«Уродливо мило»: как Labubu и его зубастые друзья стали языком эмоций нового времени
Пушистые монстрики с клыкастыми улыбками, странными глазами и непропорциональными ушами неожиданно покорили социальные сети, подиумы и сердца покупателей. Эстетика ugly-cute — уродливо-милое — стала не просто модой, а маркером культурного сдвига: от глянца к иронии, от идеала к индивидуальности. Этот тренд вызывает полярные мнения: одни считают его признаком «дебилизации» культуры, другие видят в нем дальнейшую дифференциацию, сентиментальность и инклюзию. Почему странное стало желанным и как на этом строится новая логика потребления, мы обсудили в интервью с Романом Полосьмаком — предпринимателем, бизнес-тренером по продажам и переговорам, федеральным спикером образовательной программы Сбера «Деловая среда».
Эстетика ugly-cute утверждает, что симпатия не обязана быть классической. Labubu, герой гонконгского художника Касинга Лунга, появился ещё в 2015 году, но стал культовым спустя годы благодаря китайской компании Pop Mart, выпускающей фигурки в формате blind box. Эта механика, похожая на «киндер-сюрприз» для взрослых, оказалась идеальным инструментом: в каждой коробке — азарт, интрига, моментальный дофаминовый всплеск. Покупатели открывают фигурки на камеру, делятся эмоциями и тем самым включаются в новую культуру участия. TikTok превратил это в ритуал: ролики с распаковками Labubu набирают миллионы просмотров, вызывая эффект «я тоже так хочу».
Но дело не только в игрушке. Labubu — это образ нового времени. Внешне он выглядит как маленький пушистый монстр с заостренными ушами и хищной ухмылкой. Это вызывает шок, смех и... нежность. Именно эта амбивалентность, одновременное чувство милого и пугающего, формирует сильный эмоциональный отклик. Такой эффект давно известен маркетологам: еще телепузики и UglyDolls доказывали, что симпатия — это не обязательно про красоту. Напротив, странное, «кривое» вызывает отклик именно потому, что кажется живым, настоящим.
В 2024–2025 годах Labubu стал больше, чем игрушкой: его прикрепляют к сумкам Birkin и Prada, вписывают в уличную моду, делают частью глянца вопреки его антиглянцевой натуре. Это манифест новой модной нормы, где ценится не совершенство, а смелость быть собой. Поколение TikTok обожает смешение жанров: кроссовки с плюшевыми «уродцами», дизайнерский лук с иронией, глянец с самоиронией. Даже крупные бренды реагируют: вводят мультяшных персонажей в кампании, делают упаковки более «игривыми», «очеловечивают» образы.
Помимо эффекта неожиданности, Pop Mart грамотно выстраивает комьюнити: редкие выпуски, лимитированные серии, фан-чаты, обмен фигурками. Покупка превращается в социальное действие: ты становишься частью сообщества. Это уже не игрушка, а язык принадлежности. Такой подход работает лучше любой рекламы: как и в случае спиннеров, сквиши, Huggy Waggi — эмоциональная привязка важнее логики потребителя.
«Уродливо милое» — это зеркало культурных изменений. Мы живем в мире, уставшем от идеала. Герои новых мультфильмов, комиксов, трендов больше не классически прекрасны. Они кривые, угловатые, с особенностями, и именно это вызывает симпатию. Люди тянутся к образам, в которых есть жизненная правда. К тому, что не вылизано, а искренне.
Кроме того, меняются возрастные нормы. Если раньше игрушки были для детей, то сегодня Labubu спокойно покупают взрослые. И это не про инфантильность. Это способ самоухода, маленькая радость, признание права быть в игре. Особенно в культуре, где забота о себе — новый лайфстайл. Эстетика ugly-cute даёт разрешение на слабость, на несовершенство, на мягкость — даже если это мягкость с зубами.
За Labubu идут «брейнротные» зверушки, крипи-куклы, абсурдные персонажи, придут и новые. Но суть останется: тренд на эмоционально заряженное, визуально странное и социально объединяющее. В мире, где все слишком рационально и однотипно, мы жаждем вещей, которые чувствуются, а не только выглядят. И в этом смысле маленький монстр с клыками оказался очень человечным.
Полный текст — по ссылке.
🔹 Канал экспертных коммуникаций ЦСП «Платформа»
Пушистые монстрики с клыкастыми улыбками, странными глазами и непропорциональными ушами неожиданно покорили социальные сети, подиумы и сердца покупателей. Эстетика ugly-cute — уродливо-милое — стала не просто модой, а маркером культурного сдвига: от глянца к иронии, от идеала к индивидуальности. Этот тренд вызывает полярные мнения: одни считают его признаком «дебилизации» культуры, другие видят в нем дальнейшую дифференциацию, сентиментальность и инклюзию. Почему странное стало желанным и как на этом строится новая логика потребления, мы обсудили в интервью с Романом Полосьмаком — предпринимателем, бизнес-тренером по продажам и переговорам, федеральным спикером образовательной программы Сбера «Деловая среда».
Эстетика ugly-cute утверждает, что симпатия не обязана быть классической. Labubu, герой гонконгского художника Касинга Лунга, появился ещё в 2015 году, но стал культовым спустя годы благодаря китайской компании Pop Mart, выпускающей фигурки в формате blind box. Эта механика, похожая на «киндер-сюрприз» для взрослых, оказалась идеальным инструментом: в каждой коробке — азарт, интрига, моментальный дофаминовый всплеск. Покупатели открывают фигурки на камеру, делятся эмоциями и тем самым включаются в новую культуру участия. TikTok превратил это в ритуал: ролики с распаковками Labubu набирают миллионы просмотров, вызывая эффект «я тоже так хочу».
Но дело не только в игрушке. Labubu — это образ нового времени. Внешне он выглядит как маленький пушистый монстр с заостренными ушами и хищной ухмылкой. Это вызывает шок, смех и... нежность. Именно эта амбивалентность, одновременное чувство милого и пугающего, формирует сильный эмоциональный отклик. Такой эффект давно известен маркетологам: еще телепузики и UglyDolls доказывали, что симпатия — это не обязательно про красоту. Напротив, странное, «кривое» вызывает отклик именно потому, что кажется живым, настоящим.
В 2024–2025 годах Labubu стал больше, чем игрушкой: его прикрепляют к сумкам Birkin и Prada, вписывают в уличную моду, делают частью глянца вопреки его антиглянцевой натуре. Это манифест новой модной нормы, где ценится не совершенство, а смелость быть собой. Поколение TikTok обожает смешение жанров: кроссовки с плюшевыми «уродцами», дизайнерский лук с иронией, глянец с самоиронией. Даже крупные бренды реагируют: вводят мультяшных персонажей в кампании, делают упаковки более «игривыми», «очеловечивают» образы.
Помимо эффекта неожиданности, Pop Mart грамотно выстраивает комьюнити: редкие выпуски, лимитированные серии, фан-чаты, обмен фигурками. Покупка превращается в социальное действие: ты становишься частью сообщества. Это уже не игрушка, а язык принадлежности. Такой подход работает лучше любой рекламы: как и в случае спиннеров, сквиши, Huggy Waggi — эмоциональная привязка важнее логики потребителя.
«Уродливо милое» — это зеркало культурных изменений. Мы живем в мире, уставшем от идеала. Герои новых мультфильмов, комиксов, трендов больше не классически прекрасны. Они кривые, угловатые, с особенностями, и именно это вызывает симпатию. Люди тянутся к образам, в которых есть жизненная правда. К тому, что не вылизано, а искренне.
Кроме того, меняются возрастные нормы. Если раньше игрушки были для детей, то сегодня Labubu спокойно покупают взрослые. И это не про инфантильность. Это способ самоухода, маленькая радость, признание права быть в игре. Особенно в культуре, где забота о себе — новый лайфстайл. Эстетика ugly-cute даёт разрешение на слабость, на несовершенство, на мягкость — даже если это мягкость с зубами.
За Labubu идут «брейнротные» зверушки, крипи-куклы, абсурдные персонажи, придут и новые. Но суть останется: тренд на эмоционально заряженное, визуально странное и социально объединяющее. В мире, где все слишком рационально и однотипно, мы жаждем вещей, которые чувствуются, а не только выглядят. И в этом смысле маленький монстр с клыками оказался очень человечным.
Полный текст — по ссылке.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
«Это не я — это алгоритм»: как ИИ стирает управленческую ответственность
ИИ больше не помощник. Это новый начальник. Он не просто автоматизирует рутину — он принимает решения, увольняет, нанимает, выдает «оптимальные сценарии» и перестраивает структуру труда в компаниях. Мы поговорили с Алексеем Евдокимовым — CEO AI-консалтинга и автором Telegram-канала @ltunevibe — о том, как искусственный интеллект не только вытесняет профессии, но и меняет саму культуру лидерства, создавая новую цифровую иерархию.
Главный перелом произошел не тогда, когда ИИ стал умным, а когда он стал выгодным. «СИБУР» сэкономил 15 млрд рублей, X5 Group — 5 млрд. «Северсталь» использует нейросети для визуальной диагностики металла, «Газпром» — для оценки благонадежности по голосу. Это уже не инновации, а новая операционная реальность.
Но вместе с ней приходит «тихая» революция. Людей увольняют под видом оптимизации. Начальные позиции занимают алгоритмы. Klarna заменила 700 операторов ИИ-агентами на базе OpenAI. И даже если часть вакансий вернули — сигнал ясен: исчезают не только должности, но и возможность войти в профессию. Карьерные лестницы теряют первые ступени.
Возникает новая иерархия: наверху — владельцы и архитекторы ИИ. Ниже — обслуживающий технологии класс. А большая часть сотрудников — в подвешенном состоянии. Стажеры больше не нужны. А без них не будет и руководителей.
На этом фоне в управлении происходит еще более тревожный сдвиг — диффузия ответственности.
ИИ рекомендует, человек исполняет.
Система увольняет, но никто не подписывается под решением.
«Это не я — это алгоритм» — новая норма управленческого поведения.
Это не просто технологизация — это эрозия лидерства. Люди, от которых раньше зависели судьбы команд, теперь прячутся за «оптимизационные решения». И чем шире распространение ИИ, тем меньше в организациях настоящей субъектности.
Почему общество пока молчит?
🔹 Потому что статистика создает иллюзию стабильности: безработица — 3%, вакансий полно.
🔹 Потому что тема массовой цифровой безработицы не вписывается в повестку.
🔹 Потому что автоматизация идет быстрее, чем мы успеваем ее осознать.
Показательно, что буквально в день релиза новой модели OpenAI (o3-pro) Сэм Альтман опубликовал визионерский манифест «Мягкая сингулярность»: не с предупреждением, а с надеждой. Он не спорит с тем, что рабочие места исчезнут, но видит в этом не крах, а переход к миру, где смена профессий — не сбой, а норма.
В 2025 — ИИ-агенты уже выполняют когнитивную работу. В 2026 — ищут новые научные прозрения. В 2027 — выходят в физический мир. К 2030-м, по его прогнозу, интеллект и энергия станут изобильными, и один человек сможет делать в десятки раз больше, чем десятью годами ранее.
Это взгляд с другого угла: не о вымывании субъектности, а о раскрытии новых возможностей. Но даже Альтман подчеркивает: все это возможно лишь при хорошем управлении. Без него ускорение прогресса не станет благом.
Что с этим делать?
🔸 Государству — признать реальность и проектировать механизмы адаптации.
🔸 Бизнесу — не прятаться за алгоритмы, а вырабатывать новую этику ответственности.
🔸 Образованию — обучать гибкости, мышлению, освоению нестандартных ниш.
ИИ уже рядом. Он работает в соседнем отделе.
И если мы не научимся отвечать, он будет отвечать за нас.
Полный текст интервью — по ссылке.
🔹 Канал экспертных коммуникаций ЦСП «Платформа»
ИИ больше не помощник. Это новый начальник. Он не просто автоматизирует рутину — он принимает решения, увольняет, нанимает, выдает «оптимальные сценарии» и перестраивает структуру труда в компаниях. Мы поговорили с Алексеем Евдокимовым — CEO AI-консалтинга и автором Telegram-канала @ltunevibe — о том, как искусственный интеллект не только вытесняет профессии, но и меняет саму культуру лидерства, создавая новую цифровую иерархию.
Главный перелом произошел не тогда, когда ИИ стал умным, а когда он стал выгодным. «СИБУР» сэкономил 15 млрд рублей, X5 Group — 5 млрд. «Северсталь» использует нейросети для визуальной диагностики металла, «Газпром» — для оценки благонадежности по голосу. Это уже не инновации, а новая операционная реальность.
Но вместе с ней приходит «тихая» революция. Людей увольняют под видом оптимизации. Начальные позиции занимают алгоритмы. Klarna заменила 700 операторов ИИ-агентами на базе OpenAI. И даже если часть вакансий вернули — сигнал ясен: исчезают не только должности, но и возможность войти в профессию. Карьерные лестницы теряют первые ступени.
Возникает новая иерархия: наверху — владельцы и архитекторы ИИ. Ниже — обслуживающий технологии класс. А большая часть сотрудников — в подвешенном состоянии. Стажеры больше не нужны. А без них не будет и руководителей.
На этом фоне в управлении происходит еще более тревожный сдвиг — диффузия ответственности.
ИИ рекомендует, человек исполняет.
Система увольняет, но никто не подписывается под решением.
«Это не я — это алгоритм» — новая норма управленческого поведения.
Это не просто технологизация — это эрозия лидерства. Люди, от которых раньше зависели судьбы команд, теперь прячутся за «оптимизационные решения». И чем шире распространение ИИ, тем меньше в организациях настоящей субъектности.
Почему общество пока молчит?
🔹 Потому что статистика создает иллюзию стабильности: безработица — 3%, вакансий полно.
🔹 Потому что тема массовой цифровой безработицы не вписывается в повестку.
🔹 Потому что автоматизация идет быстрее, чем мы успеваем ее осознать.
Показательно, что буквально в день релиза новой модели OpenAI (o3-pro) Сэм Альтман опубликовал визионерский манифест «Мягкая сингулярность»: не с предупреждением, а с надеждой. Он не спорит с тем, что рабочие места исчезнут, но видит в этом не крах, а переход к миру, где смена профессий — не сбой, а норма.
В 2025 — ИИ-агенты уже выполняют когнитивную работу. В 2026 — ищут новые научные прозрения. В 2027 — выходят в физический мир. К 2030-м, по его прогнозу, интеллект и энергия станут изобильными, и один человек сможет делать в десятки раз больше, чем десятью годами ранее.
Это взгляд с другого угла: не о вымывании субъектности, а о раскрытии новых возможностей. Но даже Альтман подчеркивает: все это возможно лишь при хорошем управлении. Без него ускорение прогресса не станет благом.
Что с этим делать?
🔸 Государству — признать реальность и проектировать механизмы адаптации.
🔸 Бизнесу — не прятаться за алгоритмы, а вырабатывать новую этику ответственности.
🔸 Образованию — обучать гибкости, мышлению, освоению нестандартных ниш.
ИИ уже рядом. Он работает в соседнем отделе.
И если мы не научимся отвечать, он будет отвечать за нас.
Полный текст интервью — по ссылке.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
ЗОЖ как новая мораль: почему забота о себе стала обязанностью
Для одних ЗОЖ — это путь к укреплению здоровья, для других — система дисциплины, способ самоидентификации и источник социальной тревоги. То, что начиналось как осознанный выбор, стало новым форматом нормативного давления. Вместо тела — картинка. Вместо заботы — самоограничение. Центр социального проектирования «Платформа» поговорил с Анной Гришиной — нутрициологом и психологом, специализирующейся на расстройствах пищевого поведения, — чтобы разобраться, как ЗОЖ превратился в ловушку и почему за ним стоят не столько физиологические, сколько социокультурные механизмы контроля.
ЗОЖ сегодня — это инструмент маркировки идентичности, система нормативного давления и символ нового социального порядка. Визуальные стандарты, транслируемые через социальные сети и маркетинг, сформировали жесткую культурную рамку, где забота о себе перестала быть ресурсом и превратилась в новый источник тревоги и социальной дисциплины.
Система «жить правильно» работает не на телесное здоровье, а на визуальное соответствие. Продукты без сахара, модные «функциональные» батончики, чек-листы правильного питания — это не физиологический выбор, а способ вписаться в картину «успешной жизни». Калорийность тех же самых «ЗОЖ»-продуктов ничем не отличается от обычных, но символический вес у них другой. Они про контроль, про подчинение идеалу, про демонстрацию того, что человек в порядке.
Современный ЗОЖ — в каком-то смысле религиозный феномен. Его нормы часто выбираются не из понимания природы тела, а из доверия к авторитетам, тренерам, инфлюенсерам. В этом смысле он ближе к вере, чем к научной медицине. Если в традиционной системе здравоохранения есть протоколы, исследования, регламенты, то в ЗОЖ — скорее наитие, личный путь, культ.
В публичной сфере ЗОЖ построен на бинарной логике: либо дисциплина, либо срыв. Тело здесь воспринимается как проект — материал, который нужно улучшить, перестроить, довести до идеала. Человек оказывается не единым субъектом, а объектом для постоянной коррекции. Это результат дихотомичного мышления, вшитого в массовую культуру. Все или ничего. Белое или черное. Такое мышление кажется «естественным», но оно усилено визуальными форматами соцсетей и коммерческими стратегиями. Срединные, гибкие, реалистичные подходы не получают внимания. Они некликабельны, неинстаграмны.
Массовое распространение строгих установок на поведение формирует устойчивые паттерны нарушений пищевого поведения. Практика работы с пациентами с ожирением показывает: почти все они когда-то сидели на жестких диетах, даже при изначально нормальном весе. Чем выше был перфекционизм, тем строже ограничения. В 95% случаев именно с этих ограничений и начинается путь к ожирению. Это не медицинская, а структурная проблема: система норм и требований разрушает устойчивость, формируя «карусель стыда».
Социальные сети функционируют как главные ретрансляторы новых норм тела. Культура «до и после», визуальный шантаж идеалом, превознесение «сильных», «спортивных», «правильных» — все это исключает тех, кто не укладывается в заданные рамки. Девушки с ИМТ 20 чувствуют себя «слишком толстыми». Подростки боятся показаться «слабыми». А любой откат от режима вызывает не просто раздражение, а ощущение морального поражения.
Изменить это можно только при переосмыслении институциональной логики. Индивидуальная работа важна, но бессильна в одиночку. Пока реклама, медицина, образование и инфлюенсеры транслируют одно и то же тело как единственный возможный эталон, культура не перестроится. Противодействие возможно только на уровне символических изменений — в языке, в образах, в нормативной системе. Пока вес остается мерой достоинства, забота о себе не может быть свободной.
Полный текст интервью — по ссылке.
🔹 Канал экспертных коммуникаций ЦСП «Платформа»
Для одних ЗОЖ — это путь к укреплению здоровья, для других — система дисциплины, способ самоидентификации и источник социальной тревоги. То, что начиналось как осознанный выбор, стало новым форматом нормативного давления. Вместо тела — картинка. Вместо заботы — самоограничение. Центр социального проектирования «Платформа» поговорил с Анной Гришиной — нутрициологом и психологом, специализирующейся на расстройствах пищевого поведения, — чтобы разобраться, как ЗОЖ превратился в ловушку и почему за ним стоят не столько физиологические, сколько социокультурные механизмы контроля.
ЗОЖ сегодня — это инструмент маркировки идентичности, система нормативного давления и символ нового социального порядка. Визуальные стандарты, транслируемые через социальные сети и маркетинг, сформировали жесткую культурную рамку, где забота о себе перестала быть ресурсом и превратилась в новый источник тревоги и социальной дисциплины.
Система «жить правильно» работает не на телесное здоровье, а на визуальное соответствие. Продукты без сахара, модные «функциональные» батончики, чек-листы правильного питания — это не физиологический выбор, а способ вписаться в картину «успешной жизни». Калорийность тех же самых «ЗОЖ»-продуктов ничем не отличается от обычных, но символический вес у них другой. Они про контроль, про подчинение идеалу, про демонстрацию того, что человек в порядке.
Современный ЗОЖ — в каком-то смысле религиозный феномен. Его нормы часто выбираются не из понимания природы тела, а из доверия к авторитетам, тренерам, инфлюенсерам. В этом смысле он ближе к вере, чем к научной медицине. Если в традиционной системе здравоохранения есть протоколы, исследования, регламенты, то в ЗОЖ — скорее наитие, личный путь, культ.
В публичной сфере ЗОЖ построен на бинарной логике: либо дисциплина, либо срыв. Тело здесь воспринимается как проект — материал, который нужно улучшить, перестроить, довести до идеала. Человек оказывается не единым субъектом, а объектом для постоянной коррекции. Это результат дихотомичного мышления, вшитого в массовую культуру. Все или ничего. Белое или черное. Такое мышление кажется «естественным», но оно усилено визуальными форматами соцсетей и коммерческими стратегиями. Срединные, гибкие, реалистичные подходы не получают внимания. Они некликабельны, неинстаграмны.
Массовое распространение строгих установок на поведение формирует устойчивые паттерны нарушений пищевого поведения. Практика работы с пациентами с ожирением показывает: почти все они когда-то сидели на жестких диетах, даже при изначально нормальном весе. Чем выше был перфекционизм, тем строже ограничения. В 95% случаев именно с этих ограничений и начинается путь к ожирению. Это не медицинская, а структурная проблема: система норм и требований разрушает устойчивость, формируя «карусель стыда».
Социальные сети функционируют как главные ретрансляторы новых норм тела. Культура «до и после», визуальный шантаж идеалом, превознесение «сильных», «спортивных», «правильных» — все это исключает тех, кто не укладывается в заданные рамки. Девушки с ИМТ 20 чувствуют себя «слишком толстыми». Подростки боятся показаться «слабыми». А любой откат от режима вызывает не просто раздражение, а ощущение морального поражения.
Изменить это можно только при переосмыслении институциональной логики. Индивидуальная работа важна, но бессильна в одиночку. Пока реклама, медицина, образование и инфлюенсеры транслируют одно и то же тело как единственный возможный эталон, культура не перестроится. Противодействие возможно только на уровне символических изменений — в языке, в образах, в нормативной системе. Пока вес остается мерой достоинства, забота о себе не может быть свободной.
Полный текст интервью — по ссылке.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
«Это не футурология, а биополитика»: зачем нужно переосмыслить аграрную модель XXI века
Сельское хозяйство спасло мир от голода в XX веке, но в XXI оно стало источником риска. Урожайность растет, а вместе с ней — химическая зависимость, логистическая уязвимость и деградация почв. Агрономическая модель, которая вчера обеспечивала стабильность, сегодня может спровоцировать кризис. Мы поговорили с Владимиром Авдеенко, директором по агробиотехнологиям компании «Иннопрактика», чтобы понять, почему старые стратегии больше не работают и какое сельское хозяйство нужно будущему.
🔹 Модель, которая устарела, но продолжает работать на износ
В XX веке «зеленая революция» спасла миллионы, но ее арсенал — минеральные удобрения, химия, монокультуры — обернулся уязвимостью. Аграрная система держится на инфраструктуре, которую легко обрушить: сбой поставок удобрений, пестицидов, семян или топлива может парализовать целые регионы. Когда мир строится по принципу «точно в срок», каждая логистическая задержка превращается в угрозу голода. Необходимо отказываться от универсальных решений и переходить к адаптивным системам земледелия, основанным на локальных ресурсах, устойчивом управлении почвами и диверсификации агроэкосистем.
🔹 Почва — это не ресурс, это система
Попытки создать синтетическую почву — не замена природе, а технологический компромисс. Такие разработки существуют: органо-минеральные матрицы с «заселением» микробов применяются в аграрной практике. Они могут работать как временное решение — например, на бедных землях или в закрытых агросистемах. Но без регулярного внешнего вмешательства эти конструкции не живут: почва распадается на части, остается лишь нейтральный носитель влаги. Настоящая живая почва — это самонастраивающаяся экосистема, результат тысячелетней коэволюции биоты и минералов. Создание функционального аналога возможно только при грамотной биологизации или в природных условиях. Ставка на лабораторные смеси — это временная мера с высоким риском разочарования.
Приоритетом должно стать воспроизводство гумуса и биологического плодородия через работу с микробиомом, а не имитация почвы в технических условиях.
🔹 Альтернативные белки — не замена, а дополнение
Мясо из пробирки, соевые бургеры и мука из сверчков уже существуют, но они не вытесняют традиционное сельское хозяйство. Они его дополняют. Вырастить синтетическую котлету в биореакторе сегодня в разы дороже, чем откормить быка. Даже растительные аналоги требуют привычного сельхозсырья: сои, гороха, овса. Эксперименты важны, но пока человек по-прежнему зависит от земли. Чтобы прокормить растущее население, нужно модернизировать их с помощью науки, биологии и экосистемного подхода.
Насекомых называют среди способов накормить мир: мука из сверчков и протеин из личинок требуют минимум ресурсов и дают в разы больше белка, чем скот. Но пока их используют в кормах и добавках — прямое потребление сдерживает психологический барьер.
🔹 Генная инженерия, биоудобрения и нейросети вместо плуга и секиры
Настоящие инновации — это не гаджеты, а биотехнологии. Устойчивые к засухе сорта, бактерии, заменяющие азотные удобрения, хищные насекомые вместо ядохимикатов — все это уже внедряется. Параллельно развивается цифровое земледелие: дроны следят за ростом, ИИ прогнозирует вспышки болезней, фермеры управляют полями через планшет.
🔹 Продовольственный суверенитет — это не опция, а условие выживания
Сегодня «прокормить себя» — это не только про еду, но и про политическую устойчивость. Если страна зависит от чужих семян, тракторов и племенного материала — она уязвима. Россия добилась самообеспечения по ряду ключевых категорий, но критические точки сохраняются. Их закрытие — вопрос стратегической безопасности. И аграрная наука здесь важна не меньше, чем оборонные технологии. Продовольственный суверенитет должен развиваться параллельно с технологическим. Это означает вложения в селекционные центры, биотехнологические производства, отечественные решения в сельхозмашиностроении и образование.
Полный текст интервью — по ссылке.
🔹 Канал экспертных коммуникаций ЦСП «Платформа»
Сельское хозяйство спасло мир от голода в XX веке, но в XXI оно стало источником риска. Урожайность растет, а вместе с ней — химическая зависимость, логистическая уязвимость и деградация почв. Агрономическая модель, которая вчера обеспечивала стабильность, сегодня может спровоцировать кризис. Мы поговорили с Владимиром Авдеенко, директором по агробиотехнологиям компании «Иннопрактика», чтобы понять, почему старые стратегии больше не работают и какое сельское хозяйство нужно будущему.
🔹 Модель, которая устарела, но продолжает работать на износ
В XX веке «зеленая революция» спасла миллионы, но ее арсенал — минеральные удобрения, химия, монокультуры — обернулся уязвимостью. Аграрная система держится на инфраструктуре, которую легко обрушить: сбой поставок удобрений, пестицидов, семян или топлива может парализовать целые регионы. Когда мир строится по принципу «точно в срок», каждая логистическая задержка превращается в угрозу голода. Необходимо отказываться от универсальных решений и переходить к адаптивным системам земледелия, основанным на локальных ресурсах, устойчивом управлении почвами и диверсификации агроэкосистем.
🔹 Почва — это не ресурс, это система
Попытки создать синтетическую почву — не замена природе, а технологический компромисс. Такие разработки существуют: органо-минеральные матрицы с «заселением» микробов применяются в аграрной практике. Они могут работать как временное решение — например, на бедных землях или в закрытых агросистемах. Но без регулярного внешнего вмешательства эти конструкции не живут: почва распадается на части, остается лишь нейтральный носитель влаги. Настоящая живая почва — это самонастраивающаяся экосистема, результат тысячелетней коэволюции биоты и минералов. Создание функционального аналога возможно только при грамотной биологизации или в природных условиях. Ставка на лабораторные смеси — это временная мера с высоким риском разочарования.
Приоритетом должно стать воспроизводство гумуса и биологического плодородия через работу с микробиомом, а не имитация почвы в технических условиях.
🔹 Альтернативные белки — не замена, а дополнение
Мясо из пробирки, соевые бургеры и мука из сверчков уже существуют, но они не вытесняют традиционное сельское хозяйство. Они его дополняют. Вырастить синтетическую котлету в биореакторе сегодня в разы дороже, чем откормить быка. Даже растительные аналоги требуют привычного сельхозсырья: сои, гороха, овса. Эксперименты важны, но пока человек по-прежнему зависит от земли. Чтобы прокормить растущее население, нужно модернизировать их с помощью науки, биологии и экосистемного подхода.
Насекомых называют среди способов накормить мир: мука из сверчков и протеин из личинок требуют минимум ресурсов и дают в разы больше белка, чем скот. Но пока их используют в кормах и добавках — прямое потребление сдерживает психологический барьер.
🔹 Генная инженерия, биоудобрения и нейросети вместо плуга и секиры
Настоящие инновации — это не гаджеты, а биотехнологии. Устойчивые к засухе сорта, бактерии, заменяющие азотные удобрения, хищные насекомые вместо ядохимикатов — все это уже внедряется. Параллельно развивается цифровое земледелие: дроны следят за ростом, ИИ прогнозирует вспышки болезней, фермеры управляют полями через планшет.
🔹 Продовольственный суверенитет — это не опция, а условие выживания
Сегодня «прокормить себя» — это не только про еду, но и про политическую устойчивость. Если страна зависит от чужих семян, тракторов и племенного материала — она уязвима. Россия добилась самообеспечения по ряду ключевых категорий, но критические точки сохраняются. Их закрытие — вопрос стратегической безопасности. И аграрная наука здесь важна не меньше, чем оборонные технологии. Продовольственный суверенитет должен развиваться параллельно с технологическим. Это означает вложения в селекционные центры, биотехнологические производства, отечественные решения в сельхозмашиностроении и образование.
Полный текст интервью — по ссылке.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
«Колледж будущего уже здесь»: как СПО превращается в площадку технологического лидерства
ИИ, VR, квантовые коммуникации — это не про далекое будущее, а про сегодняшние колледжи. СПО перестает быть вторым выбором и становится инфраструктурой новой цифровой экономики. Колледжи конкурируют с вузами за мотивированных абитуриентов, открывают лаборатории, становятся базой дуального образования. Во многом развитию СПО помогает бизнес: компании участвуют в разработке программ, оснащают мастерские, включаются в профориентацию и обучение преподавателей. Об этом говорит в интервью Центру социального проектирования «Платформа» Александр Приютов, директор по развитию бизнеса QRate – отечественной компании развивающей рынок квантовых коммуникаций.
🔹 Почему в колледжах появляются VR-лаборатории и ИИ-агенты?
Потому что на это есть технологический и социальный запрос. Государственные программы («Цифровая экономика», «Молодые профессионалы»), запрос работодателей на адаптивные кадры и цифровая социализация самого поколения студентов — все это делает СПО главной точкой входа в цифровую среду. При этом сами колледжи получают возможность формировать лаборатории и мастерские не в отрыве от рынка, а в партнерстве с работодателями, которые участвуют в настройке учебного процесса и предоставляют передовое оборудование.
🔹 Что происходит с «практикой», когда она становится виртуальной?
С одной стороны, цифровые интерфейсы формируют новые когнитивные навыки, прокачивают внимание, готовят к работе в гибридных командах. С другой, возникает иллюзия компетентности. Виртуальное мастерство не всегда трансформируется в реальный опыт, а человек рискует стать оператором, не понимающим логику системы. Сенсомоторика страдает, особенно в тех сферах, где важна тактильная точность.
🔹 Дуальное образование: стимул или ограничение?
Стимул в том, что студенты раньше выходят на рынок труда, получают мотивацию и деньги. Ограничение в том, что работодатели часто диктуют учебную повестку, подменяя освоение профессии узкой специализацией. Это формирует модульную идентичность, привязанную к конкретной индустрии, а не к самому профессиональному полю.
Сотрудничество QRate с учебными заведениями на всех образовательных уровнях привело к созданию новых профессиональных и образовательных стандартов. В этом году программа среднего профессионального образования 11.02.19 «Квантовые коммуникации» впервые откроет свои двери для учащихся Москвы (колледж связи 54), Московской области (ГБПОУ МО «Можайский техникум») и ряда регионов нашей страны.
🔹 Почему ИИ — не враг, а ресурс?
Потому что он высвобождает до 60% времени преподавателя, автоматизируя рутину, и дает доступ к персонализированному обучению, тому, что раньше было прерогативой элит. Да, есть страхи, но это, скорее, маркер перехода. Как промышленная революция вытеснила ручной труд, так ИИ вытесняет рутину. Субъектность сохраняется, если есть грамотное управление.
🔹 Колледж как социальная инфраструктура
Особенно в малых и средних городах колледж — не просто учебное заведение. Это центр притяжения, точка для встреч преподавателей, работодателей, родителей. Мастерские становятся площадками взаимодействия с бизнесом, клубами робототехники, коворкингами, точками миграции для фрилансеров. СПО — это сообщество.
На Atomskills-2024 колледжи выступили наравне с университетами и сотрудниками «Росатома» в компетенции «Квантовые технологии». А в хакатонах демонстрируют не просто участие, а конкурентность. Это не про формальную учебу, а про включение в реальный рынок.
🔹 Что мешает колледжам двигаться быстрее?
Бюрократическая инерция, нежелание терять контроль, страх новизны со стороны преподавателей, управление, ориентированное на формальные показатели, а не на результат — все это тормозит развитие. Пока колледжи воспринимаются как «учреждения», а не как «социально значимые лаборатории», любые нововведения рискуют остаться поверхностными.
Полный текст интервью — по ссылке.
🔹 Канал экспертных коммуникаций ЦСП «Платформа»
ИИ, VR, квантовые коммуникации — это не про далекое будущее, а про сегодняшние колледжи. СПО перестает быть вторым выбором и становится инфраструктурой новой цифровой экономики. Колледжи конкурируют с вузами за мотивированных абитуриентов, открывают лаборатории, становятся базой дуального образования. Во многом развитию СПО помогает бизнес: компании участвуют в разработке программ, оснащают мастерские, включаются в профориентацию и обучение преподавателей. Об этом говорит в интервью Центру социального проектирования «Платформа» Александр Приютов, директор по развитию бизнеса QRate – отечественной компании развивающей рынок квантовых коммуникаций.
🔹 Почему в колледжах появляются VR-лаборатории и ИИ-агенты?
Потому что на это есть технологический и социальный запрос. Государственные программы («Цифровая экономика», «Молодые профессионалы»), запрос работодателей на адаптивные кадры и цифровая социализация самого поколения студентов — все это делает СПО главной точкой входа в цифровую среду. При этом сами колледжи получают возможность формировать лаборатории и мастерские не в отрыве от рынка, а в партнерстве с работодателями, которые участвуют в настройке учебного процесса и предоставляют передовое оборудование.
🔹 Что происходит с «практикой», когда она становится виртуальной?
С одной стороны, цифровые интерфейсы формируют новые когнитивные навыки, прокачивают внимание, готовят к работе в гибридных командах. С другой, возникает иллюзия компетентности. Виртуальное мастерство не всегда трансформируется в реальный опыт, а человек рискует стать оператором, не понимающим логику системы. Сенсомоторика страдает, особенно в тех сферах, где важна тактильная точность.
🔹 Дуальное образование: стимул или ограничение?
Стимул в том, что студенты раньше выходят на рынок труда, получают мотивацию и деньги. Ограничение в том, что работодатели часто диктуют учебную повестку, подменяя освоение профессии узкой специализацией. Это формирует модульную идентичность, привязанную к конкретной индустрии, а не к самому профессиональному полю.
Сотрудничество QRate с учебными заведениями на всех образовательных уровнях привело к созданию новых профессиональных и образовательных стандартов. В этом году программа среднего профессионального образования 11.02.19 «Квантовые коммуникации» впервые откроет свои двери для учащихся Москвы (колледж связи 54), Московской области (ГБПОУ МО «Можайский техникум») и ряда регионов нашей страны.
🔹 Почему ИИ — не враг, а ресурс?
Потому что он высвобождает до 60% времени преподавателя, автоматизируя рутину, и дает доступ к персонализированному обучению, тому, что раньше было прерогативой элит. Да, есть страхи, но это, скорее, маркер перехода. Как промышленная революция вытеснила ручной труд, так ИИ вытесняет рутину. Субъектность сохраняется, если есть грамотное управление.
🔹 Колледж как социальная инфраструктура
Особенно в малых и средних городах колледж — не просто учебное заведение. Это центр притяжения, точка для встреч преподавателей, работодателей, родителей. Мастерские становятся площадками взаимодействия с бизнесом, клубами робототехники, коворкингами, точками миграции для фрилансеров. СПО — это сообщество.
На Atomskills-2024 колледжи выступили наравне с университетами и сотрудниками «Росатома» в компетенции «Квантовые технологии». А в хакатонах демонстрируют не просто участие, а конкурентность. Это не про формальную учебу, а про включение в реальный рынок.
🔹 Что мешает колледжам двигаться быстрее?
Бюрократическая инерция, нежелание терять контроль, страх новизны со стороны преподавателей, управление, ориентированное на формальные показатели, а не на результат — все это тормозит развитие. Пока колледжи воспринимаются как «учреждения», а не как «социально значимые лаборатории», любые нововведения рискуют остаться поверхностными.
Полный текст интервью — по ссылке.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Собственность как соглашение: к чему нас подводит новая волна национализации
Национализация — индикатор изменения институциональной архитектуры, в которой экономическая модель пересобирается под давлением внешних и внутренних факторов. Под прикрытием больших мобилизационных мотивов, суверенитет, безопасность, контроль, идет точечная экспроприация перспективных активов у средних и мелких собственников. Перегибы на местах уже формируют новую практику, где важна не форма, а статус владельца в системе неформальных договорённостей.
За цифрами и нормативными решениями разворачивается культурный код, который бизнесу предстоит учитывать не в теории, а в операционной реальности.
В первый день работы ПМЭФ состоялась одна из концептуальных дискуссий форума — деловой завтрак «Национализация и экономика: современные вызовы». В числе участников эксперты с разным бэкграундом: от экс-министра иностранных дел Австрии Карин Кнайсль до академика РАН Александра Некипелова, от руководителя направления макроанализа ИНП РАН Дмитрия Белоусова до вице-президента РСПП Елены Паниной. В обсуждении участвовал генеральный директор ЦСП «Платформа» Алексей Фирсов.
Национализация — регулярное явление в мировой экономике. Вспомним примеры из истории: крупные волны национализации в 1960-х годах на Ближнем Востоке, в Латинской Америке, в энергетике и инфраструктуре, эпоха Кромвеля и изъятие церковных земель. Эти аналогии задают важную рамку: речь не о ретро-движении, а о периодической переоценке роли государства в управлении ключевыми активами. Для России этот цикл проходит под давлением внешних санкций и внутреннего запроса на мобилизацию.
🔹 Смена логики: от права — к роли
В России собственность — это конвенция, а не титул. Владение не закреплено как абсолют: оно работает, пока действует договоренность между владельцем и ключевыми стейкхолдерами: государством, обществом, отраслевыми группами. Собственник — это медиатор интересов, а предприниматель — социальный психолог. «В России предприниматель должен быть социальным психологом», — напомнил Алексей Фирсов, подчеркнув, что бизнес должен улавливать ритм негласных ожиданий и встроиться в текущую культурно-экономическую матрицу. Игра по уставу здесь уже не срабатывает: важен слух к «тихой музыке соглашений».
🔹 Управление важнее формы собственности
Сегодня неважно, кто формально владеет активом: важно, кто им управляет и насколько результативно. Примеры «Газпром нефти» и ЛУКОЙЛа, Сбербанка и Альфа-Банка показывают: инструмент собственности больше не коррелирует напрямую с эффективностью. Национализация — не обязательно откат, а в ряде отраслей — осмысленный поворот к управлению в режиме мобилизации. Качество управления зависит от подбора менеджмента.
🔹 Что движет процессом
В основе волны национализации две причины. Первая — потребность контролировать стратегические активы (нефть, логистика, компоненты для ВПК). Вторая — реакция на конфискацию российских активов за рубежом. Как метафора прозвучал случай с офисом «Газпрома» в Германии, где «с молотка пустили даже кофейные сервизы». В этих условиях возникает новая логика безопасности активов.
Но одновременно начинается экспроприация перспективных активов у среднего и малого бизнеса. Нна местах фиксируются перегибы: ситуации, когда принципы «эффективного управления» используются как основание для перехвата контроля без институциональной прозрачности.
🔹 Институциональное разделение: регулятор ≠ собственник
Может ли государство одновременно регулировать правила и участвовать в управлении активами? Пока ответ не очевиден, но запрос на разделение функций, регулятор и собственник, уже оформлен. Его реализация потребует перестройки культуры управления.
Национализация в 2025-м — это переход к модели, где собственность проверяется не документами, а соответствием ожиданиям. Бизнесу придется перестроить оценку рисков. Репутация, управленческая интуиция, способность «быть понятым» — становятся активами не менее важными, чем контракты и титулы.
🔹 Канал экспертных коммуникаций ЦСП «Платформа»
Национализация — индикатор изменения институциональной архитектуры, в которой экономическая модель пересобирается под давлением внешних и внутренних факторов. Под прикрытием больших мобилизационных мотивов, суверенитет, безопасность, контроль, идет точечная экспроприация перспективных активов у средних и мелких собственников. Перегибы на местах уже формируют новую практику, где важна не форма, а статус владельца в системе неформальных договорённостей.
За цифрами и нормативными решениями разворачивается культурный код, который бизнесу предстоит учитывать не в теории, а в операционной реальности.
В первый день работы ПМЭФ состоялась одна из концептуальных дискуссий форума — деловой завтрак «Национализация и экономика: современные вызовы». В числе участников эксперты с разным бэкграундом: от экс-министра иностранных дел Австрии Карин Кнайсль до академика РАН Александра Некипелова, от руководителя направления макроанализа ИНП РАН Дмитрия Белоусова до вице-президента РСПП Елены Паниной. В обсуждении участвовал генеральный директор ЦСП «Платформа» Алексей Фирсов.
Национализация — регулярное явление в мировой экономике. Вспомним примеры из истории: крупные волны национализации в 1960-х годах на Ближнем Востоке, в Латинской Америке, в энергетике и инфраструктуре, эпоха Кромвеля и изъятие церковных земель. Эти аналогии задают важную рамку: речь не о ретро-движении, а о периодической переоценке роли государства в управлении ключевыми активами. Для России этот цикл проходит под давлением внешних санкций и внутреннего запроса на мобилизацию.
🔹 Смена логики: от права — к роли
В России собственность — это конвенция, а не титул. Владение не закреплено как абсолют: оно работает, пока действует договоренность между владельцем и ключевыми стейкхолдерами: государством, обществом, отраслевыми группами. Собственник — это медиатор интересов, а предприниматель — социальный психолог. «В России предприниматель должен быть социальным психологом», — напомнил Алексей Фирсов, подчеркнув, что бизнес должен улавливать ритм негласных ожиданий и встроиться в текущую культурно-экономическую матрицу. Игра по уставу здесь уже не срабатывает: важен слух к «тихой музыке соглашений».
🔹 Управление важнее формы собственности
Сегодня неважно, кто формально владеет активом: важно, кто им управляет и насколько результативно. Примеры «Газпром нефти» и ЛУКОЙЛа, Сбербанка и Альфа-Банка показывают: инструмент собственности больше не коррелирует напрямую с эффективностью. Национализация — не обязательно откат, а в ряде отраслей — осмысленный поворот к управлению в режиме мобилизации. Качество управления зависит от подбора менеджмента.
🔹 Что движет процессом
В основе волны национализации две причины. Первая — потребность контролировать стратегические активы (нефть, логистика, компоненты для ВПК). Вторая — реакция на конфискацию российских активов за рубежом. Как метафора прозвучал случай с офисом «Газпрома» в Германии, где «с молотка пустили даже кофейные сервизы». В этих условиях возникает новая логика безопасности активов.
Но одновременно начинается экспроприация перспективных активов у среднего и малого бизнеса. Нна местах фиксируются перегибы: ситуации, когда принципы «эффективного управления» используются как основание для перехвата контроля без институциональной прозрачности.
🔹 Институциональное разделение: регулятор ≠ собственник
Может ли государство одновременно регулировать правила и участвовать в управлении активами? Пока ответ не очевиден, но запрос на разделение функций, регулятор и собственник, уже оформлен. Его реализация потребует перестройки культуры управления.
Национализация в 2025-м — это переход к модели, где собственность проверяется не документами, а соответствием ожиданиям. Бизнесу придется перестроить оценку рисков. Репутация, управленческая интуиция, способность «быть понятым» — становятся активами не менее важными, чем контракты и титулы.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Прямо сейчас на сессии ПМЭФ Алексей Фирсов, генеральный директор ЦСП «Платформа», представляет исследование «Эскизы будущего» — совместный проект с Национальной Медиа Группой. В центре внимания — не прогнозы ради прогноза, а попытка понять, какие представления о будущем становятся рабочими конструктами для государства, индустрий и культуры.
Дискуссия выстроена вокруг конкретных вызовов. Какие футурологические идеи действительно способны лечь в основу новых медиапроектов — и где заканчивается фантастика, а начинается стратегическое воображение? Как технологии меняют темп и масштаб культурных процессов? Что происходит на стыке научного знания и художественного языка — и почему именно этот стык сегодня особенно важен?
На повестке — и более острые вопросы: какую рамку государство предлагает обществу в разговоре о будущем, и есть ли у креативной индустрии шанс вписаться в этот нарратив не как инструмент, а как полноценный соавтор?
Модератор — Константин Богомолов, Режиссер; художественный руководитель, Московский драматический театр на Малой Бронной.
Выступающие:
— Светлана Баланова, Генеральный директор, АО «Национальная медиа группа»
— Александр Журавский, Заместитель начальника Управления Президента Российской Федерации по общественным проектам
— Андрей Золотарев, Сценарист, продюсер, режиссер
— Роберто Куалья, Писатель-фантаст
— Софья Митрофанова, Генеральный директор, ООО «МТС Медиа»
— Алексей Фирсов, Генеральный директор, ООО «ЦСП «Платформа»; вице-президент, Российская ассоциация по связям с общественностью
— Владимир Шевченко, Ректор, Национальный исследовательский ядерный университет «МИФИ»
Участники дискуссии:
— Михаил Гордин, Ректор, Московский государственный технический университет имени Н.Э. Баумана
— Альберт Ефимов, Вице-президент – директор управления исследований и инноваций, ПАО Сбербанк
— Евгений Кузнецов, Генеральный директор, ООО «Орбита Капитал Партнерз»
Мы вернемся к разбору ключевых тезисов после окончания дискуссии. А пока — рекомендуем заглянуть в исследование.
🔹 Канал экспертных коммуникаций ЦСП «Платформа»
Дискуссия выстроена вокруг конкретных вызовов. Какие футурологические идеи действительно способны лечь в основу новых медиапроектов — и где заканчивается фантастика, а начинается стратегическое воображение? Как технологии меняют темп и масштаб культурных процессов? Что происходит на стыке научного знания и художественного языка — и почему именно этот стык сегодня особенно важен?
На повестке — и более острые вопросы: какую рамку государство предлагает обществу в разговоре о будущем, и есть ли у креативной индустрии шанс вписаться в этот нарратив не как инструмент, а как полноценный соавтор?
Модератор — Константин Богомолов, Режиссер; художественный руководитель, Московский драматический театр на Малой Бронной.
Выступающие:
— Светлана Баланова, Генеральный директор, АО «Национальная медиа группа»
— Александр Журавский, Заместитель начальника Управления Президента Российской Федерации по общественным проектам
— Андрей Золотарев, Сценарист, продюсер, режиссер
— Роберто Куалья, Писатель-фантаст
— Софья Митрофанова, Генеральный директор, ООО «МТС Медиа»
— Алексей Фирсов, Генеральный директор, ООО «ЦСП «Платформа»; вице-президент, Российская ассоциация по связям с общественностью
— Владимир Шевченко, Ректор, Национальный исследовательский ядерный университет «МИФИ»
Участники дискуссии:
— Михаил Гордин, Ректор, Московский государственный технический университет имени Н.Э. Баумана
— Альберт Ефимов, Вице-президент – директор управления исследований и инноваций, ПАО Сбербанк
— Евгений Кузнецов, Генеральный директор, ООО «Орбита Капитал Партнерз»
Мы вернемся к разбору ключевых тезисов после окончания дискуссии. А пока — рекомендуем заглянуть в исследование.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
ЭскизыБудущего_ЦСП_Платформа_НМГ.pdf
19.7 MB
Будущее не предсказывается, а проектируется — вместе с обществом, экспертами и искусством
Мы все меньше говорим о будущем дальше 10–15 лет, потому что мир меняется слишком быстро, а человек теряет ощущение опоры. Но если не формировать долгосрочные образы сознательно, это сделают за нас — алгоритмы, корпорации или внешние силы. Поэтому мы, Центр социального проектирования «Платформа» совместно с Национальной Медиа Группой, запустили исследование «Эскизы будущего». Мы не просто зафиксировали представления россиян, а вместе с учеными, футурологами, философами и лидерами креативных индустрий попробовали сконструировать картину завтрашнего мира. Какой может стать планета, каким будет человек, и что останется человеческим — даже через сто лет.
Несмотря на общий мировой поворот к тревожности, россияне демонстрируют сдержанный, но устойчивый оптимизм. 63% уверены — у человечества есть будущее, и оно связано с развитием. Оптимизм чаще демонстрируют те, кто верит в собственное влияние на мир и готов брать на себя ответственность. Молодые — особенно.
🔹 Методика исследования
Мы объединили всероссийский опрос (2000 респондентов), 50 интервью с экспертами и серию фокус-групп с подростками. Задача была не только собрать факты, но и собрать смыслы. Исследование включало и панельные обсуждения с ведущими философами, учеными, представителями киноиндустрии, литературы, креативных профессий.
🔹 Что мы увидели
– 71% считает, что через 100 лет человечество останется на Земле. Идея колонизации космоса кажется утопичной.
– 64% уверены, что ИИ и роботы будут помощниками, а не хозяевами.
– 70% называют прогресс в медицине главным драйвером будущего, затем — ИИ и экотехнологии.
– 67% считают, что институт семьи должен сохраниться. Это — базовая социальная опора, которую не хочется терять.
– В представлении россиян человек будущего — умный, гибкий, бережный к природе, но подвержен рискам — потеря эмоциональной близости, моральной устойчивости, психологического здоровья.
🔹 Почему здесь важно кино
75% хотят видеть в кино вдохновляющие и светлые образы будущего. Но на экране доминируют катастрофы, войны, выживание. Причины — не только сюжетная драматургия, но и отсутствие новых сценариев. Мы предлагаем рассматривать кино как инструмент формирования культурной иммунной системы, в которой образ будущего задает вектор, а не пугает.
Мы верим — будущее можно строить сообща. И чем подробнее его эскизы, тем меньше шансов, что реальность застигнет нас врасплох.
🔹 Канал экспертных коммуникаций ЦСП «Платформа»
Мы все меньше говорим о будущем дальше 10–15 лет, потому что мир меняется слишком быстро, а человек теряет ощущение опоры. Но если не формировать долгосрочные образы сознательно, это сделают за нас — алгоритмы, корпорации или внешние силы. Поэтому мы, Центр социального проектирования «Платформа» совместно с Национальной Медиа Группой, запустили исследование «Эскизы будущего». Мы не просто зафиксировали представления россиян, а вместе с учеными, футурологами, философами и лидерами креативных индустрий попробовали сконструировать картину завтрашнего мира. Какой может стать планета, каким будет человек, и что останется человеческим — даже через сто лет.
Несмотря на общий мировой поворот к тревожности, россияне демонстрируют сдержанный, но устойчивый оптимизм. 63% уверены — у человечества есть будущее, и оно связано с развитием. Оптимизм чаще демонстрируют те, кто верит в собственное влияние на мир и готов брать на себя ответственность. Молодые — особенно.
🔹 Методика исследования
Мы объединили всероссийский опрос (2000 респондентов), 50 интервью с экспертами и серию фокус-групп с подростками. Задача была не только собрать факты, но и собрать смыслы. Исследование включало и панельные обсуждения с ведущими философами, учеными, представителями киноиндустрии, литературы, креативных профессий.
🔹 Что мы увидели
– 71% считает, что через 100 лет человечество останется на Земле. Идея колонизации космоса кажется утопичной.
– 64% уверены, что ИИ и роботы будут помощниками, а не хозяевами.
– 70% называют прогресс в медицине главным драйвером будущего, затем — ИИ и экотехнологии.
– 67% считают, что институт семьи должен сохраниться. Это — базовая социальная опора, которую не хочется терять.
– В представлении россиян человек будущего — умный, гибкий, бережный к природе, но подвержен рискам — потеря эмоциональной близости, моральной устойчивости, психологического здоровья.
🔹 Почему здесь важно кино
75% хотят видеть в кино вдохновляющие и светлые образы будущего. Но на экране доминируют катастрофы, войны, выживание. Причины — не только сюжетная драматургия, но и отсутствие новых сценариев. Мы предлагаем рассматривать кино как инструмент формирования культурной иммунной системы, в которой образ будущего задает вектор, а не пугает.
Мы верим — будущее можно строить сообща. И чем подробнее его эскизы, тем меньше шансов, что реальность застигнет нас врасплох.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Сценарии будущего как зеркало человека: что может исчезнуть в нас при столкновении с технологиями
Разговор о будущем — это прежде всего разговор о том, что именно мы считаем недопустимым потерять. Человевество интересует вопрос: останется ли человек собой в будущем? Исследование «Эскизы будущего» было задумано не только ради описания вероятных сценариев, но и как попытка понять, какие элементы человеческой природы оказываются под давлением изменений. Речь уже не о технологиях, а о границах допустимого.
🔹 Что показали данные исследования?
🔸 Четыре качества, которые, по мнению респондентов, скорее всего усилятся в человеке будущего: интеллект, адаптивность, творческие способности, экологическая чувствительность. Это выглядит позитивно, пока не посмотрим на другую часть шкалы.
🔸 Самые уязвимые зоны — моральные ориентиры, психологическое здоровье, физическое состояние, эмоциональность. Человек будущего, скорее всего, будет умнее, но более тревожным, менее эмоциональным, возможно, внутренне одиноким.
🔸 Отношения между людьми, по прогнозам большинства, станут менее глубокими. 69 % считают, что они будут более отчужденными, только 25 % надеются на искренность. Цифровая среда уже не воспринимается как пространство устойчивых связей.
🔸 Семья, по мнению 62 % опрошенных, сохранится в классическом виде, но 32 % предполагают, что ей на смену придут технологические формы — от виртуальных партнеров до искусственных репродуктивных решений. За этими цифрами — вопрос: останемся ли мы телесными, эмоциональными, или станем интерфейсом?
🔸 Питание превращается в зону идентичности. 60 % считают, что преобладать будет искусственная еда. Почти половина взрослых воспринимают это как утрату чего-то настоящего — вкуса, привычки, ритуала.
Будущее — это не про то, что появится. Это про то, что останется. Развитие не вызывает отторжения, если оно не нарушает ощущение внутренней целостности. Люди готовы к изменениям, но не хотят утрачивать базовое — способность чувствовать, привязываться, различать смысл, отличать близость от замены. Это не культурный консерватизм, а базовая попытка сохранить самого себя.
Полная версия исследования доступна по ссылке.
🔹 Канал экспертных коммуникаций ЦСП «Платформа»
Разговор о будущем — это прежде всего разговор о том, что именно мы считаем недопустимым потерять. Человевество интересует вопрос: останется ли человек собой в будущем? Исследование «Эскизы будущего» было задумано не только ради описания вероятных сценариев, но и как попытка понять, какие элементы человеческой природы оказываются под давлением изменений. Речь уже не о технологиях, а о границах допустимого.
🔸 Четыре качества, которые, по мнению респондентов, скорее всего усилятся в человеке будущего: интеллект, адаптивность, творческие способности, экологическая чувствительность. Это выглядит позитивно, пока не посмотрим на другую часть шкалы.
🔸 Самые уязвимые зоны — моральные ориентиры, психологическое здоровье, физическое состояние, эмоциональность. Человек будущего, скорее всего, будет умнее, но более тревожным, менее эмоциональным, возможно, внутренне одиноким.
🔸 Отношения между людьми, по прогнозам большинства, станут менее глубокими. 69 % считают, что они будут более отчужденными, только 25 % надеются на искренность. Цифровая среда уже не воспринимается как пространство устойчивых связей.
🔸 Семья, по мнению 62 % опрошенных, сохранится в классическом виде, но 32 % предполагают, что ей на смену придут технологические формы — от виртуальных партнеров до искусственных репродуктивных решений. За этими цифрами — вопрос: останемся ли мы телесными, эмоциональными, или станем интерфейсом?
🔸 Питание превращается в зону идентичности. 60 % считают, что преобладать будет искусственная еда. Почти половина взрослых воспринимают это как утрату чего-то настоящего — вкуса, привычки, ритуала.
Будущее — это не про то, что появится. Это про то, что останется. Развитие не вызывает отторжения, если оно не нарушает ощущение внутренней целостности. Люди готовы к изменениям, но не хотят утрачивать базовое — способность чувствовать, привязываться, различать смысл, отличать близость от замены. Это не культурный консерватизм, а базовая попытка сохранить самого себя.
Полная версия исследования доступна по ссылке.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Что разрушает образ будущего и как его собирают заново
Культура перестала справляться с задачей воображения будущего, и даже вдохновляющие технологии вызывают тревогу, а долгосрочные цели кажутся либо туманными, либо недостижимыми. В нашем исследовании «Эскизы будущего» мы попытались понять, что подтачивает способность видеть дальше, и кто способен заново собрать эту оптику.
Общество испытывает нехватку коллективного воображения. Мы не просто не знаем, каким может быть мир — мы не уверены, что имеем право его проектировать.
🔹 Несколько фактов, которые многое объясняют
🔸 Мечта о космосе перестала работать как двигатель. Колонизация других планет больше не воспринимается как реальная цель. Хотя люди считают, что даже через сто лет человечество останется жить на этой планете, интерес к космосу уходит в область кино. Парадокс — наибольший зрительский интерес вызывают именно космические сюжеты. Мы разочаровались в миссии, но не в символе.
🔸 Люди хотят быть не сверхлюдьми, а волшебниками. В открытых ответах на вопрос о желаемых изобретениях будущего чаще всего звучат: капсула телепортации, 3D-принтер еды, скатерть-самобранка, таблетка долголетия, кресло, которое летает. Это не утопия технологического могущества, а интуитивный запрос на упрощение жизни, где человек остается в центре.
🔸 Будущее чаще формируют не инженеры, а художники. Мы предложили креативным лидерам визуализировать образы далекого будущего. В их воображении — парящие многоуровневые кварталы, архитектура из светящихся водорослей, интеллектуальные материалы, меняющие форму и цвет, цифровые помощники, улавливающие мысли, жилища, собранные как мебель из Икеи. Это не проект в AutoCAD, а попытка сформировать образ мира, где технологии служат не власти, а гармонии.
🔸 Подростки — единственные, кто по-настоящему верит в трансформацию. В возрастной группе 12–17 лет 79 % уверены, что технологии улучшат жизнь. Но даже они говорят об угрозах: потере человечности, росте неравенства, возможности новой войны — теперь уже космической. При этом подростки охотнее, чем взрослые, рассматривают будущее как возможность, и ждут от искусства помощи в его осмыслении.
🔹 Почему это важно
Сегодня будущее воспринимается как пространство неопределенности, а не как поле для смысла. Мы либо его боимся, либо превращаем в фантазию. Именно поэтому к проектированию будущего нужно подключать не только экспертов и стратегов, но и художников, подростков, сценаристов — всех, кто способен задавать образ, не дожидаясь команды или консенсуса.
Если мы не начнем формулировать будущее словами, это сделают визуальные алгоритмы. И тогда оно уже не будет нашим.
Полная версия исследования доступна по ссылке.
Канал экспертных коммуникаций ЦСП «Платформа»
Культура перестала справляться с задачей воображения будущего, и даже вдохновляющие технологии вызывают тревогу, а долгосрочные цели кажутся либо туманными, либо недостижимыми. В нашем исследовании «Эскизы будущего» мы попытались понять, что подтачивает способность видеть дальше, и кто способен заново собрать эту оптику.
Общество испытывает нехватку коллективного воображения. Мы не просто не знаем, каким может быть мир — мы не уверены, что имеем право его проектировать.
🔹 Несколько фактов, которые многое объясняют
🔸 Мечта о космосе перестала работать как двигатель. Колонизация других планет больше не воспринимается как реальная цель. Хотя люди считают, что даже через сто лет человечество останется жить на этой планете, интерес к космосу уходит в область кино. Парадокс — наибольший зрительский интерес вызывают именно космические сюжеты. Мы разочаровались в миссии, но не в символе.
🔸 Люди хотят быть не сверхлюдьми, а волшебниками. В открытых ответах на вопрос о желаемых изобретениях будущего чаще всего звучат: капсула телепортации, 3D-принтер еды, скатерть-самобранка, таблетка долголетия, кресло, которое летает. Это не утопия технологического могущества, а интуитивный запрос на упрощение жизни, где человек остается в центре.
🔸 Будущее чаще формируют не инженеры, а художники. Мы предложили креативным лидерам визуализировать образы далекого будущего. В их воображении — парящие многоуровневые кварталы, архитектура из светящихся водорослей, интеллектуальные материалы, меняющие форму и цвет, цифровые помощники, улавливающие мысли, жилища, собранные как мебель из Икеи. Это не проект в AutoCAD, а попытка сформировать образ мира, где технологии служат не власти, а гармонии.
🔸 Подростки — единственные, кто по-настоящему верит в трансформацию. В возрастной группе 12–17 лет 79 % уверены, что технологии улучшат жизнь. Но даже они говорят об угрозах: потере человечности, росте неравенства, возможности новой войны — теперь уже космической. При этом подростки охотнее, чем взрослые, рассматривают будущее как возможность, и ждут от искусства помощи в его осмыслении.
🔹 Почему это важно
Сегодня будущее воспринимается как пространство неопределенности, а не как поле для смысла. Мы либо его боимся, либо превращаем в фантазию. Именно поэтому к проектированию будущего нужно подключать не только экспертов и стратегов, но и художников, подростков, сценаристов — всех, кто способен задавать образ, не дожидаясь команды или консенсуса.
Если мы не начнем формулировать будущее словами, это сделают визуальные алгоритмы. И тогда оно уже не будет нашим.
Полная версия исследования доступна по ссылке.
Канал экспертных коммуникаций ЦСП «Платформа»
Forwarded from Валерий Фёдоров. Механизмы власти
Рисуем эскизы будущего на ПМЭФ. Идет тяжело, но идет! На сцене - Александр Журавский и Алексей Фирсов, политик и философ
Принцип зебры: когда конфискация становится нормой
Перед нами новая культурная реальность, в которой изменилось само отношение к собственности. Алексей Фирсов, социолог и генеральный директор ЦСП «Платформа», в колонке для Forbes.ru объясняет, что новая волна национализации в России не столько об институте, сколько о конвенции. И это знание меняет все. Для бизнеса больше не работает логика прав, работает логика роли. Система собственности стала «зеброй»: черные и белые полосы идут вперемешку, и никто не знает, где начинается угроза, а где конвенциональное соглашение.
Как это обычно бывает на крупных форумах, самые живые разговоры проходят не в залах пленарных сессий, а в кулуарах. На ПМЭФ-2025 о национализации никто громко не говорил, но говорили все. Особенный импульс этим разговорам дало решение суда об изъятии аэропорта Домодедово: еще пару лет назад это вызвало бы резонанс, а теперь бизнес просто пожал плечами, мол, стратегический актив должен быть под контролем.
Национализация перестала быть шоком. Это уже не эксцесс, а регулярная процедура. Разницу между терминами «национализация» и «конфискация» перестали различать даже участники рынка: первая предполагает выкуп, вторая — наказание. Но кто сейчас всерьез верит, что есть бизнес, который чист перед законом?
История Домодедово — лишь одна в длинной цепочке. Слишком много изъятий, чтобы каждое воспринимать как ЧП. Кофейные сервизы «Газпрома» в Австрии, ушедшие с молотка — символ нового времени, в котором не до церемоний.
В России преобладают два сценария национализации:
🔸 Национализация прибыли — возврат успешных компаний под госконтроль. Иногда формально, иногда через укрупнение вокруг «своих» структур, например, нефтегазовых активов и «Роснефти».
🔸 Национализация стратегических звеньев — там, где важна не экономика, а контроль.
Первый сценарий, спасение убыточных гигантов с последующей приватизацией, в России почти не встречается. Тут не спасают, тут забирают. Иногда формально, иногда по понятиям.
Но главный сдвиг даже не в практике, а в логике. В России собственность — не титул, а конвенция. Владеешь, пока соблюдаешь негласные правила. Срок годности таких правил может быть весьма коротким. До 2022 года — одни, после — совсем другие.
Домодедово. Сильный менеджер, но слабый социальный слух. Не улавливал, что изменилась музыка. А в России важно слышать не текст, а ритм. Нарушил негласный контракт — лишился собственности. Теперь его компания раздает футболки с цитатами Путина на ПМЭФ, чтобы продемонстрировать лояльность. Потому что правила игры поменялись.
Критиковать эту систему — все равно что пытаться отмыть зебру от черных полос. Это ее природа.
Парадокс: у конвенциональной модели тоже есть плюсы. Она может стимулировать бизнес к социальной отдаче. Используется как рычаг в мобилизационный момент. Но главное, она требует от бизнеса социальной интуиции, способности встраиваться в изменяющийся контекст. В этой логике эффективный собственник — это не тот, у кого бумага в порядке, а тот, кто на связи с ожиданиями.
На Западе все иначе. Там собственность — священная корова. Но даже в США временами бывали вспышки госвмешательства. Можно вспомнить кризис 2008 года и General Motors, которую стали называть Government Motors или массовую национализацию банков. Национализация — вообще регулярная вещь в мировой экономике, просто в разных культурах она выглядит по-разному.
Россия — культура конвенции. И вместо укрепления институтов мы, скорее всего, получим усиление этой модели. Государство все больше убеждается: важен не собственник, а менеджер. Если управление можно сохранить — право можно забрать. Именно это объясняет спокойствие деловой публики, когда актив переходит в другие руки.
Нам нужна рационализация конвенций. Нужно договориться, где белая полоса, а где черная. И, возможно, пришло время придумать русский аналог термина public affairs. У нас его нет, но смысл интуитивно понятен: в грубой форме это отражается в национальном императиве: «не жрать в одно рыло».
Полный текст — по ссылке.
🔹 Канал экспертных коммуникаций ЦСП «Платформа»
Перед нами новая культурная реальность, в которой изменилось само отношение к собственности. Алексей Фирсов, социолог и генеральный директор ЦСП «Платформа», в колонке для Forbes.ru объясняет, что новая волна национализации в России не столько об институте, сколько о конвенции. И это знание меняет все. Для бизнеса больше не работает логика прав, работает логика роли. Система собственности стала «зеброй»: черные и белые полосы идут вперемешку, и никто не знает, где начинается угроза, а где конвенциональное соглашение.
Как это обычно бывает на крупных форумах, самые живые разговоры проходят не в залах пленарных сессий, а в кулуарах. На ПМЭФ-2025 о национализации никто громко не говорил, но говорили все. Особенный импульс этим разговорам дало решение суда об изъятии аэропорта Домодедово: еще пару лет назад это вызвало бы резонанс, а теперь бизнес просто пожал плечами, мол, стратегический актив должен быть под контролем.
Национализация перестала быть шоком. Это уже не эксцесс, а регулярная процедура. Разницу между терминами «национализация» и «конфискация» перестали различать даже участники рынка: первая предполагает выкуп, вторая — наказание. Но кто сейчас всерьез верит, что есть бизнес, который чист перед законом?
История Домодедово — лишь одна в длинной цепочке. Слишком много изъятий, чтобы каждое воспринимать как ЧП. Кофейные сервизы «Газпрома» в Австрии, ушедшие с молотка — символ нового времени, в котором не до церемоний.
В России преобладают два сценария национализации:
🔸 Национализация прибыли — возврат успешных компаний под госконтроль. Иногда формально, иногда через укрупнение вокруг «своих» структур, например, нефтегазовых активов и «Роснефти».
🔸 Национализация стратегических звеньев — там, где важна не экономика, а контроль.
Первый сценарий, спасение убыточных гигантов с последующей приватизацией, в России почти не встречается. Тут не спасают, тут забирают. Иногда формально, иногда по понятиям.
Но главный сдвиг даже не в практике, а в логике. В России собственность — не титул, а конвенция. Владеешь, пока соблюдаешь негласные правила. Срок годности таких правил может быть весьма коротким. До 2022 года — одни, после — совсем другие.
Домодедово. Сильный менеджер, но слабый социальный слух. Не улавливал, что изменилась музыка. А в России важно слышать не текст, а ритм. Нарушил негласный контракт — лишился собственности. Теперь его компания раздает футболки с цитатами Путина на ПМЭФ, чтобы продемонстрировать лояльность. Потому что правила игры поменялись.
Критиковать эту систему — все равно что пытаться отмыть зебру от черных полос. Это ее природа.
Парадокс: у конвенциональной модели тоже есть плюсы. Она может стимулировать бизнес к социальной отдаче. Используется как рычаг в мобилизационный момент. Но главное, она требует от бизнеса социальной интуиции, способности встраиваться в изменяющийся контекст. В этой логике эффективный собственник — это не тот, у кого бумага в порядке, а тот, кто на связи с ожиданиями.
На Западе все иначе. Там собственность — священная корова. Но даже в США временами бывали вспышки госвмешательства. Можно вспомнить кризис 2008 года и General Motors, которую стали называть Government Motors или массовую национализацию банков. Национализация — вообще регулярная вещь в мировой экономике, просто в разных культурах она выглядит по-разному.
Россия — культура конвенции. И вместо укрепления институтов мы, скорее всего, получим усиление этой модели. Государство все больше убеждается: важен не собственник, а менеджер. Если управление можно сохранить — право можно забрать. Именно это объясняет спокойствие деловой публики, когда актив переходит в другие руки.
Нам нужна рационализация конвенций. Нужно договориться, где белая полоса, а где черная. И, возможно, пришло время придумать русский аналог термина public affairs. У нас его нет, но смысл интуитивно понятен: в грубой форме это отражается в национальном императиве: «не жрать в одно рыло».
Полный текст — по ссылке.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Материалы будущего: как полимеры становятся нашими партнерами
Продолжаем исследовать образ будущего, в том числе его физическую основу: какие материалы станут базой для гибкого и быстро меняющегося мира. Впереди — Эра полимеров. Не как замены природных веществ, а как переход к новой логике материи, где синтетическое превосходит натуральное по возможностям. Полимеры — ресурс для создания принципиально новых качеств: усиление тела, продление жизни, производство еды, архитектура под человека. О материале как партнере, а не вещи мы говорим с Константином Вернигоровым, генеральным директором «Полилаб» и руководителем направления прикладной науки СИБУРа.
🔸 Материал перестает быть вещью и становится союзником
Сегодня вещи — это просто объекты. Завтра — партнеры. Речь уже не просто о мебели или одежде, а об экзоскелетах и умных тканях, об одежде как об оболочке, поддерживающей микроклимат тела, и материалах, которые повышают функциональность человека. Это не фантастика, а ожидаемый вектор R&D: от вещей к интеллектуальному «интерфейсу» тела.
🔹 Стирание границ между натуральным и синтетическим
Мы до сих пор делим материалы на «настоящие» и «пластиковые». Но будущее поколение, те, кто родится через 30–40 лет, будет расти в окружении высокотехнологичных композитов. Для них напечатанная люлька, подстроенная под тело новорожденного, станет нормой. А хлопок — пережитком. В этих условиях понятие «естественности» сместится: важным станет не происхождение, а функциональность.
🔸 От централизованного производства — к персональным микрофабрикам
Один из ключевых сценариев — персонализированное производство. Микрореакторы и 3D-принтеры у каждого дома, способные синтезировать нужный материал по индивидуальным параметрам. Пока индустрия работает на массовость, но спрос на кастомизацию растет. Это не вопрос «если», а вопрос «когда».
🔹Ответ на глобальные вызовы
Полимеры — это не только про комфорт, но и про выживание:
– Истощение ресурсов: полимеры дают шанс на многоразовое использование и переработку.
– Рост населения и продовольственный дефицит: ученые уже синтезируют белок из углеводородов. Буквально — пища из нефти.
– Продление жизни: импланты, органопечать, биосовместимые полимеры — все это делает возможным активную жизнь за 100 лет. В будущем каждый из нас станет «потребителем полимеров» — не для упаковки, а для печени.
🔸 Полимер как культурный сдвиг
Взгляд на пластик меняется. Не в сторону «меньше», а в сторону «умнее». Новое поколение будет воспринимать качественный пластик как более адаптивную и надежную форму материи, чем условно «натуральные» материалы. Это не отказ от природы, а ее функциональное продолжение.
Полимеры выходят из тени дешевых заменителей и становятся новой материей цивилизации. Завтра они будут не просто в наших домах, а в наших телах, еде, инфраструктуре, тканях, органах. Станут продолжением человека. И чем раньше мы это осознаем, тем осмысленнее будет диалог о будущем.
Полный текст — по ссылке.
🔹 Канал экспертных коммуникаций ЦСП «Платформа»
Продолжаем исследовать образ будущего, в том числе его физическую основу: какие материалы станут базой для гибкого и быстро меняющегося мира. Впереди — Эра полимеров. Не как замены природных веществ, а как переход к новой логике материи, где синтетическое превосходит натуральное по возможностям. Полимеры — ресурс для создания принципиально новых качеств: усиление тела, продление жизни, производство еды, архитектура под человека. О материале как партнере, а не вещи мы говорим с Константином Вернигоровым, генеральным директором «Полилаб» и руководителем направления прикладной науки СИБУРа.
🔸 Материал перестает быть вещью и становится союзником
Сегодня вещи — это просто объекты. Завтра — партнеры. Речь уже не просто о мебели или одежде, а об экзоскелетах и умных тканях, об одежде как об оболочке, поддерживающей микроклимат тела, и материалах, которые повышают функциональность человека. Это не фантастика, а ожидаемый вектор R&D: от вещей к интеллектуальному «интерфейсу» тела.
🔹 Стирание границ между натуральным и синтетическим
Мы до сих пор делим материалы на «настоящие» и «пластиковые». Но будущее поколение, те, кто родится через 30–40 лет, будет расти в окружении высокотехнологичных композитов. Для них напечатанная люлька, подстроенная под тело новорожденного, станет нормой. А хлопок — пережитком. В этих условиях понятие «естественности» сместится: важным станет не происхождение, а функциональность.
🔸 От централизованного производства — к персональным микрофабрикам
Один из ключевых сценариев — персонализированное производство. Микрореакторы и 3D-принтеры у каждого дома, способные синтезировать нужный материал по индивидуальным параметрам. Пока индустрия работает на массовость, но спрос на кастомизацию растет. Это не вопрос «если», а вопрос «когда».
🔹Ответ на глобальные вызовы
Полимеры — это не только про комфорт, но и про выживание:
– Истощение ресурсов: полимеры дают шанс на многоразовое использование и переработку.
– Рост населения и продовольственный дефицит: ученые уже синтезируют белок из углеводородов. Буквально — пища из нефти.
– Продление жизни: импланты, органопечать, биосовместимые полимеры — все это делает возможным активную жизнь за 100 лет. В будущем каждый из нас станет «потребителем полимеров» — не для упаковки, а для печени.
🔸 Полимер как культурный сдвиг
Взгляд на пластик меняется. Не в сторону «меньше», а в сторону «умнее». Новое поколение будет воспринимать качественный пластик как более адаптивную и надежную форму материи, чем условно «натуральные» материалы. Это не отказ от природы, а ее функциональное продолжение.
Полимеры выходят из тени дешевых заменителей и становятся новой материей цивилизации. Завтра они будут не просто в наших домах, а в наших телах, еде, инфраструктуре, тканях, органах. Станут продолжением человека. И чем раньше мы это осознаем, тем осмысленнее будет диалог о будущем.
Полный текст — по ссылке.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Будущее не в машинах, а в среде: как изменится робототехника и роль человека
Роботы, в каком-то смысле, стали средой вокруг нас. Стены, транспорт, мебель, одежда, сами материалы и все, что нас окружает, может стать разумным и адаптивным. И эта трансформация уже началась. В интервью с Альбертом Ефимовым, вице-президентом Сбера, директором управления исследований и инноваций, мы выясняем, почему роботы будущего — это не про пустые «железки», а про среду, пронизанную сенсорами и интеллектом. Беседа прошла в рамках в рамках проекта по исследованию восприятия дальних перспектив цивилизации.
Робот будущего — это не антропоморфная машина, а среда, способная менять форму и поведение под задачу. Умная стена может стать дисплеем, колонкой или вовсе исчезнуть. Мир становится пластичным, электронным, полимерным, и это уже не фантастика. Мы идем к планете, где каждая точка пространства взаимодействует с человеком, настраивается под него, буквально «живет».
Но зачем банку инвестировать в роботов? Потому что интеллект без физического тела слеп. Даже самые продвинутые ИИ-системы бесполезны, если они не получают данных из реальности. Чтобы не зависеть от чужих датасетов, мы развиваем собственные робототехнические платформы. Робот стал мостом между нашими дата-центрами и материальным миром. Он позволяет системе видеть, трогать, понимать и проверять свои гипотезы прямо в поле.
Все технологические гиганты идут в робототехнику. Google и Apple разрабатывают свои платформы, в России — Сбер и Яндекс. На наших глазах формируется новая конкуренция: не за телефоны, а за экосистемы роботов.
🔹 Роботизация — это не про железо. Это про власть нормировать
Алгоритмы уже сегодня диктуют нам поведение. Люди живут по рекомендациям: что купить, с кем общаться, как думать. Алгоритм заменил традицию, и это куда опаснее восстания машин. Потому что мы сами позволяем нормировать свою жизнь без остатка. Алгоритмы создают новые «традиции», неподвластные человеку, все чаще это цифровой приказ, а не наш собственный выбор.
🔹 Цифровая стратификация как новое социальное неравенство
Мир технологий движется быстрее, чем социальная ткань. Те, кто не хочет или не может адаптироваться, остаются на обочине. Молодежь интегрирует ИИ в повседневность, а другие «живут в прошлом» и воспринимают ИИ как угрозу. Этот разрыв растет. Мы видим его каждый день. В одном классе — подростки, генерирующие промты для нейросетей. В другом — взрослые, которые не могут выйти за пределы Excel.
🔹 Что это значит для человека?
Все, что можно автоматизировать, будет автоматизировано. Рутины больше не наша зона ответственности. Человек переходит в зону замысла. В будущем мы станем архитекторами: будем ставить задачи, а не решать их вручную. Писать код? Нет: давать идею для кода. Писать текст? Нет. Мы будем давать смысл, который текст должен передать.
Критическое мышление, способность убеждать, креативность — это и есть новая зона субъективности. Там, где не может машина, остается человек. И если мы забудем об этом, если растворим себя в потоках рекомендаций, мы и станем теми самыми роботами, которых боялись.
Роботизация — это не вопрос техники. Это вопрос культурной адаптации, в которой выигрывают не те, у кого больше процессоров, а те, кто умеет ставить вопросы.
Полный текст колонки — по ссылке.
🔹 Канал экспертных коммуникаций ЦСП «Платформа»
Роботы, в каком-то смысле, стали средой вокруг нас. Стены, транспорт, мебель, одежда, сами материалы и все, что нас окружает, может стать разумным и адаптивным. И эта трансформация уже началась. В интервью с Альбертом Ефимовым, вице-президентом Сбера, директором управления исследований и инноваций, мы выясняем, почему роботы будущего — это не про пустые «железки», а про среду, пронизанную сенсорами и интеллектом. Беседа прошла в рамках в рамках проекта по исследованию восприятия дальних перспектив цивилизации.
Робот будущего — это не антропоморфная машина, а среда, способная менять форму и поведение под задачу. Умная стена может стать дисплеем, колонкой или вовсе исчезнуть. Мир становится пластичным, электронным, полимерным, и это уже не фантастика. Мы идем к планете, где каждая точка пространства взаимодействует с человеком, настраивается под него, буквально «живет».
Но зачем банку инвестировать в роботов? Потому что интеллект без физического тела слеп. Даже самые продвинутые ИИ-системы бесполезны, если они не получают данных из реальности. Чтобы не зависеть от чужих датасетов, мы развиваем собственные робототехнические платформы. Робот стал мостом между нашими дата-центрами и материальным миром. Он позволяет системе видеть, трогать, понимать и проверять свои гипотезы прямо в поле.
Все технологические гиганты идут в робототехнику. Google и Apple разрабатывают свои платформы, в России — Сбер и Яндекс. На наших глазах формируется новая конкуренция: не за телефоны, а за экосистемы роботов.
🔹 Роботизация — это не про железо. Это про власть нормировать
Алгоритмы уже сегодня диктуют нам поведение. Люди живут по рекомендациям: что купить, с кем общаться, как думать. Алгоритм заменил традицию, и это куда опаснее восстания машин. Потому что мы сами позволяем нормировать свою жизнь без остатка. Алгоритмы создают новые «традиции», неподвластные человеку, все чаще это цифровой приказ, а не наш собственный выбор.
🔹 Цифровая стратификация как новое социальное неравенство
Мир технологий движется быстрее, чем социальная ткань. Те, кто не хочет или не может адаптироваться, остаются на обочине. Молодежь интегрирует ИИ в повседневность, а другие «живут в прошлом» и воспринимают ИИ как угрозу. Этот разрыв растет. Мы видим его каждый день. В одном классе — подростки, генерирующие промты для нейросетей. В другом — взрослые, которые не могут выйти за пределы Excel.
🔹 Что это значит для человека?
Все, что можно автоматизировать, будет автоматизировано. Рутины больше не наша зона ответственности. Человек переходит в зону замысла. В будущем мы станем архитекторами: будем ставить задачи, а не решать их вручную. Писать код? Нет: давать идею для кода. Писать текст? Нет. Мы будем давать смысл, который текст должен передать.
Критическое мышление, способность убеждать, креативность — это и есть новая зона субъективности. Там, где не может машина, остается человек. И если мы забудем об этом, если растворим себя в потоках рекомендаций, мы и станем теми самыми роботами, которых боялись.
Роботизация — это не вопрос техники. Это вопрос культурной адаптации, в которой выигрывают не те, у кого больше процессоров, а те, кто умеет ставить вопросы.
Полный текст колонки — по ссылке.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Дискуссии о будущем захватывают все новые темы, и вот – одно из событий, которое украсит интеллектуальный ландшафт столицы.
Диалоги о будущем: каким станет здравоохранение?
27 июня в 19:00 в Национальном центре «Россия» пройдёт вторая встреча из серии «Диалоги о будущем с Валерием Федоровым». Тема — медицина завтрашнего дня: инновационные методы лечения, ИИ, нанотехнологии и этика будущего здравоохранения.
Модератор — Валерий Федоров, декан факультета социальных наук и массовых коммуникаций Финансового университета и гендиректор ВЦИОМ.
Среди участников — футуролог Данила Медведев и профессор Дмитрий Телышев, директор Института бионических технологий Сеченовского университета.
Вход свободный, по регистрации на сайте НЦ «Россия».
Проект реализуется совместно с Финансовым университетом и ВЦИОМ.
Серия дискуссий продолжает идеи симпозиума «Создавая будущее» — объединять науку, технологии и культуру для построения позитивных сценариев будущего.
Диалоги о будущем: каким станет здравоохранение?
27 июня в 19:00 в Национальном центре «Россия» пройдёт вторая встреча из серии «Диалоги о будущем с Валерием Федоровым». Тема — медицина завтрашнего дня: инновационные методы лечения, ИИ, нанотехнологии и этика будущего здравоохранения.
Модератор — Валерий Федоров, декан факультета социальных наук и массовых коммуникаций Финансового университета и гендиректор ВЦИОМ.
Среди участников — футуролог Данила Медведев и профессор Дмитрий Телышев, директор Института бионических технологий Сеченовского университета.
Вход свободный, по регистрации на сайте НЦ «Россия».
Проект реализуется совместно с Финансовым университетом и ВЦИОМ.
Серия дискуссий продолжает идеи симпозиума «Создавая будущее» — объединять науку, технологии и культуру для построения позитивных сценариев будущего.
Почему демография – это уже не про желание, а про расчет
77% россиян рассматривают рождение детей как часть своего будущего, однако в основном (57%) без конкретных планов на текущий момент. В обществе, где здоровье, семья и материальное благополучие названы главными ценностями, возникает парадокс: дети желанны, но не вписываются в реальную экономику жизни. Исследование «Демографический потенциал: ожидания и ограничения», проведенное ЦСП «Платформа» совместно с компанией «ОнИн», показало: главный демографический сюжет разворачивается не в плоскости ценностей, а в плоскости возможностей.
🔸 Два ребенка – идеал, один – реальность
45% респондентов в идеале хотели бы иметь двух детей, но только 20% действительно уже имеют столько. В реальности доминирует модель «один ребенок» и бездетность: так живут 30% и 41% опрошенных. Треть (38%) мечтает о многодетности (от трех детей и выше), из них 14% только лишь мечтает об этом.
Женщины в идеальных условиях чаще хотят двоих или троих детей (45% и 27% соответственно), но при этом именно они ощущают на себе больший груз ограничений. Для мужчин, желающих чаще иметь одного ребенка, идеальный и реальный сценарии зачастую совпадают.
🔸 Кто хочет, но не может
Финансовые ограничения – универсальный стоп-фактор: 79% отметили хотя бы один из связанных с деньгами барьеров. Недостаточный доход – у половины. У 34% нет подходящего жилья, ещё 25% боятся потерять заработок после рождения ребенка. На это накладываются макроопасения: 41% беспокоятся о будущем для ребенка (экология, войны, кризисы), 39% об экономике страны в целом.
🔸 Женщины держат себя в поле ответственности
Только 41% женщин говорят, что смогут полностью положиться на партнера в первые годы после рождения ребенка. 49% ответили, что будут вынуждены работать сами. Еще 9% не рассчитывают ни на кого: только на себя или свою родительскую семью. И это не из идеологических установок: среди женщин, живущих в съемном жилье, 63% не могут рассчитывать на финансовую помощь партнера.
🔸 Деньги решают
Мы провели оценку ранее выведенных мер в рамках демографической политики до 2050 года и выявили самые значимые из них, по мнению респондентов:
– материнский капитал (60%),
– единовременная выплата при рождении ребенка (47%),
– пособие по уходу за ребенком до 1,5 лет после отпуска по беременности и родам (44%).
При этом 68% считают важной именно регулярную ежемесячную выплату. Жилищная политика тоже влияет: семейная ипотека, субсидии, льготная аренда попадают в топ-10 ожидаемых мер.
В числе новых инициатив 2025 года в рамах нацпроекта «Семья» – продление семейной ипотеки и программы погашения кредита, упрощение получения детского пособия, а также налоговая выплата с 2026 года семьям с низким доходом. Большинство (57% и 56%) считают наиболее действенными мерами увеличение детских пособий при росте МРОТ и продление программы маткапитала.
🔸 Барьеры женщин – не только финансы
– большинство (34%) боятся осложнений беременности и других проблем со здоровьем
– 24% – зависимости от партнера
– 21% – приостановки карьеры
– 19% – послеродовой депрессии
🔸 Мужчины в декрете – пока культурное исключение
Только 13% мужчин были или готовы пойти в декрет. Среди них 85% – в возрасте 35-44 лет и 90% – из крупных городов-миллионников (без учета Москвы и СПб). Но даже среди тех, кто готов, главные причины – не переоценка гендерных ролей, а помощь женщине (30%) и желание быть рядом с ребенком (41%). При этом только 11% говорят, что их зарплата ниже, и потому логично взять декрет именно им.
🔸 Корпоративная дистанция
Респонденты (61%) ожидают моральной поддержки от коллег при рождении детей. Корпоративные программы не развиты и люди надеятся хотя бы на теплый отклик коллектива. Лишь 26% думают, что получат реальную премию по случаю рождения ребенка. Работодатель по-прежнему воспринимает семью сотрудника как его личную зону.
Пока дети остаются в экономике «по остаточному принципу», а ответственность несут только родители, а не система, мотивационные кампании бессмысленны. Семья требует не пропаганды, а расчета.
🔹 Канал экспертных коммуникаций ЦСП «Платформа»
77% россиян рассматривают рождение детей как часть своего будущего, однако в основном (57%) без конкретных планов на текущий момент. В обществе, где здоровье, семья и материальное благополучие названы главными ценностями, возникает парадокс: дети желанны, но не вписываются в реальную экономику жизни. Исследование «Демографический потенциал: ожидания и ограничения», проведенное ЦСП «Платформа» совместно с компанией «ОнИн», показало: главный демографический сюжет разворачивается не в плоскости ценностей, а в плоскости возможностей.
🔸 Два ребенка – идеал, один – реальность
45% респондентов в идеале хотели бы иметь двух детей, но только 20% действительно уже имеют столько. В реальности доминирует модель «один ребенок» и бездетность: так живут 30% и 41% опрошенных. Треть (38%) мечтает о многодетности (от трех детей и выше), из них 14% только лишь мечтает об этом.
Женщины в идеальных условиях чаще хотят двоих или троих детей (45% и 27% соответственно), но при этом именно они ощущают на себе больший груз ограничений. Для мужчин, желающих чаще иметь одного ребенка, идеальный и реальный сценарии зачастую совпадают.
🔸 Кто хочет, но не может
Финансовые ограничения – универсальный стоп-фактор: 79% отметили хотя бы один из связанных с деньгами барьеров. Недостаточный доход – у половины. У 34% нет подходящего жилья, ещё 25% боятся потерять заработок после рождения ребенка. На это накладываются макроопасения: 41% беспокоятся о будущем для ребенка (экология, войны, кризисы), 39% об экономике страны в целом.
🔸 Женщины держат себя в поле ответственности
Только 41% женщин говорят, что смогут полностью положиться на партнера в первые годы после рождения ребенка. 49% ответили, что будут вынуждены работать сами. Еще 9% не рассчитывают ни на кого: только на себя или свою родительскую семью. И это не из идеологических установок: среди женщин, живущих в съемном жилье, 63% не могут рассчитывать на финансовую помощь партнера.
🔸 Деньги решают
Мы провели оценку ранее выведенных мер в рамках демографической политики до 2050 года и выявили самые значимые из них, по мнению респондентов:
– материнский капитал (60%),
– единовременная выплата при рождении ребенка (47%),
– пособие по уходу за ребенком до 1,5 лет после отпуска по беременности и родам (44%).
При этом 68% считают важной именно регулярную ежемесячную выплату. Жилищная политика тоже влияет: семейная ипотека, субсидии, льготная аренда попадают в топ-10 ожидаемых мер.
В числе новых инициатив 2025 года в рамах нацпроекта «Семья» – продление семейной ипотеки и программы погашения кредита, упрощение получения детского пособия, а также налоговая выплата с 2026 года семьям с низким доходом. Большинство (57% и 56%) считают наиболее действенными мерами увеличение детских пособий при росте МРОТ и продление программы маткапитала.
🔸 Барьеры женщин – не только финансы
– большинство (34%) боятся осложнений беременности и других проблем со здоровьем
– 24% – зависимости от партнера
– 21% – приостановки карьеры
– 19% – послеродовой депрессии
🔸 Мужчины в декрете – пока культурное исключение
Только 13% мужчин были или готовы пойти в декрет. Среди них 85% – в возрасте 35-44 лет и 90% – из крупных городов-миллионников (без учета Москвы и СПб). Но даже среди тех, кто готов, главные причины – не переоценка гендерных ролей, а помощь женщине (30%) и желание быть рядом с ребенком (41%). При этом только 11% говорят, что их зарплата ниже, и потому логично взять декрет именно им.
🔸 Корпоративная дистанция
Респонденты (61%) ожидают моральной поддержки от коллег при рождении детей. Корпоративные программы не развиты и люди надеятся хотя бы на теплый отклик коллектива. Лишь 26% думают, что получат реальную премию по случаю рождения ребенка. Работодатель по-прежнему воспринимает семью сотрудника как его личную зону.
Пока дети остаются в экономике «по остаточному принципу», а ответственность несут только родители, а не система, мотивационные кампании бессмысленны. Семья требует не пропаганды, а расчета.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
ИИ ломает корпоративные иерархии: зачем компаниям форсайт в стиле фантастики
ИИ уже меняет управление, структуру и смыслы внутри компаний. Те, кто это понял, перестраиваются. Остальные рискуют плыть по течению, не зная, куда. Константин Кичинский, руководитель группы рыночной и стратегической аналитики Яндекс 360, — о цифровых разрывах, исчезновении среднего менеджмента, корпоративных «аквариумах» и том, как индустриальные компании неожиданно становятся агентами культурной трансформации.
🔹 Разрыв внутри: когда джуны обгоняют начальников
Компании массово сталкиваются с асимметрией: в одних отделах сотрудники уже используют ИИ (ChatGPT, GigaChat), а начальство не понимает, за счет чего растут показатели. В других, наоборот, прогрессивное руководство ускоряется с помощью ИИ, а команда буксует. Пока нет прозрачных правил и механизмов верификации, карьерная динамика и оценка результатов искажаются: формально человек продвигается, оставаясь «джуном», потому что рост обеспечен не его экспертизой, а алгоритмом.
🔹 Средний менеджмент исчезает
ИИ превращает руководителя в ретранслятор: он просто копирует отчет в модель, получает «отзыв» и пересылает его сотруднику. Но это может делать и сам сотрудник. Поэтому часть функций мидл-менеджмента заменяется на «приемку по шаблону»: модель проверяет результат, человек лишь настраивает процесс. Иерархии уплощаются: 1 супервизор теперь может работать с 17 подчиненными вместо 7. Это не «захват со стороны ИИ», а новая архитектура управления.
🔹 Форсайт как инструмент выживания
Форсайт нужен не для красивых слайдов. Он позволяет стабилизировать компанию в условиях неопределенности. Компании, прожившие 30+ лет (как Shell, Toyota, Lego), запускают форсайт не ради моды, а ради устойчивости. Они задают «маяк» будущего, чтобы сменяющийся менеджмент не сбил компанию с курса. Особенно это важно при капитальных вложениях: заводы, R&D, инфраструктура требуют ориентации на горизонты 10–20 лет. В России форсайтом начинают системно заниматься крупные индустриальные игроки: от «Росатома» до частных производственных компаний.
🔹 Почему форсайт не приживается в России?
Культурный код. На Западе необходимость Форсайта вызвана двумя страхами: боязнь упустить интересное (FOMO) и боязнь неизвестного (FOTU). В России мы боимся, что завтра обнулится наше прошлое и мы не успеем пройти по списку достижений. Поэтому методологии Future Studies у нас не работают напрямую. Российские компании копируют западные подходы (KPI, OKR), но внутри остаются наследниками ханств. Это создает управленческую «биполярку».
🔹 Экосистема как форма удержания
«Яндекс», VK, «Тинькофф», «Сбер» строят внутренние экосистемы: не только бизнес-модель, но и корпоративную среду. Если сотрудник выгорает, его стремятся перевести внутри. Хочет делать стартап — создают внутренний инкубатор. Хочет развлекаться: дают ивенты и доступ к культурным активностям. Хочет лечиться — лучший ДМС. Это «корпоративное гражданство»: компании борются за удержание через комплексную среду. Это работает, и для молодых специалистов, ищущих «семейности» вместо формальной стабильности.
🔹 Внутреннее предпринимательство как новая стратегия
Ряд индустриальных компаний, включая «Сибур», пробуют запускать внутренние стартапы, идеи сотрудников не отдаются рынку, а развиваются внутри. Это снижает барьер на вход: компания предоставляет «рельсы» и ресурсы, а не сдерживает. Внутри таких систем растет лояльность: человек не чувствует себя запертым, но остается, потому что может вырасти здесь. Такой подход помогает удержанию и выстраиванию более гибкой, предпринимательской культуры в, казалось бы, жестко структурированных организациях.
Полный текст колонки — по ссылке.
🔹 Канал экспертных коммуникаций ЦСП «Платформа»
ИИ уже меняет управление, структуру и смыслы внутри компаний. Те, кто это понял, перестраиваются. Остальные рискуют плыть по течению, не зная, куда. Константин Кичинский, руководитель группы рыночной и стратегической аналитики Яндекс 360, — о цифровых разрывах, исчезновении среднего менеджмента, корпоративных «аквариумах» и том, как индустриальные компании неожиданно становятся агентами культурной трансформации.
🔹 Разрыв внутри: когда джуны обгоняют начальников
Компании массово сталкиваются с асимметрией: в одних отделах сотрудники уже используют ИИ (ChatGPT, GigaChat), а начальство не понимает, за счет чего растут показатели. В других, наоборот, прогрессивное руководство ускоряется с помощью ИИ, а команда буксует. Пока нет прозрачных правил и механизмов верификации, карьерная динамика и оценка результатов искажаются: формально человек продвигается, оставаясь «джуном», потому что рост обеспечен не его экспертизой, а алгоритмом.
🔹 Средний менеджмент исчезает
ИИ превращает руководителя в ретранслятор: он просто копирует отчет в модель, получает «отзыв» и пересылает его сотруднику. Но это может делать и сам сотрудник. Поэтому часть функций мидл-менеджмента заменяется на «приемку по шаблону»: модель проверяет результат, человек лишь настраивает процесс. Иерархии уплощаются: 1 супервизор теперь может работать с 17 подчиненными вместо 7. Это не «захват со стороны ИИ», а новая архитектура управления.
🔹 Форсайт как инструмент выживания
Форсайт нужен не для красивых слайдов. Он позволяет стабилизировать компанию в условиях неопределенности. Компании, прожившие 30+ лет (как Shell, Toyota, Lego), запускают форсайт не ради моды, а ради устойчивости. Они задают «маяк» будущего, чтобы сменяющийся менеджмент не сбил компанию с курса. Особенно это важно при капитальных вложениях: заводы, R&D, инфраструктура требуют ориентации на горизонты 10–20 лет. В России форсайтом начинают системно заниматься крупные индустриальные игроки: от «Росатома» до частных производственных компаний.
🔹 Почему форсайт не приживается в России?
Культурный код. На Западе необходимость Форсайта вызвана двумя страхами: боязнь упустить интересное (FOMO) и боязнь неизвестного (FOTU). В России мы боимся, что завтра обнулится наше прошлое и мы не успеем пройти по списку достижений. Поэтому методологии Future Studies у нас не работают напрямую. Российские компании копируют западные подходы (KPI, OKR), но внутри остаются наследниками ханств. Это создает управленческую «биполярку».
🔹 Экосистема как форма удержания
«Яндекс», VK, «Тинькофф», «Сбер» строят внутренние экосистемы: не только бизнес-модель, но и корпоративную среду. Если сотрудник выгорает, его стремятся перевести внутри. Хочет делать стартап — создают внутренний инкубатор. Хочет развлекаться: дают ивенты и доступ к культурным активностям. Хочет лечиться — лучший ДМС. Это «корпоративное гражданство»: компании борются за удержание через комплексную среду. Это работает, и для молодых специалистов, ищущих «семейности» вместо формальной стабильности.
🔹 Внутреннее предпринимательство как новая стратегия
Ряд индустриальных компаний, включая «Сибур», пробуют запускать внутренние стартапы, идеи сотрудников не отдаются рынку, а развиваются внутри. Это снижает барьер на вход: компания предоставляет «рельсы» и ресурсы, а не сдерживает. Внутри таких систем растет лояльность: человек не чувствует себя запертым, но остается, потому что может вырасти здесь. Такой подход помогает удержанию и выстраиванию более гибкой, предпринимательской культуры в, казалось бы, жестко структурированных организациях.
Полный текст колонки — по ссылке.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Чего ждут и чего боятся: карта будущего глазами россиян
Исследование Центра социального проектирования «Платформа» и Национальной Медиа Группы, посвященное образу будущего и роли кинематографа в нем, показывает, что в представлениях россиян будущее все чаще структурируется через визуальные образы. Кинематограф стал инструментом не просто развлечения, а фиксации желаемых и пугающих сценариев.
🔸Надежда, медицина, тревога, контроль
60% опрошенных связывают позитивный сценарий будущего с развитием медицины, лечением всех болезней и долголетием. 47% – с достижениями в освоении космоса и другими планетами, еще 47% – с безотходным производством и технологиями очистки.
В отличие от фантастики прошлого, где доминировали образы космической экспансии, сегодня внимание смещается к трансформации жизни человека здесь и сейчас: в теле, обществе и технологиях.
При этом 49% указывают на пандемии и биологические угрозы как основную тревогу, 42% – на цифровой контроль, 40% – на автоматизацию и потерю рабочих мест.
Медицина воспринимается одновременно как надежда и вызов: технологии лечения и продления жизни идут рука об руку с генной инженерией, где в повестке – риск подрыва биологических границ человека и возможная сегрегация по признаку модифицированного генома.
Прогресс воспринимается двусмысленно, его польза сопровождается риском.
🔹 Опасения идут не из теории, а из памяти
Представления о негативных сценариях не гипотетичны. Влияние оказывают события последнего десятилетия. Эпидемия 2019 года, экологическая нестабильность и мировой контекст формируют картину будущего, в которой 47% боятся экологической катастрофы, 37% – социальных конфликтов, еще 37% – проблем ментального здоровья.
Люди смотрят на завтрашний день как на продолжение текущих тревог.
🔸 Сценарии будущего разветвляются
32% респондентов надеются на международное сотрудничество и мир. Столько же опасаются усиления социального неравенства.
На фоне технологических решений не исчезают и гуманитарные противоречия. Разрыв между возможностями и доступом к ним, как и между глобальными трендами и личным опытом, становится точкой напряжения.
Ключевой вопрос – трансформация самого человека: между расширением возможностей и риском утраты устойчивой идентичности.
🔹 Методология
Исследование основано на панельном опросе 2000 респондентов старше 18 лет. Выборка квотирована по социально-демографическим параметрам, типу населенного пункта и федеральным округам.
Полная версия исследования – по ссылке.
🔹 Канал экспертных коммуникаций ЦСП «Платформа»
Исследование Центра социального проектирования «Платформа» и Национальной Медиа Группы, посвященное образу будущего и роли кинематографа в нем, показывает, что в представлениях россиян будущее все чаще структурируется через визуальные образы. Кинематограф стал инструментом не просто развлечения, а фиксации желаемых и пугающих сценариев.
🔸Надежда, медицина, тревога, контроль
60% опрошенных связывают позитивный сценарий будущего с развитием медицины, лечением всех болезней и долголетием. 47% – с достижениями в освоении космоса и другими планетами, еще 47% – с безотходным производством и технологиями очистки.
В отличие от фантастики прошлого, где доминировали образы космической экспансии, сегодня внимание смещается к трансформации жизни человека здесь и сейчас: в теле, обществе и технологиях.
При этом 49% указывают на пандемии и биологические угрозы как основную тревогу, 42% – на цифровой контроль, 40% – на автоматизацию и потерю рабочих мест.
Медицина воспринимается одновременно как надежда и вызов: технологии лечения и продления жизни идут рука об руку с генной инженерией, где в повестке – риск подрыва биологических границ человека и возможная сегрегация по признаку модифицированного генома.
Прогресс воспринимается двусмысленно, его польза сопровождается риском.
🔹 Опасения идут не из теории, а из памяти
Представления о негативных сценариях не гипотетичны. Влияние оказывают события последнего десятилетия. Эпидемия 2019 года, экологическая нестабильность и мировой контекст формируют картину будущего, в которой 47% боятся экологической катастрофы, 37% – социальных конфликтов, еще 37% – проблем ментального здоровья.
Люди смотрят на завтрашний день как на продолжение текущих тревог.
🔸 Сценарии будущего разветвляются
32% респондентов надеются на международное сотрудничество и мир. Столько же опасаются усиления социального неравенства.
На фоне технологических решений не исчезают и гуманитарные противоречия. Разрыв между возможностями и доступом к ним, как и между глобальными трендами и личным опытом, становится точкой напряжения.
Ключевой вопрос – трансформация самого человека: между расширением возможностей и риском утраты устойчивой идентичности.
🔹 Методология
Исследование основано на панельном опросе 2000 респондентов старше 18 лет. Выборка квотирована по социально-демографическим параметрам, типу населенного пункта и федеральным округам.
Полная версия исследования – по ссылке.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Закон Энгеля не сработал: что не так с потреблением в России
Казалось бы, чем богаче страна, тем меньше тратится на еду. Так работает «закон Энгеля»: рост доходов приводит к снижению доли трат на питание и росту инвестиций в качество жизни – здравоохранение, образование, досуг. Но в России эта формула не работает. Уже 20 лет расходы на еду держатся на стабильном уровне – около 30% семейного бюджета. Ни рост экономики, ни перемены в рационе не изменили этой пропорции. Это парадокс российского потребления. Мы обратили внимание на материал РБК о том, что расходы россиян на питание остаются стабильными уже два десятилетия, и решили разобраться, что скрывается за этим парадоксом.
🔸 Доходы растут – структура трат нет
С 2004 по 2024 год объем потребления домашних хозяйств в России вырос почти в 2,3 раза. Это огромный сдвиг. Но доля трат на еду не изменилась. Это противоречит не только теории, но и практике большинства стран мира: в странах Восточной Европы за 20 лет эти доли упали с 30% до 15–20%, в самых богатых странах – ниже 10%. А у нас – всё на месте.
🔸 Почему так происходит?
Экономисты объясняют парадокс сразу несколькими факторами:
Деформация цен: услуги связи, на которые пошел рост потребления, дорожали медленно. А еда, особенно алкоголь и табак, – стремительно. Люди тратят больше не потому, что едят больше, а потому что цены растут быстрее.
Сдвиг внутри продуктовой корзины: рацион стал разнообразнее – органика, деликатесы, готовая еда, питание вне дома. Это дороже, чем «традиционные» макароны с хлебом, но тратится на это все те же 30%.
Психология и инерция: даже при росте доходов домохозяйства с иждивенцами сохраняют схему трат, в которой еда остается приоритетом.
🔸 Здоровое, но уязвимое потребление
Есть и позитив. Сдвиг в рационе есть: с ростом доходов увеличилось потребление рыбы, молока, овощей и фруктов. Снижается доля хлеба, сахара, картофеля. Но эта структура нестабильна. Как только цены растут, россияне первыми начинают экономить на фруктах и овощах. Их потребление падает при любом скачке цен. И это тревожно: по нормам здорового рациона недоедание овощей и так составляет 30%.
Особенно чувствительно к росту цен потребление картофеля. Хотя это базовый продукт, его воспринимают как «социальный маркер»: если картошка резко дорожает, это воспринимается болезненно. Причины – от сезонности и импорта до перехода на премиальные виды (бейби-картофель, для жарки, варки и пр.).
🔸 Неизменность – это не всегда стабильность
Консервация структуры расходов не позволяет людям накапливать «человеческий капитал». Вложений в образование, медицину и досуг недостаточно. У бедных доля расходов на еду достигает 50%. При этом любые шоки – от пандемии до санкций – снова и снова гасятся внутренним спросом. Это поддерживает экономику, но обостряет структурные перекосы.
🔸 Дискуссия продолжается
Экономисты спорят: насколько рационален отказ от овощей при росте цен? Представители отрасли утверждают, что россияне стремятся к здоровому рациону и не отказываются от овощей. Но данные говорят обратное: сокращение потребления фруктов и овощей при росте цен происходит почти в два раза быстрее, чем по другим категориям.
🔸 Вопрос не в продуктах, а в модели
За внешней стабильностью трат на еду скрыта нестабильность структуры: дорогая готовая еда, отказ от фруктов, избыточный вес картофеля в рационе. Еда перестает быть просто физиологической необходимостью и становится выбором образа жизни – развлечением, элементом статуса, способом коммуникации.
Общепит, деликатесы, органик, кулинарные привычки и даже подписки на здоровое питание – все это делает еду «дорогой нормой», а не просто калориями.
Питание встраивается в повседневную стратегию контроля и самопроектирования тела.
Рацион регулируется под цели: продуктивность, чистота, антистресс, спортивные показатели. Это превращает питание в часть лайфстайл-модели.
Парадокс потребления – это не статистическая ошибка. Это зеркало, в котором видно, как устроена жизнь российских домохозяйств.
Ссылка на материал РБК.
🔹 Канал экспертных коммуникаций ЦСП «Платформа»
Казалось бы, чем богаче страна, тем меньше тратится на еду. Так работает «закон Энгеля»: рост доходов приводит к снижению доли трат на питание и росту инвестиций в качество жизни – здравоохранение, образование, досуг. Но в России эта формула не работает. Уже 20 лет расходы на еду держатся на стабильном уровне – около 30% семейного бюджета. Ни рост экономики, ни перемены в рационе не изменили этой пропорции. Это парадокс российского потребления. Мы обратили внимание на материал РБК о том, что расходы россиян на питание остаются стабильными уже два десятилетия, и решили разобраться, что скрывается за этим парадоксом.
🔸 Доходы растут – структура трат нет
С 2004 по 2024 год объем потребления домашних хозяйств в России вырос почти в 2,3 раза. Это огромный сдвиг. Но доля трат на еду не изменилась. Это противоречит не только теории, но и практике большинства стран мира: в странах Восточной Европы за 20 лет эти доли упали с 30% до 15–20%, в самых богатых странах – ниже 10%. А у нас – всё на месте.
🔸 Почему так происходит?
Экономисты объясняют парадокс сразу несколькими факторами:
Деформация цен: услуги связи, на которые пошел рост потребления, дорожали медленно. А еда, особенно алкоголь и табак, – стремительно. Люди тратят больше не потому, что едят больше, а потому что цены растут быстрее.
Сдвиг внутри продуктовой корзины: рацион стал разнообразнее – органика, деликатесы, готовая еда, питание вне дома. Это дороже, чем «традиционные» макароны с хлебом, но тратится на это все те же 30%.
Психология и инерция: даже при росте доходов домохозяйства с иждивенцами сохраняют схему трат, в которой еда остается приоритетом.
🔸 Здоровое, но уязвимое потребление
Есть и позитив. Сдвиг в рационе есть: с ростом доходов увеличилось потребление рыбы, молока, овощей и фруктов. Снижается доля хлеба, сахара, картофеля. Но эта структура нестабильна. Как только цены растут, россияне первыми начинают экономить на фруктах и овощах. Их потребление падает при любом скачке цен. И это тревожно: по нормам здорового рациона недоедание овощей и так составляет 30%.
Особенно чувствительно к росту цен потребление картофеля. Хотя это базовый продукт, его воспринимают как «социальный маркер»: если картошка резко дорожает, это воспринимается болезненно. Причины – от сезонности и импорта до перехода на премиальные виды (бейби-картофель, для жарки, варки и пр.).
🔸 Неизменность – это не всегда стабильность
Консервация структуры расходов не позволяет людям накапливать «человеческий капитал». Вложений в образование, медицину и досуг недостаточно. У бедных доля расходов на еду достигает 50%. При этом любые шоки – от пандемии до санкций – снова и снова гасятся внутренним спросом. Это поддерживает экономику, но обостряет структурные перекосы.
🔸 Дискуссия продолжается
Экономисты спорят: насколько рационален отказ от овощей при росте цен? Представители отрасли утверждают, что россияне стремятся к здоровому рациону и не отказываются от овощей. Но данные говорят обратное: сокращение потребления фруктов и овощей при росте цен происходит почти в два раза быстрее, чем по другим категориям.
🔸 Вопрос не в продуктах, а в модели
За внешней стабильностью трат на еду скрыта нестабильность структуры: дорогая готовая еда, отказ от фруктов, избыточный вес картофеля в рационе. Еда перестает быть просто физиологической необходимостью и становится выбором образа жизни – развлечением, элементом статуса, способом коммуникации.
Общепит, деликатесы, органик, кулинарные привычки и даже подписки на здоровое питание – все это делает еду «дорогой нормой», а не просто калориями.
Питание встраивается в повседневную стратегию контроля и самопроектирования тела.
Рацион регулируется под цели: продуктивность, чистота, антистресс, спортивные показатели. Это превращает питание в часть лайфстайл-модели.
Парадокс потребления – это не статистическая ошибка. Это зеркало, в котором видно, как устроена жизнь российских домохозяйств.
Ссылка на материал РБК.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM