Марксизм часто критикуют как устаревшую политическую теорию, чьи практические воплощения оказались провальными. Однако критики не догадываются, что в подобной критике их уже опередили сами марксисты. Семён Ларин и Дмитрий Жуков перевели выступление Луи Альтюссера о том, как догматизм привел марксизм к глубокому кризису, в котором философ увидел шанс пересмотреть марксизм так, чтобы он стал инструментом подлинного освобождения. Выступление датируется 1977 годом, и поэтому после прочтения можно задаться вопросом: смогли ли за все эти годы марксисты реализовать мечту Альтюссера?

Заводной Карнап объявил день гемблинга, 7.07. В честь этого мы будем читать Борхеса, “Вавилонскую Лотерею”.

Как все люди Вавилона, я побывал проконсулом; как все – рабом; изведал я и всемогущество, и позор, и темницу… Я познал то, чего не знают греки, – неуверенность.

Под конец рассказа Лотерея полностью сливается с миром, становится от него неотделимой, не более чем метафорой. Иногда Борхеса интерпретируют именно так: как метафориста. Этот взгляд упускает то развитие, которое его магические понятия проходят, прежде чем окаменеть и превратиться в мир. Лотерея, став миром, перестаёт быть собой. Её едва уловимое различие с миром – важнейший элемент борхесовской логики. Ключевой пассаж показывает, что в самом начале Лотерея была революционным желанием, и достижением, бедноты:

В плебейских кварталах ширилась тревога иного рода. Члены жреческой коллегии умножали ставки и наслаждались всеми превратностями страха и надежды; бедняки (с понятной и неизбежной завистью) понимали, что они исключены из этих бурных, столь восхитительных переживаний. Справедливое стремление к тому, чтобы все – и бедные, и богатые – равно участвовали в лотерее, привело к волнениям, память о коих не изгладили годы. Некоторые упрямцы не понимали (или притворялись, будто не понимают), что речь идет о новом порядке, о необходимом историческом этапе… Как-то один раб украл красный билетик, и при розыгрыше ему выпало, что у него должны выжечь язык. Такое же наказание определял кодекс законов за кражу билета. Одни вавилоняне утверждали, что он заслужил кару раскаленным железом как вор; другие великодушно полагали, что палач должен покарать его по велению судьбы… Начались беспорядки, произошло прискорбное кровопролитие, но в конце концов вавилонский народ настоял на своем вопреки сопротивлению богачей.

Речь идёт не просто о желании волнительных развлечений, а именно о каузальной логике насилия. То наказание, что получает раб, ведет к беспорядкам не потому, что Лотерея как-то его меняет – напротив, борьба ведётся за право подвергаться ровно тому же (неизбежному) насилию, но по совершенно другой логике, за право уничтожить легальные причины своей судьбы, даже понимая, что сама судьба от этого не изменится. Борьба ведётся за право на горе игрока, а не раба, даже если жизнь игрока неотличима от наказания за гордый бунт.

Народ учреждает таким образом регулярный искупительный ритуал, сродни тому, что среди философов 20 века было принято называть, с сомнительной антропологической точностью, карнавалом или потлачем. Столь сложное перераспределительное действо трудно совершать без ошибок, ошибок, порождающих множество жалоб, которые организующая Лотерею Компания не принимала:

Лотерея это интерполяция случайности в порядок мира, и принятие ошибок в ее исполнении – не нарушение хода судьбы, но ее, судьбы, подкрепление.

Это роковое заявление можно было бы сравнить с заявлением полиции, что все насилие, что оно совершает по ходу своей деятельности, является всегда справедливым, так как полиция служит в конечном счете справедливости. Эта формула отменяет революционное самоопределение народа, который отдал свою судьбу ритуалу Лотереи. Она смешивает сакральную случайность Лотереи со случайностью административной ошибки. Такое смешение, наверное, было неизбежным в силу самого существования Компании как силы, отдельной от учредившего ее народа.

Вавилоняне – не склонный к спекуляциям народ. Размышления о природе лотереи, само сословие интеллектуалов, что ими займется, появляются лишь для интерпретации этого заявления Компании. Они находят интеллектуальный выход из технократического тупика: они требуют бесконечного и непрерывного свершения лотереи, вмешательства случайности в каждый аспект и каждый момент ее производства. Лотерея сливается со своим платоническим “Небесным Архетипом”, она повсюду и неуловима.

Одна из [гипотез] внушает чудовищную мысль, будто уже много веков Компания не существует и будто священный беспорядок в нашей жизни – чисто наследственный, традиционный; согласно другой, Компания вечна и будет существовать до последней ночи, когда последний бог уничтожит мир. Еще одна версия гласит, что Компания всемогуща, но влияет только на ничтожные явления: на крик птицы, на оттенки ржавчины и пыли, на утреннюю дремоту. Другая, высказываемая устами маскирующихся ересиархов, состоит в том, что Компания никогда не существовала и не будет существовать. Еще одна, не менее гнусная, убеждает нас, что совершенно безразлично, подтверждаем мы или отрицаем реальность этой таинственной корпорации, ибо весь Вавилон – не что иное, как бесконечная игра случайностей.

В день гемблера я желаю вам верно следовать тем сакральным и судьбоносным ритуалам, что вы сами себе учредили, не отдавать их Компании, не прощать в них ошибок, не смешивать их с жизнью.