В 2024-м году я решила завести бумажный читательский дневник. Записи на бумаге для меня ничем не удобнее, чем заметки в телефоне, так что для этого шага понадобилось не удобство, а какая-то другая причина. Ею стала возможность украшать записи. Как ни странно, она меняет отношение к чтению: продумывая в процессе оформление дневниковых страниц, я проживаю книгу эмоционально глубже. Вот начало и первая запись, всё о том же Марко Поло и его биографии (от постов в блоге она отличается). Теперь венецианец мне вообще как родной.
#читательский_дневник
#читательский_дневник
Прочитано в январе:
▪️Рассказ А. П. Чехова «Бабье царство» и повесть Цзян Фэна «Законопослушный гражданин» (прочитаны для Ириного литклуба);
🎧«Век невинности» Эдит Уортон;
▪️«Марко Поло» Лоуренса Бергрина;
🎧«Удивительная философия птиц» Филиппа Дж. Дюбуа и Элиз Руссо;
▪️«Книга чудес света» Марко Поло (перечитана);
▪️«Незримые города» Итало Кальвино;
🎧«Эликсиры Сатаны» Эрнста Теодора Амадея Гофмана.
Заодно в течение года буду вести список прочитанного по векам. Об «Эликсирах Сатаны», «Монахе» Мэтью Грегори Льюиса и «Итальянце» Анны Радклиф напишу общий пост, когда дочитаю последнего.
Подумала, что историю литературы люблю даже больше собственно литературы. В книгах меня интересуют не только и не столько они сами (хотя и такой интерес к ним у меня, конечно, есть), сколько связи между ними, которыми история литературы как раз и занимается. Поэтому тематические списки — удобный для меня формат чтения. И поэтому мне так важно читать классику.
А ещё у меня к вам просьба: порекомендуйте, пожалуйста, хорошие книги о птицах? «Удивительная философия птиц» оказалась рассчитана на предельно незаинтересованную аудиторию: после каждого факта о птицах в ней говорилось что-то в духе «не так ли всё и у людей», а дальше шли многословные, поверхностные и банальные рассуждения о человеческой жизни; этих рассуждений в книге было больше, чем информации по существу. О птицах я знаю мало, но даже для меня здесь не нашлось почти ничего нового.
А завтра-послезавтра будет более подробный пост о ведении читательского дневника.
▪️Рассказ А. П. Чехова «Бабье царство» и повесть Цзян Фэна «Законопослушный гражданин» (прочитаны для Ириного литклуба);
🎧«Век невинности» Эдит Уортон;
▪️«Марко Поло» Лоуренса Бергрина;
🎧«Удивительная философия птиц» Филиппа Дж. Дюбуа и Элиз Руссо;
▪️«Книга чудес света» Марко Поло (перечитана);
▪️«Незримые города» Итало Кальвино;
🎧«Эликсиры Сатаны» Эрнста Теодора Амадея Гофмана.
Заодно в течение года буду вести список прочитанного по векам. Об «Эликсирах Сатаны», «Монахе» Мэтью Грегори Льюиса и «Итальянце» Анны Радклиф напишу общий пост, когда дочитаю последнего.
Подумала, что историю литературы люблю даже больше собственно литературы. В книгах меня интересуют не только и не столько они сами (хотя и такой интерес к ним у меня, конечно, есть), сколько связи между ними, которыми история литературы как раз и занимается. Поэтому тематические списки — удобный для меня формат чтения. И поэтому мне так важно читать классику.
А ещё у меня к вам просьба: порекомендуйте, пожалуйста, хорошие книги о птицах? «Удивительная философия птиц» оказалась рассчитана на предельно незаинтересованную аудиторию: после каждого факта о птицах в ней говорилось что-то в духе «не так ли всё и у людей», а дальше шли многословные, поверхностные и банальные рассуждения о человеческой жизни; этих рассуждений в книге было больше, чем информации по существу. О птицах я знаю мало, но даже для меня здесь не нашлось почти ничего нового.
А завтра-послезавтра будет более подробный пост о ведении читательского дневника.
Написала обещанный пост о том, как и почему веду свой читательский дневник, с большим количеством фотографий и подробностей.
Забавно, что прокрастинация не впервые принесла мне какое-то важное осознание и увлечение. Например, однажды, устав от подготовки к экзамену по истории стран Азии и Африки, я вот так же начала учить финский. Доучилась до того, что перевела с него три книги и переехала в Финляндию. А учебник по норвежскому, случайно увиденный в библиотеке журфака (куда я ходила за книгой для контрольной по истории Европы), долистала до поступления в магистратуру на скандинавистику. Основная часть учёбы прокрастинацией уже, конечно, не была.
Ещё один к вам вопрос: как рассказывать о дневнике в дальнейшем? Может, писать аналогичные посты в телеграфе и оставлять на них ссылки в традиционных постах с итогами?
#читательский_дневник
Забавно, что прокрастинация не впервые принесла мне какое-то важное осознание и увлечение. Например, однажды, устав от подготовки к экзамену по истории стран Азии и Африки, я вот так же начала учить финский. Доучилась до того, что перевела с него три книги и переехала в Финляндию. А учебник по норвежскому, случайно увиденный в библиотеке журфака (куда я ходила за книгой для контрольной по истории Европы), долистала до поступления в магистратуру на скандинавистику. Основная часть учёбы прокрастинацией уже, конечно, не была.
Ещё один к вам вопрос: как рассказывать о дневнике в дальнейшем? Может, писать аналогичные посты в телеграфе и оставлять на них ссылки в традиционных постах с итогами?
#читательский_дневник
«Снежная страна» Ясунари Кавабаты
Раз в год токиец Симамура едет на горячие источники, а я раз в год за этим наблюдаю. Ну почти.
Прочитав «Снежную страну» впервые, свои впечатления я резюмировала так:
Это очень красивая, очень цепляющая — и очень непонятная книга. Я чувствую в ней что-то очень чужое и очень родное одновременно. Невозможность разложить свои впечатления по полочкам и желание снять противоречие — перевести чужое в категорию более-менее понятного — тянут меня к ней вернуться. Возвращаться. Как возвращается на те самые источники Симамура.
Непонятными мне показались отношения между тройкой основных персонажей, экскурс в производство крепа совсем под занавес, сам огненно-звёздный занавес; резкая смена темпа и накала в конце. Чтобы лучше разобраться в романе, я перечитала «Ветку сакуры» Всеволода Овчинникова + прочитала «Кавабату Ясунари» Николая Федоренко, «Жизнь гейши» Минэко Ивасаки, нобелевскую речь Кавабаты и его эссе «Существование и открытие красоты», ряд литературоведческих статей (самыми полезными из них оказались «Writing as Tea Ceremony: Kawabata’s Geido Aesthetics» и «Symbiotic Conflict in Snow Country») + предварительно обсудила прочитанное в чате литклуба, в частности с Олей.
На страницах «Снежной страны» встретились эксперименты европейского модернизма, эстетика эпохи Хэйан с её печальным очарованием вещей и правила японской классической поэзии, которые повлияли и на стиль, и на структуру романа. Роман был написан в 30–40 годы прошлого века, на фоне милитаризма и войны, и в своё время читался, наверное, примерно как «Турдейская Манон Леско» Всеволода Петрова.
Мне по-прежнему сложно сказать, про кого он в первую очередь — про Симамуру или встретившихся ему на источниках девушек, Йоко и Комако. Или, может, вообще про природу с синтоистско-буддийской точки зрения, которая высвечивает незначительность — тщету и потому красоту — человеческих переживаний. Те описания природы, которые в романах из более близких литературных традиций навевают на меня скуку, в японском исполнении зачаровывают и умиротворяют. Ради этого волшебства я изначально и бралась за «Снежную страну»: хотелось чего-то похожего по духу на «Записки у изголовья» Сэй-Сёнагон и антологию «Кокинвакасю», стихи из которой мне в детстве читала бабушка.
В Симамуре я не уловила важный нюанс: он выглядит довольно пустым человеком, но с буддийской точки зрения пустота — не негативная характеристика. Возможно, в итоге она позволяет ему стать медиатором между героинями и пережить религиозный опыт. Йоко и Комако мне в этот раз представлялись этакими Элинор и Марианной — и противопоставленными друг другу, и похожими друг на друга. По одной из интерпретаций, героини Кавабаты олицетворяют два разных типа чистоты (подчёркнуто телесная Комако — синтоистскую cleanliness, подчёркнуто бестелесная Йоко — буддийскую purity); оппозиция между ними нивелируется в том загадочном конце, когда они превращаются в чистые символы (Комако — в огонь пожара, а Йоко — в Млечный путь), которые сливаются в сознании Симамуры. Конец, кстати, я больше не считаю резким и внезапным. И вставку про креп. Потому что эта история с самого начала отсылает к легенде, лежащей в основе праздника Танабата.
По ощущениям я вошла в воду всего лишь по щиколотку. Даже это было упоительно. Теперь мне ещё больше хочется окунуться в литературу эпохи Хэйан — «Повесть о Гэндзи»! — и классическую японскую поэзию. Не исключено, что дальше все тропинки японской литературы будут вести меня к «Снежной стране»: в моих глазах она настолько особенная.
Раз в год токиец Симамура едет на горячие источники, а я раз в год за этим наблюдаю. Ну почти.
Прочитав «Снежную страну» впервые, свои впечатления я резюмировала так:
Это очень красивая, очень цепляющая — и очень непонятная книга. Я чувствую в ней что-то очень чужое и очень родное одновременно. Невозможность разложить свои впечатления по полочкам и желание снять противоречие — перевести чужое в категорию более-менее понятного — тянут меня к ней вернуться. Возвращаться. Как возвращается на те самые источники Симамура.
Непонятными мне показались отношения между тройкой основных персонажей, экскурс в производство крепа совсем под занавес, сам огненно-звёздный занавес; резкая смена темпа и накала в конце. Чтобы лучше разобраться в романе, я перечитала «Ветку сакуры» Всеволода Овчинникова + прочитала «Кавабату Ясунари» Николая Федоренко, «Жизнь гейши» Минэко Ивасаки, нобелевскую речь Кавабаты и его эссе «Существование и открытие красоты», ряд литературоведческих статей (самыми полезными из них оказались «Writing as Tea Ceremony: Kawabata’s Geido Aesthetics» и «Symbiotic Conflict in Snow Country») + предварительно обсудила прочитанное в чате литклуба, в частности с Олей.
На страницах «Снежной страны» встретились эксперименты европейского модернизма, эстетика эпохи Хэйан с её печальным очарованием вещей и правила японской классической поэзии, которые повлияли и на стиль, и на структуру романа. Роман был написан в 30–40 годы прошлого века, на фоне милитаризма и войны, и в своё время читался, наверное, примерно как «Турдейская Манон Леско» Всеволода Петрова.
Мне по-прежнему сложно сказать, про кого он в первую очередь — про Симамуру или встретившихся ему на источниках девушек, Йоко и Комако. Или, может, вообще про природу с синтоистско-буддийской точки зрения, которая высвечивает незначительность — тщету и потому красоту — человеческих переживаний. Те описания природы, которые в романах из более близких литературных традиций навевают на меня скуку, в японском исполнении зачаровывают и умиротворяют. Ради этого волшебства я изначально и бралась за «Снежную страну»: хотелось чего-то похожего по духу на «Записки у изголовья» Сэй-Сёнагон и антологию «Кокинвакасю», стихи из которой мне в детстве читала бабушка.
В Симамуре я не уловила важный нюанс: он выглядит довольно пустым человеком, но с буддийской точки зрения пустота — не негативная характеристика. Возможно, в итоге она позволяет ему стать медиатором между героинями и пережить религиозный опыт. Йоко и Комако мне в этот раз представлялись этакими Элинор и Марианной — и противопоставленными друг другу, и похожими друг на друга. По одной из интерпретаций, героини Кавабаты олицетворяют два разных типа чистоты (подчёркнуто телесная Комако — синтоистскую cleanliness, подчёркнуто бестелесная Йоко — буддийскую purity); оппозиция между ними нивелируется в том загадочном конце, когда они превращаются в чистые символы (Комако — в огонь пожара, а Йоко — в Млечный путь), которые сливаются в сознании Симамуры. Конец, кстати, я больше не считаю резким и внезапным. И вставку про креп. Потому что эта история с самого начала отсылает к легенде, лежащей в основе праздника Танабата.
По ощущениям я вошла в воду всего лишь по щиколотку. Даже это было упоительно. Теперь мне ещё больше хочется окунуться в литературу эпохи Хэйан — «Повесть о Гэндзи»! — и классическую японскую поэзию. Не исключено, что дальше все тропинки японской литературы будут вести меня к «Снежной стране»: в моих глазах она настолько особенная.
Сегодня день финской культуры, и в честь праздника я немного расскажу об обсуждении «Охоты на маленькую щуку», в котором недавно участвовала.
У меня есть замечательная соседка — британка польского происхождения, которая ведёт литклуб, переводит финскую литературу и лично знает многих коллег. На обсуждение она позвала американскую переводчицу и польского переводчика «Охоты…», и те поделились всяким любопытным. Например:
▪️Переводчики этого романа создали общий чат, куда вошёл и Иван Прилежаев. Чатом собирали вопросы автору, чтобы ему не приходилось выслушивать одно и то же по десять раз, и, конечно, обсуждали сложности и свои находки. Какая же это светлая идея.
▪️Олли-Колотун — персонаж реально существующего мифа, но настолько местечкового, что об этом не подозревает даже большинство финнов. В оригинале и большинстве переводов он говорит на польском, потому что Юхани Карила любит «Ведьмака». А в польском переводе он говорит по-баскски, потому что 1) его речи нельзя сливаться с остальным текстом; 2) поляки этот язык не особенно распознают.
▪️Герои романа говорят на лапландском диалекте. В литературе диалектная речь часто указывает на провинциальное происхождение/необразованность/низкий социальный статус персонажа. Юхани Карила подтрунивает над обыкновением так с ней обращаться: его герои, конечно, из глуши, но диалект им не мешает думать и говорить о чём угодно, даже о философии.
▪️Когда Юхани Карила дописал роман и показал его жене, жена сказала: если бы эта история была о женщине, читать её было бы увлекательнее. Автор ужаснулся: сколько же всего пришлось бы переписать? Жена ответила: просто поменяй имена. Так мы получили то, что получили.
У меня есть замечательная соседка — британка польского происхождения, которая ведёт литклуб, переводит финскую литературу и лично знает многих коллег. На обсуждение она позвала американскую переводчицу и польского переводчика «Охоты…», и те поделились всяким любопытным. Например:
▪️Переводчики этого романа создали общий чат, куда вошёл и Иван Прилежаев. Чатом собирали вопросы автору, чтобы ему не приходилось выслушивать одно и то же по десять раз, и, конечно, обсуждали сложности и свои находки. Какая же это светлая идея.
▪️Олли-Колотун — персонаж реально существующего мифа, но настолько местечкового, что об этом не подозревает даже большинство финнов. В оригинале и большинстве переводов он говорит на польском, потому что Юхани Карила любит «Ведьмака». А в польском переводе он говорит по-баскски, потому что 1) его речи нельзя сливаться с остальным текстом; 2) поляки этот язык не особенно распознают.
▪️Герои романа говорят на лапландском диалекте. В литературе диалектная речь часто указывает на провинциальное происхождение/необразованность/низкий социальный статус персонажа. Юхани Карила подтрунивает над обыкновением так с ней обращаться: его герои, конечно, из глуши, но диалект им не мешает думать и говорить о чём угодно, даже о философии.
▪️Когда Юхани Карила дописал роман и показал его жене, жена сказала: если бы эта история была о женщине, читать её было бы увлекательнее. Автор ужаснулся: сколько же всего пришлось бы переписать? Жена ответила: просто поменяй имена. Так мы получили то, что получили.
Прочитано в феврале:
🎧«Ветка сакуры» Всеволода Овчинникова (перечитана);
▪️«Снежная страна» (перечитана для литклуба Светланы Зеленцовой; изначально прочитана по Жениной наводке) + эссе «Красотой Японии рождённый» и «Существование и открытие красоты» Ясунари Кавабаты;
▪️«Итальянец» Анны Радклиф;
🎧«Жизнь гейши» Минэко Ивасаки;
▪️«Кавабата Ясунари» Николая Федоренко;
🎧«Жизнь как она есть» Мариз Конде;
▪️«Охота на маленькую щуку» Юхани Карилы;
🎧«Нью-йоркский обход» Александра Стесина;
Февральский пост о читательском дневнике появится на днях — с учётом пожеланий относительно формата. Обновлённый список прочитанного по векам будет здесь.
***
В книгах о жизни в других странах встречается stock character — сбитый с толку западный человек. Меня он смущает по двум причинам. Во-первых, я не всегда могу себя с ним соотнести. Во-вторых, он сигнализирует, что тема книги — какие некие они другие, а не просто — какие они. Частота появления этого персонажа в тексте даёт понять, насколько сильно другая культура редуцируется в нём до отличий. Может быть.
У Овчинникова она ниже, чем у Федоренко. Овчинников чаще рассуждает о конкретных аспектах конкретных культур — скажем, американской деловой этике или принципах французской кулинарии. Пускай это тоже обобщения, доверия они вызывают всё же больше.
И, быть может, какие они — вопрос для антропологов, а от остальных ждать на него ответа не стоит в принципе? Нельзя так просто взять, выключить замутнённый опытом взгляд и не сравнивать. И в сравнении есть своя прелесть. Но мне вспоминается антропологическая работа «Wandering Spirits: Loneliness and Longing in Greenland», где элементы одной культуры представлены в соотношении друг с другом и только; своя прелесть есть и в попытке увидеть культуру без костыля внешних сопоставлений.
🎧«Ветка сакуры» Всеволода Овчинникова (перечитана);
▪️«Снежная страна» (перечитана для литклуба Светланы Зеленцовой; изначально прочитана по Жениной наводке) + эссе «Красотой Японии рождённый» и «Существование и открытие красоты» Ясунари Кавабаты;
▪️«Итальянец» Анны Радклиф;
🎧«Жизнь гейши» Минэко Ивасаки;
▪️«Кавабата Ясунари» Николая Федоренко;
🎧«Жизнь как она есть» Мариз Конде;
▪️«Охота на маленькую щуку» Юхани Карилы;
🎧«Нью-йоркский обход» Александра Стесина;
Февральский пост о читательском дневнике появится на днях — с учётом пожеланий относительно формата. Обновлённый список прочитанного по векам будет здесь.
***
В книгах о жизни в других странах встречается stock character — сбитый с толку западный человек. Меня он смущает по двум причинам. Во-первых, я не всегда могу себя с ним соотнести. Во-вторых, он сигнализирует, что тема книги — какие некие они другие, а не просто — какие они. Частота появления этого персонажа в тексте даёт понять, насколько сильно другая культура редуцируется в нём до отличий. Может быть.
У Овчинникова она ниже, чем у Федоренко. Овчинников чаще рассуждает о конкретных аспектах конкретных культур — скажем, американской деловой этике или принципах французской кулинарии. Пускай это тоже обобщения, доверия они вызывают всё же больше.
И, быть может, какие они — вопрос для антропологов, а от остальных ждать на него ответа не стоит в принципе? Нельзя так просто взять, выключить замутнённый опытом взгляд и не сравнивать. И в сравнении есть своя прелесть. Но мне вспоминается антропологическая работа «Wandering Spirits: Loneliness and Longing in Greenland», где элементы одной культуры представлены в соотношении друг с другом и только; своя прелесть есть и в попытке увидеть культуру без костыля внешних сопоставлений.
В феврале я блуждала по более-менее незнакомой территории, и это отразилось на дневнике: на февральских страницах больше цитат и конспектов, чем моих собственных мыслей. Я обязательно вернусь к «Снежней стране» ещё и не хочу забыть, что направляло мои мысли сейчас. В общем, в феврале я пользовалась своей записной книжкой скорее как commonplace book, чем как дневником.
Обилие цитат не значит, что в этих записях мало меня. Во-первых, у них есть толстый слой личного подтекста, а толстый слой подтекста замечательно соответствует принципам японской эстетики. Во-вторых, мои февральские записи — как ничто из приведённых слов Кавабаты, в котором «есть свободное общение всего со всем». Саму себя я тоже часто так ощущаю — как площадку для общения книг между собой.
(Забавная деталь: Марко Поло рассказывает в процитированном фрагменте об обилии золота в Чипингу, но своего золота в Японии вообще-то мало; зато его много в оформлении моих записей о ней.)
В моём обращении с записной книжкой наметился сдвиг. В самом начале я страшно боялась её испортить. Теперь я иду на эксперименты, принимаю неудачные решения и спокойно исправляю ошибки. Например, акварельное небо с февральской страницы изначально было черновиком (оно нарисовано на странице из тренировочного блокнота). Но когда я занялась чистовиком, краска просочилась сквозь страницу и испортила готовый разворот — с Федоренко, Овчинниковым и Кавабатой. К счастью, его было легко сделать заново.
Опубликовав первые фотографии дневника, я столкнулась с претензией, что эстетичность — признак поверхностности, если только она не сопровождает какой-то экстраординарный текст. По-моему, что поверхностно, так это оно само. Я бы хуже пропустила прочитанное сквозь себя, если бы у меня не было красивого набора наклеек. Форма — это мостик к содержанию.
#читательский_дневник
Обилие цитат не значит, что в этих записях мало меня. Во-первых, у них есть толстый слой личного подтекста, а толстый слой подтекста замечательно соответствует принципам японской эстетики. Во-вторых, мои февральские записи — как ничто из приведённых слов Кавабаты, в котором «есть свободное общение всего со всем». Саму себя я тоже часто так ощущаю — как площадку для общения книг между собой.
(Забавная деталь: Марко Поло рассказывает в процитированном фрагменте об обилии золота в Чипингу, но своего золота в Японии вообще-то мало; зато его много в оформлении моих записей о ней.)
В моём обращении с записной книжкой наметился сдвиг. В самом начале я страшно боялась её испортить. Теперь я иду на эксперименты, принимаю неудачные решения и спокойно исправляю ошибки. Например, акварельное небо с февральской страницы изначально было черновиком (оно нарисовано на странице из тренировочного блокнота). Но когда я занялась чистовиком, краска просочилась сквозь страницу и испортила готовый разворот — с Федоренко, Овчинниковым и Кавабатой. К счастью, его было легко сделать заново.
Опубликовав первые фотографии дневника, я столкнулась с претензией, что эстетичность — признак поверхностности, если только она не сопровождает какой-то экстраординарный текст. По-моему, что поверхностно, так это оно само. Я бы хуже пропустила прочитанное сквозь себя, если бы у меня не было красивого набора наклеек. Форма — это мостик к содержанию.
#читательский_дневник
Прочитано в марте:
▪️«Оруноко, или История царственного раба» Афры Бен;
▪️рассказ Акутагавы Рюноскэ «Табак и дьявол» (прочитан по рекомендации Нади);
🎧«Скорбь Сатаны» Марии Корелли;
▪️«Лики дьявола» Жюля Барбэ д’Оревильи;
🎧«Под маской, или Сила женщины» (ещё одна рекомендация Нади), 🎧«Таинственный ключ и что он открыл», «Призрак аббата, или Искушение Мориса Трехерна» и «Затерянные в пирамиде, или Проклятие мумии» Луизы Мэй Олкотт;
▪️«Ножка мумии» Теофиля Готье;
▪️«Удольфские тайны» Анны Радклиф;
🎧«Корни дуба» Всеволода Овчинникова (перечитаны);
🎧эссе «Своя комната» и▪️рассказ «Ненаписанный роман» (перечитан для Ириного литклуба) Вирджинии Вулф;
▪️«История монголов» Иоанна де Плано Карпини (прочитана вместе с Аней);
🎧«О женщинах» Сьюзен Сонтаг;
▪️рассказ Сильвии Плат «Мэри Вентура и Девятое королевство» (тоже перечитан для Ириного литклуба).
Ира переехала в Хельсинки, и в марте мне выпала возможность снова с ней увидеться. Это был самый счастливый день за долгое время: он принёс тёплые разговоры, знакомство с самым красивым котом в мире, пять книг — три купленные для меня и две одолженные — и идеальный мятный чай. Очень жду следующей хельсинкской поездки.
Когда же после этого настал несчастливый день, я, как обычно, потеряла дар речи. В таких ситуациях у меня остаётся только бессловесное тепло к пострадавшим (которое невозможно или почти невозможно выразить на расстоянии). Хочется молча обнимать всех, кому это нужно. Очень отзывается Асин пост о слове «обнимаю».
Обнимаю.
▪️«Оруноко, или История царственного раба» Афры Бен;
▪️рассказ Акутагавы Рюноскэ «Табак и дьявол» (прочитан по рекомендации Нади);
🎧«Скорбь Сатаны» Марии Корелли;
▪️«Лики дьявола» Жюля Барбэ д’Оревильи;
🎧«Под маской, или Сила женщины» (ещё одна рекомендация Нади), 🎧«Таинственный ключ и что он открыл», «Призрак аббата, или Искушение Мориса Трехерна» и «Затерянные в пирамиде, или Проклятие мумии» Луизы Мэй Олкотт;
▪️«Ножка мумии» Теофиля Готье;
▪️«Удольфские тайны» Анны Радклиф;
🎧«Корни дуба» Всеволода Овчинникова (перечитаны);
🎧эссе «Своя комната» и▪️рассказ «Ненаписанный роман» (перечитан для Ириного литклуба) Вирджинии Вулф;
▪️«История монголов» Иоанна де Плано Карпини (прочитана вместе с Аней);
🎧«О женщинах» Сьюзен Сонтаг;
▪️рассказ Сильвии Плат «Мэри Вентура и Девятое королевство» (тоже перечитан для Ириного литклуба).
Ира переехала в Хельсинки, и в марте мне выпала возможность снова с ней увидеться. Это был самый счастливый день за долгое время: он принёс тёплые разговоры, знакомство с самым красивым котом в мире, пять книг — три купленные для меня и две одолженные — и идеальный мятный чай. Очень жду следующей хельсинкской поездки.
Когда же после этого настал несчастливый день, я, как обычно, потеряла дар речи. В таких ситуациях у меня остаётся только бессловесное тепло к пострадавшим (которое невозможно или почти невозможно выразить на расстоянии). Хочется молча обнимать всех, кому это нужно. Очень отзывается Асин пост о слове «обнимаю».
Обнимаю.