Точные фразы, точные переводы кажутся мне примерами того же сжатия – и иногда, чтобы объяснить их мгновенный эффект, придётся их разжимать на абзацы пояснений. Причем тут можно сразу провести контракт с банальностями и всякими абстрактными-универсальными высказываниями. Поэтому меня так раздражают люди, что готовы обобщить любой монолог — особенно свой, даже самый интересный из своих — каким-то топорным выводом. «Вот и я всегда говорю, что думать только мешает». И в то же время иногда же выходит действительно что-то очень точно и кратко сформулировать. Разница тут — как между приемом тай чи и ударом по башке арматурой: хотя да, они могут быть и одинаковы по скорости и по эффективности
Это всё может показаться очевидным, но меня поражает то, насколько это противоречит каким-то теоретическим предрассудкам. Особенно в геймстадис; я спорил как-то с геймшколарами, доказывавшими мне, что профессиональные игроки исключительно высчитывают сидят, отказывая им в принципе в возможности действовать (и тем более, выражать этими действиями какие-то «смыслы»). Джош довольно много описывает такого, что таким подходом вообще никогда не ухватить.
Но для меня самым таинственным в этой всей истории остается вот эта сжимаемость действий, которая не кажется мне сводимой к скорости или даже какой-то формальной точности. Сталкиваясь с невероятно эффективными и изящными действиями, предрассудок заставляет придумать стоящую за ними какую-то большую и продуманную теорию (или как иногда можно услышать, скажем, при интерпретации фильма: «но режиссер же явно не такой умный и всей этой философии не знает»). Но мы видим, что теория как раз не поспевает за ними; и что отсутствие или слабость теории вовсе не означает невозможность действия.
Это всё может показаться очевидным, но меня поражает то, насколько это противоречит каким-то теоретическим предрассудкам. Особенно в геймстадис; я спорил как-то с геймшколарами, доказывавшими мне, что профессиональные игроки исключительно высчитывают сидят, отказывая им в принципе в возможности действовать (и тем более, выражать этими действиями какие-то «смыслы»). Джош довольно много описывает такого, что таким подходом вообще никогда не ухватить.
Но для меня самым таинственным в этой всей истории остается вот эта сжимаемость действий, которая не кажется мне сводимой к скорости или даже какой-то формальной точности. Сталкиваясь с невероятно эффективными и изящными действиями, предрассудок заставляет придумать стоящую за ними какую-то большую и продуманную теорию (или как иногда можно услышать, скажем, при интерпретации фильма: «но режиссер же явно не такой умный и всей этой философии не знает»). Но мы видим, что теория как раз не поспевает за ними; и что отсутствие или слабость теории вовсе не означает невозможность действия.
Время публичных брейкдаунов - Канье обвиняет евреев в своих бедах, Маск банит всех подряд и увольняет работников Твиттера за реплаи. Вот хороший текст про Рональду (я правда по тексту подумал, что он тоже совсем крышей поехал, но высказывания были относительно безобидные). Ну и я и не говорю уж про тех опасных вооруженных психопатов, что нам, к сожалению, куда ближе, потому что заниматься их психопатологией вряд ли есть смысл.
Вот крупная новость последних дней – биржа FTX, которая казалась всем солиднейшей и благоразумнейшей институцией под управлением мудрого "императора крипты" Сэма Бэнкмана-Фрида... оказалась давно и напрочь разорившейся и потерявшей 15 миллиардов долларов своих вкладчиков (среди которых были и мои знакомые, спокойно державшие все свои криптосредства там, потому что ожидать от СБФ такой подставы они просто не могли). Масштабы того, насколько там внутри все было плохо, просто поражают – вот тут хороший и подробный рассказ, упоминающий множество идиотских и самонадеянных решений, включающих постоянное употребление стимуляторов и настойчивые советы попробовать их всем новым сотрудникам. Мэтт Левин забавно комментирует смешной экселевский файл, с помощью которого Сэм пытался срочно найти новых инвесторов, которые бы приняли на себя эти многомиллиардовые долги. СБФ явно сильно ехал крышей уже давно. Помимо финансовых проблем для вкладчиков и репутационных – для криптовалют, СБФ, важная фигура среди рационалистов и эффективных альтруистов, которым и через которых он регулярно жертвовал деньги и выдавал довольно большие гранты (и идеалами которых он оправдывал свои безумные аппетиты к риску), создал сложную ситуацию для этих групп, и те занимаются сейчас активным damage control (но, думаю, этим-то ничего не будет).
С одной стороны, мне кажется, это история о том, как людям нужны люди с большими и безумными фантазиями, и как они рады им в этом подыгрывать. Как было прикольно, что есть такой черный нерд, который думает, что он гений, и пишет странную, интересную, и при этом очень популярную музыку. Как круто, что есть такой мудрый молодой СБФ, кто-то разумный и при этом активный в дурацком мире криптовалют, жрущий амфетамины, что эффективно помогать и жертвовать. Мы подыгрываем "гениям" вокруг нас, потому что от этого интереснее и веселее жить, а потом, когда вдруг их фантазия начинает рушиться на глазах, оказываемся аудиторией их все более и более безумных попыток вернуться к своему идеализированному образу.
Но с другой – не стоит забывать, что умение видеть сквозь эти идиотские фантазии это такая же фантазия, и уж тем более является фантазией идея о том, что, игнорируя всякие пузыри и утопии и скептично относясь к безумным гениям, можно прожить куда более интересную, приятную и/или спокойную жизнь. Фантазии это хороший источник энергии, и неплохой источник знаний о себе и о мире – их надо интерпретировать, разумно ими пользоваться, а считать себя выше их и злорадствовать их жертвам это путь в никуда, "безопасный" исключительно потому, что у так убежденного в своей разумности человека скорее всего никогда не будет никакой возможности никак повлиять ни на чью жизнь, ни хорошо, ни плохо.
Вот крупная новость последних дней – биржа FTX, которая казалась всем солиднейшей и благоразумнейшей институцией под управлением мудрого "императора крипты" Сэма Бэнкмана-Фрида... оказалась давно и напрочь разорившейся и потерявшей 15 миллиардов долларов своих вкладчиков (среди которых были и мои знакомые, спокойно державшие все свои криптосредства там, потому что ожидать от СБФ такой подставы они просто не могли). Масштабы того, насколько там внутри все было плохо, просто поражают – вот тут хороший и подробный рассказ, упоминающий множество идиотских и самонадеянных решений, включающих постоянное употребление стимуляторов и настойчивые советы попробовать их всем новым сотрудникам. Мэтт Левин забавно комментирует смешной экселевский файл, с помощью которого Сэм пытался срочно найти новых инвесторов, которые бы приняли на себя эти многомиллиардовые долги. СБФ явно сильно ехал крышей уже давно. Помимо финансовых проблем для вкладчиков и репутационных – для криптовалют, СБФ, важная фигура среди рационалистов и эффективных альтруистов, которым и через которых он регулярно жертвовал деньги и выдавал довольно большие гранты (и идеалами которых он оправдывал свои безумные аппетиты к риску), создал сложную ситуацию для этих групп, и те занимаются сейчас активным damage control (но, думаю, этим-то ничего не будет).
С одной стороны, мне кажется, это история о том, как людям нужны люди с большими и безумными фантазиями, и как они рады им в этом подыгрывать. Как было прикольно, что есть такой черный нерд, который думает, что он гений, и пишет странную, интересную, и при этом очень популярную музыку. Как круто, что есть такой мудрый молодой СБФ, кто-то разумный и при этом активный в дурацком мире криптовалют, жрущий амфетамины, что эффективно помогать и жертвовать. Мы подыгрываем "гениям" вокруг нас, потому что от этого интереснее и веселее жить, а потом, когда вдруг их фантазия начинает рушиться на глазах, оказываемся аудиторией их все более и более безумных попыток вернуться к своему идеализированному образу.
Но с другой – не стоит забывать, что умение видеть сквозь эти идиотские фантазии это такая же фантазия, и уж тем более является фантазией идея о том, что, игнорируя всякие пузыри и утопии и скептично относясь к безумным гениям, можно прожить куда более интересную, приятную и/или спокойную жизнь. Фантазии это хороший источник энергии, и неплохой источник знаний о себе и о мире – их надо интерпретировать, разумно ими пользоваться, а считать себя выше их и злорадствовать их жертвам это путь в никуда, "безопасный" исключительно потому, что у так убежденного в своей разумности человека скорее всего никогда не будет никакой возможности никак повлиять ни на чью жизнь, ни хорошо, ни плохо.
Реализм и красота как стиль
Одна из моих любимых фич ИИ-генераторов картинок – то, что во многих случаях можно дописать к запросу “красиво” или “реалистично”, и получится, действительно, красиво и/или реалистично (особые умельцы добавляют вместо этого “обои на рабочий стол” в качестве синонима красоты или “3д рендер” как образец реализма). То есть получается, что сами по себе эти идеалы оказываются совершенно внешними по отношению к изображению, нейросетка сама по себе не испытывает в них никакой особой нужды.
Выходит, что “красивость” и “реалистичность” это просто некоторый стиль, фильтр, который можно наложить. Можно взять уже существующее изображение – например, фотографию лимона – и добавить ему красоты или реалистичности (например, через "апскейл"), вообще не обращаясь к реальности, которая могла бы за этим изображением стоять.
Вполне можно было бы сказать, что красота и реализм всегда, даже до нейросеток, были стилями, то есть чисто формальными атрибутами, которые можно рассматривать без отсылки к какому-либо внешнему (или душевному/биологическому) референту. Правила цветовых сочетаний и красивых пропорций; правила перспективы и наложения теней менялись и переизобретались из века в век. Часто утверждались какие-то принципы, согласно которым красота или реализм должны рассматриваться вообще в некотором отрыве от картинки как таковой, и относятся к ее содержанию – например, “социальный реализм” можно тоже рассматривать чисто формально (“на картинке должен быть нищий и он должен страдать, тогда это реализм”), как, впрочем, меняет взгляд на красоту и романтизм. Новые технологии производят свои реализмы – “фотореализм”, реализм рендера.
Очень грубо обобщив, можно предложить, что многие “прогрессивные” движения в искусстве защищали себя, утверждая, что их реализм реалистичнее, а “консервативные” – что их красота красивее. Этим всем я не предлагаю какой-то тезис об истории искусства, но скорее показываю, как искусство ИИ может вписываться в этот старинный дискурс: что утверждения о том, что ИИ чем-то поменял понимание красоты или реализма, не ставит его вне истории искусства, но, напротив, показывает его принадлежность этой традиции (то же самое можно сказать и о философии, которую ИИ, с точки зрения некоторых философов, обещает как-то сильно поменять – любое философское движение дает именно такие обещания).
Но, конечно, у обоих этих идеалов есть и критический момент, без которого такое развитие было бы невозможно. Другими словами, есть некоторый жест “возврата к реальности” (или красоте) за пределами формальных правил – это все равно какое-то очень конкретное, а потому редуцированное понимание реальности или красоты, но важен тут именно сам жест как что-то, что можно противопоставить форме: когда мы пытаемся перестать “узнавать” и начать “видеть”. В случае ИИ-искусства интересно то, что реальность, к которой происходит возврат, это реальность социальной сконструированности как предметов, так и красоты – сделав фотографию лимона “реалистичнее” с помощью ИИ, мы не утверждаем, что ИИ видел этот конкретный лимон лучше нас – но что этот конкретный лимон не так уж и важен, и его реальность для нас состоит не в его материальной уникальности, но формальной схожести с миллионами других лимонов, на фотках которых и мы, и нейросетки, тренировали наш взгляд.
Одна из моих любимых фич ИИ-генераторов картинок – то, что во многих случаях можно дописать к запросу “красиво” или “реалистично”, и получится, действительно, красиво и/или реалистично (особые умельцы добавляют вместо этого “обои на рабочий стол” в качестве синонима красоты или “3д рендер” как образец реализма). То есть получается, что сами по себе эти идеалы оказываются совершенно внешними по отношению к изображению, нейросетка сама по себе не испытывает в них никакой особой нужды.
Выходит, что “красивость” и “реалистичность” это просто некоторый стиль, фильтр, который можно наложить. Можно взять уже существующее изображение – например, фотографию лимона – и добавить ему красоты или реалистичности (например, через "апскейл"), вообще не обращаясь к реальности, которая могла бы за этим изображением стоять.
Вполне можно было бы сказать, что красота и реализм всегда, даже до нейросеток, были стилями, то есть чисто формальными атрибутами, которые можно рассматривать без отсылки к какому-либо внешнему (или душевному/биологическому) референту. Правила цветовых сочетаний и красивых пропорций; правила перспективы и наложения теней менялись и переизобретались из века в век. Часто утверждались какие-то принципы, согласно которым красота или реализм должны рассматриваться вообще в некотором отрыве от картинки как таковой, и относятся к ее содержанию – например, “социальный реализм” можно тоже рассматривать чисто формально (“на картинке должен быть нищий и он должен страдать, тогда это реализм”), как, впрочем, меняет взгляд на красоту и романтизм. Новые технологии производят свои реализмы – “фотореализм”, реализм рендера.
Очень грубо обобщив, можно предложить, что многие “прогрессивные” движения в искусстве защищали себя, утверждая, что их реализм реалистичнее, а “консервативные” – что их красота красивее. Этим всем я не предлагаю какой-то тезис об истории искусства, но скорее показываю, как искусство ИИ может вписываться в этот старинный дискурс: что утверждения о том, что ИИ чем-то поменял понимание красоты или реализма, не ставит его вне истории искусства, но, напротив, показывает его принадлежность этой традиции (то же самое можно сказать и о философии, которую ИИ, с точки зрения некоторых философов, обещает как-то сильно поменять – любое философское движение дает именно такие обещания).
Но, конечно, у обоих этих идеалов есть и критический момент, без которого такое развитие было бы невозможно. Другими словами, есть некоторый жест “возврата к реальности” (или красоте) за пределами формальных правил – это все равно какое-то очень конкретное, а потому редуцированное понимание реальности или красоты, но важен тут именно сам жест как что-то, что можно противопоставить форме: когда мы пытаемся перестать “узнавать” и начать “видеть”. В случае ИИ-искусства интересно то, что реальность, к которой происходит возврат, это реальность социальной сконструированности как предметов, так и красоты – сделав фотографию лимона “реалистичнее” с помощью ИИ, мы не утверждаем, что ИИ видел этот конкретный лимон лучше нас – но что этот конкретный лимон не так уж и важен, и его реальность для нас состоит не в его материальной уникальности, но формальной схожести с миллионами других лимонов, на фотках которых и мы, и нейросетки, тренировали наш взгляд.
Периферия как таковая
Картинки, как вот та, что выше, это особый вид ошибки нейросеточных генераторов изображений, свойственный в первую очередь архитектуре GAN (ГАНы включают, например, this person/cat does not exist). (Поправьте, если знаете лучше, и подскажите, вдруг есть какое-нибудь название для такого эффекта). Мы видим что-то узнаваемое, но не можем вычленить ни один объект – пока я не привык, это вызывало очень криповые ощущения, своего рода “зловещую долину”.
В некоторых случаях, как вот на этой картинке, все изображение представляет из себя какую-то дикую мешанину из непонятно чего. Но куда чаще речь идет о какой-нибудь детали где-то сбоку, пятну, окруженному понятными и узнаваемыми объектами, но которое само по себе странно расплывается и сопротивляется собственной форме, оказывается чем-то промежуточным. Скажем, в случае thispersondoesnotexit такое часто происходит с ушами или волосами. Пока эти детали остаются за пределами фокусной точки, композиционного центра изображения, на них легко не обратить внимания. Если бы речь шла об изображении, чью связь с реальностью мы под вопрос не ставим (о фотографии или претендующей на какого-то рода реализм картине), то мы могли бы не заметить эту неудачу или даже воспринять ее, как саму собой разумеющуюся: объекты вне фокуса не должны быть слишком хорошо оформлены или различимы.
Но в случае, когда на изображении можно найти не более, чем такие недо-объекты, нам оно кажется действительно очень странным. И, сравнивая его с нашими обычными представлениями об ожиданиях от формы, можно предложить, что проблема не здесь не столько в ошибочной репрезентации объектов, сколько в отсутствии фокуса как такового. Такие картинки представляют из себя абсолютную периферию, они изображают то, что обычно находится где-то сбоку взгляда. Этот подход позволяет избежать ссылки на объекты при описании ошибки; об объектах тут речь не идет вообще.
Картинки, как вот та, что выше, это особый вид ошибки нейросеточных генераторов изображений, свойственный в первую очередь архитектуре GAN (ГАНы включают, например, this person/cat does not exist). (Поправьте, если знаете лучше, и подскажите, вдруг есть какое-нибудь название для такого эффекта). Мы видим что-то узнаваемое, но не можем вычленить ни один объект – пока я не привык, это вызывало очень криповые ощущения, своего рода “зловещую долину”.
В некоторых случаях, как вот на этой картинке, все изображение представляет из себя какую-то дикую мешанину из непонятно чего. Но куда чаще речь идет о какой-нибудь детали где-то сбоку, пятну, окруженному понятными и узнаваемыми объектами, но которое само по себе странно расплывается и сопротивляется собственной форме, оказывается чем-то промежуточным. Скажем, в случае thispersondoesnotexit такое часто происходит с ушами или волосами. Пока эти детали остаются за пределами фокусной точки, композиционного центра изображения, на них легко не обратить внимания. Если бы речь шла об изображении, чью связь с реальностью мы под вопрос не ставим (о фотографии или претендующей на какого-то рода реализм картине), то мы могли бы не заметить эту неудачу или даже воспринять ее, как саму собой разумеющуюся: объекты вне фокуса не должны быть слишком хорошо оформлены или различимы.
Но в случае, когда на изображении можно найти не более, чем такие недо-объекты, нам оно кажется действительно очень странным. И, сравнивая его с нашими обычными представлениями об ожиданиях от формы, можно предложить, что проблема не здесь не столько в ошибочной репрезентации объектов, сколько в отсутствии фокуса как такового. Такие картинки представляют из себя абсолютную периферию, они изображают то, что обычно находится где-то сбоку взгляда. Этот подход позволяет избежать ссылки на объекты при описании ошибки; об объектах тут речь не идет вообще.
Мы знаем сейчас, что у глаза есть слепые пятна, которые мы не распознаем как слепые, потому что мозг достраивает там те образы, что мы ожидаем увидеть. Изображения, сгенерированные GAN, сродни этому процессу. Они изображают “слепое пятно” так же, как мы его обычно видим.
Попытки мозга скрыть слепые пятна это часть общего процесса вытеснения самого различия между фокусом и периферией взгляда. (Об этом вытеснении можно вскользь почитать у Лиотара). Тот факт, что фокусировка – и следующее за ней вычленение конкретного объекта конкретной формы – это активный процесс, вытесняется нами, потому что полное принятие этого факта лишило бы нас возможности жить в мире независимо от нас существующих объектов, и погрузило бы в текучий и недифференцированный мир, вроде изображенного на картинке выше. (Конечно, этот процесс коррелирует с тем, что в самом мире есть немало локальных участков, сохраняющих или пытающихся сохранить свою форму, но у этих “участков” нет никакой доступной нам конкретной реальности, и мы привыкаем их узнавать лишь по их эффектам – по тому, что нам кажется, что какие-то объекты остаются похожими сами на себя достаточно долго).
Мы можем обобщить этот подход, заметив, что, например, и генерация текста часто рождает похожие эффекты – тексты, которые никак не собираются во что-то ясное целиком, но состоят из кусочков или фраз, каждая из которых кажется частью чего-то осмысленного. Текст превращается в “текстуру”, некоторое поверхностное повторение тех эффектов, которые в оригинале были следствиями каких-то процессов, но в данном случае копируются как чисто визуальные.
Когда технология делает явным процесс фокусировки, оказывается эксплицитным и вопрос о его стоимости. Взгляду слишком “дорого” видеть всё, и мозг достраивает его слепые пятна, потому что и так сойдет. Слишком дорого платить иллюстратору, чтобы он все рисовал – и какие-то картинки можно выдать нейросетке, чтобы она просто нарисовала что-нибудь. Но проблема не только в том, что мы оказываемся в мире, где далеко не все могут позволить себе фокусировку, или доступ к реальности.
Вытеснение различия между фокусом и периферией рождало определенную “справедливость внимания”, когда внимание к деталям и консистентность исполнения могли бы быть показателем качества работы. Но если это различие возвращается как активный эффект технологии, оно будет воссоздаваться везде, потому что продолжение его вытеснения это неоправданная трата. А потому даже самые дорогие, качественные и важные технологические продукты будут сохранять этот градиент фокуса, довольствуясь бесформенностью и бессмысленностью там, куда смотрят реже и мельком. (Я думаю про составы на балончиках освежителей воздуха, которые мы читаем, сидя в туалете – в мире, генерируемом ИИ, ясность этих составов и связанное с ними наше туалетное развлечение будут неоправданной роскошью.)
Едва дифференцируемой, лишенной четкой формы периферией в таком мире окажется практически всё.
Попытки мозга скрыть слепые пятна это часть общего процесса вытеснения самого различия между фокусом и периферией взгляда. (Об этом вытеснении можно вскользь почитать у Лиотара). Тот факт, что фокусировка – и следующее за ней вычленение конкретного объекта конкретной формы – это активный процесс, вытесняется нами, потому что полное принятие этого факта лишило бы нас возможности жить в мире независимо от нас существующих объектов, и погрузило бы в текучий и недифференцированный мир, вроде изображенного на картинке выше. (Конечно, этот процесс коррелирует с тем, что в самом мире есть немало локальных участков, сохраняющих или пытающихся сохранить свою форму, но у этих “участков” нет никакой доступной нам конкретной реальности, и мы привыкаем их узнавать лишь по их эффектам – по тому, что нам кажется, что какие-то объекты остаются похожими сами на себя достаточно долго).
Мы можем обобщить этот подход, заметив, что, например, и генерация текста часто рождает похожие эффекты – тексты, которые никак не собираются во что-то ясное целиком, но состоят из кусочков или фраз, каждая из которых кажется частью чего-то осмысленного. Текст превращается в “текстуру”, некоторое поверхностное повторение тех эффектов, которые в оригинале были следствиями каких-то процессов, но в данном случае копируются как чисто визуальные.
Когда технология делает явным процесс фокусировки, оказывается эксплицитным и вопрос о его стоимости. Взгляду слишком “дорого” видеть всё, и мозг достраивает его слепые пятна, потому что и так сойдет. Слишком дорого платить иллюстратору, чтобы он все рисовал – и какие-то картинки можно выдать нейросетке, чтобы она просто нарисовала что-нибудь. Но проблема не только в том, что мы оказываемся в мире, где далеко не все могут позволить себе фокусировку, или доступ к реальности.
Вытеснение различия между фокусом и периферией рождало определенную “справедливость внимания”, когда внимание к деталям и консистентность исполнения могли бы быть показателем качества работы. Но если это различие возвращается как активный эффект технологии, оно будет воссоздаваться везде, потому что продолжение его вытеснения это неоправданная трата. А потому даже самые дорогие, качественные и важные технологические продукты будут сохранять этот градиент фокуса, довольствуясь бесформенностью и бессмысленностью там, куда смотрят реже и мельком. (Я думаю про составы на балончиках освежителей воздуха, которые мы читаем, сидя в туалете – в мире, генерируемом ИИ, ясность этих составов и связанное с ними наше туалетное развлечение будут неоправданной роскошью.)
Едва дифференцируемой, лишенной четкой формы периферией в таком мире окажется практически всё.
Протест против картинок, сгенерированных ИИ, на Артстейшин, наверное, запомнится как первый пример забастовки против ИИ (так ли это, мне сейчас лень разбираться). И в принципе я конечно за любую правосоздающую движуху. Но конкретно в случае Артстейшина хочется немного понаписать всяких ехидностей.
Артстейшин это очень конкретная и узкая тусовка, куда уже даже фликра или девиантарта. Там, насколько я понимаю, есть только один стиль: stylized realism, и в нем два жанра: персонажи в полный рост, но главное: полные мелких деталей, нуарно-сайфайно освещенные интерьеры в драматических композициях. Это все выглядит круто первые раз пятьдесят. Ничего другого там в принципе не приживается; не могу представить себе там никаких известных мне интересных тридэ-художников, не говоря уж о любых других медиумах.
Это такое «искусство эффорта»: да, насмотреться композиций и нафигачить деталей. Выучить довольно ограниченные законы популярного стиля. Такого искусства полно, и оно по-умолчанию нравится, потому что, даже если непонятно, зачем оно нужно, можно похвалить старания и умения. Меня лично от такого искусства особенно тошнит, и я предвкушаю времена, когда ИИ полностью возьмет на себя любой такой чистый эффорт, и старания перестанут казаться самоценными.
Пока думал об этом, подумал о (стандартной) фотографии как «искусстве доступа», все эти серии типа «я смог подойти близко к красивым моделям» или «я побывал в Тибете», хвастовство среднего класса. Это ИИ, мне кажется, заменить не сможет, хотя и такая система оценок надоела жутко.
(Этот канал, как видите, продолжает политику "ни эффорта, ни доступа")
Артстейшин это очень конкретная и узкая тусовка, куда уже даже фликра или девиантарта. Там, насколько я понимаю, есть только один стиль: stylized realism, и в нем два жанра: персонажи в полный рост, но главное: полные мелких деталей, нуарно-сайфайно освещенные интерьеры в драматических композициях. Это все выглядит круто первые раз пятьдесят. Ничего другого там в принципе не приживается; не могу представить себе там никаких известных мне интересных тридэ-художников, не говоря уж о любых других медиумах.
Это такое «искусство эффорта»: да, насмотреться композиций и нафигачить деталей. Выучить довольно ограниченные законы популярного стиля. Такого искусства полно, и оно по-умолчанию нравится, потому что, даже если непонятно, зачем оно нужно, можно похвалить старания и умения. Меня лично от такого искусства особенно тошнит, и я предвкушаю времена, когда ИИ полностью возьмет на себя любой такой чистый эффорт, и старания перестанут казаться самоценными.
Пока думал об этом, подумал о (стандартной) фотографии как «искусстве доступа», все эти серии типа «я смог подойти близко к красивым моделям» или «я побывал в Тибете», хвастовство среднего класса. Это ИИ, мне кажется, заменить не сможет, хотя и такая система оценок надоела жутко.
(Этот канал, как видите, продолжает политику "ни эффорта, ни доступа")
Forwarded from провода+болота
если хочется убить в себе империю, начать легко: нужно исключить из повседневного словаря слово «выбор»
британские учёные доказали, что придумали его колонизаторы для тех, с кем они работали во время своих экспедиций.
у людей до этого было слово «необходимость» и слово «решение», потому что их можно найти в мире. решения принимают люди, необходимость диктует голод или господь.
в Библии слово «выбор» встречается трижды — в книге Иеремии, в словосочетании у Павла в послании к Римлянам: сначала «выбор Божий», а потом такое: еду выбирать можно разную. но важнее другое — идти к миру и не ссориться с братом своим по пустякам, а что ты там ешь — твой выбор. очень пренебрежительно к акту выбора. и правильно.
в Илиаде всё началось с того, что Парис решил, будто у него есть выбор. пожалуйста, давайте не будем как Парис.
демократия искони отдавала решение случайности или решению коллективного субъекта, который обретал волю, когда оказывалось, что он един в своём решении.
выбор — это нечто противоположное свободе. выбор считают свободой только когда приходят нейробиологи и говорят: за меня всё решил кишечник.
тут приходят люди «за свободу» и говорят: нет, у тебя есть выбор, ты можешь ослушаться кишечника. наверное, предполагается, что мы в этот момент — Ева в райском саду. но повторю, даже у Евы не было выбора — она приняла решение, и Адам тоже.
кстати, с понятием «выборы» проблемы начинаются со слова «выбор», но про это вы, наверное, и без меня знаете. ну и с референдумом. и это часть сюжета, где появляется человек со словами «мы приняли непростое решение».
британские учёные доказали, что придумали его колонизаторы для тех, с кем они работали во время своих экспедиций.
у людей до этого было слово «необходимость» и слово «решение», потому что их можно найти в мире. решения принимают люди, необходимость диктует голод или господь.
в Библии слово «выбор» встречается трижды — в книге Иеремии, в словосочетании у Павла в послании к Римлянам: сначала «выбор Божий», а потом такое: еду выбирать можно разную. но важнее другое — идти к миру и не ссориться с братом своим по пустякам, а что ты там ешь — твой выбор. очень пренебрежительно к акту выбора. и правильно.
в Илиаде всё началось с того, что Парис решил, будто у него есть выбор. пожалуйста, давайте не будем как Парис.
демократия искони отдавала решение случайности или решению коллективного субъекта, который обретал волю, когда оказывалось, что он един в своём решении.
выбор — это нечто противоположное свободе. выбор считают свободой только когда приходят нейробиологи и говорят: за меня всё решил кишечник.
тут приходят люди «за свободу» и говорят: нет, у тебя есть выбор, ты можешь ослушаться кишечника. наверное, предполагается, что мы в этот момент — Ева в райском саду. но повторю, даже у Евы не было выбора — она приняла решение, и Адам тоже.
кстати, с понятием «выборы» проблемы начинаются со слова «выбор», но про это вы, наверное, и без меня знаете. ну и с референдумом. и это часть сюжета, где появляется человек со словами «мы приняли непростое решение».
Сделал бота, который исправляет грамматические и речевые ошибки и объясняет их, на основе API OpenAI (в основном тестировал на немецком, потому что немного безуспешно пытаюсь его учить). Вот попробуйте @EveryLanguageGrammarBot. Он иногда говорит ерунду всякую, так что не надейтесь на него слишком, но в каких-то бытовых ситуациях или на ходу это проще, чем теребить друзей-носителей, и полезнее, чем гугл-транслейтить.
Перед этим я попробовал какое-то нормальное настоящее спелл-чек API от настоящих лингвистов, и оно не нашло почти никакие ошибки, кроме самых банальных. Ну и я в ужасе, конечно, от того, насколько много чего неожиданно становится не нужно.) Зато оказываются нужны хорошо поставленные задачи и удобно сделанные интерфейсы.
Перед этим я попробовал какое-то нормальное настоящее спелл-чек API от настоящих лингвистов, и оно не нашло почти никакие ошибки, кроме самых банальных. Ну и я в ужасе, конечно, от того, насколько много чего неожиданно становится не нужно.) Зато оказываются нужны хорошо поставленные задачи и удобно сделанные интерфейсы.
На прошлой неделе я написал бота для проверки грамматики (@EveryLanguageGrammarBot), который пользуется GPT-3 (и меня очень радует, что вы им пользуетесь); в этот момент что-то кликнуло и я понял, как все этой фигней пользоваться. Неожиданно из странной технологии, с которой можно играться, GPT-3 превратился для меня в инструмент, с помощью которого можно что-то строить; я построил пару удивительных (для меня и тех, кому их показывал) вещей, одну даже успел кому-то впарить.
Через пару лет все приложения будут состоять из промпта с простым интерфейсом, и будут понимать и организовать всю информацию за вас сами; а многие из задач, связанных с экспертной обработкой информации, будут легко автоматизированы. Это было и так понятно, но теперь же мне стало ясно, что такие штуки уже можно делать без команды гениальных учёных и миллиарда инвестиций на видеокарточки.
Это всё изменит наше отношение к информации. Обыденная "осмысленность" будет производиться (и потребляться) практически без трудозатрат, а потому, мне кажется, перестанет цениться. Что это значит, я не знаю) Но если действительно произойдут перемены на уровне понятия "смысла", то есть если мы будем к "смыслу" по-другому относиться — гораздо проще, возможно — то, поскольку это какое-то очень необходимое для нас понятие, произойдёт какая-то серьезная перемена в структуре человеческой субъектности. Это не первый раз, конечно; можно попробовать сравнить с переменами от письменности, печатного станка или фотоаппарата. (Кстати, вот и ответ на вопрос, достигнет ли ИИ "человеческой субъектности": возможно, он ее так поменяет, что она уже не будет годиться ни в какие стандарты.)
Эти вопросы о дивном новом мире и моем месте в нем меня не покидали. Я не думаю, что эти перемены как-то очевидно к лучшему, я точно не считаю, что они сами по себе избавят нас от войн или изменят наши отношения с природой. Но какие-то очень важные для меня вещи меняются; мне хочется быть в гуще событий не потому, что они мне сильно нравятся, а потому, что сейчас там лучше видно.
Был комментарий к посту про бота: "хорошая терапия: Написать [бота на основе] новой технологии, которая вызывает ужас". Что-то типа того. Практическая работа в этой области дает мне некую точку зрения, из которой действительно получается это все как-то... переваривать (ну или "осмыслять", если это слово еще что-то значит).
Короче, стало ясно, что мне надо делать. Я забил на всё, чем занимался, уволился и пошел делать свой бизнес, делать и продавать инструменты для работы с "большими языковыми моделями".
Почему бизнес? Ну, передо мной некая буря, что-то тревожное, область, так сказать, высокой энтропии. По отношению к ней у меня не получилось быть отрешенным философом, гадать по доносящимся газетным заголовкам, обсуждать все эти вещи с людьми, которые их никогда не видели и всё равно хотят о них фантазировать. Бизнес — это зона негативной энтропии, то есть это форма жизни, как ее понимали Больцман и Шредингер. Мне такая зона была нужна, чтобы из нее смотреть на этот новый мир; и бизнес - единственный способ для себя ее создать, что я вижу. В конце концов, те формы жизни, что принимает современный ИИ, это тоже всё еще формы бизнеса, а не языковой субъектности.
(Нет, этот блог не превращается пока что в "советы как построить свой продукт на ИИ за 5 дней и заработать 100000000₽", хотя меня очень тянет, конечно). Конкретнее про бизнес потом расскажу, но скорее всего о нем здесь будет мало, а будет все ещё всякое философствование. Пойду пока дальше читать про convertible note.
Через пару лет все приложения будут состоять из промпта с простым интерфейсом, и будут понимать и организовать всю информацию за вас сами; а многие из задач, связанных с экспертной обработкой информации, будут легко автоматизированы. Это было и так понятно, но теперь же мне стало ясно, что такие штуки уже можно делать без команды гениальных учёных и миллиарда инвестиций на видеокарточки.
Это всё изменит наше отношение к информации. Обыденная "осмысленность" будет производиться (и потребляться) практически без трудозатрат, а потому, мне кажется, перестанет цениться. Что это значит, я не знаю) Но если действительно произойдут перемены на уровне понятия "смысла", то есть если мы будем к "смыслу" по-другому относиться — гораздо проще, возможно — то, поскольку это какое-то очень необходимое для нас понятие, произойдёт какая-то серьезная перемена в структуре человеческой субъектности. Это не первый раз, конечно; можно попробовать сравнить с переменами от письменности, печатного станка или фотоаппарата. (Кстати, вот и ответ на вопрос, достигнет ли ИИ "человеческой субъектности": возможно, он ее так поменяет, что она уже не будет годиться ни в какие стандарты.)
Эти вопросы о дивном новом мире и моем месте в нем меня не покидали. Я не думаю, что эти перемены как-то очевидно к лучшему, я точно не считаю, что они сами по себе избавят нас от войн или изменят наши отношения с природой. Но какие-то очень важные для меня вещи меняются; мне хочется быть в гуще событий не потому, что они мне сильно нравятся, а потому, что сейчас там лучше видно.
Был комментарий к посту про бота: "хорошая терапия: Написать [бота на основе] новой технологии, которая вызывает ужас". Что-то типа того. Практическая работа в этой области дает мне некую точку зрения, из которой действительно получается это все как-то... переваривать (ну или "осмыслять", если это слово еще что-то значит).
Короче, стало ясно, что мне надо делать. Я забил на всё, чем занимался, уволился и пошел делать свой бизнес, делать и продавать инструменты для работы с "большими языковыми моделями".
Почему бизнес? Ну, передо мной некая буря, что-то тревожное, область, так сказать, высокой энтропии. По отношению к ней у меня не получилось быть отрешенным философом, гадать по доносящимся газетным заголовкам, обсуждать все эти вещи с людьми, которые их никогда не видели и всё равно хотят о них фантазировать. Бизнес — это зона негативной энтропии, то есть это форма жизни, как ее понимали Больцман и Шредингер. Мне такая зона была нужна, чтобы из нее смотреть на этот новый мир; и бизнес - единственный способ для себя ее создать, что я вижу. В конце концов, те формы жизни, что принимает современный ИИ, это тоже всё еще формы бизнеса, а не языковой субъектности.
(Нет, этот блог не превращается пока что в "советы как построить свой продукт на ИИ за 5 дней и заработать 100000000₽", хотя меня очень тянет, конечно). Конкретнее про бизнес потом расскажу, но скорее всего о нем здесь будет мало, а будет все ещё всякое философствование. Пойду пока дальше читать про convertible note.
Сделал маленькую текстовую игру о жизненных перипетиях с использованием GPT-3, абсолютная вершина геймдизайна, конечно – поиграть можно тут @GetOverItBot
Игра оказалась очень затягивающей и популярной, я даже сам удивлен, и довольно трагичной. Я думаю, что многие уже поняли механизм) Но есть еще сторона, которую вам не видно. Да, бот выдает в ответ очень странные и непредсказуемые истории, может быть близкие к некому "обобщенному фольклору глазами ИИ". Но я смотрю одним глазком в логи (их много, я их удаляю и особо не смотрю, не стесняйтесь, я ко всему отношусь с пониманием и уважением) и вижу еще более странные сообщения, которые ему пишут игроки: в них появляются какие-то общие странные темы, даже какое-то подобие обобщенного... самосознания. То есть игроки в ответ образуют тоже своего рода генеративный Искусственный Интеллект, машину для придумывания все новых и новых странных сценариев тщетных попыток покинуть эту воронку отчаяния.
Я все еще считаю, что генерация текста – это одно из самых скучных и переоцененных применений ИИ, и не могу представить, чтобы я читал сгенерированные романы, статьи или стихи. С ужасом думаю о том, что через год-другой останутся только игры, где персонажи будут выдавать мне бессмысленные стены якобы интересного нагенерированного текста. Это же я говорю и тем, кто со мной советуется про использование GPT-3 – мол, не делайте чат, делайте управление текстом, но без всяких монологов в ответ. В кино всякие слуги и дворецкие далеко столько не трындят, сколько по-умолчанию выдает ChatGPT (в жизни я со слугами и дворецкими никогда не сталкивался, так что не знаю). Мне кажется, что сама технология GPT будет долго оставаться пугающе свежей и находить все новые странные применения, но лонгриды от ИИ читать никому не желаю.
Наверняка мои надежды не оправдаются, и станет только хуже, просто мы привыкнем. Вещи же сильно сжимаются, если их понимать, и тогда они как будто бы перестают быть такими громоздкими. Ну типа, как таблица умножения занимает в голове куда меньше места, чем на бумаге. Или вот мы смотрим на какие-нибудь кассовые чеки, на которых много всего написано, но сразу понимаем, где там что, где цена, где результат транзакции. Информационный мусор относительно легко игнорируется, когда к нему привыкнешь. Так и со стандартными искусственными текстами – может быть, в какой-то момент мы все притерпимся, и вместо трех занудных абзацев станем сразу видеть "а, это текст по промпту «вступление к статье о личной продуктивности»". Будем жить в мире некачественных дешевых текстов, которые нет смысла читать, но их продолжают генерировать, потому что это дешево и не так стыдно, как свои писать.
А может, мы всегда в таком и жили. Люди же читают вдумчиво лонгриды не от ИИ, хотя содержания там обычно примерно на маленький промт. Радостно потирают ручки, завидев длинный текст на любимую тему, прекрасно зная, что там не будет ничего нового – даже рассчитывая на это, а то новое утомляет. Играют во всякий Deus Ex и читают в нём эти бессмысленные всякие заметки.
Может, правильный взгляд здесь был бы – принять, что в этом и есть суть человечества, мол в антропологической перспективе – повторять одни и те же сказки и анекдоты, генерировать вариации одного и того же мифа. Если бы "Закон убывающего удовольствия" был применим к "удовольствию от текста", может, человеческой цивилизации вообще бы не сложилось. Может, это значит, что ИИ ускорит не столько какой-то типа научный или креативный прогресс, но какое-то тотальное мифологическое сгущение.
Вот и с этим в голове я был очень удивлен, насколько весело читать то, что эта игра в ответ пишет. Мне кажется, секрет тут не в том, что ИИ как-то талантливо изобретает истории, а в том, что он от души издевается над игроками. Удовольствие штука загадочная, и как выглядит "Удовольствие от ИИ" мы еще только начинаем понимать.
Наверняка мои надежды не оправдаются, и станет только хуже, просто мы привыкнем. Вещи же сильно сжимаются, если их понимать, и тогда они как будто бы перестают быть такими громоздкими. Ну типа, как таблица умножения занимает в голове куда меньше места, чем на бумаге. Или вот мы смотрим на какие-нибудь кассовые чеки, на которых много всего написано, но сразу понимаем, где там что, где цена, где результат транзакции. Информационный мусор относительно легко игнорируется, когда к нему привыкнешь. Так и со стандартными искусственными текстами – может быть, в какой-то момент мы все притерпимся, и вместо трех занудных абзацев станем сразу видеть "а, это текст по промпту «вступление к статье о личной продуктивности»". Будем жить в мире некачественных дешевых текстов, которые нет смысла читать, но их продолжают генерировать, потому что это дешево и не так стыдно, как свои писать.
А может, мы всегда в таком и жили. Люди же читают вдумчиво лонгриды не от ИИ, хотя содержания там обычно примерно на маленький промт. Радостно потирают ручки, завидев длинный текст на любимую тему, прекрасно зная, что там не будет ничего нового – даже рассчитывая на это, а то новое утомляет. Играют во всякий Deus Ex и читают в нём эти бессмысленные всякие заметки.
Может, правильный взгляд здесь был бы – принять, что в этом и есть суть человечества, мол в антропологической перспективе – повторять одни и те же сказки и анекдоты, генерировать вариации одного и того же мифа. Если бы "Закон убывающего удовольствия" был применим к "удовольствию от текста", может, человеческой цивилизации вообще бы не сложилось. Может, это значит, что ИИ ускорит не столько какой-то типа научный или креативный прогресс, но какое-то тотальное мифологическое сгущение.
Вот и с этим в голове я был очень удивлен, насколько весело читать то, что эта игра в ответ пишет. Мне кажется, секрет тут не в том, что ИИ как-то талантливо изобретает истории, а в том, что он от души издевается над игроками. Удовольствие штука загадочная, и как выглядит "Удовольствие от ИИ" мы еще только начинаем понимать.
Говоря вслух про эту войну, особенно перед ее началом, я наделал всяких ошибок, и мало какие из моих “предсказаний” сбылись (за многие даже стыдно). Это меня радует, потому что оставляет меньше возможностей перепутать свои мысли с реальностью; я могу обсуждать какие-то мрачные сценарии, не впадая в излишнюю тревогу по поводу того, что они окажутся правдой.
Но вот о чем я думаю – уже с самого детства я помню предсказания от экологов о периоде “ресурсных войн” и климатических катастроф, который должен был бы начаться в течение века. Разумеется, тогда для меня это всё было про “где-то еще”, и я не сильно думал о том, что это будет как-то касаться меня. Я, как и почти все представители моего поколения, считал, что мир это нормальное состояние мира, а война это странное извращение; только в последние годы я стал думать, что мое поколение, возможно – единственное, для которого война не является чем-то совершенно нормальным; и что и наши предки жили, и наши потомки будут жить с куда менее взглядом.
Сам вопрос о том, входит ли конкретно эта война в период обещанных “вызванных климатической катастрофой ресурсных войн” оказывается очень этически нагружен. Среди объяснений типа “паранойи Путина”, “происков американцев”, “необходимости бороться за ресурсы” (ну и каких-то еще) каждая может оказаться причиной и следствием любой другой. Выбор конкретного объяснения – это серьезный этический жест, поскольку он сразу влечет за собой очень конкретную этическую позицию. Конечно, из них мне симпатичнее всего первая, но я распознаю этот выбор причины исключительно как мой собственный личный жест. (Можно ли “не выбирать”? Ну некий выбор есть всегда, поскольку без выбора причины невозможно ничего говорить или сделать; в любых монологах на тему “я не буду выбирать объяснение” легко прочесть какое-то конкретное объяснение – “все люди злодеи” или “войны неизбежны” и т.д.; если рассмотреть такое объяснение прямо, со всеми практическими следствиями из него, то возможно, оно покажется автору монолога куда хуже, чем одно из тех, которое он пытается критиковать.)
Но вот о чем я думаю – уже с самого детства я помню предсказания от экологов о периоде “ресурсных войн” и климатических катастроф, который должен был бы начаться в течение века. Разумеется, тогда для меня это всё было про “где-то еще”, и я не сильно думал о том, что это будет как-то касаться меня. Я, как и почти все представители моего поколения, считал, что мир это нормальное состояние мира, а война это странное извращение; только в последние годы я стал думать, что мое поколение, возможно – единственное, для которого война не является чем-то совершенно нормальным; и что и наши предки жили, и наши потомки будут жить с куда менее взглядом.
Сам вопрос о том, входит ли конкретно эта война в период обещанных “вызванных климатической катастрофой ресурсных войн” оказывается очень этически нагружен. Среди объяснений типа “паранойи Путина”, “происков американцев”, “необходимости бороться за ресурсы” (ну и каких-то еще) каждая может оказаться причиной и следствием любой другой. Выбор конкретного объяснения – это серьезный этический жест, поскольку он сразу влечет за собой очень конкретную этическую позицию. Конечно, из них мне симпатичнее всего первая, но я распознаю этот выбор причины исключительно как мой собственный личный жест. (Можно ли “не выбирать”? Ну некий выбор есть всегда, поскольку без выбора причины невозможно ничего говорить или сделать; в любых монологах на тему “я не буду выбирать объяснение” легко прочесть какое-то конкретное объяснение – “все люди злодеи” или “войны неизбежны” и т.д.; если рассмотреть такое объяснение прямо, со всеми практическими следствиями из него, то возможно, оно покажется автору монолога куда хуже, чем одно из тех, которое он пытается критиковать.)
Идея о новом, полном ресурсных войн периоде мировой истории, помимо навязывания печальных образов будущего, извращает и многие привычные этические позиции. Эти позиции зачастую очень сильно зависят от фантазии о том, что жизнь становится лучше. У Канта это было так – он посмотрел на кровавую французскую революцию и сказал: “Эти ужасные события сами по себе пугают, но как символ они – повод для оптимизма, поскольку выражают желание человечества быть свободнее и лучше”. Фантазия о развитии этической жизни позволяет простую позицию по отношению к любому кошмару: “Это закончится, все будет хорошо, такие вещи будут происходить реже” (и даже: "у меня столько друзей благодаря этой катастрофе, мы взялись за ручки и все вместе против, а значит, добро победит"). И действительно, пока по какой-то причине казалось, что жизнь становится, в долгосрочной перспективе, лучше (почему? из-за постоянного капиталистического роста?), можно было игнорировать мрачную реальность жизни на Земле, воспринимать ее как нечто временное.
“Ресурсные войны”, как идея, пугают тем, что в них напрочь откинуты любые универсалистские фантазии – это войны за то, чтобы одна маленькая группа людей получила больше ресурсов, чем другая; никаким символом того, что “человечество хочет быть свободнее и лучше” они быть не могут. (А если и могут, то таким образом, который принимать не хочется – представьте себе нацию, которая уничтожает какую-то другую, чтобы “человечество стало свободнее и лучше”). В предельной точке фантазии, “ресурсная война” как этическая категория это такая ситуация, где универсалистская этическая позиция оказывается полностью несовместима с выживанием. “Конечно, я хочу коммунизм и свободу для всех, но если мы не будем убивать соседей, то строить его будет некому”. (С логической точки зрения фраза, конечно, бессмысленная, но представить себе ситуацию, где в нее трудно не верить, легко (и мы видели об этом немало фильмов))
(Искусственный Интеллект легко вписывается в эту историю как нечто, что опрокидывает логику того, что нации нужно большое население. Пока эта идея жила, она тоже могла вдохновлять универсалистские фантазии; но если ИИ действительно сделает большое население экономически нецелесообразным, то что помешает миру разложиться на груду маленьких, хорошо вооруженных технологических наций, и миллиарды беженцев, бродящих между ними?)
Я читал как-то школьные сочинения юных либералов, предлагающих логику в духе “давайте посмотрим на этику будущего, и сразу сделаем как у них – мы же абсолютно уверены, что будущее повлечет за собой только больше сексуальной и идентичностной свободы”, и думал о том, что “этика будущего” всегда оказывается абсурдно иной, и что наши потомки будут воспринимать нас как злодеев и идиотов за вещи, которые нам кажутся абсолютно нормальными. Да, мы сами еще далеки от уничтожающей этики точки “ресурсных войн”; я надеюсь, что она, как фантазия, не будет достигнута никогда. Но я распознаю и как невероятную роскошь возможность в принципе рассуждать об универсалистской этике – этике, в которой трудно не распознать условия разрастающегося капитализма. Если же наши потомки вырастут в период нормализации ресурсных войн, то для них универсализм может оказаться совершенно абсурдной идеей. Это не значит, что от него надо отказываться – наоборот, что стоит увидеть в нем уникальную и роскошную позицию, доверенную нам историей, которую, возможно, никому не получится передать.
“Ресурсные войны”, как идея, пугают тем, что в них напрочь откинуты любые универсалистские фантазии – это войны за то, чтобы одна маленькая группа людей получила больше ресурсов, чем другая; никаким символом того, что “человечество хочет быть свободнее и лучше” они быть не могут. (А если и могут, то таким образом, который принимать не хочется – представьте себе нацию, которая уничтожает какую-то другую, чтобы “человечество стало свободнее и лучше”). В предельной точке фантазии, “ресурсная война” как этическая категория это такая ситуация, где универсалистская этическая позиция оказывается полностью несовместима с выживанием. “Конечно, я хочу коммунизм и свободу для всех, но если мы не будем убивать соседей, то строить его будет некому”. (С логической точки зрения фраза, конечно, бессмысленная, но представить себе ситуацию, где в нее трудно не верить, легко (и мы видели об этом немало фильмов))
(Искусственный Интеллект легко вписывается в эту историю как нечто, что опрокидывает логику того, что нации нужно большое население. Пока эта идея жила, она тоже могла вдохновлять универсалистские фантазии; но если ИИ действительно сделает большое население экономически нецелесообразным, то что помешает миру разложиться на груду маленьких, хорошо вооруженных технологических наций, и миллиарды беженцев, бродящих между ними?)
Я читал как-то школьные сочинения юных либералов, предлагающих логику в духе “давайте посмотрим на этику будущего, и сразу сделаем как у них – мы же абсолютно уверены, что будущее повлечет за собой только больше сексуальной и идентичностной свободы”, и думал о том, что “этика будущего” всегда оказывается абсурдно иной, и что наши потомки будут воспринимать нас как злодеев и идиотов за вещи, которые нам кажутся абсолютно нормальными. Да, мы сами еще далеки от уничтожающей этики точки “ресурсных войн”; я надеюсь, что она, как фантазия, не будет достигнута никогда. Но я распознаю и как невероятную роскошь возможность в принципе рассуждать об универсалистской этике – этике, в которой трудно не распознать условия разрастающегося капитализма. Если же наши потомки вырастут в период нормализации ресурсных войн, то для них универсализм может оказаться совершенно абсурдной идеей. Это не значит, что от него надо отказываться – наоборот, что стоит увидеть в нем уникальную и роскошную позицию, доверенную нам историей, которую, возможно, никому не получится передать.
У всех есть в голове такие кнопки, которые включают в ответ на какое-либо заявление или обращение поток пустой речи: "Вообще все [в обобщенной категории, о представителе которой шла речь] так плохо", или "Это, конечно, хорошо, но подумали ли вы о [еще одной категории страдающих]?", или "Ну, мы же понимаем, что невозможно делать какие-либо выводы в [предметной области] из-за [банальных эпистемологических причин]" или "Это хорошо, что ты пришел ко мне с этой проблемой, я тебе всегда помогу, твой звонок очень важен, оставайся, пожалуйста, на линии, мы как организация очень ценим такие обращения"... Иногда ловишь себя на каких-то таких автоматических речах, которые льются совершенно бездумно, и прям стыдно становится; другой стороне, которая слышит что-то такое, тоже часто становится стыдно за свое попадание в эту ситуацию, даже если изначально заявление или обращение было не таким уж и плохим.
Какой социальный смысл таких речей? Это что-то вроде амортизации, эти слова – такая подушка безопасности, которая позволяет смягчить чужое желание, или перенаправить его, может быть сэкономив кому-то (часто, кстати, "вышестоящему") время или силы. Стыдно в ответ становится от своей слабости, ощущения, что простыми разговорами ничего не добиться, и нужно либо сдаться, либо включать режим борьбы.
А потому такие речи служат для повышения ставок. Столкнувшись с таким вызовом в ответ на наши заявления, у нас два варианта реакции – либо забить и продолжить говорить о чем-то другом, либо начать стоять на своем с куда большей энергией. "Нет, этот случай особенный", "Нет, наша благотворительность, хотя и не универсальна, приносит много пользы в т.ч. и особым категориям страдающих", "Нет, моя проблема серьезная, это не просто типа обращение – мы ее должны сейчас решить"... Такие речи это вызов: скажи что-то действительно умное или оригинальное, или лучше молчи; твори настоящее добро или замолчи. Они, как комната с мягкими стенами из "Фантомас разбушевался", заставляют либо успокоиться и смириться, либо обдумать и направить свою борьбу.
Так вот, что мне очень нравится в LLM (современных языковых моделях типа GPT): они производят банальные речи, похожие по пустоте, но куда точнее и богаче по содержанию, на абсолютно любую тему, и это служит ровно таким же вызовом для нашего брата-графомана. Если кому-то вдруг стало казаться, что можно достичь какого-то признания, производя регулярные банальности на их любимые темы (будь то в виде текстов, кода, живописи), то теперь эти банальности должны быть не хуже, чем на уровне ChatGPT.
(Напишу бота на днях, чтобы оставлял комментарии к моим постам в духе "да это все ерунда и ИИ ничего не понимает", "да ученые давно опровергли Лакана и доказали ненаучность постмодернизма", чтобы сэкономить время и слегка повысить ставки уважаемому комментариату)
Какой социальный смысл таких речей? Это что-то вроде амортизации, эти слова – такая подушка безопасности, которая позволяет смягчить чужое желание, или перенаправить его, может быть сэкономив кому-то (часто, кстати, "вышестоящему") время или силы. Стыдно в ответ становится от своей слабости, ощущения, что простыми разговорами ничего не добиться, и нужно либо сдаться, либо включать режим борьбы.
А потому такие речи служат для повышения ставок. Столкнувшись с таким вызовом в ответ на наши заявления, у нас два варианта реакции – либо забить и продолжить говорить о чем-то другом, либо начать стоять на своем с куда большей энергией. "Нет, этот случай особенный", "Нет, наша благотворительность, хотя и не универсальна, приносит много пользы в т.ч. и особым категориям страдающих", "Нет, моя проблема серьезная, это не просто типа обращение – мы ее должны сейчас решить"... Такие речи это вызов: скажи что-то действительно умное или оригинальное, или лучше молчи; твори настоящее добро или замолчи. Они, как комната с мягкими стенами из "Фантомас разбушевался", заставляют либо успокоиться и смириться, либо обдумать и направить свою борьбу.
Так вот, что мне очень нравится в LLM (современных языковых моделях типа GPT): они производят банальные речи, похожие по пустоте, но куда точнее и богаче по содержанию, на абсолютно любую тему, и это служит ровно таким же вызовом для нашего брата-графомана. Если кому-то вдруг стало казаться, что можно достичь какого-то признания, производя регулярные банальности на их любимые темы (будь то в виде текстов, кода, живописи), то теперь эти банальности должны быть не хуже, чем на уровне ChatGPT.
(Напишу бота на днях, чтобы оставлял комментарии к моим постам в духе "да это все ерунда и ИИ ничего не понимает", "да ученые давно опровергли Лакана и доказали ненаучность постмодернизма", чтобы сэкономить время и слегка повысить ставки уважаемому комментариату)
Forwarded from DH Center ITMO University
Если вы пока не выбрали, на какие мероприятия DH week 2023 пойти, то вам поможет эта подборка. Осталось понять, кто вы и чего вам хочется!
Все мероприятия не/дели бесплатные, но нужна регистрация. Полная программа на сайте: https://dh.itmo.ru/dh-week
До встречи на не/деле наук о духе и практик о цифре!
Все мероприятия не/дели бесплатные, но нужна регистрация. Полная программа на сайте: https://dh.itmo.ru/dh-week
До встречи на не/деле наук о духе и практик о цифре!