12.04. Для меня это папа. Это его желание привить мне хорошее чтиво. В том числе про космос. Папа это про верность своей работе. Про то, что после школы у него был техникум, потом работа на космос, с перерывом на армию! И так с 1968! Уже пенсия, инвалидность, но он каждый день 4 раза в неделю брился, завтракал и ехал на работу до прошлого года, пока совсем уже древнего пенсионера не отправили на пенсию. Чертить ту неведомую фигню во второй ступени, что могут только 2 человека в бывшем Союзе! Батя, за тебя!

Я вот одного не пойму. Если бы у товарища Сталина осенью 41 года была бы возможность с ювелирной точностью попасть ракетой в ставку Гитлера, да даже массированным налётом авиации сравнять Берлин вместе со всей верхушкой Рейха, он бы этого не сделал?
Почему в ответ на обстрелы мирных городов России ещё не ударили по Киеву?
Я думаю, что этот вопрос волнует не только меня, но и весь народ Родины, в том числе и «глубинный» народ.
Доколе?

С архиважнейшей проблематикой Украины уже всё ясно, как бы в это кому-то не верилось. Перемолотим, отожмём жмых, доработаем нужное напильником. В вопросе существования осколков этой Секты дьявол, как всегда, кроется в деталях, но и эти детальки мы обратим в лего. Время поможет.
Тем не менее, Украина — тема с предопределённым решением, не реагирующим на пляски скакуасов. Всё, они уже историческая пыль, ибо жалкий огрызок, останься он на карте, есть область с резко отрицательной демографией и пассионарностью, которая по определению не может оставаться наконечником копья.

А вот главная задача ближнего будущего — разрушение ЕС и НАТО. Потому что соседские отношение с современной Европой стали невозможными раз и навсегда. И мы не простим им всего сотворённого, и они не смогут ещё раз лицедейски наврать.
Значит, нужно разваливать и начинать отношения сызнова с теми осколками, с кем это окажется нужным. Мы уже сейчас должны каждым своим шагом и каждый день сеять в европейских рядах смуту и голод, зависть к микрососедушке и злость на еврочиновников, падение качества жизни и деиндустриализацию. Нужно разжигать их внутренние конфликты. Басконии, в то и Гасконии — быть, Каталония должны самоцвести, а ирландцы обязаны воссоединиться. НАТО должно перессориться в нищете за ради сотни танков, а гиперзвуковая ущербность альянса постоянно должна лежать на тарелке с табличкой «Аукус», потому что евры гиперзвука недостойны.
Заводы — долой, туристы из Африки. Ни китайцев, ни русских среди старинного кирпича.
Всё это неизбежно и без нашей помощи, но нужно катализировать процесс, пока США отвлечены Китаем.
Времена у Европы жопные. Даже удивительно, что самая тормозная страна мира на букву Ф не смогла осмыслить явь и решила влезть в эту сморщенную жопность… Ну и отлично. Развитая Финляндия нам не нужна. Нам нужна финская Дунька с трудоднями, живущая озёрной рыбалкой в покосившей избе с дефицитом спичек.
Как и остальная Европа. Вы же хорошо помните ещё недавние разговоры о том, что «нам нужна сильная Европа!». Мы ошибались. Это были наивные разговоры из убежавшей эпохи, когда нам казалось, что Европа сможет восстать из дерьма и стать противовесом США.
Увы, из дерьма восстаёт лишь овощ. Вот и пусть.
Чем быстрей исчезнет на континенте кормовая база Штатов, тем лучше. Начнём ездить на любимые и резко возлюбившие нас греческие острова, кричать «Быстро, сука!» парижским увальням и тыкать обиженными ливерными сосисками в горчицу.
Не разрушив ЕС и НАТО, мы не прекратим почкование нациков и подпиндосовских шлюх. А без этого давить вместе с китайцами вполне себе самодостаточных штатников будет очень и очень непросто.
Европа от Португалии до Владивостока? Не-а. Они не заслужили.
От дяди Вади мысль!

https://www.rbc.ru/politics/09/05/2022/62791fb39a794778517c79d0?from=from_main_10

Ничего, скоро почетных граждан новых вам пришлём.
Например с чеченскими фамилиями!

Простые холостяцкие радости: банка шпрот и свежий хлеб!
Всем привет, опять я с вами!

Надо было что-то делать, я купил две литровые бутылки спирта «Роял», накрошил туда чагу, которую привез с хребта Черского.
Пил спирт, заедал стружкой из той же бутылки.
И так всю жизнь. Ту, неудавшуюся, несостоявшуюся жизнь.
Впереди были несколько странных и страшных лет. Реальность корежило и переворачивало с ног на голову, менялись взгляды, принципы, смыслы. Окраины захлестнули войны, а в метрополии шла не меньшая по количеству жертв бандитская страда. И того и другого вдоволь.
Наверное, я и погиб получив в голову осколок от мины, на каком-нибудь разгромленном консервном заводе, среди ящиков из необструганных деревянных планок с трехлитровыми банками сока. Перемолотая танковыми гусеницами , покрытая промерзшей корочкою грязь и солнце среди голы ветвей. И нет меня, и отрезало самое страшное, что случилось в том пряничном прошлом, наполненном любовью, мечтами, ежедневными открытиями и страшным грохотом обвала сущего. Будто бы доживал ту жизнь. И воскрес к новой. Но уже потом. Я помню как начал умирать.

Такси проезжало Малаховку, жара выдувалась в открытые окна, а за окнами автомобиля менялся мир. До Кратово оставались минуты.
Все уже было решено, я не совпадал с переменами, а значит и с дальнейшей ее судьбою. Да, не совпадал. Это правда.
Она лежала на заднем сиденье «Волги», ей было плохо, тошнило, укачивало, как подтверждение того, что все решено.
Там же, странно примолкнув сидел Иван.
Через лобовое стекло я всматривался в дорогу. С дороги на меня сочувственно смотрела бездна.

Когда доехали, вышли у ворот дачи. Вековые сосны, прохлада и тишина окружали нас.
Таксист не глушил мотор.
Еще пару часов назад Ивана привез из другого города мой отец, его дед.
Я обнял Ивана и уткнулся носом в его плечо.
Кто-то сказал мне из середины неба:
«Больше ты его никогда не увидишь.»
Иван внезапно заплакал, он понял, он все понял самою сутью взрослого трехлетнего человека … как будто даже побежал за машиною.
Я не оборачивался.
Больше я его никогда не увидел живым. И никто из моих тоже.

Тексты друзей из соцсетей!
Автору здоровья, держим кулаки за Сашу!

Я не понимаю, как и когда так случилось, что мы пели: «с войной покончили мы счеты, бери шинель, пошли домой»! И дошли до: «дайте Вагнерам снаряды!»
Дайте Вагнеру снаряды!
Я просто, как простой русский человек, прошу!

КАК УБИВАЛИ НЕМЦА

Пацаны немца поймали.
Не весть откуда взялся, долговязый, худой, в куцей шинельке. Никто бы его не поймал тут, если бы не Тёпа, Гриня и Седой.
Тёпа маленький, коренастый, нос картошкой. От роду тринадцати лет. Папка, как и у Грини, на фронте погиб, а мамка с ума сошла и сгинула. В сорок третьем, за два месяца до того, как наши из поселка немцев выбили, ее, молодую тридцатилетнюю бабу, затащили в казарму и насиловали. Вот она с ума и сошла. Тёпа плакал сильно, а та все песни пела, смеялась не впопад, а потом вообще в лес ушла. Тёпа искал ее, да тщетно. Может в болоте потонула, а может волки задрали. Не известно того Тёпе.
Гринину мамку немцы в Германию свою увезли. С тех пор и не видел. Они с Тёпой одноклассники, вот и держались вместе. Жили когда где. То в Тёпиной хате, то а Грининой, пока Гринина не погорела.
Седой младше, ему одиннадцать. Щуплый, худенький, нос горбинкой, он раньше седым не был.
Когда в соседнем райцентре евреев стрелять повели, Седого тоже расстреляли вместе с мамкой и сестренкой маленькой.
Только не дострелили. Пуля бок оцарапала, его трупами и завалило. А ночью он вылез из земли весь седой. Неделю по лесу ходил, как жив остался никто не знает. Его Тёпа на окраине поселка нашел, привел к себе, отогрел, кашей накормил.
Каши у пацанов на долго хватит. Немцы три мешка крупы забыли в старых складах. Вот они кашу и едят теперь. Нормально, жить можно.
Немца заметили через три дня поле того, как наши дальше на запад пошли.
Людей в поселке почти не осталось. Бабки в основном. А тут вечером с речки шли, глядь, идёт кто-то вдоль балки. И что характерно, пригибается, как будто спрятаться хочет.
Гриня ближе подкрался, глядь, а это немец. Настоящий. Откуда взялся? Забыли его может? Или сам отбился.
-Ах, ты морда фашистская! Давайте его поймаем!- громко зашептал Тёпа.
-А что если у него автомат?-почесал затылок Гриня.
-Не похоже, вроде...
-Ханде хох, сука!- заорал Седой.
Немец вздрогнул и стремглав побежал к лесу, смешно подбрасывая коленки.
-Ты дурак?!! Ты зачем его спугнул?!- Тёпа подзатыльником сбил с Седого шапку.
-Я...я не знаю...думал испугается...
-Думал он! Испугался! И не просто испугался, а убежал!
-Ну, ты даешь, Седой...- пожал плечами Гриня- Ладно, искать его будем.
Искали немца два дня. На болота он бы сам не пошел. Значит либо на заимке, либо где-нибудь в сосняке. Тут логика простая.
Но обшарив всю округу, немца так и не нашли. Как под землю провалился.
На третий день немец сам нашелся. Лежал со сломанной ногой на дне бывшей волчьей ямы, которую мужики еще до войны вырыли. Пацаны стояли на краю и смотрели вниз, где на них испуганно пялился худой долговязый немец и стонал.
-Что, сука, добегался?- плюнул на землю Тёпа.
Немец что-то залепетал по немецки.
Седой, едва услышав немецкую речь, схватился за голову и заорал:
-Заткнись! Заткнись, черт немецкий! Заткнись, сволочь!!
-Седой, ты чего?- попытался приобнять того Гриня-Чего орешь-то?
Но Седой вырвался:
-Не могу я это слушать! Не могу! Он маму мою убил! Сестренку убил! А ей три года было!! Три года!! Я его убить хочу! Убить! Убить!!
А потом вдруг замолчал, сел прямо на землю и заплакал тихо.
Минуты три молчали. Простоя стояли, а Седой беззвучно плакал и вытирал слезы и грязь по лицу.
-Убей, если хочешь- вдруг нарушил молчание Гриня.
-И я хочу убить- сказал Тёма- За мамку мою. И папку тоже.
Вернулись к яме через час с лопатами, которых в сарае у Тёпы было целых пять.
Молча, не глядя друг на друга, стали закапывать немца.
Тот, на удивление, не говорил ни слова. И даже не стонал. Только молча плакал. Совсем, как Седой совсем недавно. Только слезы не размазывал.
С тех пор пацаны никогда туда не ходили. После войны Тёпу и Гриню в райцентр увезли, в ремесленное учиться. А Седого папка нашёл. Пришел в поселок лысоватый мужчина в гимнастерке, хоть и рядовой, но с медалью "За Отвагу" на груди. Нашёл Седого.
Его оказывается Мотькой звали. Такие дела.

Раньше как было на сайтах знакомств?
Преподаю сальсу и бочату, люблю вкусный раф, путешествия, есть собака и люблю ходить в дог фрэндли кафе, не курю и люблю палец в жопе!
А сейчас надо писать: дождусь тебя после СВО, скину сама и подругам скажу скинуть на «птичку», аптеку и трубу разведчика!

Еду в поезде, в вагоне ресторане! Выпиваю. Люди спросили, какой повод? Ответил, что сорок лет жене. Они услышали, что сорок дней жене! В итоге пил бесплатно, лайфхак!

НЕПОДАЛЕКУ ЛЕЖАЛА ОГЛОБЛЯ

За столом в трактире сидел посетитель. Одет он был чисто, вид имел горделивый и шейный платок, взятый крупным бантом через булавку.
Перед посетителем стоял трактирщик, вызванный нарочно, чтоб сделать ему нравоучение.

Посетитель говорил, назидательно закручивая пальцем воздух:
- А щи у тебя, братец, дерьмо! Вот ведь знаешь, что дерьмо, а – никакого ровно тебе в том и толку!

Ведь видит же, что к нему пришел человек, – не ровня прочим. Что пришел человек с пониманием. Что не просто с улицы зашел какой-нибудь лавошник, или, упаси боже, курьер. Ан нет, – думает он себе, – авось, пронесет…

Нет, братец, не пронесет! Щи у тебя – дерьмо! Говорю это прямо, глядя в твои бесстыжие глаза.

И слушать объяснений не желаю! Что хочешь ты мне сказать теперь?!
- Ну… – высказался трактирщик, ковыряя половицу сапогом.
- Да! Вот именно: «ну»! Это и все, на что способно ваше подлое племя! И ты, братец, подлец. Да-с!

Подлец, и знаешь об этом. Знаешь, и молчишь!

И не сметь, мне тут нукать!

Не нукай, ибо не запрёг еще! Пред тобой человек, не лошадь, с какими ты привык говорить у себя в хлеву!

Знаешь, что такое человек?..

В этом месте посетитель отставил несколько ногу, повертел ею на каблуке, любуясь зеркалом рыжего штиблетного лака.
- Человек, эдакий ты подлец, непостижимая инстанция для тебя, запомни! Человек, который все может.

Ибо – вооружен знанием наук, силен логикой суждения, свободен выбором места проживания и досуга, а также, не готов пресмыкаться перед всякими и некоторыми, которые… сам себе понимаешь вдруг!

И, главное, несущий жертвенную, творческую душу!

Так, чтобы однажды взять, и отдать ее – всю, целиком, без малого остатка! – за народ. За идеалы, и прочие неизвестные тебе материи духа.

Понял ли, подлец, о чем я тебе тут?..
- Ну… – высказался трактирщик, все так же ковыряя сапогом половицу.
- Вот видишь, хоть что-то, да ты и понял! Понял, подлец, какова пропасть между тобой, и свободно мыслящим себе человеком.

Кстати, во дворе у трактира видел там бабу, не жена она тебе тут?
- Ну…
- То-то и оно, что – жена самая и есть! Я ведь еще, как только увидал, так сразу себе и сказал: «Должно быть, ведь жена же этому подлецу…»
Неказиста, кургуза, на ногу припадает. Да и крива, кажется, хоть я и не особенно там себе смотрел.
Буду я еще на всякую бабу смотреть. А ведь и так ясно – жена подлеца. Да-с.

Посетитель вытащил из внутреннего кармана дорожное зеркальце, рассмотрел себя, щелкнул языком в одобрение, сказал:
- Вот так, братец, и прозябаешь. Щи у тебя – дерьмо. Жена – прошу всякого прощенья. Дети, упаси боже, если приключатся вдруг – будут никак не лучше. Яблоко от яблоньки, да-с.

И зачем вы, такие, живете, сам ведь черт не знает, что ему и сказать в ответ!

Ведь в кого ни плюнь в этой стране, так обязательно – или подлец, или казнокрад, карточный шулер, выпивоха, растратчик, лизоблюд, прелюбодей, клятвопреступник, жуир, козломордый подхалим, брачный аферист, жучок на бегах, дерьмо, дерьмо, дерьмо…

А где тут польза государству?!

Где, я тебя спрашиваю, хоть какой-нибудь профит от вас всем приличным людям?

Ведь вы же, братец, напрасный груз на этой Земле! Что вы делаете такого, чтобы вышла через вас польза народу?

Вот как дело обстоит, например, в Голландии?

В Голландии, чтобы ты знал, все совершенно не так!

Там, например, тюльпаны. Они растут повсеместно, и это полезно народу. Народ ходит, нюхает, наслаждается эфиром и мыслит о свободных материях, о стихах и баснях, о театральных премьерах, о картинах какого-нибудь Рембрандта Ван Гога, наконец.

Многие, кстати, читают газеты. Читают, отметь себе, а не огурцы туда заворачивают в базарный день!

Вот это – красота, гармония и подвиг творчества. Вот это – истинная польза государству и залог для будущих поколений, для величия души.

А у тебя – щи.

Потому, в этой стране ничего не будет.

Щи, лапти, дегтярный смрад сапога, страх начальства, зависть к ближнему, дети-калеки, бабы-уродины, солдатский мат, нищие с жадными глазами голодных кретинов, пьяные попики в масляных рожах, полицейский тычок в зубы…

Все вы, братец, живете – в никуда. И даже сказать такое прямо в лицо – не поймете этого никак.

Не поймете, что это – шаг истинного патриотизма: плюнуть правдой в лицо подлецу! – во имя народа, во благо народа, во тьму и безверие рабской вашей души!

Потому что, не Голландия. Да-с.

- Ну,… пойдем – задумчиво молвил трактирщик.

Далее следует протокол полицейского управления:

«Господину полицеймейстеру Святоегорьевского-тож уездного околотка, Смутной волости.

Сего, 23 числа, уже гораздо после полудни, городовым Жратва (бляха №6) в Подпасном проулке обнаружен совершенно неживой труп полностью безвозвратно мертвого человека. На шее труп имел платок, завязанный через булавку, выглядел прилично, но потасканно.

Неподалеку лежала оглобля, переломленная поперек, как бывает, если взяться за край и перетянуть ею лошадь по хребту от всей души. Но лошадь и человек тут иногда не отличны никак.

По делу заарестован был подозреваемый, мещанин трактирщик Ухов. Отпираться не стал, а в пояснение заявил: «Ну,… не Голландия, чай…»

Докладываю на Ваше распоряжение».

----------------
ПАШ-ПУЛ

Под Новый год мы с друзьями ходим в баню.

Это, конечно, только известная фраза из старого фильма. Никуда мы с друзьями под Новый год не ходим. Тем более, в баню.

Однажды читал, что история из этого фильма – не придумана. Придуманы только города. На самом деле, герой прилетел в тот город, где я родился. И ключ подошел к чужой двери – тоже вранье. Просто ввалился по чужому адресу и упал там спать. А дальше, вроде, правда.

Выключаю телевизор. Я вообще не смотрю телевизор уже давно. Так просто – сидел, втыкал кнопки на пульте. Телевизор тут старый, на кинескопе. А гостиницу вылизали под современный лад недавно. Хотя, я тут сто лет не был. Меня в этот город не манит, стараюсь объезжать.

Из окна вид на площадь с памятником посредине. Дальше – высокая ограда Лавры. Видно отсюда плохо, снег. И – полное безветрие. Удивительное дело для этого города – полное безветрие. Новогодний вечер, чудеса случаются.

Хлопаю дверью номера на выход. Иду по коридору. «Я прилетел сюда зачем-то на ночь глядя, и смертным боем бью в гостиничную дверь…» И эти времена давно прошли. Теперь можно запросто зайти с улицы, без всякой брони заранее. Поселят сразу, с такими ценами – только плати.

Перехожу площадь в сторону Лавры. До пешеходного перехода идти лень, просто ныряю между стоящими на светофоре машинами. Светофор тут странный, меняет режим, как хочет. А может, подстраивается под загрузку перекрестка, не знаю.

Зачем я сюда пошел, тоже не знаю. Нет ветра, вот и пошел, – когда еще такое? И – снег. «Падает снег на пляж, и кружатся листья…» Тоже старая песня. И причем здесь – пляж? «О чем твоя песня, певец незнакомый?»

Это уже спрашиваю сам у себя вслух. Смеюсь. Вокруг все равно никого нет. Кому придет в голову болтаться здесь в новогодний вечер?

Дорожка довольно узкая. Справа забор, тут лежат деятели культуры. Слева забор, здесь – всякие государственные деятели.

Строгая билетерша на входе: «Заходите, по случаю праздника – всего сто рублей». Отрицательно кручу головой – мне дальше. Сотни не жалко, но в этих чинных рядах мне тесно, а через час все равно закрывают. Не понимаю, зачем берут деньги за вход на кладбище – не кино же.

Мостик через речушку, вторые высокие ворота. Это уже сама Лавра. Сворачиваю левее, там Никольское кладбище, и бесплатно.

К пруду подобраться здесь нелегко, дорожки между могил засыпаны снегом, свежих следов нет. На берегу пруда стоит человек. Оборачивается на звук моих шагов. Говорит:

- Во, братан, хорошо, что зашел. Огоньку есть?

Даю зажигалку. Прикуривает, возвращает. На руке старые, затертые временем татуировки: «перстни», церковь с крестами, роза, пронзенная кинжалом – лагерная тема.

Лезет в карман, достает зажигалку, показывает мне:

- Не думай, своя есть. Только, не горит. Бензиновая, на пару дней всего хватает. Но я не выбрасываю, память. И запах бензина с молодости еще люблю. Шоферил я тогда, привычка.

Тишина вокруг. Тоже закуриваю. Стоим, смотрим на пруд и снег.

- Что, свои кто-то лежат? – спрашивает случайный собеседник.

- Не, моих тут никого нет. Я издалека сам. А сюда так просто зашел – снег…

- Это вижу, издалека. – Он кивает. – Я волоку, кто и откуда. И сам кто по жизни, тоже вижу. А моих тут много. Там вон – и жена моя лежит, полтинник тонн грина за участок отмаксал – он машет рукой в сторону. – Но я туда не хожу.

Спросить: «почему?» – вроде, неудобно. Молчу.

- Почему не хожу? Из-за меня лежит. С автомата по машине приложили, она – под чужой замес. Вот и не хожу, нечего тут сказать.

Жесткая история. Но жизнь вообще жесткая штука, всякое бывает. Хотя, причины и следствия никто не отменял.

- Меня Паш-Пул звать – он опять кивает, представляясь.

Тоже называюсь. Уточняю:

- Финское что ли имя?

- Самое русское – смеется он. – Просто, из двух частей: «Паша-Пулеметчик». Ну, кто-то считает, это за Пулково вторую часть получил, – я жил в Пулково раньше когда-то. Неважно, короче, оба правильно.

Курим дальше, полезное занятие, можно и помолчать.

Не однажды случалось в жизни покурить с человеком ни о чем и разойтись своими путями. Правильно сказано: «О чем твоя песня, певец незнакомый, о чем ты смеешься, о чем ты грустишь?..»

- Песни я люблю – говорит Паш-Пул. – Толю Полотно, например, люблю. Он свой, брат, бродяга в душе. А Круга не люблю – там бакланка по масти, души не видно, на бас берет, слезу давит. Это лишнее, перебор, двадцать два с раздачи.

Он достает из кармана плоскую фляжку, отвинчивает колпачок, спрашивает:

- Коньяк – будешь?

- Не, коньяк не пью. И другое тоже. Спирт лучше, если уж выпить надо.

- Верно, по жизни лучше ходить трезвым. А пить, – когда уже пришел, дальше некуда…

Он щелчком стреляет свой окурок в пруд, заканчивает:

- Ладно, пойду, ненадолго вылез, по снегу. С наступающим тебя, братан, на этой Земле. Ты четкий человек, хоть и мысли тяжелые несешь в голове. Да лучше так, чем с легкими мыслями.

Как отсюда пойдешь, возьми левее, и по той стороне Невского шуруй. Там кондитерская будет. Зайди, погрейся. Они всегда свежее пекут. Скажешь – от меня. Они там знают…

Он кивает, поворачивается и уходит берегом озера. Смотрю вслед. Следов за ним на снегу не остается.

Ухожу из Лавры на Невский. Кондитерская по левой стороне. Запах свежей выпечки. Беру кусок торта-безе. Вообще я безе не люблю. А тут вдруг – решил взять. Никогда не пробовал, если он только из печки.

- Возьмите безе – не пожалеете – говорит мне из-за прилавка молодой бородатый парень-подавальщик. Вы у нас впервые?

- Впервые, Паш-Пул посоветовал заглянуть.

Расплачиваюсь карточкой, сажусь за столик у окна. Народу немного, Новый год через несколько часов. Семейный праздник, кому тут кафе.

Бородатый парень выныривает откуда-то сбоку, аккуратно кладет на мой столик денежные купюры. Ровно столько я заплатил у кассы.

- Это что?

- Кто от Паши приходит, я всегда потом деньги возвращаю.

- Зачем?

- Ну… вашим лучше вернуть. На душе после спокойнее будет.

О работе тогдашнего «ЦИПСО» адмирала Канариса. Методы те же, ничего не изменилось:
------------------------------—
ШИФРДОНЕСЕНИЕ

Командующему 2-м Украинским фронтом, генерал-лейтенанту И.С. Коневу
Члену Военного Совета фронта, генерал-лейтенанту И.З. Сусайкову
Начальнику УКР «СМЕРШ» по 2-му Украинскому фронту, генерал-майору Я.А. Едунову

Вчера около 01:00 командир ХХХ дивизии фронта, полковник Егоров Г.Н. прибыл на позиции 1-го батальона, минуя штаб ХХ полка. Дежурным по батальону НШ полка был проинформирован об этом с опозданием, поскольку неотлучно находился вместе с прибывшим комдивом в траншее переднего края полосы обороны.

В 01:23 немцами была предпринята попытка разведки боем силами до роты, что в последнее время перед подготовкой нашего наступления на этом плацдарме противник совершает регулярно.

При первых признаках начала боестолкновения полковник Егоров приказал находящимся здесь офицерам батальона и 2-ой роты отразить атаку врага встречным ударом. После чего отобрал у ближайшего бойца автомат и проследовал бегом в окоп боевого охранения. Там, невзирая на попытки остановить его словесно, он выбрался на бруствер и побежал в сторону атакующих немцев, стреляя из автомата и крича: «За Родину, за Сталина!»

Примерно в 150 метрах от линии переднего края полковник Егоров упал и больше не подавал признаков жизни. Немедленно организованным рейдом, силами отделения разведвзвода, тело полковника Егорова было эвакуировано с предполья обороны и осмотрено в траншее медперсоналом. Установлена смерть в результате множественных ранений, нанесенных стрелковым оружием противника.

В 03:40 тело погибшего комдива было доставлено в штаб дивизии, где находится и теперь, под охраной, в отдельном помещении без доступа посторонних.

Мною проведено предварительное расследование, сообщаю:

Вплоть до своего последнего ночного выезда полковник Егоров работал в своем кабинете при штабе дивизии. Допрошенный ординарец, мл. лейтенант Шапошников пояснил, что утром комдив получил какое-то письмо из дома, которое неоднократно перечитывал, а потом порвал и выбросил в ящик для мусора, приказав ординарцу позже содержимое этого ящика сжечь.

По словам Шапошникова, полковник находился в угнетенном состоянии, что считает совершенно для того не характерным. Обедать и ужинать отказался, выпил несколько рюмок коньяка, очень много курил. Ближе к вечеру накричал на ординарца беспочвенно, как будто срывал злобу.

Убывая в расположение ХХ полка в 00:15, комдив приказал ординарцу оставаться на месте, информации о местонахождении полковника не разглашать. В нарушение приказа командующего фронтом №ХХХ от ХХ мая 19ХХ года, выезд командира дивизии не сопровождался вторым автомобилем прикрытия с автоматчиками боевого охранения. Уехал вдвоем с прикрепленным шофером, серж. Умаровым.

При обыске ящика с мусором были изъяты бумажные фрагменты разорванного письма и фотографии, которые удалось восстановить путем склейки. Восстановленное письмо в приложении №1. Фотография будет представлена позже, над этим сейчас работают эксперты управления.

Предварительно, на фото имеется изображение молодой женщины, девочки лет пяти и неизвестного офицера в комнате возле стола с продуктами. Женщина, как уже достоверно установлено, является женой (вдовой) полковника Егорова, Екатериной Васильевной, девочка дочерью Дашей, обе проживают сейчас в эвакуации, в городе NN. Опознать офицера не представляется возможным, изображение кадрировано так, что лицо его на фотографии отсутствует.

На столе погибшего командира дивизии имеется стопка чистых бумажных листов, верхний из них несет следы вдавлений от рукописных строк. Очевидно, Егоров перед выездом что-то писал, но оригинал данного документа нами не найден. Экспертам также поставлена задача: восстановить содержание этого текста по мере технической возможности.

Слухи о факте гибели и сопутствующих этому обстоятельствах среди офицеров и бойцов дивизии немедленно фиксируются и пресекаются. Ожидаю ваших дальнейших указаний

Начальник 3-го отдела УКР «Смерш» фронта,
Майор Долгов.
ХХ февраля 1944 года.

Приложение №1.

Уважаемый, дорогой товарищ полковник Егоров!

Пишет вам пенсионер, а также инвалид войны, бывший боец РККА, но фамилию свою здесь не сообщаю, опасаясь нежелательных последствий для себя и даже мести.

Я демобилизованный по ранению и проживаю теперь по соседству с вашей законной женой Катериной и дочуркой Дашей в городе NN. И вот что мы, их соседи, в последнее время видим. В то время, как все мы живем здесь очень скудно, едва хватает еды по карточкам, а многие и полуголодные ходят, ваша супруга живет совсем не так.

Постоянно какие-то там вечеринки, слушают граммофон и приносят хорошие продукты, вино, которых только если и взять, так можно на рынке. Но там, за очень большие деньги.

Откуда же, спрашивается, такое? Люди между собой говорят, что, наверное, это какие-то спекулянты и темные элементы, с которыми теперь сошлась ваша законная супруга от скуки по интересам личной жизни.

Там их несколько, постоянно таскают какие-то мешки и чемоданы, наживаются на нелегкой в эвакуации судьбе людей. А один еще все время приходит к ней и остается потом ночевать, в военной форме капитана, наверное, сам где-то интендантом на продскладе. А ваша дочь Даша его называет на людях «папа».

Больно смотреть на такое, дорогой товарищ полковник Егоров! Я понимаю, какой удар вам вот это мое письмо, простого русского человека, бывшего солдата.

Но ведь и сил смотреть на это спокойно тоже нету, как вам жестоко и коварно изменяет ваша законная супруга, пока вы воюете, защищая нашу советскую Родину от подлых проклятых фашистов! На днях, они выронили фотографию, а я незаметно подобрал и тоже посылаю вам, чтоб не думали, что какой-то поклеп и навет на безвинных ваших родных.

Простите ради Бога, но уж лучше, вы будете сами знать и разберетесь, чем люди потом заявят в милицию и все выяснится, как снег вам на голову. Подписываю это письмо, как будто из дома, чтобы не перехватила случайно военная цензура.

Ваш адрес полевой почты подсмотрел на конверте с фронта, она их выбрасывает, валяются потом на помойке, среди мусора.

КТО МЫ? ЗЕРКАЛО В ЗЕРКАЛАХ (рассказ постороннего)

- Тогда я работал по обеспечению деятельности посольства в одной восточной стране. В мои задачи, помимо прочего, входили и периодические контакты с агентурой, находившейся у меня на связи.

Был один агент, он приходил издалека.

Фактически, для встречи со мною он всякий раз вынужденно пересекал границу. Хотя, в тех краях другие понятия, и нашего «граница на замке» там не существует.

Но идти ему приходилось несколько дней. Вернее, ночей, поскольку днем там ходить трудно и опасно.

Ночью легче, но опасно – не меньше. Там горные тропы и глубокие ущелья. И люди, идущие в таких условиях, обладают личной смелостью и сильным характером.

Информация этого агента была для нас важной. Но иного способа оперативной связи с ним не существовало. Была заранее разработана специальная схема наших контактов. Она учитывала многие факторы неожиданности, которых мы хотели бы избежать.

Встречи происходили в разных местах страны, куда я выезжал под легендой торгового представителя примерно раз в месяц.

Мой агент шел туда же по известной ему схеме. Встречались мы в течение двух суток, начиная от контрольной даты моего прибытия в адрес.

В очередной раз я прибыл на встречу с этим агентом в город NN.

Ждал его двое суток, но агент на контакт не вышел.

Далее мне ждать запрещалось. Отказ от встречи мог быть вызван множеством непредвиденных обстоятельств. В том числе, расшифровкой и провалом агента. Но лично мне выяснять эти обстоятельства было нельзя.

Существовала система страховки. Если агент, например, опоздал по объективным причинам – погодным условиям, активности поисковых пограничных групп и т.д., он позднее оставлял «маяк».
Места таких «маяков» контролировались нами дистанционно, и мы понимали – все нормально, агент работает в штатном режиме, перенос встречи на месяц.

В этом же случае – «маяка» не последовало. И по крайнему варианту – запасному и экстренному способу сообщения о провале – сигнала не было тоже.

Мне дали команду прекратить связь с агентом.

То есть, следующая плановая и все дальнейшие встречи в целом – отменялись.
Агент становился «горячим».
В таких случаях решения о дальнейшей судьбе этой связи принимались на высшем оперативном уровне.

Прошло еще около месяца. Может, чуть больше.

Я выехал в один город с заданием иного характера. Задание было не особенно существенным, но весьма срочным.

Здесь нужно сказать следующее.

Ехать туда должен был другой сотрудник. Но он неожиданно заболел. Мне передали приказ вечером. Утром я должен выехать вместо заболевшего сотрудника.

В принципе, такие вещи случаются, ничего особенного.
Однако же, тут возникало одно обстоятельство.

Знать и учитывать это мог только я, или мой непосредственный начальник, знакомый с материалами обеспечения конкретной агентурной операции.

Место теперешней срочной командировки совпадало.
Если бы тот мой агент не пропал, теперь мы тоже встречались бы здесь, в этом отдаленном городке.

О таком следовало доложить.

В нашем деле очень не любят случайностей.
Поскольку любая из них – может оказаться скрытой закономерностью.
А значит, быть инспирированной противником, оказаться его игрой против нас.

Мой оперативный начальник в тот момент отсутствовал.

Я принял личное решение игнорировать это совпадение. Тем более что связь с пропавшим агентом была уже запрещена. Да и время такой связи, указанное в моей схеме ранее, здесь как раз не совпадало.

Утром я выехал автобусом, к вечеру добрался до места и выполнил поручение.

Автомобиля я тогда не брал, он привлекал бы ненужное нам внимание.
Там довольно бедная страна, люди передвигаются пешком или на гужевом транспорте. И даже автобус – для многих непозволительная роскошь.

Следующий автобусный рейс был только через сутки.

Я взял номер в гостинице до утра. «Гостиница», это очень громкое название для тамошнего сарая. По сути, двухэтажный барак, где все удобства вынесены в конец коридора, а вода в душе течет тонкой ленивой струйкой лишь пару часов в день.

Но выбирать не приходилось, а я человек неприхотливый.

Номер на втором этаже представлял собой комнату квадратов на пятнадцать. Правда, имелся еще и крохотный балкон, отделенный от комнаты плотной шторой.

Пока было светло, я лежал и читал в номере книгу. Потом стемнело, но зажигать света я не стал.
Здесь к утру бывает довольно прохладно. Но в начале ночи еще душно, дневной зной дает себя знать.

Закрывать балконную штору я не хотел, будет трудно дышать. А если включить свет – налетит всякая живность, ее там достаточно.

Темнеет в тех широтах очень быстро.

Примерно час после наступления темноты я лежал и приводил в порядок разные рабочие мысли. Потом решил спать, рейс утреннего автобуса был ранний.
Перед сном вышел на балкон покурить.

В какой-то момент я вдруг почувствовал – за моей спиной в комнате кто-то есть...

Звука открываемой двери я не слышал. Двери здесь старые, скрипучие и расхлябанные, тихо их не открыть.
К тому же, дверь я уже запер, готовясь спать.

Получается, есть второй ключ…

В комнате довольно темно. А я в балконном проеме – наоборот, хорошая мишень.
И если пришли по мою душу, это сделали профессионально грамотно.

И это не местная полиция, те работают громко и напоказ, дети бесхитростных крестьян-пастухов.

Оценив обстановку, я понял – нужно возвращаться в комнату, других вариантов нет.
Оснований прыгать сейчас с балкона второго этажа не имеется.

Если это здешняя служба безопасности – такой номер не поможет. И вызовет массу дополнительных вопросов.

Если человек не чувствует за собой вины, он не пытается сбежать.

Да и некуда тут бежать, на многие сотни километров вокруг – предгорья, изрезанные глубокими узкими долинами с единственной пригодной для транспорта дорогой.

Если же, вдруг, навестили местные бандиты – пустое.
Бандитов я не боялся.

Да и брать у меня было, по существу, нечего. При себе я имел только минимум денег на мелкие расходы и обратный билет на автобус.

Я вернулся в комнату.

На коврике-циновке в дальнем от кровати углу сидел человек. Здесь не имеется европейской мебели, большинство людей всю жизнь проводят на циновках, поджав по-восточному ноги.

Весьма неприятное ощущение – вот такой неожиданный ночной визит. Тем более, первые секунды я не мог рассмотреть и лица непрошенного гостя.

Однако он заговорил, и я тут же узнал его по голосу.

Это был мой пропавший агент.
И это было не самое лучшее, чего я мог от ситуации ожидать...

Первое, что пришло в голову – провокация контрразведки противника. Агент расшифрован, а теперь меня ловят «на живца».

Могли быть и другие варианты объяснения, но почти все – немногим лучше. В любом случае встреча с таким агентом без санкции – чрезвычайное происшествие для нашего ведомства.

Но реальность немедленно выбила все эти соображения из моей головы.

Потому что ночной гость сказал:

- Я был должен прийти, таков закон веры. Я обязан довершить то, что делал всегда с опорой на убеждения души. Меня больше нет. Я убит месяц назад в горном ущелье пулей злого стрелка, разбившей мое сердце...

Люди этой страны всегда говорят образно.
Такой у них язык, уходящий в историю тысячелетий, и я его понимаю.

Но люди этой страны не умеют шутить. И это – тоже свойство здешнего языка, отразившего в себе национальный характер народа, веками живущего в строгости веры и страхе голода.

Мой гость продолжал:

- Я знаю, вы мне не верите. Но теперь это уже неважно, мы никогда не увидимся вновь. В старом тайнике вы найдете бумаги. Было непросто положить их туда, мертвые не носят бумаг. Но они там, и вы можете взять эти документы. Это последнее, что я должен был сделать во имя своих убеждений. Теперь я ухожу. Отвернитесь к стене, и простите за все, что будет после. Это неизбежная цена мертвого за право говорить с живыми…

Когда я повернулся вновь, гостя в комнате не было.

Вместо него на циновке лежал обезображенный гниением полуразложившийся труп человека, который когда-то был моим агентом.

Это была непростая для меня ночь.

Уйти незаметно я не мог, двери на улицу берутся на запоры, здесь не любят ночных неожиданностей.

Кроме того, хозяин гостиницы по просьбе должен был разбудить меня на утренний автобус. Не достучавшись, он сломает дверь номера, обнаружит труп, и меня начнут разыскивать тут же по всем ближайшим дорогам и тропам.

А за ночь без карты и фонаря далеко не уйти.
Даже с картой и фонарем, местные все равно догонят, им известны все пути в этих горах.

Оставалось ждать до утра, спокойно покинуть городок на автобусе и надеяться на чудо и отсутствие телефонной связи по пути следования.

Я накрыл останки своего жуткого непрошенного соседа старым одеялом, взятым с кровати.
Не скажу, что часы до рассвета, проведенные с ним наедине, добавили мне душевного здоровья.

Я не верю в мистическое и сверхъестественное – таковы мои личные взгляды, таково и требование моей профессии.

У нас не служат те, кто верит в сказки.

Но объективная реальность происходящего постоянно напоминала о себе тяжким запахом разложения плоти в этой комнате.

Мне пришлось немало передумать за эту ночь, но рассказ не об этом.

Утром я покинул гостиницу и выехал на автобусе из городка, затерянного в горах на краю мира.

В ближайшем городе по пути, где нашлась телефонная связь, я вышел и воспользовался каналом экстренных сообщений по нашему ведомству. Уже к полудню меня эвакуировали и доставили в надежные стены посольства.

Вот такая история – закончил рассказчик. – Позже мы взяли из тайника документы, и они оказались весьма полезны делу.