Forwarded from Пути России
Пути России Т2 - N3.pdf
1.2 MB
Вышел в свет третий номер Путей России за 2024 год. Смотрите вложенный файл, листайте, читайте, критикуйте. Будем рады отзывам и предложениям любого толка.
Forwarded from низгораев
Товарищ по полевой работе написал, да так, что захотелось примерить его рассуждения на себя. А вам? Как вам текст? Пришло ли ваше время, открылись ли врата свободы "уже поздно"? Ведь это и есть осмысленная жизнь, или старость, что равновевесные понятия, вне всяких сомнений.
Уже поздно...
Замечательный советский философ М.К. Мамардашвили писал, что рефлексия возникает в ситуации "уже поздно". Пока еще не поздно возникает не рефлексия, а действие. Все, как у собачки Павлова, - стимул/реакция.
В последние годы у меня все чаще возникают новые и новые возможности, куча предложений, приглашений. При этом, что уже совсем удивительно, находятся ресурсы для реализации каких-то совершенно воздушных проектов. Казалось бы - вперед, к вершинам, к звездам. Вот тут и возникает синдром чеховского профессора из "Скучной истории". Поздно. Не хочу. Мне уже поздно делать карьеру. Даже академическую. Тем более, административную карьеру (стать начальником, руководятелом), от которой я всячески отлынивал и в более молодые годы. Мне поздно (просто не хочу) заводить новые, пусть и совершенно замечательные знакомства. Круг друзей и близких знакомых застыл. И мне в нем вполне комфортно. Новые туда не вписываются. Мне поздно даже пытаться стать каким-то сильно богатым человеком. Когда мне в руку попадают относительно большие деньги, я даже не знаю, что с ними делать. Мой образ жизни не предполагает больших трат. Потому деньги и утекают на всяческую ерунду. Или не на ерунду, а на то, что мне нравится в данную секунду.
Плохо ли это? Не знаю. Не уверен. У меня появилась возможность (воспользуюсь ли, другой вопрос) сесть на лавочку и подумать, посмотреть на происходящее со стороны. А ведь, собственно, это и есть философия. Не для Хирша или дефективного контракта, а для себя. Та самая, которая возникает в ситуации "уже поздно". Ее время пришло. (Леонид Бляхер. Уже поздно. 2024. 13 сентября)
Уже поздно...
Замечательный советский философ М.К. Мамардашвили писал, что рефлексия возникает в ситуации "уже поздно". Пока еще не поздно возникает не рефлексия, а действие. Все, как у собачки Павлова, - стимул/реакция.
В последние годы у меня все чаще возникают новые и новые возможности, куча предложений, приглашений. При этом, что уже совсем удивительно, находятся ресурсы для реализации каких-то совершенно воздушных проектов. Казалось бы - вперед, к вершинам, к звездам. Вот тут и возникает синдром чеховского профессора из "Скучной истории". Поздно. Не хочу. Мне уже поздно делать карьеру. Даже академическую. Тем более, административную карьеру (стать начальником, руководятелом), от которой я всячески отлынивал и в более молодые годы. Мне поздно (просто не хочу) заводить новые, пусть и совершенно замечательные знакомства. Круг друзей и близких знакомых застыл. И мне в нем вполне комфортно. Новые туда не вписываются. Мне поздно даже пытаться стать каким-то сильно богатым человеком. Когда мне в руку попадают относительно большие деньги, я даже не знаю, что с ними делать. Мой образ жизни не предполагает больших трат. Потому деньги и утекают на всяческую ерунду. Или не на ерунду, а на то, что мне нравится в данную секунду.
Плохо ли это? Не знаю. Не уверен. У меня появилась возможность (воспользуюсь ли, другой вопрос) сесть на лавочку и подумать, посмотреть на происходящее со стороны. А ведь, собственно, это и есть философия. Не для Хирша или дефективного контракта, а для себя. Та самая, которая возникает в ситуации "уже поздно". Ее время пришло. (Леонид Бляхер. Уже поздно. 2024. 13 сентября)
Forwarded from Платформа | Социальное проектирование
Наталья Зубаревич: Кадровый дефицит – новая реальность, и к ней нужно адаптироваться
Профессор географического факультета МГУ, эксперт в области социально-экономического развития регионов Наталья Зубаревич – о дефиците рабочей силы и вариантах решения проблемы. Текст подготовлен ЦСП «Платформа» в рамках масштабного исследования к TNF 2024.
Кадровый дефицит в нефтегазовых регионах: причины и география проблемы
С точки зрения демографии мы уже на дне кадрового кризиса. Ситуация улучшится не раньше 2032-33 гг., и выход из нее будет медленным и плавным. Но сейчас надо понимать, что этот кризис с нами надолго, к нему придется адаптироваться. Положение усугубляется оттоком людей на контракты в армию, не хватает рабочих, «синих воротничков».
Нефтегазовая отрасль всегда выигрывала за счет высоких зарплат, но сейчас темпы роста зарплат во всех ключевых нефтегазовых регионах медленнее средних по стране. Сработал эффект высокой базы. По всей стране рост зарплат в январе-мае 2024 г. составил 19% к тому же периоду прошлого года. В регионах добычи темпы роста: в Ненецком АО – 12%; в Коми – 13%; на Ямале – 12%; на Сахалине – 14%; в Томской области – 15%; в Ханты-Мансийском АО – 16%. Выше темпы в тех регионах, где много машиностроения, которое работает на оборонку.
Причем в сервисных компаниях ситуация может быть еще хуже. Если в самой нефтянке порядка 300 тыс. занятых, им можно найти возможность повысить зарплаты, то для сотрудников вспомогательных сервисов, смежных предприятий это делать сложнее. Всегда спасала вахта. Сейчас же у вахтовика есть выбор: 120 тыс. на производстве или 200 тыс. за контракт в армию. И многие выберут второй вариант. Если военный конфликт закончится и эти люди вернутся, тогда для нефтегаза будет бонус – его зарплаты таковы, что эти работники скорее пойдут в нефтегазовую отрасль.
Способы преодоления кадрового дефицита: как удержать собственные кадры и привлечь новые
В условиях конкуренции за людей одним из способов решения проблемы кадрового дефицита может быть развитие городов, рост их привлекательности и торможение миграционного оттока. Но только изменением городской среды ситуация не лечится, в базе должны быть конкурентные зарплаты и качественные рабочие места. Например, есть нефтеперерабатывающий город Омск, но в городе низкие зарплаты. А рядом богатая Тюмень и привлекательный Новосибирск. Конечно, люди будут уезжать из Омска.
Успешный пример улучшения городской среды – Тобольск, который меняется под воздействием инвестиций СИБУРа. Там даже открыли международный аэропорт, а это очень сильное влияние на город. Развивают Тобольск туристический, раскручивают эту тему, на этой волне возникают сервисные бизнесы и альтернативные рабочие места – город становится комфортным для жизни. Но пока рано говорить о громком успехе.
Благоустройство публичных пространств – это, скорее, пиарные и недорогие вещи. Бизнес может ими заниматься. При этом социальная ответственность бизнеса значительно шире. Но ни строительство дорог, ни содержание медицины и здравоохранения не должны ложиться на бизнес. Потому что это функция государства.
Надо также усилить контакты с колледжами и вузами, построить цепочку приманивания «синих» и «белых воротничков» к себе, начиная со школьного уровня. Так делают все в условиях высочайшей конкуренции за «синих воротничков» и за выпускников инженерного профиля.
Если коротко обобщить мои советы бизнесу по развитию регионов, то: во-первых, нужно определиться с бизнес-перспективами в регионах присутствия, от которых зависит стратегия территориального развития; во-вторых, построить цепочки рекрутирования кадров путем максимизации контактов с местными колледжами и вузами; в-третьих, уделить особое внимание субподрядчикам, просчитывать бизнес-модель и, где необходимо, поддерживать смежные предприятия; в-четвертых, договориться с местными властями о зонах социальной ответственности, рационально подходить к вопросу реализации социальных проектов.
Полная версия доступна по ссылке.
Профессор географического факультета МГУ, эксперт в области социально-экономического развития регионов Наталья Зубаревич – о дефиците рабочей силы и вариантах решения проблемы. Текст подготовлен ЦСП «Платформа» в рамках масштабного исследования к TNF 2024.
Кадровый дефицит в нефтегазовых регионах: причины и география проблемы
С точки зрения демографии мы уже на дне кадрового кризиса. Ситуация улучшится не раньше 2032-33 гг., и выход из нее будет медленным и плавным. Но сейчас надо понимать, что этот кризис с нами надолго, к нему придется адаптироваться. Положение усугубляется оттоком людей на контракты в армию, не хватает рабочих, «синих воротничков».
Нефтегазовая отрасль всегда выигрывала за счет высоких зарплат, но сейчас темпы роста зарплат во всех ключевых нефтегазовых регионах медленнее средних по стране. Сработал эффект высокой базы. По всей стране рост зарплат в январе-мае 2024 г. составил 19% к тому же периоду прошлого года. В регионах добычи темпы роста: в Ненецком АО – 12%; в Коми – 13%; на Ямале – 12%; на Сахалине – 14%; в Томской области – 15%; в Ханты-Мансийском АО – 16%. Выше темпы в тех регионах, где много машиностроения, которое работает на оборонку.
Причем в сервисных компаниях ситуация может быть еще хуже. Если в самой нефтянке порядка 300 тыс. занятых, им можно найти возможность повысить зарплаты, то для сотрудников вспомогательных сервисов, смежных предприятий это делать сложнее. Всегда спасала вахта. Сейчас же у вахтовика есть выбор: 120 тыс. на производстве или 200 тыс. за контракт в армию. И многие выберут второй вариант. Если военный конфликт закончится и эти люди вернутся, тогда для нефтегаза будет бонус – его зарплаты таковы, что эти работники скорее пойдут в нефтегазовую отрасль.
Способы преодоления кадрового дефицита: как удержать собственные кадры и привлечь новые
В условиях конкуренции за людей одним из способов решения проблемы кадрового дефицита может быть развитие городов, рост их привлекательности и торможение миграционного оттока. Но только изменением городской среды ситуация не лечится, в базе должны быть конкурентные зарплаты и качественные рабочие места. Например, есть нефтеперерабатывающий город Омск, но в городе низкие зарплаты. А рядом богатая Тюмень и привлекательный Новосибирск. Конечно, люди будут уезжать из Омска.
Успешный пример улучшения городской среды – Тобольск, который меняется под воздействием инвестиций СИБУРа. Там даже открыли международный аэропорт, а это очень сильное влияние на город. Развивают Тобольск туристический, раскручивают эту тему, на этой волне возникают сервисные бизнесы и альтернативные рабочие места – город становится комфортным для жизни. Но пока рано говорить о громком успехе.
Благоустройство публичных пространств – это, скорее, пиарные и недорогие вещи. Бизнес может ими заниматься. При этом социальная ответственность бизнеса значительно шире. Но ни строительство дорог, ни содержание медицины и здравоохранения не должны ложиться на бизнес. Потому что это функция государства.
Надо также усилить контакты с колледжами и вузами, построить цепочку приманивания «синих» и «белых воротничков» к себе, начиная со школьного уровня. Так делают все в условиях высочайшей конкуренции за «синих воротничков» и за выпускников инженерного профиля.
Если коротко обобщить мои советы бизнесу по развитию регионов, то: во-первых, нужно определиться с бизнес-перспективами в регионах присутствия, от которых зависит стратегия территориального развития; во-вторых, построить цепочки рекрутирования кадров путем максимизации контактов с местными колледжами и вузами; в-третьих, уделить особое внимание субподрядчикам, просчитывать бизнес-модель и, где необходимо, поддерживать смежные предприятия; в-четвертых, договориться с местными властями о зонах социальной ответственности, рационально подходить к вопросу реализации социальных проектов.
Полная версия доступна по ссылке.
Forwarded from DESHT
ПОЧЕМУ ИМЕННО НДС?
Статистика доходов государства за 2024 год по уровням бюджета хорошо объясняет логику правительства по повышению поступлений именно по НДС. Собственно, как и со снижением социального налога.
На лицо мышление в рамках центрального бюджета, то есть республиканского, а не итогового государственного. Именно НДС является крупнейшим донором правительственного бюджета — 38% от всех доходов или 5,2 трлн тенге. И он идёт эксклюзивно в «центр», минуя регионы.
Поэтому получив новые доходы прямиков в центральный бюджет, легче реализовывать планы правительства по финансированию «проектов развития», то есть предприятий для «диверсификации экономики». К примеру, через финансирование центральных институтов развития — Байтерека, Самрук-Казыны и прочих.
☑️ А вот социальный налог собирается исключительно на местах. И он один из крупнейших — 20% доходов местных бюджетов или 1,6 трлн тенге.
Собственно, по этой же логике для правительства, как одного из агентов (см. теорию «Принципала-Агента»), нет смысла повышать индивидуальный подоходный налог — он полностью уйдёт в регионы. С корпоративным подоходным та же история — в центральный бюджет уходят выплаты только крупных предприятий, поэтому желательно облагать отрасли, где они чрезмерно представлены. К примеру, банки.
Та же логика про отчисления во внебюджетные фонды. Они «таргетированные» под конкретные сферы — соц. защита, здравоохранение. Попав в эти «кошельки», деньги практически нереально перенаправить в частные проекты по диверсификации экономики. Поэтому и не жалко рубить ставки на выплаты по фонду оплаты труда.
❓ Кто из регионов пострадает сильнее всех от роста ставки НДС? Алматы и Астана. 61% НДС даже сейчас собирается с территорий этих городов. Хотя их доля в экономике в 2 раза меньше — 30%.
📌 Поэтому, если абстрагироваться от математических упражнений и неуместных сопоставлений с развитым миром, то происходящее сейчас — серьезная дилемма институционального развития. В первую очередь, по взаимоотношению «центра» и регионов, с возможным откатом тренда на экономическую децентрализацию. Ну и интуитивно понятно возмущение среднего класса в мегаполисах и сторонников крупных городов в целом.
Статистика доходов государства за 2024 год по уровням бюджета хорошо объясняет логику правительства по повышению поступлений именно по НДС. Собственно, как и со снижением социального налога.
На лицо мышление в рамках центрального бюджета, то есть республиканского, а не итогового государственного. Именно НДС является крупнейшим донором правительственного бюджета — 38% от всех доходов или 5,2 трлн тенге. И он идёт эксклюзивно в «центр», минуя регионы.
Поэтому получив новые доходы прямиков в центральный бюджет, легче реализовывать планы правительства по финансированию «проектов развития», то есть предприятий для «диверсификации экономики». К примеру, через финансирование центральных институтов развития — Байтерека, Самрук-Казыны и прочих.
☑️ А вот социальный налог собирается исключительно на местах. И он один из крупнейших — 20% доходов местных бюджетов или 1,6 трлн тенге.
Собственно, по этой же логике для правительства, как одного из агентов (см. теорию «Принципала-Агента»), нет смысла повышать индивидуальный подоходный налог — он полностью уйдёт в регионы. С корпоративным подоходным та же история — в центральный бюджет уходят выплаты только крупных предприятий, поэтому желательно облагать отрасли, где они чрезмерно представлены. К примеру, банки.
Та же логика про отчисления во внебюджетные фонды. Они «таргетированные» под конкретные сферы — соц. защита, здравоохранение. Попав в эти «кошельки», деньги практически нереально перенаправить в частные проекты по диверсификации экономики. Поэтому и не жалко рубить ставки на выплаты по фонду оплаты труда.
❓ Кто из регионов пострадает сильнее всех от роста ставки НДС? Алматы и Астана. 61% НДС даже сейчас собирается с территорий этих городов. Хотя их доля в экономике в 2 раза меньше — 30%.
📌 Поэтому, если абстрагироваться от математических упражнений и неуместных сопоставлений с развитым миром, то происходящее сейчас — серьезная дилемма институционального развития. В первую очередь, по взаимоотношению «центра» и регионов, с возможным откатом тренда на экономическую децентрализацию. Ну и интуитивно понятно возмущение среднего класса в мегаполисах и сторонников крупных городов в целом.
Forwarded from pole.center (Yvan Napreenko)
Все без конца проклинают наводящие вопросы, и, разумеется, за дело. И всё же я хочу спросить: кто ими не пользовался? Спрошу даже больше: а что, если использовать их — по меньшей мере иногда — методологически оправданный приём?
Принято считать, что проблема наводящих вопросов в том, что они мешают информанту выражать «подлинные суждения». Предполагается, что человек любит розы, а ты ему: «Ведь правда, Вася, нет ничего прекраснее букета ландышей июньским утром?» — и он, покорённый, соглашается. Или вот: «Оцените важность экологической повестки для нашей компании», а информант экологию не ставит ни в грош, превыше всего озабочен условиями труда, но ты уже отформатировал собеседника — и вот он, сам того не заметив, рассуждает о раздельном сборе мусора.
Кроме шуток, формулировки вопросов действительно могут вносить серьёзные искажения, особенно в условиях жёстко структурированной коммуникации — например, в массовых опросах. Когда высказывание собеседника нельзя уточнить, стремление к нейтральным и сбалансированным формулировкам логично и оправданно. Однако сама идея, что «настоящее мнение» респондента можно испортить вопросом, предполагает, что эти мнения податливы, как пластилин, с одной стороны, а с другой — выдаёт чрезвычайно позитивистское представление о коммуникации. И то, и другое представляется некоторым упрощением.
Зачастую задача глубинного (или пользовательского) интервью — помочь человеку выразить или даже сконструировать в словах то, что он сам опознаёт как своё мнение. Возможно, раньше он никогда не формулировал его вслух. И здесь то, что принято считать наводящими вопросами, может оказаться незаменимым инструментом.
Пример. В рамках интервью требуется выйти на эмоциональное значение практик в жизни пользователя. Респондентам зачастую трудно говорить на такие темы, и спрашивать в лоб бесполезно. Разговор о чувствах требует компетенций и готовности, которых трудно достичь в рамках непродолжительной беседы. Но можно показать собеседнику, чего от него ждут — например, предложив альтернативы, сформулированные на основе гипотез:
«Некоторые люди ходят на научно-популярные лекции, потому что им нравится потом чувствовать себя самым умным и крутым в компании. А другим важно почувствовать себя в кругу своих, среди близких по духу людей. Третьи находят в этом что-то ещё. А что эти лекции дают вам? Какие чувства они вызывают?»
Конструктивно этот подход напоминает классическую ФОМ-овскую схему («Одни люди считают… Другие… Какая точка зрения ближе лично вам?») и, конечно, ей и является.
Можно ли считать это наводящим вопросом? Безусловно. Но это вопрос, который не ограничивает диапазон ответа, а, напротив, задаёт коридор возможностей. Он не навязывает мнение, а структурирует пространство для осмысленного и насыщенного нарратива.
В интервью на какие темы такой приём полезен?
• чувства и эмоции (респонденту трудно подобрать слова)
• сенситивные поля (трудно начать разговор на тему, помогает легитимировать речь)
• «замыленные», рутинные темы (трудно сказать что-то осмысленное, помимо шаблонных ответов)
• когда исследование построено на сравнении конкретных контекстов / продуктов и нужно узнать отношение именно к этим феноменам (формализованное исследование, нет причин уходить в сторону)
Давайте спорить %)
Фото: Сергей Карпов / Поле
Принято считать, что проблема наводящих вопросов в том, что они мешают информанту выражать «подлинные суждения». Предполагается, что человек любит розы, а ты ему: «Ведь правда, Вася, нет ничего прекраснее букета ландышей июньским утром?» — и он, покорённый, соглашается. Или вот: «Оцените важность экологической повестки для нашей компании», а информант экологию не ставит ни в грош, превыше всего озабочен условиями труда, но ты уже отформатировал собеседника — и вот он, сам того не заметив, рассуждает о раздельном сборе мусора.
Кроме шуток, формулировки вопросов действительно могут вносить серьёзные искажения, особенно в условиях жёстко структурированной коммуникации — например, в массовых опросах. Когда высказывание собеседника нельзя уточнить, стремление к нейтральным и сбалансированным формулировкам логично и оправданно. Однако сама идея, что «настоящее мнение» респондента можно испортить вопросом, предполагает, что эти мнения податливы, как пластилин, с одной стороны, а с другой — выдаёт чрезвычайно позитивистское представление о коммуникации. И то, и другое представляется некоторым упрощением.
Зачастую задача глубинного (или пользовательского) интервью — помочь человеку выразить или даже сконструировать в словах то, что он сам опознаёт как своё мнение. Возможно, раньше он никогда не формулировал его вслух. И здесь то, что принято считать наводящими вопросами, может оказаться незаменимым инструментом.
Пример. В рамках интервью требуется выйти на эмоциональное значение практик в жизни пользователя. Респондентам зачастую трудно говорить на такие темы, и спрашивать в лоб бесполезно. Разговор о чувствах требует компетенций и готовности, которых трудно достичь в рамках непродолжительной беседы. Но можно показать собеседнику, чего от него ждут — например, предложив альтернативы, сформулированные на основе гипотез:
«Некоторые люди ходят на научно-популярные лекции, потому что им нравится потом чувствовать себя самым умным и крутым в компании. А другим важно почувствовать себя в кругу своих, среди близких по духу людей. Третьи находят в этом что-то ещё. А что эти лекции дают вам? Какие чувства они вызывают?»
Конструктивно этот подход напоминает классическую ФОМ-овскую схему («Одни люди считают… Другие… Какая точка зрения ближе лично вам?») и, конечно, ей и является.
Можно ли считать это наводящим вопросом? Безусловно. Но это вопрос, который не ограничивает диапазон ответа, а, напротив, задаёт коридор возможностей. Он не навязывает мнение, а структурирует пространство для осмысленного и насыщенного нарратива.
В интервью на какие темы такой приём полезен?
• чувства и эмоции (респонденту трудно подобрать слова)
• сенситивные поля (трудно начать разговор на тему, помогает легитимировать речь)
• «замыленные», рутинные темы (трудно сказать что-то осмысленное, помимо шаблонных ответов)
• когда исследование построено на сравнении конкретных контекстов / продуктов и нужно узнать отношение именно к этим феноменам (формализованное исследование, нет причин уходить в сторону)
Давайте спорить %)
Фото: Сергей Карпов / Поле
Forwarded from AnthropoLOGS
Социалистический ориентализм
Рассматривал тут обложки серийного издания 1927-28 гг. "Труженица Востока", и в общем очень впечатлился этим однородным изобразительным рядом: там что-то около 30 выпусков, каждый из которых посвящен представительнице "восточной" национальности, причём "восток" понимается очень широко, от "волжских финнов" и Южного Кавказа до Китая и Камчатки. Общий замысел серии в целом тоже довольно однородный: показать, в какой отсталости и каких предрассудках живут "труженицы востока". При этом, естественно, создаётся весьма экзотизированный и ориентализированный портрет каждой представленной национальности, о чём есть целая статья Натальи Черняевой.
При этом, брошюры как будто преследуют благую цель борьбы за освобождение женщины и национальных меньшинств, победу над тёмным прошлым ради светлого будущего, а издает это всё государственное издательство "Охрана материнства и младенчества". Почему же авторы, движимые благими целями освобождения и раскрепощения в итоге создают ещё более утрированные и стереотипизированные образы "националок"? Здесь мне пришла мысль, что по части ориентального дискурса советская власть шла тем же самым путём, что и в развитии национально-территориальных форм. Как мы знаем из ключевой работы Франсин Хирш, движимые верой в марксистские теории прогресса социально-экономических формаций, большевики в ходе коренизации пытались "довести" отсталые по их мнению народности до стадиально наиболее высокого уровня национального развития - уровня "наций". Это помогло бы всем народам СССР активно включиться в строительство социализма, и слиться, в итоге, в единое безнациональное население всемирной республики советов, ну, в отдаленном будущем.
Кажется, в борьбе с предрассудками, установка была та же: в образы национальностей (правда, чаще всего "восточных") вкладывалось максимальное количество "отсталых черт", видимо, для того, чтобы довести эти образы до диалектического перерождения во что-то новое, освобожденное и социалистическое. Не знаю, хорошая ли это была идея - своего логического конца она не увидела, но зато нам остались парадоксальные промежуточные результаты: эпоха деколонизации и эмансипации "сверху" породила ещё более ориентализированные образы, чем предшествующая эпоха эксплуатации и колониализма. Впрочем, как минимум художественные образы обложек, почти через век после их создания, в обрамлении орнаментов, кажется удивительными и прекрасным, а тексты брошюр - познавательными и интересными; время - лучший эмансипатор и деколонизатор, во всяком случае в отношении произведений культуры.
Рассматривал тут обложки серийного издания 1927-28 гг. "Труженица Востока", и в общем очень впечатлился этим однородным изобразительным рядом: там что-то около 30 выпусков, каждый из которых посвящен представительнице "восточной" национальности, причём "восток" понимается очень широко, от "волжских финнов" и Южного Кавказа до Китая и Камчатки. Общий замысел серии в целом тоже довольно однородный: показать, в какой отсталости и каких предрассудках живут "труженицы востока". При этом, естественно, создаётся весьма экзотизированный и ориентализированный портрет каждой представленной национальности, о чём есть целая статья Натальи Черняевой.
При этом, брошюры как будто преследуют благую цель борьбы за освобождение женщины и национальных меньшинств, победу над тёмным прошлым ради светлого будущего, а издает это всё государственное издательство "Охрана материнства и младенчества". Почему же авторы, движимые благими целями освобождения и раскрепощения в итоге создают ещё более утрированные и стереотипизированные образы "националок"? Здесь мне пришла мысль, что по части ориентального дискурса советская власть шла тем же самым путём, что и в развитии национально-территориальных форм. Как мы знаем из ключевой работы Франсин Хирш, движимые верой в марксистские теории прогресса социально-экономических формаций, большевики в ходе коренизации пытались "довести" отсталые по их мнению народности до стадиально наиболее высокого уровня национального развития - уровня "наций". Это помогло бы всем народам СССР активно включиться в строительство социализма, и слиться, в итоге, в единое безнациональное население всемирной республики советов, ну, в отдаленном будущем.
Кажется, в борьбе с предрассудками, установка была та же: в образы национальностей (правда, чаще всего "восточных") вкладывалось максимальное количество "отсталых черт", видимо, для того, чтобы довести эти образы до диалектического перерождения во что-то новое, освобожденное и социалистическое. Не знаю, хорошая ли это была идея - своего логического конца она не увидела, но зато нам остались парадоксальные промежуточные результаты: эпоха деколонизации и эмансипации "сверху" породила ещё более ориентализированные образы, чем предшествующая эпоха эксплуатации и колониализма. Впрочем, как минимум художественные образы обложек, почти через век после их создания, в обрамлении орнаментов, кажется удивительными и прекрасным, а тексты брошюр - познавательными и интересными; время - лучший эмансипатор и деколонизатор, во всяком случае в отношении произведений культуры.
Forwarded from Сабина Садиева
Демократизация как индустрия
То, что я пишу, — моя личная точка зрения. Я понимаю, что многие мои знакомые и коллеги ее не разделяют, и это нормально. Но у меня есть своеобразный триггер на то, что сейчас происходит с «гражданским обществом». Потому что это не «общество», а целая индустрия демократизации, выходящая далеко за пределы Казахстана.
Можно спорить, какой была ее реальная природа — благая помощь или инструмент неоколониализма, противодействие власти или политическое давление на нее, осознанное влияние или просто искажение в интересах бюрократии сектора международного развития. Но сам факт остается: демократизация в Казахстане приобрела индустриальную форму, и это меняет само восприятие процесса.
В общем определении, у индустрии есть ниша, в которой действуют ключевые игроки, распределяющие ресурсы для производства продукта, который удовлетворяет спрос потребителей. Государства регулируют индустрию, либо оставляют на принципах саморегулирования.
Демократизация как ниша сложилась под лозунги в поддержку гражданского общества, защиту прав и свобод с перспективой «бархатных революций». Однако этот подход выносит за скобки тот факт, что модель демократии складывалась веками в совершенно иных реалиях, и даже сегодня теоретики продолжают спорить о механизмах ее становления. Индустрия просто взяла внешние признаки и механику, возвела их в абсолют и получила готовый «рецепт».
Ресурс индустрии- это финансирование, а игроки располагаются в несколько уровней. На вершине пирамиды находятся бюрократы USAID, формирующие повестку и распределяющие средства. Следующий уровень - крупные международные НПО-операторы, которые получают зонтичные гранты на несколько стран. В среднем они оставляют себе до 40%, что, учитывая объемы, делает «помощь развитию» выгодным бизнесом.
Далее следуют локальные операторы- местные фонды и НПО, получающие многолетние контракты с уже прописанными методами и ожидаемыми эффектами. Это закрытая группа, отбор в которую строится на принципах лояльности и готовности следовать программным установкам доноров. Они тоже получают 20-30% как операторы местного уровня, и это тоже определяет их интерес.
На последнем уровне находятся местные исполнители — активисты, журналисты, общественные деятели, чья работа финансируется в рамках проектов. Это идейные люди, тут нет сомнений, но тоже есть вопросы: «белое пальто» и позиция власти («мы хорошие и вне критики», за нами наши доноры), захват общественной повестки (пример феминизма в КЗ), манипуляции в интерпретации происходящего (признавать прогресс страны - хоста это рубить сук, на котором сидишь сам). И у всей этой иерархии «продукт» один: политическое влияние.
Госрегулирование этой сферы тоже существует — регистрация, налогообложение, требование раскрывать источники финансирования. А кто потребители? Прямо или косвенно — сами доноры. Они платят за отчетные показатели: количество тренингов, публикаций, мероприятий, участников.
В таком режиме эта индустрия работала десятилетиями, и попала в свою собственную ловушку «политического вакуума», когда закрытая система создает свой информационный пузырь, потребляет ресурсы, не взаимодействуя с широкой общественностью и не меняя реалии страны-хоста.
После выборов в США многие представители этой индустрии рассуждали так: «Пока там в Вашингтоне разберутся, пройдет не менее двух лет, нас не коснется…» Но Трамп тоже это понимает. Поэтому он сначала остановил административные цепочки и финансовые потоки, а потом стал разбираться в деталях.
Теперь риторика меняется: «Финансирование восстановят, но в другом формате». Возможно, и так. Но если команда Трампа найдет достаточный объем злоупотреблений и коррупции в системе «помощи развитию», то ее будет очень сложно восстановить. И американские политики не постесняются, им нужно через четыре года пройти выборы без Трампа.
Дисклеймер: наша отечественная система ГСЗ тоже «индустрия», и платформы гражданского участия пока еще в зачаточном состоянии.
То, что я пишу, — моя личная точка зрения. Я понимаю, что многие мои знакомые и коллеги ее не разделяют, и это нормально. Но у меня есть своеобразный триггер на то, что сейчас происходит с «гражданским обществом». Потому что это не «общество», а целая индустрия демократизации, выходящая далеко за пределы Казахстана.
Можно спорить, какой была ее реальная природа — благая помощь или инструмент неоколониализма, противодействие власти или политическое давление на нее, осознанное влияние или просто искажение в интересах бюрократии сектора международного развития. Но сам факт остается: демократизация в Казахстане приобрела индустриальную форму, и это меняет само восприятие процесса.
В общем определении, у индустрии есть ниша, в которой действуют ключевые игроки, распределяющие ресурсы для производства продукта, который удовлетворяет спрос потребителей. Государства регулируют индустрию, либо оставляют на принципах саморегулирования.
Демократизация как ниша сложилась под лозунги в поддержку гражданского общества, защиту прав и свобод с перспективой «бархатных революций». Однако этот подход выносит за скобки тот факт, что модель демократии складывалась веками в совершенно иных реалиях, и даже сегодня теоретики продолжают спорить о механизмах ее становления. Индустрия просто взяла внешние признаки и механику, возвела их в абсолют и получила готовый «рецепт».
Ресурс индустрии- это финансирование, а игроки располагаются в несколько уровней. На вершине пирамиды находятся бюрократы USAID, формирующие повестку и распределяющие средства. Следующий уровень - крупные международные НПО-операторы, которые получают зонтичные гранты на несколько стран. В среднем они оставляют себе до 40%, что, учитывая объемы, делает «помощь развитию» выгодным бизнесом.
Далее следуют локальные операторы- местные фонды и НПО, получающие многолетние контракты с уже прописанными методами и ожидаемыми эффектами. Это закрытая группа, отбор в которую строится на принципах лояльности и готовности следовать программным установкам доноров. Они тоже получают 20-30% как операторы местного уровня, и это тоже определяет их интерес.
На последнем уровне находятся местные исполнители — активисты, журналисты, общественные деятели, чья работа финансируется в рамках проектов. Это идейные люди, тут нет сомнений, но тоже есть вопросы: «белое пальто» и позиция власти («мы хорошие и вне критики», за нами наши доноры), захват общественной повестки (пример феминизма в КЗ), манипуляции в интерпретации происходящего (признавать прогресс страны - хоста это рубить сук, на котором сидишь сам). И у всей этой иерархии «продукт» один: политическое влияние.
Госрегулирование этой сферы тоже существует — регистрация, налогообложение, требование раскрывать источники финансирования. А кто потребители? Прямо или косвенно — сами доноры. Они платят за отчетные показатели: количество тренингов, публикаций, мероприятий, участников.
В таком режиме эта индустрия работала десятилетиями, и попала в свою собственную ловушку «политического вакуума», когда закрытая система создает свой информационный пузырь, потребляет ресурсы, не взаимодействуя с широкой общественностью и не меняя реалии страны-хоста.
После выборов в США многие представители этой индустрии рассуждали так: «Пока там в Вашингтоне разберутся, пройдет не менее двух лет, нас не коснется…» Но Трамп тоже это понимает. Поэтому он сначала остановил административные цепочки и финансовые потоки, а потом стал разбираться в деталях.
Теперь риторика меняется: «Финансирование восстановят, но в другом формате». Возможно, и так. Но если команда Трампа найдет достаточный объем злоупотреблений и коррупции в системе «помощи развитию», то ее будет очень сложно восстановить. И американские политики не постесняются, им нужно через четыре года пройти выборы без Трампа.
Дисклеймер: наша отечественная система ГСЗ тоже «индустрия», и платформы гражданского участия пока еще в зачаточном состоянии.
Жығылғанның үстіне жұдырық жаудыру керек пе тағы?
Дружественное пожелание депутатам мәжліса: не надо создавать "список иноагентов" или закон об иноагентах или проверять их уже с нашей стороны, кто чем занимался и чьи интересы продвигал на чьи деньги...
У нас же есть реестры неправительственных организаций, где они указывают источники финансирования. Опубликовали их - болды...
Всё и так навиду. Финансирование USAID прекратилось. Всем и так было более-менее понятно откуда и как ветер дул..."Политические трупы" ваших врагов/вечных оппозиционеров уже проплывают или скоро проплывут мимо вас. Займитесь другими делами: НДС, доходами, расходами...Басқа жұмыс толып жатыр сіздерде...
Moderation...
Кеңшілік пен көріпкелдік көрсету керек қой анда-санда...свехдержаваларға үнемі жағаласпай. Еркін елде тұрамыз дейміз...
Дружественное пожелание депутатам мәжліса: не надо создавать "список иноагентов" или закон об иноагентах или проверять их уже с нашей стороны, кто чем занимался и чьи интересы продвигал на чьи деньги...
У нас же есть реестры неправительственных организаций, где они указывают источники финансирования. Опубликовали их - болды...
Всё и так навиду. Финансирование USAID прекратилось. Всем и так было более-менее понятно откуда и как ветер дул..."Политические трупы" ваших врагов/вечных оппозиционеров уже проплывают или скоро проплывут мимо вас. Займитесь другими делами: НДС, доходами, расходами...Басқа жұмыс толып жатыр сіздерде...
Moderation...
Кеңшілік пен көріпкелдік көрсету керек қой анда-санда...свехдержаваларға үнемі жағаласпай. Еркін елде тұрамыз дейміз...
Forwarded from AnthropoLOGS
Стереотип о благородном дикаре стал популярен не благодаря Руссо, а ещё почему термин "этнология" теперь не очень популярен в Великобритании - занимательные факты из Зари всего Гребера и Уэнгроу:
Словосочетание «благородный дикарь» стало популярным примерно спустя сто лет после Руссо и употреблялось для высмеивания и оскорбления. Его активно использовала группа открытых расистов, которые в 1859 году — когда Британская империя была на пике своего могущества — возглавили Британское этнологическое общество и стали призывать к уничтожению «низших» народов.
Речь идет о британских антропологах расистских взглядов Джеймсе Ханте (1833-1869) и Джоне Кроуфорде (1783-1868), которые в конце 1850-х возглавили кампанию по критике гуманистических взглядов в работе антропологов, миссионеров и колониальных администраторов, а также нападали на аболюционистское движение, с которым в то время солидаризировалось всё большее число профессиональных антропологов.
В 1871-м "этнологическое общество" стало частью Королевского антропологического института.
Картинка: книга Эллингсона, на которую ссылаются авторы.
PS Пока искал картинку, первое что встретил в поиске по запросу "благородный дикарь" - это статью одного известного пропагандистского издания, где понятие примерялось на украинцев. Кроме того автор утверждал, что оно активно популяризировалось "левыми мыслителями Руссо, Вальтером, Дидро и Монтескье". Всё в этом мире изменяется, кроме правой критики.
Словосочетание «благородный дикарь» стало популярным примерно спустя сто лет после Руссо и употреблялось для высмеивания и оскорбления. Его активно использовала группа открытых расистов, которые в 1859 году — когда Британская империя была на пике своего могущества — возглавили Британское этнологическое общество и стали призывать к уничтожению «низших» народов.
Речь идет о британских антропологах расистских взглядов Джеймсе Ханте (1833-1869) и Джоне Кроуфорде (1783-1868), которые в конце 1850-х возглавили кампанию по критике гуманистических взглядов в работе антропологов, миссионеров и колониальных администраторов, а также нападали на аболюционистское движение, с которым в то время солидаризировалось всё большее число профессиональных антропологов.
В 1871-м "этнологическое общество" стало частью Королевского антропологического института.
Картинка: книга Эллингсона, на которую ссылаются авторы.
PS Пока искал картинку, первое что встретил в поиске по запросу "благородный дикарь" - это статью одного известного пропагандистского издания, где понятие примерялось на украинцев. Кроме того автор утверждал, что оно активно популяризировалось "левыми мыслителями Руссо, Вальтером, Дидро и Монтескье". Всё в этом мире изменяется, кроме правой критики.
Forwarded from kinesis
Сегодня день рождения Дэвида Гребера
Дэвид Гребер любил сидеть на полу, поэтому очень уважал низкую теорию… Шутка ли? Какой была бы наука, если бы занятия обходились без фронтальной организации аудиторий, где преподаватель — означающее, а студент — пустая форма? Как изменилась бы структура знания, если бы студенты и преподаватели проводили встречи на открытом воздухе, сидя в кругу, а не засыпая друг напротив друга в люминисцентных аудиториях?
Несмотря на то, что (стараниями РТП, Ad Marginem и вольных энтузиаст:ок) русскоязычная аудитория достаточно искушена на концепции Гребера, практический результат этой истории, возможно, мы увидим позднее и, вероятно, вне стен современной Академии. Эту надежду питает анархистский контекст исследований Гребера, где теория является проводником радикального желания, способного изменять условия, в которых формируется наш практический опыт социальных отношений.
К работам Гребера мы еще не раз обратимся, а пока что выходим из эфира, оставляя небольшую пасхалку по ссылке.
Дэвид Гребер любил сидеть на полу, поэтому очень уважал низкую теорию… Шутка ли? Какой была бы наука, если бы занятия обходились без фронтальной организации аудиторий, где преподаватель — означающее, а студент — пустая форма? Как изменилась бы структура знания, если бы студенты и преподаватели проводили встречи на открытом воздухе, сидя в кругу, а не засыпая друг напротив друга в люминисцентных аудиториях?
Несмотря на то, что (стараниями РТП, Ad Marginem и вольных энтузиаст:ок) русскоязычная аудитория достаточно искушена на концепции Гребера, практический результат этой истории, возможно, мы увидим позднее и, вероятно, вне стен современной Академии. Эту надежду питает анархистский контекст исследований Гребера, где теория является проводником радикального желания, способного изменять условия, в которых формируется наш практический опыт социальных отношений.
К работам Гребера мы еще не раз обратимся, а пока что выходим из эфира, оставляя небольшую пасхалку по ссылке.
У меня на курсе читаем две книги Давида Гребера - Debt and Bullshit Jobs...
Forwarded from AnthropoLOGS
В НАО раздают чумовой капитал:
В Ненецком автономном округе создана новая мера поддержки для молодых семей оленеводов и чумработниц. Речь о «чумовом капитале» для тружеников тундры.
...
Рассчитывать на поддержку могут молодые семьи оленеводов и чумработниц от 18 до 35 лет, имеющие одного и более детей. «Чумовой капитал» будет выдаваться в виде компенсационной денежной выплаты на строительство или приобретение национального традиционного жилища и других построек, необходимых для осуществления традиционных видов хозяйственной деятельности тружеников тундры.
С одной стороны хорошо что не чумной, а с другой - дело нужное, а то я слышал там одно время балки-бытовки чум вытесняли.
А ещё у губернатора на аватарке по-ненецки девиз ӇОБ НЕРНЯ! 'только вперёд!', ну, чумовой!
В Ненецком автономном округе создана новая мера поддержки для молодых семей оленеводов и чумработниц. Речь о «чумовом капитале» для тружеников тундры.
...
Рассчитывать на поддержку могут молодые семьи оленеводов и чумработниц от 18 до 35 лет, имеющие одного и более детей. «Чумовой капитал» будет выдаваться в виде компенсационной денежной выплаты на строительство или приобретение национального традиционного жилища и других построек, необходимых для осуществления традиционных видов хозяйственной деятельности тружеников тундры.
С одной стороны хорошо что не чумной, а с другой - дело нужное, а то я слышал там одно время балки-бытовки чум вытесняли.
А ещё у губернатора на аватарке по-ненецки девиз ӇОБ НЕРНЯ! 'только вперёд!', ну, чумовой!
Telegram
БЕЗДУДНЫЙ LIVE
В Ненецком автономном округе создана новая мера поддержки для молодых семей оленеводов и чумработниц. Речь о «чумовом капитале» для тружеников тундры. Ранее с такой инициативой ко мне обратилась жительница Малоземельской тундры, глава семейно-родовой общины…
Forwarded from Факультет антропологии ЕУСПб
Эх, яблочко на подоконничке,
В Ленинграде развелись живы покойнички.
На ногах у них пружины,
А в глазах у них огонь,
Раздевай, товарищ, шубу,
Я возьму ее с собой.
«Живыми покойниками» называла себя криминальная банда под предводительством Ивана Бальгаузена, орудовавшая в Петрограде с 1918 по 1920 год. У группировки была необычная манера грабежа. Бандиты прикрепляли к ногам специальные пружинные конструкции, позволявшие перемещаться большими прыжками (отсюда другое название банды — «попрыгунчики»), наряжались в длинные белые одежды, напоминающие саваны, и в таком виде нападали на жертву, приводя ее в смертельный испуг. Это позволяло им успешно грабить прохожих, крайне редко прибегая к убийству.
Этот и другие фрагменты из записной книжки Константина Вагинова комментирует доцент факультета антропологии Михаил Лурье, выступивший редактором академического издания «„Семечки“: записная книжка Константина Вагинова» .
В Ленинграде развелись живы покойнички.
На ногах у них пружины,
А в глазах у них огонь,
Раздевай, товарищ, шубу,
Я возьму ее с собой.
«Живыми покойниками» называла себя криминальная банда под предводительством Ивана Бальгаузена, орудовавшая в Петрограде с 1918 по 1920 год. У группировки была необычная манера грабежа. Бандиты прикрепляли к ногам специальные пружинные конструкции, позволявшие перемещаться большими прыжками (отсюда другое название банды — «попрыгунчики»), наряжались в длинные белые одежды, напоминающие саваны, и в таком виде нападали на жертву, приводя ее в смертельный испуг. Это позволяло им успешно грабить прохожих, крайне редко прибегая к убийству.
Этот и другие фрагменты из записной книжки Константина Вагинова комментирует доцент факультета антропологии Михаил Лурье, выступивший редактором академического издания «„Семечки“: записная книжка Константина Вагинова» .
Forwarded from Городские историки
Города в очередях
В начале 2000-х гг. известный социолог Владимир Николаев опубликовал серию работ и книгу о советских очередях и реферативный обзор исследования психолога Збигнева Чвартоша о феномене очереди при социализме.
Чвартош указывал, что привлекательность товара определялась не личными потребностями покупателя, а длиной очереди и проведенным в ней времени. Тем самым очередь сама по себе притягивала других в нее встать. Тут и появляется основное утверждение Николаева: « <…> участие в очереди было для советского человека опытом пребывания-в-общности».
В этом типичном соединении незнакомцев возникала идентификация друг с другом, которая не зависела от стратегий поведения, привилегий, льгот или конкуренции. В то же время эта идентификация не формализовывалась в конкретное обозначение, ну может быть за исключением категории «народа».
Таким образом, живая очередь становилась экзистенциальным воплощением «общей судьбы» для обычных граждан. Но Николаев усматривал в очередях не только источник широкой идентификации, но механизм организации самых разнообразных социальных солидарностей – семейных, дружеских, приятельских, соседских и рабочих.
А еще очереди были местом бесконечных разговоров, а их темы, скорее всего, являлись как наиболее общими и обыденными, так и детерминированными самой ситуацией. И, вероятно, эти разговоры способствовали формированию «единого понимания общезначимых аспектов окружающей социальной реальности». То есть подобная практика создавала и воспроизводила «общественное мнение» и «общий интерес».
Знаем, на этой неделе многие из вас стояли в очередях. Хотя это было далеко не желанием поучаствовать в распределении советского типа, но, кажется, что тезисы Николаева про «общую судьбу», «солидарности» или «общий интерес» все еще актуальны. Он считал, что все советское общество находилось в одной большой очереди. Вряд ли она куда-то делась, наоборот, мы все с вами даже теперь увидели, насколько она длинная.
P. S. Очередь за прессой в Свердловске, 1958 г. Фото Всеволода Тарасевича.
В начале 2000-х гг. известный социолог Владимир Николаев опубликовал серию работ и книгу о советских очередях и реферативный обзор исследования психолога Збигнева Чвартоша о феномене очереди при социализме.
Чвартош указывал, что привлекательность товара определялась не личными потребностями покупателя, а длиной очереди и проведенным в ней времени. Тем самым очередь сама по себе притягивала других в нее встать. Тут и появляется основное утверждение Николаева: « <…> участие в очереди было для советского человека опытом пребывания-в-общности».
В этом типичном соединении незнакомцев возникала идентификация друг с другом, которая не зависела от стратегий поведения, привилегий, льгот или конкуренции. В то же время эта идентификация не формализовывалась в конкретное обозначение, ну может быть за исключением категории «народа».
Таким образом, живая очередь становилась экзистенциальным воплощением «общей судьбы» для обычных граждан. Но Николаев усматривал в очередях не только источник широкой идентификации, но механизм организации самых разнообразных социальных солидарностей – семейных, дружеских, приятельских, соседских и рабочих.
А еще очереди были местом бесконечных разговоров, а их темы, скорее всего, являлись как наиболее общими и обыденными, так и детерминированными самой ситуацией. И, вероятно, эти разговоры способствовали формированию «единого понимания общезначимых аспектов окружающей социальной реальности». То есть подобная практика создавала и воспроизводила «общественное мнение» и «общий интерес».
Знаем, на этой неделе многие из вас стояли в очередях. Хотя это было далеко не желанием поучаствовать в распределении советского типа, но, кажется, что тезисы Николаева про «общую судьбу», «солидарности» или «общий интерес» все еще актуальны. Он считал, что все советское общество находилось в одной большой очереди. Вряд ли она куда-то делась, наоборот, мы все с вами даже теперь увидели, насколько она длинная.
P. S. Очередь за прессой в Свердловске, 1958 г. Фото Всеволода Тарасевича.
Forwarded from Городские историки
Колониальные города и индигенные народы
В последнем номере старейшего журнала по исторической урбанистике Urban History Review вышла знаковая подборка статей на тему «Городские индигены и поселенческие колониальные города». Ответственным редактором номера выступил профессор Технологического университета Суинберна Лоренцо Верачини, автор книг о глобальной истории колониализма и колониализме как политической идеи.
Нет сомнений, для российской исторической урбанистики и городской антропологии подобная деколониальная проблематика является сверхважной. Тем не менее городские историки не наблюдают роста исследований городских индигенов. Уже более восьми лет прошло с выхода запомнившихся выпусков Сибирских исторических исследований и Этнографического обозрения о коренных народах Севера в городах. С тех пор в принципе ничего серьезного на эту тему не выходило в российской науке. Если ошибаемся, пишите в комментах.
Задачей подборки в Urban History Review было развенчание мифа о том, что города колонистов – это «urbs nullius», то есть пространства, оторванные от локальной истории и культуры и где отсутствуют индигенные группы. По мнению Верачини, это колониальная фантазия, необходимая для отчуждения местных этнических групп и базирующаяся на идеологии города на «новой» или «пустой» земле.
И сегодня, несмотря на всю политику признания прав индигенов, именно в поселенческих городах нередко сохраняются практики дискриминации коренного населения. Так, согласно Верачини, современная джентрификация также воспроизводит подобную идеологию ничьей земли при перемещении местного населения.
Верачини считает, что поселенческий город в первую очередь формировался в воображении – во время пространственного побега от своего материнского центра. На новом месте он становился чрезвычайно экспансивным, присваивая и потребляя территорию. Историк продвигает концепт «муниципального колониализма», означающего имперскую политику по отношению к своему хинтерланду, которая одновременно создавала альтернативную модерность.
Продолжение завтра.
В последнем номере старейшего журнала по исторической урбанистике Urban History Review вышла знаковая подборка статей на тему «Городские индигены и поселенческие колониальные города». Ответственным редактором номера выступил профессор Технологического университета Суинберна Лоренцо Верачини, автор книг о глобальной истории колониализма и колониализме как политической идеи.
Нет сомнений, для российской исторической урбанистики и городской антропологии подобная деколониальная проблематика является сверхважной. Тем не менее городские историки не наблюдают роста исследований городских индигенов. Уже более восьми лет прошло с выхода запомнившихся выпусков Сибирских исторических исследований и Этнографического обозрения о коренных народах Севера в городах. С тех пор в принципе ничего серьезного на эту тему не выходило в российской науке. Если ошибаемся, пишите в комментах.
Задачей подборки в Urban History Review было развенчание мифа о том, что города колонистов – это «urbs nullius», то есть пространства, оторванные от локальной истории и культуры и где отсутствуют индигенные группы. По мнению Верачини, это колониальная фантазия, необходимая для отчуждения местных этнических групп и базирующаяся на идеологии города на «новой» или «пустой» земле.
И сегодня, несмотря на всю политику признания прав индигенов, именно в поселенческих городах нередко сохраняются практики дискриминации коренного населения. Так, согласно Верачини, современная джентрификация также воспроизводит подобную идеологию ничьей земли при перемещении местного населения.
Верачини считает, что поселенческий город в первую очередь формировался в воображении – во время пространственного побега от своего материнского центра. На новом месте он становился чрезвычайно экспансивным, присваивая и потребляя территорию. Историк продвигает концепт «муниципального колониализма», означающего имперскую политику по отношению к своему хинтерланду, которая одновременно создавала альтернативную модерность.
Продолжение завтра.
Forwarded from низгораев
Методология социологического исследования в очень многом развивалась и продолжает развиваться (если можно говорить о сегодняшнем состоянии как некотором развитии) как наука исключительно нормативная. Нормативность заключается в стремлении к выделению некоторых образцов и следовании этим образцам с завидным упрямством и непреложным энтузиазмом. Нормативность объясняется как неизбывный запрос студентов на литературу, которую хорошо бы почитать, но которая никогда не читается или, как минимум, не дочитывается, так и дидактическую назидательность преподавателей, начинающих свою скучнейшее монотонное изложение методологии с разговора об объекте, предмете и методе, и неизменно заканчивая некоторым сводом концепций научного поиска, призванных воплотиться в совокупность методов, с неизбежностью приводящих к научной истине.
Методология как нормативная дисциплина есть основание для набора инструкций, призванных отличить научный подход от ненаучного. Запрос на нормативность исходит как от преподавателей, так и студентов. Первым нормативное изложение обеспечивает спокойное, бесконфликтное и безальтернативное пребывание на кафедрах, возможность десятилетиями произносить слова, не имеющие референтов не только к научной, но и к любой другой деятельности, кроме аудиторной. Запрос вторых сложнее. Студенты воспринимают нормативность методологии как единственный способ справиться с неструктурированной, самодостаточной и в каком-то смысле неадекватной реальностью полевого опыта (если таковой случается). Нормативность методологии для них выступает не способом утверждения метода, а оберегом или гарантом пребывания в методе, возможностью проводить научное исследование.
Обязательные к исполнению в научном предприятии процедуры, не требующие какого-либо критического отношения, а лишь безусловного подтверждения, сближают методологию социологического исследования с законодательными актами и административными постановлениями, поручениями, приказами. Методология социологического исследования кроме схоластического, выхолощенного до словесной ритуальности действия, кроме средства для получения аттестации научного работника и основного условия получения соответствующего диплома, сертификата или удостоверения, выполняет в современном российском обществе функцию установления социального порядка, приводящего к тому хрупкому равновесию, которое складывается между условными исполнителями и условными заказчиками социологического предприятия. Поэтому методология социологического исследования, преподаваемая в российских университетах, имеет к науке такое же отношение, как имеет отношение к праву постановление районного суда.
Методология как нормативная дисциплина есть основание для набора инструкций, призванных отличить научный подход от ненаучного. Запрос на нормативность исходит как от преподавателей, так и студентов. Первым нормативное изложение обеспечивает спокойное, бесконфликтное и безальтернативное пребывание на кафедрах, возможность десятилетиями произносить слова, не имеющие референтов не только к научной, но и к любой другой деятельности, кроме аудиторной. Запрос вторых сложнее. Студенты воспринимают нормативность методологии как единственный способ справиться с неструктурированной, самодостаточной и в каком-то смысле неадекватной реальностью полевого опыта (если таковой случается). Нормативность методологии для них выступает не способом утверждения метода, а оберегом или гарантом пребывания в методе, возможностью проводить научное исследование.
Обязательные к исполнению в научном предприятии процедуры, не требующие какого-либо критического отношения, а лишь безусловного подтверждения, сближают методологию социологического исследования с законодательными актами и административными постановлениями, поручениями, приказами. Методология социологического исследования кроме схоластического, выхолощенного до словесной ритуальности действия, кроме средства для получения аттестации научного работника и основного условия получения соответствующего диплома, сертификата или удостоверения, выполняет в современном российском обществе функцию установления социального порядка, приводящего к тому хрупкому равновесию, которое складывается между условными исполнителями и условными заказчиками социологического предприятия. Поэтому методология социологического исследования, преподаваемая в российских университетах, имеет к науке такое же отношение, как имеет отношение к праву постановление районного суда.