получив 3000 (!) рублей спустя десять (!) месяцев после публикации своего текста про Венецианскую биеннале на сайте Colta, я отправился спускать свой гонорар на подтухшие овощи в самый бичевый супермаркет возле дома дикси-отдыхаем-заграникси. Перед выходом меня одолело любопытство: кому же принадлежит сеть, открывающая по 10-15 новых магазинов в неделю? Оказалось, принадлежит она не кому-то, а Игорю Кесаеву, мужу Стеллы Кесаевой — владелицы фонда Stella Art, которая помимо прочего на протяжении шести лет финансировала русский павильон в Венеции. Получается порочный круг: оппозиционный сайт Colta, который поддерживает сестра Прохорова, платит мне 3000 рублей, чтобы я раскритиковал проект фонда Stella Art, жены основателя «Дикси». Поскольку все эти деньги, полученные за критику деятельности Stella Art Foundation, я трачу в «Дикси» и они возвращают обратно в Stella Art Foundation, можно ли тогда сказать, что фонд Stella Art просто меня бесплатно накормил за деньги Прохоровой? Не только во время работы, во время досуга или во сне, как считают некоторые критики, но даже питаясь и потребляя, я вступаю в трудовые отношения и служу искусству, так как часть денег полученных от искусства, я возвращаю обратно на нужды искусства, которое и поддерживает мое существование. У капитализма, как мы знаем нет outside, и история продолжится. Как предполагается, в «Дикси» я куплю себе безвкусные подтухшие овощи, чтобы после десяти месяцев анабиоза возобновить нейронную активность мозга, необходимую для новой критики на этот раз — «Гаража» жены Абрамовича. Тогда, если учитывать, что и другие критики, художники и кураторы тратят свои мизерные зарплаты, полученные, например, от Абрамовича или Михельсона, в том же самом «Дикси», может быть, будет выгоднее всем скинуться и открыть на основе Stella Art Foundation овощную базу для деятелей искусства, сэкономив тем самым на логистике и создав еще больше искусства? Но если так произойдет, не останется свободы для критического высказывания, свободное критическое высказывание — это не полениться пройти пару километров до «Пятерочки» и потратить гонорар там.
p.s. тот факт, что Дикси рекламировал Павел Кабанов из ОСП-студио, активный участник событий в мире искусства, тоже, мне кажется, неслучайным. [март 2016]

Во время записи интервью для фильма «Красная любовь» (1982), снятого по мотивам рассказа Александры Коллонтай, художница-феминистка и проповедница свободной любви Хельге Гетце предложила его автору, режиссеру Розе фон Праунхайму, заняться сексом. Получив отказ, Гетце обвинила его в интеллектуальной эксплуатации причем именно за его ретировку. Гетце была оскорблена тем, что Праунхайм восхищается ее интеллектом и радикальными политическими взглядами, но при этом не хочет отплатить предоставленные когнитивные услуги физической близостью. В свою очередь Праунхайм — на тот момент он был не просто открытым геем, но главным открытым геем Германии — обвинил ее в гомофобии и фаллоцентризме.

Я так люблю эту историю со всей неоднозначностью и глубиной их конфликта, что даже включил ее — причем совершенно ни к месту — в свое интервью Инго Нирманом, где мы говорили о свободной любви как неолиберальной идее. Интеллектуальная валюта, принадлежащая публичной сфере, сталкивается в этой коллизии с сексуальной валютой, относящейся к сфере частного, сфере женского, которая, следовательно, ценится ниже, чем «мужское», т.е. интеллект. В сфере чистой сублимации такой, как философия или искусство, предлагать данный способ оплаты неудобно не только потому что любая женщина, а может и мужчина (а в этой сфере все по определению должны быть эмансипированными), даст в глаз.

Навязчивое предложение автору написать умный текст или приглашение выступить на конференции есть так же своего рода интеллектуальный харассмент. Заказчик объективирует своего автора, воспринимая его/ее исключительно как инструмент для собственного интеллектуального удовлетворения. В эпоху нейрототалитаризма, где не остается места ни эротизму, ни аффекту (привет Бифо!), автор таким образом, редуцируется до физиологии своего мозга и интенсивности синапсов. Все человеческое в нем или ней — то есть его/ее способность к телесному, сексуальному контакту и, наконец, само его или ее желание — не принимается объективатором в рассчет.

В жаргоне гей-приложений, чтобы скрыть односторонний характер желания и позициональности или придать домогательству непринужденный характер обоюдности, вместо слово «выебать» иногда используется эвфемизм «сексануть» (например «сексануть охота!»). Если в этом слове поменять пару букв, то его вполне можно ввести в оборот в интеллектуальных кругах, чтобы слегка оттенить когнитивный харассмент. Обращаться друг другу следует так: «Привет, текстануть не хочешь?».

за последнюю пару-тройку лет московский городской ландшафт превратился в спор двух цветов: желтого и зеленого. Все словно в древнем обществе, где класс рабов был обязан носить опознавательную одежду. Однако сегодня это происходит с одним существенным отличием. Тело раба не просто деиндивидуализировано монотонной униформой, а внешний облик не только не выражает ничего сверх его социального положения, но одновременно рекламирует услуги конкурирующих дуополистов службы доставки. Рекламные поверхности и наемная армия — суть одно и то же, их цель — нацепить прямоугольные термосумки на как можно большее количество плеч и подключить к ним как можно больше жующих ртов. Незаметно эти отношения вшиваются в городскую ткань повседневности желто-зеленой прострочкой, а окружающие их мемы и городской фольклор — нормализируют как неотъемлемый символ собянинской модернизации вроде фланеров или старьевщиков османовского Парижа.

В Лондоне, как мне рассказывали, Амазон уже несколько лет назад начал отслеживать локомоцию своих сотрудников. Когда курьер останавливается покурить или пожать руку встречному знакомому, на его/ее планшет приходят автоматические уведомления с требованием не задерживаться. Яндекс.еда, как и отечественный IT в целом, по-видимому, нисколько не отстает от авангардной западной дегуманизации. Алгоритмы ИИ тут не какая-то мистическая сила технологии, наделенная иррациональной автономией, но обычное капиталистическое ratio — безразличное к экзистенциальному и человеческому как издержкам производства, которые следует оптимизировать. И тут опять возникает не викторианский, но рабовладельческий призрачный образ. Еще один мой лондонский приятель, устроившись в архитектурное бюро 24/7, как-то пожаловался, что его начальник скачал приложение, издающее звук хлыста. В конце рабочего дня тот взмахивал айфоном над подчиненными, чтобы последние эффективнее рисовали свои макеты. Так что за алгоритмом скрывается не абстрактная технология, а общественные отношения, и курьерские службы лишь снимают силиконовый лоск с открытого порабощения человека человеком.

Изредка заходя на фейсбук, я постоянно встречаю жалобы на службы доставки, что, мол, еда приехала остывшая или с опозданием на полчаса. Привилегированные офисные рабы срывают злость на рабов ручного (ножного-плечевого?) труда, овеществленная голова проклинает своих отчужденные и ампутированные ноги. Я встречал и другие жалобы, например, на то, что публичные места города засоряются «ребятами из яндекса», которые не обычные чернорабочие отвращающие надушенных работников креативных индустрий запахом пота, но каста деклассированных элементов: они сравниваются с бомжами, занявшими все собянинские лавки. Конечно, сверхконцентрация населения и сверхрента вынуждает компании превращать городское публичное пространство в движущейся подобно муравейнику экстернализированный склад товаров. Конечно, офисная работа и офисы, экономящие даже на микроволновках или времени потраченным на разогрев готового ланча, перекодируют доставку в необходимость, а питание дома в новую привилегию для фрилансеров. Но проблема, кажется, даже не в этом.

Доставка еды в любую погоду и в любое время суток превращается в такой же ритуал, как выложить сториз в инстаграме. В авангарде тут вовсе не яндекс и не деливери клаб, а наборы «полезных» готовых ужинов с якобы рассчитанными на вас калориями сразу на несколько дней. Они, как подарки Деда Мороза, с утра оказываются под елкой у тех, кому не только лень покупать и готовить, но вообще лень задумываться над тем, что такое пища. Еда — это некая математизированная абстракция, превращающаяся либо в полезную энергию, либо в бесполезный жир. У Дзиги Вертова был прекрасный пример марксистского разоблачения товарного фетишизма через простой прием обратной съемки: хлеб в его фильмах соскакивал с прилавков и превращался в процесс своего производства на всех стадиях вплоть до посева зерновых. Тем самым в товаре был расколдован овеществленный общественно необходимый труд. Доставка еды, казалось бы, сталкивает покупателя с ее непосредственным производством, но тут происходит что-то сродни психоаналитическому отрицанию. Я знаю, что это живой человек, который вспотел, замерз и устал, но мне кажется, что продукты залетели ко мне через форточку посредством вакуумной почты. Правильно рассортировать пластик и бумагу — высшая форма искупления. Труд является как труд только в своей предельно-овеществленной форме — смерти. [май 2019]

Московские концептуалисты любили мачистскую игру — раздавать друг другу военные чины: генералиссимус, генерал, майор. Противопоставление своей воли к власти советскому официозу было жестом самоадвокации маленького человека. Сегодня, следуя «новому духу капитализма», эту и другие стратегии авангардистов апроприировала корпорация вкусвилл. Проснувшись молочным адмиралом, я решил, что повышение в звании вынуждает меня написать о самом ярком явлении высокого путинизма. Вряд ли можно отрицать, что вышедшая из лона избенки сеть вкусвилл стала частью московского народного фольклора, которую вполне могли бы писать на оргалите художники андеграунда. Размножаясь со скоростью 200 магазинов в год, она готовится к экспансии в остальные города-миллионники и их агломерации. Настоящий триумф воли, воля к власти, vkuswill to power капитализма, где единственное правило выживания — это постоянная экспансия и колонизация новых торговых точек. Но истинная власть вкусвилла не в его доступности или безальтернативности, он приходит тогда, когда выбор уже есть. В воли вкусвилла — пробудить желание потребителя. Но что же делает наши одинаково унылые вкусвиллы такими разными, такими привлекательными? Какое желание и какой запрос скрывается за этим невероятным коммерческим триумфом?

Как учит мир-системная теория, россия — типичное полупериферийное государство: не производя своего высокотехнологичного продукта, она является поставщиком углеводородов и другого сырья. Однако в отличие от периферии, полупериферия может стать источником инновационных изменений. В случае россии — это ритейл, перераспределяющий ресурсы и труд в обмен на избытки не вывезенных в офшоры природных ископаемых. Прибавьте к этому перепроизводство айтишников на советской кормовой базе — и здесь россии есть чем гордиться. Иностранцы восхищаются местным сервисом услуг, креативом малого бизнеса, бесшовным вайфаем, оперативной доставкой, эксптраполируя их на прошлое: digital tarkovsky, бинарный код малевича. Москва — это автоматическая телефонная станция, с подключенными к ней многокилометровых городами-шоссе, из которых прирастает ритейл, победивший плохие дороги, несвязанность регионов, климатические аномалии и экономические санкции. Упав на плодородную почву дешевой трудовой миграции и отсутствие профсоюзов — ритейл дал бурные на перестроечном пале советской травы. Потребительские аппетиты и иннервации, пробужденные пустыми прилавками, лишь только сейчас обрели финальную разрядку напряжения.

И вот, вопреки падению реальных доходов населения, российский ритейл — где, как известно, наценки выше европейский в целых два раза — зацвел как дачная сирень, на которую за экономией площади, привили ветки всех возможных гибридных сортов. В Москве есть супермаркеты, практически не имеющие своей идентичности, например, магнолия и перекресток. Все попытки запустить вирусные ролики в духе музея гараж — лишь маркетинговая поддержка бренда, на котором так и не прорисовалось лицо. Идея дикси и магнита радикальнее — это откровенный плевок в лицо покупателю. Они как бы говорят: мы максимально снизили вам, быдлу, цены, создали в вашей дыре рабочие места: так будьте нам за это благодарны! Панк-риторике бывшего хозяина магнита — столь карикатурной как поведение буржуа в ранних советских фильмах — безукоризненно соответствует визуальному мерчендайзингу магазинов. Продукты там, как в известной инсталляции Кабакова «Ящик с мусором», откровенно и беззастенчиво посылают тебя нахуй. Но ведь и на плевок найдется свой купец, и некоторые мои знакомые, практикующие бдсм, любят именно дикси (совпадение?). Экспансионистская пятерочка стараются всеми силами привлечь и удержать покупателя: скидочные карты, системы лояльности, обновления товара, постоянные ремонты прилавков, ребрендинги. Пятерочка — оказалась не просто агрессивной, но гибкой, мобильной и адаптивной под новые запросы. И, наконец, азбука вкуса, этот люминесцентный рог изобилия и настоящая школа юного консюмериста. Погрузившись в эманацию света, исходящую от всемирных деликатесов, и купив обычный сникерс за обычную цену, вы захотите работать больше просто ради того, чтобы обучиться этой азбуку.

Однако вкусвилл положил на лопатки своих конкурентов, уловив настоящие желания потребителя. Самое его кентаврическое название, сливающее русский корень с английским суффиксом, выдает лингвистический раскол, откуда проглядывают тектонические сдвиги потребительских запросов, и уравнивание различных аудиторий. Идеологически и символически, вкусвилл одновременно подкупает два условных политических лагеря. Во-первых ностальгического левого или лево-ностальгического покупателя, который скучают по столовым, где пытались накормить и насытить калориями согласно госту, а не обмануть любой ценой — подмешав в творог крахмал, а в масло трансжиры. В ассортименте — почти все излюбленные блюда советского общепита, только в улучшенной рецептуре. Советская кухня, которая была порождением еврейских столовых времен НЭПа, сохраняет свою постреволюционную незамысловатость, во возвращает надлежащую свежесть. А всевозможные интерсекциональные товары, скурированные без лишнего ориентализма (москвичу не нужен продуктовый национализм — он воображаемо космполитичен) намекают и на обещания большевистского интернационализма. Так, наверное, мог бы выглядеть советский ритейл, если бы сработал микояновский план обмена кулинарных стратегий с США. Но, что еще важнее, и вкусвилл реализует проекты кибернетизации плановой экономики вроде АСУ или ОГАС. В цифровом базисе вкусвилла — с его возможностью предзаказа, дистанционным отслеживанием, продукта, рациональной оптимизацией сбыта, роботизацией продаж на МЦК, заложен не неолиберальный «эффективный менеджмент», а скромное обещания победы плановой экономики над иррациональностью капитализма.

Одновременно вкусвилл приласкал либерала, ведь он производит впечатление милой рыночной экономики европейского пошиба — тот туристический слепок кажимого благополучия, который 10% граждан России привозят как памятный сувенир из заграничных поездок. Покупая во вкусвилле, вы как бы участвуйте в маленькой пятилетке по строительству капитализма с человеческим лицом у себя возле дома. Вам не только не хамят, как в дикси, но и не слишком сильно пытаются угодить, как в азбуке, где немой юноша рядом с кассиршей пакует ваши сумки, как будто вы сами не можете проделать эту простую операцию. Ваши деньги не идут ни на взятки чиновникам, ни на показное потребление, вы инвестируете в талантливых креативщиков, цифровые технологии и мелкие хозяйства.

Если вы постсовсетский неолиберал, вам понравится и то, что продавцыв отсутствие покупателей не просиживают задницы, а качаются как неваляшки от полки к полки, проверяя ассортимент товара. Как стойкие оловянные солдатики, они встают прямо у кассы, как только вы подходите к терминалу. Либертарианец оценит историю основателя хозяина — согласно мифу, начавшего свой бизнес с одного ларька, приобретенного на последние деньги — айнрэндовский атлант à la russe на месте кумовского капитализма. ...Создание системы управления единой концепции (УЕК) оказалось более удачной инвестицией, чем дорогой пиар и создание вирусных роликов. Именно так сегодня поступают прогрессивные мировые музеи — они урезают бюджеты на пиар в пользу концептуального развития. Взяв за модель англосаксонский wholesfood и привив его на русскую почву, вкусвилл удачно попал в то сложное хитросплетение обстоятельств — поворота в сторону экологичного и зеленого потребления — и экономическо-политическую конъюнктуру анти-санкций, импортозамещения. И здесь он индоктринировал третьего потребителя — крипто-консервативного, если не ультраправого, чем по сути и является хипстерская идеология органических овощей и злаков. Вкусвилл сумел не просто инкорпорировать «фермерские» продукты (такие стенды теперь бывают в любых магазинах), а сумел сделать массовым этот стиль потребления, превращая всех платежеспособных граждан в здоровую (рабочую) силу. Но в отсутствие органических продуктов — ведь их нет и по определению не может быть в таком объеме — всему, на что приклеен ярлык вкусвилл, вы бессознательное приклеиваете ярлык organic и домового хозяйства и выдаете кредит доверие: оно чуть вкуснее, свежее и качественнее, чем в пятерочке за углом, хотя у этих магазинов часто одинаковые дистрибьюторы. Хотя этому правому запросу, вопросу, лучше отвечает другой успешный бренд — натура сиберика, конструирующая вообрааемый образ некой неизвестной, девственной природной руси.

Но куда важнее этого отеческого-материнского образа заботы о здоровье сам адресный и персонализированный подход: продавцы практически вынуждают вас завести карту и назначить любимый продукт, ставший притчей во языцах. Любимый продукт, на который ставится серьезная скидка, есть перформативное высказывание, подкрепленное экономическим ритуалом: вы действительно начинаете любить этот продукт. Более того, в отличие от работников пятерочки, где условия труда можно легко прочитать в лице и в голосе, добрые тетушки вкусвилла тщательно скрывают следы эксплуатации (судя по отзывам на сайтах — они там ужасающие) и играют в тех самых советских субверсивных продавщиц, которые вам честно скажут: берите эти огурчики, а вот эти лучше не брать. В российской ситуации, где утрачен диалог с властью и созрел массовый запрос на устранение властной вертикали, вкусвилл оказался уместен как никогда. Недавно после посещения гипермаркета obi, где меня обхамили подряд пять сотрудников магазина от прапорщика-консультанта до администрирующего генералиссимуса, у меня случилась истерика на ночной остановке когда я понял, что пропустил последнюю маршрутку. Я расплакался, потому что ощутил себя полностью бесправным маленьким человеком в кафкианской капиталистической антиутопии.

Во вкусвилле такого быть не может, несколько минут в стране вкуса — это компенсация за умаление человека и бесправие во всех других областях жизни. Здесь ты можешь вернуть продукт без чека, написать отзыв, на который ответят даже на выходных, поставить оценку товару или поделиться своим мнением в программе народный гурман. Одновременно сеть вкусвилл — это подмена социального, где есть не только точки сбыта, но коворкинги, фестивали детские праздники, клубы. Несмотря на атомизацию постсоветского общества и усиления межклассовых различий (социологи говорят, что нищие слои изолируются от бедных), в этом недешевом магазине все социальные классы встали как в первормансе Ковылиной «Демократия», встали на табуретки разной высоты и оказались все одного роста. Демпинговыми ценами на молочку он пригрел пенсионеров, скидками на хлеб — городских сумасшедших, кормящих голубей, а объемами циркулирующей просрочки — целую армия прекарных работников. И все они — такие разные, такие одинаковые — убаюканы под крылышком душевной продавщицы, ностальгически вспоминая вкусы детства, как прустовскую мадленку. И каждый — даже самый маленький человек — может проснуться от этого сна молочным адмиралом.