Forwarded from Yunna Morits
* * *
Аист белый над чёрной землёй
Пролетает с младенцем в котомке.
Пахнут сумерки, пахнут протёмки
Погорельцами, дымом, золой.
Погорельцы находят в земле
Погорелые клубни картошки,
Из ладошки я съем эти крошки,
Запечённые в чёрной золе.
Кожура у картошки черна,
В каждой крошке из трещины чёрной –
Вкус картошки, в земле запечённой,
Где родная земля не сдана!..
Не одна я – родная земле,
Где не сдали ни полсантиметра!
Всё сгорит, кроме неба, и ветра,
И родимой земли, где во мгле
Белый аист летит надо мной,
Он – родная, священная птица!..
Чистой радостью светятся лица,
Когда белый, крылатый, родной
Аист – в небе, а мы – на земле,
Где не сдали ни полсантиметра,
И небесная лирика ветра –
Земляная картошка в золе.
Всё – родное, и горе – родное,
Где родная земля не сдана!..
А кому не родная она, –
Не родное и всё остальное.
Аист белый над чёрной землёй
Пролетает с младенцем в котомке.
Пахнут сумерки, пахнут протёмки
Погорельцами, дымом, золой.
Погорельцы находят в земле
Погорелые клубни картошки,
Из ладошки я съем эти крошки,
Запечённые в чёрной золе.
Кожура у картошки черна,
В каждой крошке из трещины чёрной –
Вкус картошки, в земле запечённой,
Где родная земля не сдана!..
Не одна я – родная земле,
Где не сдали ни полсантиметра!
Всё сгорит, кроме неба, и ветра,
И родимой земли, где во мгле
Белый аист летит надо мной,
Он – родная, священная птица!..
Чистой радостью светятся лица,
Когда белый, крылатый, родной
Аист – в небе, а мы – на земле,
Где не сдали ни полсантиметра,
И небесная лирика ветра –
Земляная картошка в золе.
Всё – родное, и горе – родное,
Где родная земля не сдана!..
А кому не родная она, –
Не родное и всё остальное.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Главное, что произошло вчера в ЦДЛ - было даже не на сцене, а в зале. Кто-то написал, что поэты в этот раз - при всей очевидной разности - были едины, да, но единым был и зал! Если точнее - темная сцена и темный зал - были вместе, на одном дыхании. А пятном света был только микрофон и выходящий к нему из тьмы поэт. Шесть минут света от яркого прожектора и стихов, потом вновь темнота. И снова 6 минут ослепительного света на сцене. И изящнейше в этот свет вплетена музыка в прекрасном исполнении. Сергея Летова. А потом, в конце, и освещенный зал, и все поэты вместе, на сцене - это уже сам Свет! И как подтверждение - нескончаемые аплодисменты.
Стихи и Музыка, Свет и Тьма - как действующие персонажи нашей жизни. Поэтому это был не просто поэтический вечер и даже не концерт, а настоящий спектакль, концепт, где режиссуры, кажется, и нет, а на самом деле все срежиссировано так тонко, так поэтично, что ни шва, ни сучка, ни задоринки не видно. Спасибо Сергею Потапову, актеру и режиссеру Малого театра, - он впервые работал с живыми поэтами и - все у него получилось.
И спасибо нашему дорогому литературному дому - Клубу писателей ЦДЛ! Сцена эта, что и говорить, историческая, она хранит отпечатки следов всех самых известных и значительных писателей ХХ века.
И более всех зрителю благодарить надо «Бункер на Лубянке» и его пламенную валькирию Елену Винокурову. Без её воли, энтузиазма и организаторского таланта ничего этого не было бы. Точно знаю.
P.S. И теперь уже ясно, что и Третий Поэтический концерт - нас ждет впереди. Он нужен людям, а это - самое главное.
Стихи и Музыка, Свет и Тьма - как действующие персонажи нашей жизни. Поэтому это был не просто поэтический вечер и даже не концерт, а настоящий спектакль, концепт, где режиссуры, кажется, и нет, а на самом деле все срежиссировано так тонко, так поэтично, что ни шва, ни сучка, ни задоринки не видно. Спасибо Сергею Потапову, актеру и режиссеру Малого театра, - он впервые работал с живыми поэтами и - все у него получилось.
И спасибо нашему дорогому литературному дому - Клубу писателей ЦДЛ! Сцена эта, что и говорить, историческая, она хранит отпечатки следов всех самых известных и значительных писателей ХХ века.
И более всех зрителю благодарить надо «Бункер на Лубянке» и его пламенную валькирию Елену Винокурову. Без её воли, энтузиазма и организаторского таланта ничего этого не было бы. Точно знаю.
P.S. И теперь уже ясно, что и Третий Поэтический концерт - нас ждет впереди. Он нужен людям, а это - самое главное.
БАЛЛАДА О СЕРДЦЕ И БЛУЖДАЮЩЕЙ ПУЛЕ
Александру Николаевичу
ЛИЩУКУ,
великому кардиохирургу
и великому человеку
посвящается
Привезли бойца с кровавой битвы
с пулею, блуждающей внутри.
И деревья встали на молитвы,
И замолкли птицы до зари.
А когда заря, в кроваво-алом,
госпиталю окна подожгла,
пуля-дура возле сердца встала,
тихо постояла - и вошла.
И, как бы по знаку демиурга,
сердце стало тяжелей земли,
и его уже на стол хирурга
только сами ангелы внесли.
…Ах, война-война, война-войнушка,
к твоему приблизясь куражу,
я тебе скажу, война, на ушко
то, что никому не расскажу:
Это и не драма и не проза,
а поэма Господа и рук
русича, точнее - малоросса,
гения по имени Лищук.
Вот стоит он военврач, ученый,
победитель смерти в СВО, -
двести пуль, из сердца извлеченных,
все хранятся в сердце у него.
В сердце, где с молитвою о сыне
старенькая матушка в окно
день и ночь глядит на Украине,
или в Украине - все равно.
Сердце у нее висит на льдинке.
Тает льдинка… Но сквозь боль и плач
вновь сойдутся в страшном поединке
снайпер и боец. И военврач.
Вот он снова в операционной,
и к нему, а не на Страшный суд -
с пулею, в блуждания влюбленной,
раненого - ангелы несут…
Александру Николаевичу
ЛИЩУКУ,
великому кардиохирургу
и великому человеку
посвящается
Привезли бойца с кровавой битвы
с пулею, блуждающей внутри.
И деревья встали на молитвы,
И замолкли птицы до зари.
А когда заря, в кроваво-алом,
госпиталю окна подожгла,
пуля-дура возле сердца встала,
тихо постояла - и вошла.
И, как бы по знаку демиурга,
сердце стало тяжелей земли,
и его уже на стол хирурга
только сами ангелы внесли.
…Ах, война-война, война-войнушка,
к твоему приблизясь куражу,
я тебе скажу, война, на ушко
то, что никому не расскажу:
Это и не драма и не проза,
а поэма Господа и рук
русича, точнее - малоросса,
гения по имени Лищук.
Вот стоит он военврач, ученый,
победитель смерти в СВО, -
двести пуль, из сердца извлеченных,
все хранятся в сердце у него.
В сердце, где с молитвою о сыне
старенькая матушка в окно
день и ночь глядит на Украине,
или в Украине - все равно.
Сердце у нее висит на льдинке.
Тает льдинка… Но сквозь боль и плач
вновь сойдутся в страшном поединке
снайпер и боец. И военврач.
Вот он снова в операционной,
и к нему, а не на Страшный суд -
с пулею, в блуждания влюбленной,
раненого - ангелы несут…
ИЗ ПРЕЖНИХ КНИГ
***
Мой друг, наш хлеб суров и груб,
а красное вино - кроваво.
Но верь: коснется наших губ,
как шлюха ветреная, слава.
Мы будем речкой и ручьем
течь по земле, родной когда-то…
А родина? - Она ни в чем
и никогда не виновата.
2007
***
Не ревнуй меня к прошлому,
к неуживчивой «славе»,
позабытой и брошенной
в прошлогодней канаве.
Было в жизни цыганское,
да, пивала в охотку
и с Высоцким - шампанское,
и с Вампиловым - водку.
В неустроенном зальчике,
в переполненном зале
мне действительно пальчики
за стихи целовали.
Только в этакой малости
или в этой же многости -
и немеряно жалости,
и полно одинокости.
1999
***
Мой друг, наш хлеб суров и груб,
а красное вино - кроваво.
Но верь: коснется наших губ,
как шлюха ветреная, слава.
Мы будем речкой и ручьем
течь по земле, родной когда-то…
А родина? - Она ни в чем
и никогда не виновата.
2007
***
Не ревнуй меня к прошлому,
к неуживчивой «славе»,
позабытой и брошенной
в прошлогодней канаве.
Было в жизни цыганское,
да, пивала в охотку
и с Высоцким - шампанское,
и с Вампиловым - водку.
В неустроенном зальчике,
в переполненном зале
мне действительно пальчики
за стихи целовали.
Только в этакой малости
или в этой же многости -
и немеряно жалости,
и полно одинокости.
1999
«Вот так ☝️, в таких читательских аудиториях!) в конце XX века выступали ПОЭТЫ. И, как видите - лирические, далеко не только "эстрадные" и "громкие". И все это я еще "видела своими глазами", и даже участвовала в подобных вечерах в начале 80-х - на малой арене Лужников, в зале Чайковского и Колонном зале...
Советую посмотреть всем, кто сегодня приходит "выступать" перед 10-12 своими сотоварищами по несчастью. Впечатляет.
А читатели наши, ей-Богу, никуда не делись. Возможно, и скорее всего - дело в нас самих» -
Приведенные выше слова это самоцитата из моего ФБ 2018 года.
… Всего 6 лет лет прошло, а время изменилось до неузнаааемости. И поэзия сегодня вновь востребована. Конечно, до поэтических вечеров в телестудии Останкино или в зале Чайковского дело еще не дошло, но Поэзия воскресает в наших драгоценных читателях. И Слава Богу!
Советую посмотреть всем, кто сегодня приходит "выступать" перед 10-12 своими сотоварищами по несчастью. Впечатляет.
А читатели наши, ей-Богу, никуда не делись. Возможно, и скорее всего - дело в нас самих» -
Приведенные выше слова это самоцитата из моего ФБ 2018 года.
… Всего 6 лет лет прошло, а время изменилось до неузнаааемости. И поэзия сегодня вновь востребована. Конечно, до поэтических вечеров в телестудии Останкино или в зале Чайковского дело еще не дошло, но Поэзия воскресает в наших драгоценных читателях. И Слава Богу!
Евгений ЧЕПУРНЫХ
Детекторы
детекторы лжи в наше время смешны,
их два лишь осталось у правды на страже:
война – для любви
и любовь – для войны,
а все остальное подделка и лажа.
а все остальные – как вздох на стекле,
как печки без жара, как тени без тела.
а все остальное старушке Земле,
как вечной плакунье, уже надоело.
и снег леденит ее сердце во сне,
но тает, когда она плачет, вздыхая.
ей плачется горше на лютой войне,
ей плачется слаще, в любви пребывая.
в любви, где сверх меры и правды и лжи,
в любви, не продавленной черной подковой.
где кровь человечья, излитая в жизнь,
почти нераздельна от крови Христовой.
не стыньте, заросшие дымом сердца,
не стоит всю ночку курить на балконе.
и что вам детектор,
когда есть Глаза
на старенькой, пылью покрытой иконе
Детекторы
детекторы лжи в наше время смешны,
их два лишь осталось у правды на страже:
война – для любви
и любовь – для войны,
а все остальное подделка и лажа.
а все остальные – как вздох на стекле,
как печки без жара, как тени без тела.
а все остальное старушке Земле,
как вечной плакунье, уже надоело.
и снег леденит ее сердце во сне,
но тает, когда она плачет, вздыхая.
ей плачется горше на лютой войне,
ей плачется слаще, в любви пребывая.
в любви, где сверх меры и правды и лжи,
в любви, не продавленной черной подковой.
где кровь человечья, излитая в жизнь,
почти нераздельна от крови Христовой.
не стыньте, заросшие дымом сердца,
не стоит всю ночку курить на балконе.
и что вам детектор,
когда есть Глаза
на старенькой, пылью покрытой иконе
Forwarded from Вожак
В Уманском больше нет жилых домов,
Как нет в России кладбища без флага.
Я награждён медалью «За отвагу» -
В ней поселились души пацанов,
Однажды не вернувшихся с задачи.
Вы знали, что медали тоже плачут?
Я слышу по ночам их тонкий плач.
Ещё они не терпят пошлых песен
И постепенно прибавляют в весе
По мере выполнения задач.
Ещё не виден у войны конец,
Граница не обведена пунктиром.
Вчера на Мавик наскребли всем миром,
А значит, завтра путь лежит в Донецк.
На «Маяке» часов примерно в восемь
Мы купим «птицу» (тушку) и не спросим,
Откуда продавец её достал.
«Купил в Москве», - поверим этой сказке.
И только его масляные глазки
Нам скажут то, чего он не сказал.
Стучится осень. В лесополосе
Рыжеют вязы, головой поникли…
Опять сегодня выживут не все,
Но к этому мы, в общем-то, привыкли.
И будет враг унижен и разбит,
Но отчего же так душа болит,
Вся в шрамах и порезах, и в заплатах?
Нагретые стволы фонят теплом -
Вот так душа орёт с закрытым ртом,
Она ни в чём, ни в чём не виновата.
Мы третий год штурмуем небеса,
И где растёт та лесополоса,
Которая окажется последней, -
Никто не знает. И не в этом суть.
Стихами смерть, увы, не обмануть,
Не убаюкать, песню не пропеть ей.
Но снова надо двигаться вперёд,
Месить ногами ледяную глину,
Надеяться, что РЭБ не подведёт,
В патроннике патрон не встанет клином.
Пусть будет так, как повелит Господь…
Опять разрыв. Осколок ищет плоть
И почему-то пролетает мимо.
Враг человеческий опять стреляет в нас,
Но он ещё не знает в этот час,
Что с нами Бог. Что мы непобедимы.
Как нет в России кладбища без флага.
Я награждён медалью «За отвагу» -
В ней поселились души пацанов,
Однажды не вернувшихся с задачи.
Вы знали, что медали тоже плачут?
Я слышу по ночам их тонкий плач.
Ещё они не терпят пошлых песен
И постепенно прибавляют в весе
По мере выполнения задач.
Ещё не виден у войны конец,
Граница не обведена пунктиром.
Вчера на Мавик наскребли всем миром,
А значит, завтра путь лежит в Донецк.
На «Маяке» часов примерно в восемь
Мы купим «птицу» (тушку) и не спросим,
Откуда продавец её достал.
«Купил в Москве», - поверим этой сказке.
И только его масляные глазки
Нам скажут то, чего он не сказал.
Стучится осень. В лесополосе
Рыжеют вязы, головой поникли…
Опять сегодня выживут не все,
Но к этому мы, в общем-то, привыкли.
И будет враг унижен и разбит,
Но отчего же так душа болит,
Вся в шрамах и порезах, и в заплатах?
Нагретые стволы фонят теплом -
Вот так душа орёт с закрытым ртом,
Она ни в чём, ни в чём не виновата.
Мы третий год штурмуем небеса,
И где растёт та лесополоса,
Которая окажется последней, -
Никто не знает. И не в этом суть.
Стихами смерть, увы, не обмануть,
Не убаюкать, песню не пропеть ей.
Но снова надо двигаться вперёд,
Месить ногами ледяную глину,
Надеяться, что РЭБ не подведёт,
В патроннике патрон не встанет клином.
Пусть будет так, как повелит Господь…
Опять разрыв. Осколок ищет плоть
И почему-то пролетает мимо.
Враг человеческий опять стреляет в нас,
Но он ещё не знает в этот час,
Что с нами Бог. Что мы непобедимы.
А в нашем поколении было принято серьезно относиться не только к Евтушенко, но ко всем предшествующим поколениям поэтов, выбирая, из них главных для себя по стихам и судьбе, а не по сплетням и домыслам. И вообще «семидесятники» - это, пожалуй, самое глубокое, самое чистое и, пожалуй, самое «несоветское» из всех советских поколений поэтов. И сегодня, в день святой чудотворной иконы Казанской Божией Матери нам повезло в знаковом месте встретить единомышленников, людей тонко понимающих и чувствующих поэзию. Хороший был день!
Forwarded from Вожак
И вот уже не слышно канонады.
В Авдеевке маршрутное такси
Трясется на ухабах, объезжая
Воронки, гильзы, души пацанов,
Что бродят здесь и ищут свою роту, -
Им некого, им некого спросить:
Живые их не видят и не слышат.
Таков удел. Быть воином. Жить вечно.
Под Карловкой мы взяли П..дор-лес
И закрепились. И стремимся дальше
Дойти и обмануть старуху-смерть.
Вчера двоих бойцов на мотоцикле
Догнал случайный/не случайный дрон.
Один на руль упал и свесил руки.
Второй боец запутался в коляске.
Так и сидит. И будет так сидеть
Сто тысяч лет. Уже войдём мы в Киев,
Уже Одесса снова станет мамой,
А тот боец останется сидеть,
Прикованный навек к своей коляске.
Устанет лето, пожелтеют краски,
Я сделаю последний/крайний выстрел,
Но пуля как всегда летит не прямо, -
Ей прямо не положено лететь.
Сто тысяч лет пройдёт на белом свете,
И то, что было Карловкой, Авдосом
Под толщей вод окажется на дне.
И только два бойца на мотоцикле
Останутся, как прежде, на посту.
И снова будет дрон жужжать на небе,
Закольцевав собою ход времён.
И ничего уже не изменить.
В Авдеевке маршрутное такси
Трясется на ухабах, объезжая
Воронки, гильзы, души пацанов,
Что бродят здесь и ищут свою роту, -
Им некого, им некого спросить:
Живые их не видят и не слышат.
Таков удел. Быть воином. Жить вечно.
Под Карловкой мы взяли П..дор-лес
И закрепились. И стремимся дальше
Дойти и обмануть старуху-смерть.
Вчера двоих бойцов на мотоцикле
Догнал случайный/не случайный дрон.
Один на руль упал и свесил руки.
Второй боец запутался в коляске.
Так и сидит. И будет так сидеть
Сто тысяч лет. Уже войдём мы в Киев,
Уже Одесса снова станет мамой,
А тот боец останется сидеть,
Прикованный навек к своей коляске.
Устанет лето, пожелтеют краски,
Я сделаю последний/крайний выстрел,
Но пуля как всегда летит не прямо, -
Ей прямо не положено лететь.
Сто тысяч лет пройдёт на белом свете,
И то, что было Карловкой, Авдосом
Под толщей вод окажется на дне.
И только два бойца на мотоцикле
Останутся, как прежде, на посту.
И снова будет дрон жужжать на небе,
Закольцевав собою ход времён.
И ничего уже не изменить.
Светлана КЕКОВА
***
Не нищенка, не побирушка,
Светла, как святая вода,
бредёт по дороге старушка.
Куда? Неизвестно, куда.
Одета и бедно, и просто,
а всё же приглядна на вид
старушка в свои девяносто
не держит на сердце обид.
И рой неуместных вопросов
у редких прохожих возник:
кто дал на дорогу её посох,
в китайский одел пуховик?
Вокруг – отчуждения зона,
и шум, и бензиновый чад,
и всюду, как зубы дракона,
бетонные зданья торчат.
У бедной старушки давненько
потеряна с родиной связь,
а где-то стоит деревенька
и дом, где она родилась.
Там всё ей до боли знакомо…
Но близких она не корит,
и свет деревенского дома
у самого сердца горит.
***
Не нищенка, не побирушка,
Светла, как святая вода,
бредёт по дороге старушка.
Куда? Неизвестно, куда.
Одета и бедно, и просто,
а всё же приглядна на вид
старушка в свои девяносто
не держит на сердце обид.
И рой неуместных вопросов
у редких прохожих возник:
кто дал на дорогу её посох,
в китайский одел пуховик?
Вокруг – отчуждения зона,
и шум, и бензиновый чад,
и всюду, как зубы дракона,
бетонные зданья торчат.
У бедной старушки давненько
потеряна с родиной связь,
а где-то стоит деревенька
и дом, где она родилась.
Там всё ей до боли знакомо…
Но близких она не корит,
и свет деревенского дома
у самого сердца горит.
«… Истинный защитник России - ее история; ею в течение трёх столетий неустанно разрешаются в пользу России все испытания, которым подвергает она свою таинственную судьбу»
Фёдор ТЮТЧЕВ.
Фёдор ТЮТЧЕВ.
Forwarded from Дмитрий Мельников (Dmitry Melnikoff)
Оставшимся на поле боя,
впечатанным в огонь и дым,
скажи чего-нибудь такое,
как будто в утешенье им,
про предстоящий Новый год
и про апостола с ключами,
что сын растет и дочь растет,
и что жене, ну то есть маме,
отдали смертные сполна.
Жена садится у окна
и молча смотрит на дорогу,
и варит детям суп. Она
их очень любит, слава Богу.
И свысока, издалека
снег сыпет, превращаясь в кашу.
И движутся вперед войска,
освобождая землю нашу.
впечатанным в огонь и дым,
скажи чего-нибудь такое,
как будто в утешенье им,
про предстоящий Новый год
и про апостола с ключами,
что сын растет и дочь растет,
и что жене, ну то есть маме,
отдали смертные сполна.
Жена садится у окна
и молча смотрит на дорогу,
и варит детям суп. Она
их очень любит, слава Богу.
И свысока, издалека
снег сыпет, превращаясь в кашу.
И движутся вперед войска,
освобождая землю нашу.