchastniki2023.tilda.ws/

Вовлечение людей в обсуждение благоустройства, вот весь этот тренд про площадки, территории, лавочки, проекты, проектные семинары, соучастие в проектах городского развития — что это было в последние 10 лет? К чему привело?

Есть ощущение, что конференция может зафиксировать или подсветить не просто проблемы с соучастием, а то, в каком состоянии оказалась урбанистическая мысль и практика сегодня.

Бегло пока просмотрел темы докладов и честно говоря хочется окунуться в конференцию на все три дня. Тем много чрезвычайно интересных и важных, регистрируйтесь и приходите.

Я тоже буду выступать в воскресенье с докладом, где попробую показать, что модели соучастия/вовлечения горожан работают на отчуждение человека от города: это не просто имитация демократического участия.

Наоборот, это работающий и усиливающийся механизм по перераспределению власти и капитала в городских пространствах (не в пользу большинства), это интенсификация труда по производству городского пространства с возрастающим отчуждением. 

Антонио Негри о том, почему городское сегодня требует напряжённого внимания:

«Нет классовой борьбы без места, в котором она могла бы развиваться. Сегодня этим местом является территория мегаполиса. Когда-то это была фабрика; и это все еще фабрика, но сказать «фабрика» сегодня означает сказать что-то отличающееся от того, что это означало в старые времена. Сегодняшняя фабрика это мегаполис – с его производственными отношениями, его исследовательскими отраслями, его местами
непосредственного производства и потоками обращения и коммуникации, его цепочками и перевозками, его разделениями и границами, его кризисами производства и обращения...»

(From the Factory to the Metropolis, Essays Volume 2, 2018)