Формат и темы канала
Меня интересует великорусская культура, которая начала формироваться в Северо-Восточной Руси из культуры славянских колонистов и местного финно-угорского населения.
Великорусская народность и культура окончательно оформились в Московской Руси, в том числе под влиянием тюркской культуры через которую шло влияние персидской и других восточных культур.
В петровской Российской Империи великорусская культура сохранялась у старообрядцев, сектантов, в великорусском крестьянстве, у мещан и купцов, а затем постепенно проникала в петровскую общерусскую культуру, которая в основе была синтетической, объединяя великорусские, украинские и белорусские элементы.
Мне интересно взаимодействие общерусской культуры и великорусской, их связь и влияние друг на друга.
Великорусская культура сформировалась в Московском царстве, которое было великорусской империей. Потом великорусы были частью Российской Империи. Поэтому мне интересны империи как явление.
Но Российская Империя пыталась не очень последовательно одновременно стать и национальным общерусским государством, пытаясь иногда усилить в общерусском - великорусское (опять же не очень последовательно), а эти противоречивые тенденции сохранялись в СССР и сохраняются в РФ.
Поэтому мне интересно, что такое нация, национализм и национальное государство и какие они бывают.
У меня нет цели пропагандировать какую-то политическую идеологию.
Я с интересом и уважением отношусь к либерализму, социализму и консерватизму, которые являются большими идеологиями, и к малым идеологиям, таким как национализм, феминизм, экологизм и другим, если эти большие и малые идеологии выражены разумно, адекватно и не являются экстремистскими.
Мне интересны идеи Бенуа и Леонтьева, критикующие Просвещение и апеллирующие к средневековой империи как к более справедливой и свободной системе, а также анархизм и особенно идеи Бакунина.
И мне интересны как обоснование, так и критика всех этих идеологий.
Также мне интересно, какие параллели можно найти между великорусской культурой и всеми этими идеологиями.
Фашизм, большевизм, классическое евразийство и национал-большевизм мне не симпатичны, но любопытны как явления. К тому же большевизм определенно связан с великорусской культурой.
А Дугин и его неоевразийство несимпатичны и вообще неинтересны.
Я думаю, что в великорусской культуре и в истории Московской и, Северо-Восточной Руси можно найти предпосылки любых идеологий в их самобытно великорусском варианте.
Мне интересно, как эти идеологии проявляли себя в контексте общерусской и великорусской культуры.
Религия — это личный выбор каждого. Мне интересно христианство. Очевидно, что православие Московской Руси — это важная часть великорусской культуры, которое трансформировалось в старообрядчество и русское сектанство как народные великорусские религии, а отчасти вошло в состав новообрядчества, которое стало официальной религией Российской Империи. Новообрядчество ("никонианство") является общерусской (великорусско-белорусско-украинской) формой православия.
Но так как финно-угорская культура связана с финно-угорским язычеством, оно мне тоже интересно, как и его последующая связь с христианством.
Мне интересно любое христианство, как восточное, так и западное. Особенно про то, как оно связано с секуляризацией и в ней существует. Также мне интересен ислам, поскольку он влиял на Московскую Русь и связан с тюрками. Интересно и тюркское язычество.
Славянская культура и язычество не очень интересны не потому, что они они не важны, а потому что эти темы хорошо изучены и популярны.
Мой пересказ какого-то текста или какой-то идеи не обозначает, что я с ним обязательно полностью или даже частично согласен.
Я скорее пишу для себя, чтобы собрать и проанализировать разные материалы и просто делюсь тем, что мне интересно и готов это обсуждать.
Мое мнение также может со временем меняться по мере изучения тем. И в том числе благодаря обратной связи.
Поэтому в комментариях можно писать конструктивно выраженное мнение и критику, общаться и задавать вопросы, соблюдая этические и правовые нормы.
Меня интересует великорусская культура, которая начала формироваться в Северо-Восточной Руси из культуры славянских колонистов и местного финно-угорского населения.
Великорусская народность и культура окончательно оформились в Московской Руси, в том числе под влиянием тюркской культуры через которую шло влияние персидской и других восточных культур.
В петровской Российской Империи великорусская культура сохранялась у старообрядцев, сектантов, в великорусском крестьянстве, у мещан и купцов, а затем постепенно проникала в петровскую общерусскую культуру, которая в основе была синтетической, объединяя великорусские, украинские и белорусские элементы.
Мне интересно взаимодействие общерусской культуры и великорусской, их связь и влияние друг на друга.
Великорусская культура сформировалась в Московском царстве, которое было великорусской империей. Потом великорусы были частью Российской Империи. Поэтому мне интересны империи как явление.
Но Российская Империя пыталась не очень последовательно одновременно стать и национальным общерусским государством, пытаясь иногда усилить в общерусском - великорусское (опять же не очень последовательно), а эти противоречивые тенденции сохранялись в СССР и сохраняются в РФ.
Поэтому мне интересно, что такое нация, национализм и национальное государство и какие они бывают.
У меня нет цели пропагандировать какую-то политическую идеологию.
Я с интересом и уважением отношусь к либерализму, социализму и консерватизму, которые являются большими идеологиями, и к малым идеологиям, таким как национализм, феминизм, экологизм и другим, если эти большие и малые идеологии выражены разумно, адекватно и не являются экстремистскими.
Мне интересны идеи Бенуа и Леонтьева, критикующие Просвещение и апеллирующие к средневековой империи как к более справедливой и свободной системе, а также анархизм и особенно идеи Бакунина.
И мне интересны как обоснование, так и критика всех этих идеологий.
Также мне интересно, какие параллели можно найти между великорусской культурой и всеми этими идеологиями.
Фашизм, большевизм, классическое евразийство и национал-большевизм мне не симпатичны, но любопытны как явления. К тому же большевизм определенно связан с великорусской культурой.
А Дугин и его неоевразийство несимпатичны и вообще неинтересны.
Я думаю, что в великорусской культуре и в истории Московской и, Северо-Восточной Руси можно найти предпосылки любых идеологий в их самобытно великорусском варианте.
Мне интересно, как эти идеологии проявляли себя в контексте общерусской и великорусской культуры.
Религия — это личный выбор каждого. Мне интересно христианство. Очевидно, что православие Московской Руси — это важная часть великорусской культуры, которое трансформировалось в старообрядчество и русское сектанство как народные великорусские религии, а отчасти вошло в состав новообрядчества, которое стало официальной религией Российской Империи. Новообрядчество ("никонианство") является общерусской (великорусско-белорусско-украинской) формой православия.
Но так как финно-угорская культура связана с финно-угорским язычеством, оно мне тоже интересно, как и его последующая связь с христианством.
Мне интересно любое христианство, как восточное, так и западное. Особенно про то, как оно связано с секуляризацией и в ней существует. Также мне интересен ислам, поскольку он влиял на Московскую Русь и связан с тюрками. Интересно и тюркское язычество.
Славянская культура и язычество не очень интересны не потому, что они они не важны, а потому что эти темы хорошо изучены и популярны.
Мой пересказ какого-то текста или какой-то идеи не обозначает, что я с ним обязательно полностью или даже частично согласен.
Я скорее пишу для себя, чтобы собрать и проанализировать разные материалы и просто делюсь тем, что мне интересно и готов это обсуждать.
Мое мнение также может со временем меняться по мере изучения тем. И в том числе благодаря обратной связи.
Поэтому в комментариях можно писать конструктивно выраженное мнение и критику, общаться и задавать вопросы, соблюдая этические и правовые нормы.
О суетных
Таковый наконец от безрассудных и бешеных строгостей впадает в отчаяние, шатается везде, и во всех пороках валяется, и буди же в таком случае, от кого вопрошен будет, где он и как находится? с печалию и воздыханием отвечает: согреших, засуетил, обмирщился, что значит, по их разуму, осквернился.
Текст и иллюстрация из:
Полное историческое известие о древних стригольниках и новых раскольниках, так называемых старообрядцах Ч. 1-4 : в 4 ч. /собранное из потаенных старообрядческих преданий, записок и писем, церкви Сошествия Святаго духа, что на Большой Охте, протоиереем А. И. Журавлевым
Таковый наконец от безрассудных и бешеных строгостей впадает в отчаяние, шатается везде, и во всех пороках валяется, и буди же в таком случае, от кого вопрошен будет, где он и как находится? с печалию и воздыханием отвечает: согреших, засуетил, обмирщился, что значит, по их разуму, осквернился.
Текст и иллюстрация из:
Полное историческое известие о древних стригольниках и новых раскольниках, так называемых старообрядцах Ч. 1-4 : в 4 ч. /собранное из потаенных старообрядческих преданий, записок и писем, церкви Сошествия Святаго духа, что на Большой Охте, протоиереем А. И. Журавлевым
Русское и великорусское
Мой пересказ статьи Николая Ульянова (1905-1985), историка, который жил и работал в Советском Союзе, но после войны эмигрировал и критиковал советскую власть. Работал в Йельском университете. Он критиковал СССР с русских имперских позиций. В своей статье «Русское и великорусское» он подробно описывает разницу между «русским» и «великорусским». При этом его симпатии на стороне именно «русского».
Я в чем-то с ним согласен, в чем-то - нет. А вы сами можете решить для себя.
Он утверждает, что до советской власти в Российской Империи было общеупотребительно разделять «русское» и «великорусское». «Русское» понималось как синтез великорусского, малорусского и белорусского. При этом отдельно подразумевались этносы: великорусский, малорусский, белорусский. «Русское» же являлось надстройкой над всем этим и не было этнической идентичностью. Он это особенно подчёркивает и говорит, что такое понимание было само собой разумеющимся и всем понятным.
Далее он утверждает, что советская власть и советские историки сильно запутали этот вопрос, смешав «русское» с «великорусским». Это привело к путанице и искажению прежних понятий.
Затем он критикует сам термин «великорусский» в определённой степени. Потому что, по его мнению, естественным является понятие «русский», «Русь», которое использовалось с древности. Не то чтобы он был против терминов «великорусский», «малорусский», «украинский», «белорусский» — например, трансформация «малорусского» в «украинский» его не беспокоит, но он этому не уделяет особого внимания. Однако ему кажется странным, что «русский» стал обозначать одновременно и «русский» вообще, и «великорусский».
При этом он ссылается на Ключевского и других историков, утверждая, что Русь никогда не была этническим понятием. Это был правящий класс, государственная элита, включавшая представителей разных этносов. Эта элита управляла славянскими племенами.
Он подчёркивает, что цивилизация и общество в России создавались сверху, начиная с Древней Руси. Государство строило общество и культуру, а не наоборот. Это отличие России от Европы, где этнические общности сначала формировали нации, а затем государство. В России всё происходило наоборот: сначала возникала элита и государство, а затем формировалось общество. По его мнению, это объясняется географическими и историческими условиями и является неизбежным процессом. Он не считает это плохим, а, напротив, считает естественным и необходимым.
Далее он анализирует происхождение терминов «Великороссия» и «Малороссия». Он утверждает, что это были церковные понятия, введённые греческим духовенством, а не политические термины. «Малой Россией» назывались территории, находившиеся под властью Литвы и Польши, а «Великой Россией» — территории, оставшиеся вне их власти. Термин «Малая Русь» использовался и самими князьями с этой территории, и не был уничижительным. Он также отмечает, что великорусами себя никто в Средние века не называл. Люди называли себя «русскими» или жителями «Московского государства». Однако территория называлась Великороссией.
Он также связывает активное употребление понятия «великорусы» с ростом национализма и либерализма в XIX веке. Изучаются особенности "трех ветвей русского народа". Именно тогда термин «великорус» начинает активно использоваться в интеллигентской среде и науке. В это же время формируется образ крестьянина с бородой и в рубахе как символа великорусского народа.
Он утверждает, что в Российской империи ситуация была понятной: существовала элитная русская культура — европейская, развитая, основанная на синтезе украинской, великорусской и белорусской традиций. А отдельно были эти народные и этнические идентичности. Однако его возмущает, что советская власть смешала «русское» с «великорусским». Он считает, что это произошло либо из-за неграмотности, либо с целью поднять статус великорусов, назвав их просто «русскими».
По его мнению, великорусская народная культура в СССР начала слишком сильно проникать в русскую, сливаясь с ней, что привело к упрощению русской культуры.
Статья в комментарии
Мой пересказ статьи Николая Ульянова (1905-1985), историка, который жил и работал в Советском Союзе, но после войны эмигрировал и критиковал советскую власть. Работал в Йельском университете. Он критиковал СССР с русских имперских позиций. В своей статье «Русское и великорусское» он подробно описывает разницу между «русским» и «великорусским». При этом его симпатии на стороне именно «русского».
Я в чем-то с ним согласен, в чем-то - нет. А вы сами можете решить для себя.
Он утверждает, что до советской власти в Российской Империи было общеупотребительно разделять «русское» и «великорусское». «Русское» понималось как синтез великорусского, малорусского и белорусского. При этом отдельно подразумевались этносы: великорусский, малорусский, белорусский. «Русское» же являлось надстройкой над всем этим и не было этнической идентичностью. Он это особенно подчёркивает и говорит, что такое понимание было само собой разумеющимся и всем понятным.
Далее он утверждает, что советская власть и советские историки сильно запутали этот вопрос, смешав «русское» с «великорусским». Это привело к путанице и искажению прежних понятий.
Затем он критикует сам термин «великорусский» в определённой степени. Потому что, по его мнению, естественным является понятие «русский», «Русь», которое использовалось с древности. Не то чтобы он был против терминов «великорусский», «малорусский», «украинский», «белорусский» — например, трансформация «малорусского» в «украинский» его не беспокоит, но он этому не уделяет особого внимания. Однако ему кажется странным, что «русский» стал обозначать одновременно и «русский» вообще, и «великорусский».
При этом он ссылается на Ключевского и других историков, утверждая, что Русь никогда не была этническим понятием. Это был правящий класс, государственная элита, включавшая представителей разных этносов. Эта элита управляла славянскими племенами.
Он подчёркивает, что цивилизация и общество в России создавались сверху, начиная с Древней Руси. Государство строило общество и культуру, а не наоборот. Это отличие России от Европы, где этнические общности сначала формировали нации, а затем государство. В России всё происходило наоборот: сначала возникала элита и государство, а затем формировалось общество. По его мнению, это объясняется географическими и историческими условиями и является неизбежным процессом. Он не считает это плохим, а, напротив, считает естественным и необходимым.
Далее он анализирует происхождение терминов «Великороссия» и «Малороссия». Он утверждает, что это были церковные понятия, введённые греческим духовенством, а не политические термины. «Малой Россией» назывались территории, находившиеся под властью Литвы и Польши, а «Великой Россией» — территории, оставшиеся вне их власти. Термин «Малая Русь» использовался и самими князьями с этой территории, и не был уничижительным. Он также отмечает, что великорусами себя никто в Средние века не называл. Люди называли себя «русскими» или жителями «Московского государства». Однако территория называлась Великороссией.
Он также связывает активное употребление понятия «великорусы» с ростом национализма и либерализма в XIX веке. Изучаются особенности "трех ветвей русского народа". Именно тогда термин «великорус» начинает активно использоваться в интеллигентской среде и науке. В это же время формируется образ крестьянина с бородой и в рубахе как символа великорусского народа.
Он утверждает, что в Российской империи ситуация была понятной: существовала элитная русская культура — европейская, развитая, основанная на синтезе украинской, великорусской и белорусской традиций. А отдельно были эти народные и этнические идентичности. Однако его возмущает, что советская власть смешала «русское» с «великорусским». Он считает, что это произошло либо из-за неграмотности, либо с целью поднять статус великорусов, назвав их просто «русскими».
По его мнению, великорусская народная культура в СССР начала слишком сильно проникать в русскую, сливаясь с ней, что привело к упрощению русской культуры.
Статья в комментарии
Пояснение к статье Николая Ульянова "Русское и великорусское"
Для нас этот дискурс сегодня "русское-великорусское", если в него не углубиться, очень далек, а для него и его поколения это было еще само собой разумеющееся, поэтому он не особо поясняет и может быть непонятно.
А русское и великорусское в контексте СССР непонятно особенно и как раз из-за максимально хаотичного употребления слов этих.
Но русское в РИ - это общерусское, имперская идентичность внеэтнических элит петровской России в первую очередь на базе этносов "великорусского, малоросского и белорусского".
А великорусское - это именно крестьянская народная культура ядра бывшей Московской Руси. В РИ для всех был очевиден разрыв между великорусской крестьянской культурой, которая было продолжением культуры Московской допетровской Руси и корнями уходила в славянофинское население Волго-Окского междуречья, и культурой элит РИ, которая была трансэтнической и смешанной (можно сказать восточнославяно-западноевропейской) и называлась русской или общерусской, а сложилась уже в петровской России.
То есть русский было понятие политическое, а великорусский - этническое.
В СССР по непонятным причинам это стали соединять. Наиболее глубоко исследовавшая этот вопрос Марии Лескинен в своей монографии "Великоросс/Великорус. Из истории конструирования этничности" тоже затрудняется это объяснить.
Но эта тенденция слияния русского и великорусского начала появляться еще в РИ, так что здесь Ульянов упрощает, упрекая в этом советскую власть.
Можно предполагать, что это слияние терминов было попыткой трансформации империи в национальное государство, которая началась в РИ и продолжалась в СССР.
Русскость как зонтичное понятие, включающее три восточнославянских "племени" и остальных подданых Империи не могло быть основой для нациестроительства в силу своей широты.
Возможен был вариант растворения остального населения РИ в "великорусском", но процент великорусов в РИ был относительно невысоким и они не были на таком уровне развития, чтобы всех ассимилировать.
Потребовалось укоренить русское в этничности и было выбрано "великорусское" как основное коренное население центра. А "русское на базе великорусского" уже могло стать основой для нациестроительства.
И стали соединять одно с другим.
Но проблема в том, что разрыв между общерусским и великорусским относительно большой, а в общерусском есть сильный "западнорусский" (украинско-белорусский) компонент о чем писали, например, Николай Трубецкой и Георгий Вернадский.
Приравнивание общерусского к великорусскому приводит к утрате и специфически великорусских черт великорусской культуры и, как верно пишет Ульянов, - к утрате абстрактного, внеэтнического и универсального характера (обще)русской культуры.
Что тут хорошо, что плохо и что с этим делать - это отдельный вопрос, на который могут быть разные ответы в зависимости от предпочтений, ценностей и идеологии.
Для нас этот дискурс сегодня "русское-великорусское", если в него не углубиться, очень далек, а для него и его поколения это было еще само собой разумеющееся, поэтому он не особо поясняет и может быть непонятно.
А русское и великорусское в контексте СССР непонятно особенно и как раз из-за максимально хаотичного употребления слов этих.
Но русское в РИ - это общерусское, имперская идентичность внеэтнических элит петровской России в первую очередь на базе этносов "великорусского, малоросского и белорусского".
А великорусское - это именно крестьянская народная культура ядра бывшей Московской Руси. В РИ для всех был очевиден разрыв между великорусской крестьянской культурой, которая было продолжением культуры Московской допетровской Руси и корнями уходила в славянофинское население Волго-Окского междуречья, и культурой элит РИ, которая была трансэтнической и смешанной (можно сказать восточнославяно-западноевропейской) и называлась русской или общерусской, а сложилась уже в петровской России.
То есть русский было понятие политическое, а великорусский - этническое.
В СССР по непонятным причинам это стали соединять. Наиболее глубоко исследовавшая этот вопрос Марии Лескинен в своей монографии "Великоросс/Великорус. Из истории конструирования этничности" тоже затрудняется это объяснить.
Но эта тенденция слияния русского и великорусского начала появляться еще в РИ, так что здесь Ульянов упрощает, упрекая в этом советскую власть.
Можно предполагать, что это слияние терминов было попыткой трансформации империи в национальное государство, которая началась в РИ и продолжалась в СССР.
Русскость как зонтичное понятие, включающее три восточнославянских "племени" и остальных подданых Империи не могло быть основой для нациестроительства в силу своей широты.
Возможен был вариант растворения остального населения РИ в "великорусском", но процент великорусов в РИ был относительно невысоким и они не были на таком уровне развития, чтобы всех ассимилировать.
Потребовалось укоренить русское в этничности и было выбрано "великорусское" как основное коренное население центра. А "русское на базе великорусского" уже могло стать основой для нациестроительства.
И стали соединять одно с другим.
Но проблема в том, что разрыв между общерусским и великорусским относительно большой, а в общерусском есть сильный "западнорусский" (украинско-белорусский) компонент о чем писали, например, Николай Трубецкой и Георгий Вернадский.
Приравнивание общерусского к великорусскому приводит к утрате и специфически великорусских черт великорусской культуры и, как верно пишет Ульянов, - к утрате абстрактного, внеэтнического и универсального характера (обще)русской культуры.
Что тут хорошо, что плохо и что с этим делать - это отдельный вопрос, на который могут быть разные ответы в зависимости от предпочтений, ценностей и идеологии.
Национализм и три большие идеологии
Имеет смысл выделять три большие идеологии – консерватизм, социализм и либерализм.
Национализм, скорее всего, не совсем корректно рассматривать как отдельную идеологию.
Это "малая идеология", которая может сочетаться как с либерализмом, так и с консерватизмом, а также с социализмом.
Исторически либерализм был ассоциирован с национализмом.
Национализм и либерализм в первой половине XIX века - это фактически одно и тоже, как пишет Андрей Тесля в книге "Истинно русские люди": история русского национализма"."
Требования национального освобождения и освобождения граждан совпадали с критикой легитимизма.
Социализм тогда начинал оформляться как отдельная идеология в рамках либерализма. Для социализма национализм воспринимался скорее как данность – как различие между нациями – или даже как помеха.
Во второй половине XIX века в Восточной Европе социализм и национализм часто пересекались, потому что в этом регионе классовые и сословные различия нередко совпадали с этническими. Поэтому антисемитские лозунги могли восприниматься как антикапиталистические, и наоборот.
Когда появились либерализм и национализм, то изначально консерватизм был связан с легитимизмом и выступал за законные династические монархии. Он выступал против либерализма и национализма как революционных движений.
Но консерватизм, хотя и стремится к сохранению существующего порядка, неизбежно адаптируется к изменениям. Он выступает против реакционных сил, пытающихся вернуться в прошлое, поскольку это тоже является революционным действием.
Поэтому, хотя изначально консерватизм отвергал национализм и либерализм, со второй половины XIX века националистический и либеральный дискурс становится частью консерватизма, так как национал-либеральная повестка стала общепринятой.
Но особенно национализм был взят на вооружение даже легитимистами и монархиями, которые теперь должны были выполнять национальную и даже освободительную роль.
Сегодня националистическая повестка часто озвучивается консервативными силами.
Либералы, в свою очередь, могут прямо не артикулировать националистическую повестку, но западный либерализм является националистическим в рамках так называемого "обыденного национализма".
Этот национализм воспринимается как само собой разумеющееся явление в развитых западных национальных государствах – настолько естественное, что даже не проговаривается.
Однако этот национальный аспект либеральной современности может критиковаться некоторыми либералами как устаревший и требующий преодоления.
Социализм также может сочетаться с националистическими требованиями, особенно в развивающихся странах, где национально-освободительное движение связано с социальным освобождением и антиколониальным дискурсом.
Подытоживая: исторически национализм был связан с либерализмом, но в либеральных государствах, где национализм стал нормой, он либо больше не озвучивается, либо даже преодолевается.
Только позднее он был подхвачен консерваторами, которые часто пытаются сохранить оригинальную национал-либеральную повестку.
В развивающихся странах национализм зачастую связан с социализмом.
Имеет смысл выделять три большие идеологии – консерватизм, социализм и либерализм.
Национализм, скорее всего, не совсем корректно рассматривать как отдельную идеологию.
Это "малая идеология", которая может сочетаться как с либерализмом, так и с консерватизмом, а также с социализмом.
Исторически либерализм был ассоциирован с национализмом.
Национализм и либерализм в первой половине XIX века - это фактически одно и тоже, как пишет Андрей Тесля в книге "Истинно русские люди": история русского национализма"."
Требования национального освобождения и освобождения граждан совпадали с критикой легитимизма.
Социализм тогда начинал оформляться как отдельная идеология в рамках либерализма. Для социализма национализм воспринимался скорее как данность – как различие между нациями – или даже как помеха.
Во второй половине XIX века в Восточной Европе социализм и национализм часто пересекались, потому что в этом регионе классовые и сословные различия нередко совпадали с этническими. Поэтому антисемитские лозунги могли восприниматься как антикапиталистические, и наоборот.
Когда появились либерализм и национализм, то изначально консерватизм был связан с легитимизмом и выступал за законные династические монархии. Он выступал против либерализма и национализма как революционных движений.
Но консерватизм, хотя и стремится к сохранению существующего порядка, неизбежно адаптируется к изменениям. Он выступает против реакционных сил, пытающихся вернуться в прошлое, поскольку это тоже является революционным действием.
Поэтому, хотя изначально консерватизм отвергал национализм и либерализм, со второй половины XIX века националистический и либеральный дискурс становится частью консерватизма, так как национал-либеральная повестка стала общепринятой.
Но особенно национализм был взят на вооружение даже легитимистами и монархиями, которые теперь должны были выполнять национальную и даже освободительную роль.
Сегодня националистическая повестка часто озвучивается консервативными силами.
Либералы, в свою очередь, могут прямо не артикулировать националистическую повестку, но западный либерализм является националистическим в рамках так называемого "обыденного национализма".
Этот национализм воспринимается как само собой разумеющееся явление в развитых западных национальных государствах – настолько естественное, что даже не проговаривается.
Однако этот национальный аспект либеральной современности может критиковаться некоторыми либералами как устаревший и требующий преодоления.
Социализм также может сочетаться с националистическими требованиями, особенно в развивающихся странах, где национально-освободительное движение связано с социальным освобождением и антиколониальным дискурсом.
Подытоживая: исторически национализм был связан с либерализмом, но в либеральных государствах, где национализм стал нормой, он либо больше не озвучивается, либо даже преодолевается.
Только позднее он был подхвачен консерваторами, которые часто пытаются сохранить оригинальную национал-либеральную повестку.
В развивающихся странах национализм зачастую связан с социализмом.
В рассказе Чехова «Злоумышленник» (1885) бородатый и лохматый крестьянин искренне не понимает почему его хотят арестовать за откручивание гайки с железной дороги.
Как пишет Лескинен М. В. в «Великоросс/великорус. Из истории конструирования этничности», в 1840–1860-е годы образ великорусского крестьянина был преимущественно идеализированным, но с 1860-х годов стали появляться более реалистичные этнографические описания.
Наступил период разочарования в его нравственности: наблюдатели отмечали невежество, склонность к насилию и воровству, равнодушие к религии, импульсивность.
Однако это не было русофобией — авторы, напротив, сочувствовали крестьянству и стремились способствовать его нравственному развитию.
Проблема в том, что как позитивные, так и негативные обобщения оказываются ошибочными.
Великорусское крестьянство не было монолитным: ситуация различалась в зависимости от региона, семьи, субэтнической и конфессиональной принадлежности, а также от личных качеств самого человека.
Кроме того, наблюдатели зачастую воспринимали великорусских крестьян как чуждых себе людей, оценивая их по критериям буржуазной морали и права.
Интересно, что оценки крестьянства у разных авторов могли быть диаметрально противоположными.
Однако некоторые относительно негативные черты трудно отрицать.
Например, крестьяне нередко не понимали концепции частной собственности в современном смысле. Для них всё, что растёт или плохо лежит, можно было взять, а ответственность за это несёт тот, кто оставил и не доглядел.
Причём такое отношение могло распространятся не только на барскую или государственную собственность, но и на имущество других крестьян.
Это воспринималось не как преступление, а как своего рода ущерб, который можно компенсировать в случае обнаружения.
Подобное отношение к собственности было типично для крестьянского уклада в целом и способствовало выживанию общины. Именно поэтому социалистические идеи оказались столь популярны среди великорусского крестьянства.
Однако с развитием капитализма такое мировоззрение неизбежно вступило в конфликт с нормами буржуазного права и морали, что шокировало наблюдателей.
Поэтому Б. Н. Чичерин в "Задачах нового царствования" писал, критикуя русских либералов, социалистов и консерваторов, ценивших общину:
«Разложение общины совершится неизбежно; она не устоит против свободы. Но желательно, чтобы оно совершилось так, чтобы у крестьянина упрочилось понятие о собственности, без которого нет свободного гражданского быта и всегда открыта почва для социалистических волнений.»
Как пишет Лескинен М. В. в «Великоросс/великорус. Из истории конструирования этничности», в 1840–1860-е годы образ великорусского крестьянина был преимущественно идеализированным, но с 1860-х годов стали появляться более реалистичные этнографические описания.
Наступил период разочарования в его нравственности: наблюдатели отмечали невежество, склонность к насилию и воровству, равнодушие к религии, импульсивность.
Однако это не было русофобией — авторы, напротив, сочувствовали крестьянству и стремились способствовать его нравственному развитию.
Проблема в том, что как позитивные, так и негативные обобщения оказываются ошибочными.
Великорусское крестьянство не было монолитным: ситуация различалась в зависимости от региона, семьи, субэтнической и конфессиональной принадлежности, а также от личных качеств самого человека.
Кроме того, наблюдатели зачастую воспринимали великорусских крестьян как чуждых себе людей, оценивая их по критериям буржуазной морали и права.
Интересно, что оценки крестьянства у разных авторов могли быть диаметрально противоположными.
Однако некоторые относительно негативные черты трудно отрицать.
Например, крестьяне нередко не понимали концепции частной собственности в современном смысле. Для них всё, что растёт или плохо лежит, можно было взять, а ответственность за это несёт тот, кто оставил и не доглядел.
Причём такое отношение могло распространятся не только на барскую или государственную собственность, но и на имущество других крестьян.
Это воспринималось не как преступление, а как своего рода ущерб, который можно компенсировать в случае обнаружения.
Подобное отношение к собственности было типично для крестьянского уклада в целом и способствовало выживанию общины. Именно поэтому социалистические идеи оказались столь популярны среди великорусского крестьянства.
Однако с развитием капитализма такое мировоззрение неизбежно вступило в конфликт с нормами буржуазного права и морали, что шокировало наблюдателей.
Поэтому Б. Н. Чичерин в "Задачах нового царствования" писал, критикуя русских либералов, социалистов и консерваторов, ценивших общину:
«Разложение общины совершится неизбежно; она не устоит против свободы. Но желательно, чтобы оно совершилось так, чтобы у крестьянина упрочилось понятие о собственности, без которого нет свободного гражданского быта и всегда открыта почва для социалистических волнений.»