Открытие дня: оказалось, кто-то до сих пор думает, что медаль на забеге - показатель 1/2/3 места.

А ещё, друг увидел недавно фото с открытия сезона и выдал тревожное - "Надеюсь вы там не марафон пробежали?"

Мол, если тема поднимается - тут как тут рекорды и максимумы.

Ха-ха. Нееет! Конечно нет.

Я - очень медленный бегун. Если по правде сказать, даже и вовсе не он))

Больше 10 км за раз я в жизни не бегала. И то, десятка случилась случайно прошлой осенью в Сочи, на эйфории по солнечному пляжу. В остальном - это 3-5 км за полчаса-час на пробежках около дома. И несколько забегов, тоже максимум на 5 км.

Кто-то скажет - "да я и столько не могу".

Да, но.

Я начинала много раз. Иногда даже "тренировалась" по несколько месяцев, стабильно измучиваясь. Прогресса не было, вместо него - "всего лишь" несколько черепашьих км, злость и безысходность, одышка и крапинки лопнувших сосудов по телу оттого, что я слишком многого от себя хотела.

Все изменилось, когда бегом увлекся муж. Он, натурально как Форрест Гамп, в какой-то момент просто взял и побежал. Вышел на пробежку раз, другой, третий. Поехал на один забег, следующий. Потом взял меня с собой в качестве поддержки.

И тогда что-то перещелкнуло.

Я видела людей, двигающихся так, будто вся жизненная мощь сконцентрировалась в их свинцовых икрах. Я видела восхитительные фигуры в обтягивающих майках и упругие ягодицы в неоновых леггинсах. Я видела море ТАКИХ кроссовок, маммамиа!🤤 Я видела драйв, огонь, азарт!..

А еще, я видела багровые, мокрые лица. Медленный темп, иногда даже шаг.

Сколько разных людей! Спортсмены и любители, крошечные карапузы и сухонькие старики, колясочники с сопровождающими, парни и девчонки, полные и худые, с собаками и в костюмах, достигаторы и пофигисты, одиночки и целые компании - друзья, корпоративные команды, спортивные клубы...

Я видела усталость, преодоление, изнеможение на финише. Но в то же время - счастье этого преодоления.

Именно тогда во всей глубине и кристальной ясности открылось, что правило "сравнивай себя только с собой" и "стань лучшей версией себя" это не просто слова.

Я бегу чертовски медленно.
Но мне не важны дистанции.

Да, я участвую за медальки, вкусняшки и ништяки из стартового пакета.

Но это - лишь внешний показатель внутренней личной победы. Главный "ништяк" - каждый раз быть чуть лучше, чуть сильнее, чуть выносливее, чем вчера.

Я бегу, чтобы раздвинуть пространство комнаты с ноутом. Чтобы впитать больше рассветов и закатов. Чтобы жадно дышать, улыбаться и приветствовать других "чудиков", которые встречаются на пути.

А потом - выйти на старт и ощутить каждым атомом свою принадлежность к соревнованию, в котором победитель - не тот, кто взошел на пьедестал, но каждый, кто надел кроссовки и сделал хотя бы один шаг в сторону финиша.

Он сидел на крыльце, на маленькой оранжевой скамеечке, и крутил папиросы. Большущие грубые пальцы ловко управлялись с шершавой газетной бумагой.

Я смотрела на него снизу вверх, как в небо: лысый старик с красивым именем Георгий. Гога. Пра-дед. Вот первое воспоминание о нем.

Потом были зимние каникулы.

Гогина жена умерла в девяностом. После её смерти моя бабуля со своей сестрой целых десять лет по очереди жили с овдовевшим отцом. Бабушкина "смена" выпадала на зиму. Я несколько раз приезжала - тонуть в сугробах, гладить бело-черного Мурзика, наряжаться в кружевные занавески и строить башни из тугих подушек. Прадедушка тогда уже был в несознании.

Кажется, мы даже ни разу не разговаривали. По крайней мере, по-настоящему.

Я смотрела на него: сгорбленный мужчина, жизнь которого утекала сквозь пальцы, а глаза подернулись молочно-белесой пеленой. Что он видел за ней? О чем кричал по ночам?

Только став старше, я больше узнАю о его судьбе - о том, как прошел несколько войн, попал в немецкий плен в 42-м в Симферополе. Как бежал вместе с товарищами, вернулся на фронт и был ранен в боях где-то в Латвии, отчего потом навсегда остался хромоногим.

Еще позже от бабушки я узнаю, что в госпиталь он попросился в родную Шую - дочки бегали его навещать, а он сохранял для них кусочки сахара, которые доставались сверх нормы за помощь в бытовых делах. Узнаю, как Гога строил и перестраивал свой дом, в котором сейчас живут мои родители. Как любил хохмить: шевелил бровями, и в это время фуражка ездила по лысому затылку. Как после войны трудился токарем на фабрике, и мой папа запомнил его, когда приходил туда же на практику.

Сквозь фотографии Гоги я познакомлюсь с тремя его братьями. Узнаю, что был еще и четвертый, Костя, которому не суждено было вернуться с войны.

У меня когда-то была возможность увидеть прадеда, прикоснуться, спросить - но я была такой крошечной! А (бес)ценность живого контакта проявилась лакмусом только спустя годы. Тогда, когда человека вот уже четверть века нет в живых.

Только вот от времени и разлуки близость, ощущение родства никуда не уходят, а лишь крепнут. А с ними - благодарность за жизнь, выдержку и безнадежный оптимизм. На нем, кажется, и держусь все последние годы.

Как и почти тридцать лет назад, я на его земле, в нашем - его - доме. Закрываю глаза.

Гога шумно выдувает крошки табака из краешков свежей папироски и закладывает ее за ухо. И все-таки у бабушки его уши - мясистые, как у Будды. Он смеется, и ямочки мирно утопают в морщинистых щеках.

Мы сидим на крыльце - он на своей скамеечке, а я прямо на полу. Гога бережно проводит своей большой рукой по моим волосам.

- Что же делать с этим чокнутым миром, деда?

Делать нечего.
Надо жить.