дорогие коллеги, должен уведомить, что сегодня в 20:05 буду показан в эфире канала «Культура», в программе Сергея Шаргунова «Открытая книга» (повтор завтра в 12:00). Прошу донести эту мысль до ваших мам, бабушек, тещь и свекровей.  

Сам я, кажется, в последний раз включал этот канал около 20 лет назад, еще школьником. Поразительно, что уже тогда по каналу Культура показывали литературного критика К.Мильчина. И вот я из школьника превратился в седовласого мужичка, а Мильчин все так же, в принципе, задорен и юн, что и радует, и немного пугает. Так или иначе, было очень приятно, когда узнал, что Мильчин приголубил мою книжку «Курорт» у себя в книжной программе. 

С повестью «Курорт» все время возникает нелепый порыв: объяснить, как ее следует правильно понимать, потому что так много людей воспринимает ее вот как-то не так, как задумывалось. Сознавая, что это стремление по-детски глупое, все-таки радуюсь лишней возможности объясниться. Вот напечатали интервью на «Снобе», которое взял критик Владимир Толстов. Он там, правда, немножко вторгся в мой текст, заменил, например, «Петербург» на синонимы типа «Город Мостов» или же «Северная Пальмира», но чего уж: всё ради красоты.

вот запись эфира на «Культуре». Почему-то все время тянуло ввернуть словечки, значение которых я сам до конца не понимаю, типа слова «компендиум». С другой стороны, все равно получился душевный разговор. Спасибо большое дорогому Сергею! https://www.youtube.com/watch?v=gm5UegcKCUQ&t

первое и, возможно, единственное мероприятие такого рода. 23 ноября почитаю свои тексты в «Шуме» на Маяковского (это всё еще СПб!): будет как минимум один новый рассказ, возможно, фрагмент из «Курорта», плюс еще кое-что.  

На афише изображен я, читающий свои тексты. Чтобы люди не сомневались: я это могу. За фото спасибо дорогой Кате Манойло. 

А бронировать столики можно тут.

В последнее время было много анонсов, и вот еще один перед, вероятно, затишьем, своего рода зимней спячкой, в которую хотелось бы впасть. Если вы в Москве, и вам вдруг будет интересно обсудить книгу «Курорт», то можно записаться на заседание книжного клуба «Лама» на этой неделе, 28 ноября (надо купить билет).

Заодно ребята из клуба попросили рассказать про комедии, которыми вдохновлялся для книги. Комедиями я, если честно, особо не вдохновлялся, за исключением нового фильма от любимого мизантропа Ульриха Зайдля — «Римини». Это кино про стареющего эстрадного певца, слоняющегося в тюленьей шубе по курортному городку не в сезон. Но комедия эта очень условная, кто-то и роман «Братья Карамазовы» считает отчасти комедийным. Так что в итоге просто собрал несколько фильмов, которые, как мне кажется, созвучны по атмосфере — такие неуютные комедии (или «кринж-комедии» в случае сериала «Проклятье»), ну и «Осенний марафон» добавил, уж очень люблю его пересматривать, думаю, тоже что-то общее есть, по крайней мере надеюсь.

Наткнулся на фразу поэта Кузмина из его дневника 1934 года: «Все неопределенно и грозно. А может быть и ерунда». В принципе, обычная фраза, если б кто-то из знакомых такое сказал, я бы и не заметил, а тут Кузмин, 1934 год, и меня это прямо сразило: «О боже, как тонко и точно про сегодняшний день». Ну и принялся читать этот дневник.

Оказалось, дневник Кузмина написан в любимом жанре трагикомедии. Причем и комическое, и трагическое проникает в текст помимо авторской воли. Кузмин ведет дневник накануне смерти, все время таскается по больницам, страдает, ну и вообще Кузмин в 30-е годы — экзотический хрупкий цветок во враждебной среде. Но вместо того, чтобы забиться в угол и чахнуть, он старается жить полнокровной и даже внешне эффектной жизнью. Всячески эстетизируя повседневность: «Вечером в стиле Рембрандта было на дворе под открытым небом жактовское собрание».

Раскрывая свой метод, Кузмин произносит важную фразу: «Легкая, веселая и счастливая жизнь это не безболезненный самотек, а трудное аскетическое самоограничение и самовоображение, почти очковтирательство, но только так жизнь может быть активна и продуктивна». И дневник — едва ли не главная составляющая этой практики.

Но и хватает комического, особенно если слегка погрузиться в контекст. Например, гротескные соседи по коммуналке, описанные литератором Всеволодом Петровым:

«Кроме Кузмина и его близких, в ней жило многолюдное и многодетное еврейское семейство, члены которого носили две разные фамилии: одни были Шпитальники, другие – Черномордики. Иногда к телефону, висевшему в прихожей, выползала тучная пожилая еврейка, должно быть глуховатая, и громко кричала в трубку: «Говорит старуха Черномордик!» А однажды Кузмин услышал тихое пение за соседскими дверями. Пели дети, должно быть, вставши в круг и взявшись за руки: «Мы Шпиталь-ники, мы Шпиталь-ники!» Кузмин находил, что с их стороны это – акт самоутверждения перед лицом действительности».

Фигурирует и хармсовский персонаж по фамилии Пипкин: «Пипкин почему-то просил соседей, чтобы его называли Юрием Михайловичем, хотя на самом деле имел какие-то совсем другие, еврейские, имя и отчество. Если его просьбу исполняли, то он из благодарности принимался называть Юрия Ивановича Юркуна тоже Юрием Михайловичем».

Из самого дневника: «У этих же Шпитальников есть девочка лет пяти, которая ни с того ни с сего стала бояться одуванчиков. Чуть припадок с ней не делается при виде их, кричит, не идет, боится прикосновения».

Есть и много комичных фигур среди эпизодических персонажей. Например, каждое появление поэта Нельдихена Кузмин сопровождает таким комментарием: «Затем вдруг вваливается Нельдихен. Очень постарел, но какая-то поэтическая нелепость в нем есть» или «…довольно некстати вдвинулся Нельдихен со своими горями и своей пьесой». Вот уж не хотелось бы проникнуть в чей-нибудь мемуар этаким Нельдихеном, вечно «некстати вдвигающимся».

Очень суетливый был год, и под его конец слегка выгорел, захотелось уйти в лес, во всех смыслах. Отразилось это стремление и на письме: потянуло в сторону так называемого nature writing. Вот и для сборника сказок «Блюпринта» и «Подписных» написал историю про лося. Там, кстати, ошеломительный (или ошеломляющий? вероятно, и то, и другое) список авторов и главным образом авториц.

Скоро еще во «Все свободны» выйдет коллективный сборник: для него написал уже про ондатру. https://www.podpisnie.ru/books/skazki-novogo-goda/

Уже месяц регулярно веду дневник и надеюсь продержаться до конца 2025-го. Очень полезная практика, но уже ясно, что личного дневника в его традиционном понимании у меня не получится. Пока это скорее «дневник наблюдений за пожилыми мужчинами в раздевалке бассейна». Вот например

***

Проснулся титанически рано, раньше восьми утра, и поехал поплавать в ЗИЛ. В раздевалке, как это часто бывает, сидел голый дед, непонятно чего ожидающий. Я проплыл 1,8 км, потом пошел в сауну. В сауне парился еще один голый дед: этот сжимал и разжимал свою кожу, издавая таким образом странные чавкающие звуки.

Забирая вещи из шкафчика, я выронил кейс с наушниками. Наушники разлетелись в разные стороны — один я сразу нашел под скамейкой, а второй запропастился непонятно куда. Я подстелил полотенце на пол, чтоб не вставать на мокрое, и принялся ползать с фонариком. Подошел голый дед и спросил, что я здесь делаю.

Затем голый дед открыл дверь в служебное помещение, вытащил швабру и, оставаясь голым, принялся шуровать шваброй по полу, выгребая всяческий мусор. Чего только не вылезло из-под шкафов, но не наушник. Собралась небольшая толпа, все стали что-то советовать, но советы были дурацкими. Я все повторял, что это «мистическое исчезновение»: наушник упал куда-то на пол, но на полу его нет. В конце концов я отчаялся и решил, что уйду без наушника. Надевая мартинсы, я обнаружил наушник в одном из них, причем под стелькой. Как он туда попал, непонятно — мартинсы были задвинуты вглубь. Траектория совершенно немыслимая. Когда я уходил, голый дед все еще оставался голым.

***

Диалог в сауне. Мужчина сидит в шапочке в позе мыслителя и жалуется, что вчера был «сабантуй», где пришлось выпить семь литров пива.
— Семь — это много, — говорит его собеседник.
— Не так уж и много, — отвечает чел в шапочке с неудовольствием. — Если в бокалах считать. Один бокал пива — это ноль пять. Два бокала — литр. Четыре бокала — два литра. Шесть бокалов — три литра. Восемь бокалов — это, значит, получается…
— Четыре литра, — говорит собеседник.
Мне хочется им сказать: «Семь литров — это 14 бокалов», но вторгнуться в диалог не решаюсь. Наконец мужик в шапке сам доходит до цифры 14 и говорит: семь литров это 14 бокалов. Ну вот, не так уж и много получилось.
— Вообще-то много, — не соглашается собеседник. Чел вздыхает и надвигает шапочку на глаза.

Новый год начал с просмотра оригинальной «Техасской резни бензопилой». Впечатление очень сильное. С одной стороны, скримеры и сцены погони смотрятся уже довольно нелепо (напоминают беготню из юмористической передачи «Шоу Бенни Хилла», если кто помнит такую), плюс еще на редкость бесячая final girl, но как будто эти неправильности и условности только усиливают эффект. Происходит столкновение с некоей глубинной реальностью, и нелепый антураж делает его только более непосредственным. Похожий эффект испытал уже много лет назад, читая «Зов Ктулху» Лавкрафта.  

Наверное «Резня», как и любой схожий фильм — это такой взгляд городского невротика на деревенскую жизнь. Но, в отличие от других, и что-то более основательное.

Главное в фильме — это не сам маньяк «Кожаное лицо» и его очаровательная семейка, а атмосфера: летняя полуденная жара, сухость и абсолютная неподвижность. Очень хорошо передан ее тревожный аспект.

Как раз об этом, мне кажется, пишет Липавский в «Исследовании ужаса»: 

«Есть особый страх послеполуденных часов, когда яркость, тишина и зной приближаются к пределу, когда Пан играет на дудке, когда день достигает своего полного накала.

В жаркий летний день вы идете по лугу или через редкий лес. Вы идете, не думая ни о чем. Беззаботно летают бабочки, муравьи перебегают дорожку, и косым полетом выпархивают кузнечики из-под носа. День стоит в своей высшей точке.

Вдруг предчувствие непоправимого несчастья охватывает вас: время готовится остановиться. День наливается для вас свинцом. Каталепсия времени! Мир стоит перед вами как сжатая судорогой мышца, как остолбеневший от напряжения зрачок».

Следом посмотрел какое-то количество современных хорроров. Были и симпатичные (например, «Еретик» с Хью Грантом), но они все немного игрушечные после «Резни», и к тому же идут почти в два раза дольше.

Первая книга нового года — мощнейший роман Харри Крюза «Детство: биография места». Почему-то не очень тянуло читать этого брутального деда с бакенбардами, которого принято относить к литературе «жесткого юга». Но стоило прочитать пару абзацев, и увяз. 

Крюз там описывает свою жизнь в возрасте до шести лет. А происходило с маленьким Крюзом следующее. Сперва умер отец. Потом из-за некоей болезни (вроде полиомиелит) у него парализовало ноги: их скрючило под странным углом, и вся деревня приходила поглазеть на него, как на циркового уродца. Лечили его волосами с головы ведьмы и отварами от цыган. Потом стоило Крюзу только оправиться, как дети столкнули его в кипящий котел (великая сцена, хочется обильно цитировать, но боюсь, пропадет магия, если начну растаскивать текст на фрагменты). Потом неизвестный мужик у него на глазах покончил с собой со словами: «Теперь разбирайтесь сами». Ну и еще много всего, а над всем этим местный священник, который орет 6-летнему мальчику прямо в лицо: «Бог будет жарить тебя на костре вечно, потому что любит тебя!»

В общем, такая история маленького Иова (этот малец был обречен со временем стать мастером литературы «жесткого юга» с брутальными бакенбардами), но при этом не беспросветно мрачная, а захватывающая, поэтичная. Напомнило «Кровавый меридиан» Маккарти: но не «эстетизацией насилия», а стилистически — там и тут идеальный баланс простоты и поэтичности. Но от ужасов «Меридиана» к середине чуть-чуть устаешь (хотя само собой великая книга!), а тут хочется читать и читать. Спасибо за перевод ув.солнечному пандемониуму

В общем, по-дружески рекомендую купить, а то ведь это издательство «Конгресс W», они не допечатывают: закончится — и потом только на Авито за шесть тысяч рублей.

очень приятно, что Сапрыкин похвалил повесть «Курорт» (в книжных итогах). Прошлый год был довольно хаотичным, многое начал и бросил (даже почти ни одного сериала толком не досмотрел), но прилежно читал все эссе Сапрыкина на «коммерсант викенде». Спасибо, Юрий Геннадьевич. https://www.youtube.com/watch?v=htcHKW284Xc&t=5118s

На новый фильм Соррентино «Партенопа» согласился пойти прежде всего ради сцен с Гари Олдмэном, который играет спившегося и уставшего жить Джона Чивера (Чивер — пожалуй, любимый писатель в жанре «рассказ»). Но в итоге Чивер остался немного в тени.

Там дальше идет череда столь восхитительных сцен и гротескных героев, что на моменте, где плешивая актриса Грета Кул со сцены оскорбляет неаполитанцев, которые вручают ей премию за заслуги перед городом, а потом дерется с карликом без шеи, и ей пытается помешать мужчина с, напротив, неправдоподобно длинной, птичьей шеей (актер из «Молодого папы»), накатила такая грусть, что чуть не прослезился. Грусть от мысли о том, что лучше фильма в этом году я, похоже, уже не увижу.

Впрочем, допускаю, что фильм проходной, и мои восторги чрезмерны — просто очень давно не был в кино, в последний раз на «Мастере и Маргарите», аж почти год назад.

собрал полочку для яндекс.книг, так вышло, что там в основном нонфикшн, но есть и немного современной прозы: из последнего прочитанного особенно понравился роман Побяржиной «Валсарб» https://books.yandex.ru/bookshelves/pECRw75U

Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, обнаружил долг в 150 тысяч рублей в приложении «мосэнергосбыта». Попытался выяснить этот вопрос по телефону и через сайт, но ничего не вышло, а потом пришло уведомление, что если до пятницы не посещу офис «мосэнергосбыта» в городе Истра, то останусь без электричества. И вот я уже еду туда, город Истра, площадь Революции, полтора часа на электричке. От станции еще нужно пройти несколько километров до центра. Путь лежит через открыточный вид на Новоиерусалимский собор. В окрестностях этого собора происходит действие великого, судя по всему, романа Владимира Шарова «Репетиции». Прошел мимо памятников «Собака и кость», «Водопроводчик с собакой», «Святой Мартин на коне», еще вот дорогая Ася Шевченко написала, что тут же стоит памятник Леонардо да Винчи (его не нашел), словом, много различных скульптур по пути от станции Истра к зданию «мосэнергосбыта».

В итоге дошел до огромной «стекляшки», внутри которой должен располагаться «мосэнергосбыт», но вывески нет. Обошел дом кругом, встретил табличку посреди пустыря «Здесь в 1883-1884 годах жил великий русский писатель Антон Павлович Чехов». Обошел с другой стороны, зашел в заведение «ингосстрах». Говорю: простите, не подскажете, где здесь мосэнергосбыт.

Пройдите в арку, там где ашан.

Прошел в арку, там магазин ашан. Захожу, спрашиваю у продавщицы, которая везет тележку с чипсами: простите, а где тут мосэнергосбыт. Продавщица так посмотрела, что я почувствовал себя героиней ролика «А я думала сова» или «Имя Ибрагим вам что-нибудь говорит?»

Вышел, сделал еще один круг и наконец обнаружил крошечную табличку «мосэнергосбыт» рядом с вывеской «студия антистресса “феникс”». Поднялся на третий этаж, прошел по пустынному длинному коридору, выкрашенному в фиолетовый цвет. Вот и офис «мосэнергосбыта», внутри никого нет. Взял номерок, и меня сразу вызвали в кабинет, где сидела милая женщина с двойной фамилией на бейджике. Я продиктовал лицевой счет, она нашла его у себя на компьютере и стала как-то обреченно вздыхать, а потом сказала: «Ну я даже не знаю». Потом позвала коллежанку: «Ирочка, подойти». Ирочка, веселая и непосредственная, обратилась ко мне на ты, довольно-таки панибратски: типа, ну что же ты, садовая голова!

Оказалось, была переплата по счету, и нужно было сделать так, чтобы счетчик обнулился. Для этого я должен был каждый раз вносить в личный кабинет один и тот же 4-значный набор цифр (не тот, который показывает счетчик). Но мне об этом никто не сказал, и я просто вносил тот набор цифр, который показывал счетчик. Словом, я просто писал что видел, и это привело меня к странной ситуации, когда возник долг в 150 тысяч рублей, потому что у них там «программа сошла с ума» от моих цифр, которые полностью соответствовали действительности.

В итоге мне пришлось писать заявление о пересчете показаний. Но тут возникло очередное препятствие: в этой квартире я не прописан, она до сих пор по документам принадлежит моей бабушке, которая уже какое-то время назад умерла. Тут женщина с двойной фамилией снова стала вздыхать, но «Ирочка» снова пришла на помощь: «А чего тут такого, пиши заявление от лица мертвой бабушки» (слово «мертвой» она на самом деле не произнесла, добавил его для драматического эффекта). Тут я почувствовал легкое головокружение, но все-таки написал заявление от лица моей умершей бабушки, потом женщина с двойной фамилией еще что-то говорила, как-то меня наставляла, но почему-то никак не удавалось вникнуть в ее слова, просто какой-то шум волн или помехи. Поблагодарил и вышел, а потом понял, что не могу уехать из города Истра, потому что у электричек настал дневной перерыв (хотя еще несколько лет назад была новость, что эти дневные перерывы отменили), но этими деталями уже не буду вас утомлять, короче, вот так решил (вроде) вопросик с «мосэнергосбытом».

Раньше, чем ему полагалось, пришел из печати сборник «Проклятый Петербург». Написал для него текст про Васильевский остров. На Васильевском всегда ощущение, что вот-вот произойдет нечто непредсказуемое, и даже чудесное, но скорее с отрицательным знаком. Например, сейчас сунешь руку в карман в поисках телефона, или паспорта, или ключей, а там ни телефона, ни паспорта, ни ключей, и как тебя звать, и куда ты идешь, уже тоже не помнишь.

И когда гуляю по шизофренически правильным линиям ВО, зарождаются мысли, которые в других местах почему-то не зарождаются, и которые мне вообще не особо свойственны. Из-за этого кажется, что если б я постоянно жил на Васильевском острове, то это была бы какая-то совершенно другая жизнь, с другим распорядком дня, другими вкусами и привычками, пожалуй, другим внешним видом и темпераментом, словом, случилась бы сильная перемена, и вряд ли в лучшую сторону, но все же.

А сам текст получится довольно-таки странным, он составлен из очень разножанровых фрагментов: дневник, эссе-травелог, записки натуралиста с внезапным вторжением зомби-хоррора, и опять записки натуралиста, в общем старался наслаждаться процессом.