Предпринимались различные попытки объяснить, каким образом Тело Христово присутствует в Хлебе. Средневековые богословы говорили о транссубстанциации (пресуществлении), утверждая, что благодаря чуду, совершаемому служащим священником, хлеб превращается в Тело Христово. Другие средневековые богословы считали, что, несмотря на присутствие Тела Христова, хлеб остается хлебом; их точка зрения называется консубстанциацией (сосуществлением). Наши лютеранские предки считали, что Писание не сообщает нам, каким именно образом Тело Христово присутствует в Хлебе, но лишь констатирует его присутствие. Поэтому они избегали таких терминов, как транссубстанциация и консубстанциация, и говорили исключительно о сакраментальном единстве (unio sacramentalis). Это не было транссубстанциацией, поскольку хлеб оставался хлебом. Не было это и консубстанциацией, поскольку речь не шла ни о соединении двух пространственных вещей, ни о том, что они образуют вечное единство. Христово Тело присутствует не в том пространственном смысле, будто оно заключено в гостии, ибо прославленный Христос восседает «...одесную [Бога] на небесах... превыше всякого начальства и власти, и силы, и господства...» (Еф. 1:20 и далее).

Кроме того, поскольку Христос присутствует в Хлебе и Вине только при совершении Таинства, нельзя говорить о консубстанциации, которая подразумевала бы постоянное соединение. Поэтому единственным правильным термином в свете Писания следует считать «сакраментальное единство». В Детальном изложении VII артикула Формулы Согласия это понятие описывается следующим образом: «Ибо как во Христе нераздельно соединены две различные и неизмененные природы, так и на Святой Вечере две сущности, естественный хлеб и истинное, естественное тело Христа, присутствуют вместе здесь на земле в упорядоченном действии Таинства, хотя соединение тела и крови Христа с хлебом и вином - это единство не личностное, в отличие от двух природ во Христе, а сакраментальное...» (SD VII:37).

— Lowell Green. God's People in Fellowship at the Communion Table

У меня есть подозрение, что тебе очень нравятся подобные аналогии. Но при этом ты не понимаешь, что, если твои аналогии удачны, они доказывают гораздо больше того, что ты взялся доказывать; нет, они доказывают то, что ты отрицаешь и не одобряешь: а именно, что свободная воля способна на все. Ибо на протяжении всего трактата, забывая о том, что ты сам сказал: «Свободная воля не может ничего без благодати», - ты доказываешь, что «свободная воля без благодати может все». Да, именно это ты и делаешь, в конечном счете, своими дедукциями и аналогиями. Ты приходишь к выводу, что свободная воля, предоставленная самой себе, способна сделать то, о чем сказано и что предписано, в противном случае эти предписания пусты, нелепы и неуместны. Но это всего лишь старые песни пелагиан, которые даже софисты разнесли в пух и прах, а ты сам осудил. Между тем, своей забывчивостью и плохой памятью ты демонстрируешь, что и совершенно не понимаешь сути дела, и равнодушен к ней. Ибо что может быть позорнее для ритора, чем постоянно мусолить и доказывать то, что не имеет отношения к обсуждаемому вопросу, — более того, постоянно изрыгать обвинения как в адрес собственного дела, таки в свой собственный адрес?

— Мартин Лютер. О рабстве воли

Хороший богослов учит так: простых людей должно обуздывать внешней силой меча, когда они поступают неправильно, как учит Павел (Рим 13.1-4); однако их совесть не должно опутывать ложными законами, изводящими и мучающими их за грехи, которые Бог грехами не считает. Ибо совесть связана только Божьими повелениями. Так что эту самозваную тиранию понтификов следует полностью устранить. Ибо она обманом устрашает и убивает души изнутри, а тело терзает извне без всякой цели. Действительно, такая тирания принуждает людей к внешним актам исповеди и другим бременам, но разум этим не усмиряется. Напротив, он распаляется до ненависти к Богу и людям. Он вешает, потрошит и четвертует тело внешне без всякой пользы, порождая лицемерие внутри. Тираны, принимающие и исполняющие подобные законы, - не кто иные, как хищные волки, разбойники и душегубы. И этих волков и разбойников, о превосходнейший советник душ, ты вновь рекомендуешь нам. Иными словами, ты предлагаешь нам принять самых жестоких душегубов - тех, кто наводняет мир лицемерами, хулящими Бога и презирающими Его в сердце своем ради того, чтобы люди были немного сдержаннее в своих внешних поступках. Как будто не существует другого способа обуздать их, который, как я уже говорил, не порождает лицемеров и достигается без пагубы совести.

— Мартин Лютер. О рабстве воли

Хотя мы признаем, что свободная воля обладает способностью и возможностью выполнять тяжкие дела Закона, мы не относим духовные вопросы к компетенции свободной воли. К ним относятся способность по-настоящему бояться Бога, веровать в Бога, быть уверенными в том, что Он заботится о нас, слышит нас и прощает нас. Таковы подлинные дела Первой Скрижали, которые сердце не способно произвести без Святого Духа, как говорит Павел: «Душевный человек [то есть человек, пользующийся только естественными способностями] не принимает того, что от Духа Божия» (1-е Коринфянам 2:14). Люди могут убедиться в этом, если задумаются о том, во что они в сердце своем веруют относительно Божьей воли, о том, убеждены ли они на самом деле, что Бог заботится о них и слышит их. Даже святым трудно сохранить такую веру (а неверующим это не по силам). Но, как мы уже говорили, все начинается с того, что устрашенные сердца слышат Евангелие и получают утешение.

— Apologia Confessionis

Мы видим, что против нас подготовлен страшный указ, который еще больше устрашил бы нас, если бы мы спорили о сомнительных или глупых предметах. Наша совесть понимает, что противники осуждают ясную истину, защита которой необходима для Церкви и приумножает славу Христа. Поэтому мы спокойно взираем на ужасы мира и с сильным духом перенесем все страдания ради славы Христа и пользы Церкви. Кто не умрет с радостью, исповедуя артикулы о том, что мы получаем прощение грехов через веру даром ради Христа и что мы не заслуживаем прощения грехов своими делами? Совесть благочестивых людей не будет иметь достаточного утешения против ужасов греха и смерти, против дьявола, искушающего отчаянием, если они не будут знать, что их уверенность основана на прощении грехов даром ради Христа. Эта вера укрепляет и оживляет сердца в жесточайшем противоборстве с отчаянием. Дело это настолько достойное, что мы не должны уклоняться от опасности. Каждому из вас, кто согласился с нашим Исповеданием: «Не уступайте нечестивым, но, напротив, тем смелее идите вперед». Не сдавайтесь, когда противники с помощью ужасов, пыток и наказаний изо всех сил пытаются лишить вас того утешения, которое даровано всей Церкви в нашем артикуле.

— Apologia Confessionis

Не имея свидетельства Писания, [наши противники] объявляют святых посредниками в заступничестве. С каким бы благоговением это ни говорилось, это все равно заслоняет служение Христа и перекладывает на святых уверенность в милосердии, подобающую Христу. Люди воображают, что Христос более строг, а святых легче умиротворить. Они доверяют милосердию святых, а не милосердию Христа. Они бегут от Христа и ищут святых. Таким образом, они фактически делают святых посредниками в искуплении. Итак, мы покажем, что противники на самом деле превращают святых не просто в заступников, но и в искупителей, то есть посредников искупления. Здесь мы не станем описывать бесчинства простых людей. Мы все еще говорим о мнениях ученых мужей. Об остальном может судить даже неопытный человек.

— Apologia Confessionis

https://teletype.in/@solafide/hhRKMjIduZM

Разве не будет несправедливо подвергнуть дисциплинарному взысканию какого-либо учителя лютеранской церкви за то, что он исповедует и отстаивает учение, которое в прежние времена безнаказанно исповедовали такие люди, как Андрэ, Зельнекер и И. Герхард? Разве не будет ультралютеранством сегодня настаивать на более строгом соблюдении вероучения, чем это было принято в золотой век лютеранской ортодоксии?

Мы признаем, что обсуждать этот вопрос очень важно. Прежде всего, поскольку подавляющее большинство церквей заражено множеством заблуждений, важно знать, в каких из них, несмотря на наличие фундаментальных ошибок, все еще можно найти истинных верующих и, следовательно, членов истинной невидимой Церкви. Более того, даже в ортодоксальных церквях, где Слово Божье преподается в чистоте, а таинства совершаются в соответствии с установлениями Господа, есть много немощных в понимании христианства, которые все еще придерживаются неправильных взглядов. Поэтому очень важно знать, можно ли считать, что такие члены церкви обладают истинной верой и, несмотря на их слабость в духовном понимании, могут быть спасены, или же все такие слабые христиане должны быть причислены к погибающим и осуждены. Заметим, что Павел в 1 Кор. 3 ни в коем случае не хочет сказать, что христианин должен принимать лишь те артикулы, которые носят фундаментальный характер, а все остальное относится к категории открытых вопросов, в которых есть свобода, и что никто не должен смотреть на человека косо или порицать его, если при рассмотрении вопросов из этой категории он либо принимает, либо отвергает то, чему ясно учит Писание. Напротив, св. Павел и все остальные авторы Священного Писания свидетельствуют, что малая закваска лжеучения заквашивает всѐ тесто, что ни один человек не вправе что-либо прибавлять к Слову Божьему и что-либо исключать из него, и что Бог смотрит на человека лишь как на Свое дитя, трепещущее перед Его Словом (Ис. 66:2). Также совершенно очевидно, что наши старые догматисты, отмечая, что относительно нефундаментальных артикулов могут существовать разногласия, вовсе не хотели сказать, что среди учений, ясно изложенных в Слове Божьем, есть открытые вопросы, относительно которых человек при любых обстоятельствах может придерживаться любого мнения. Это видно из того, что к подобным вопросам они относят, например, следующие: вечное отвержение части ангелов, бессмертие человека до грехопадения, непростительность греха против Святого Духа, погребение Христа, исхождение Святого Духа от Отца и Сына, сотворение мира за шесть дней, видимость или невидимость Церкви и ее признаков. Разве кто-нибудь хотя бы немного знакомый с нашими отцами станет утверждать, будто они хотели сказать, что Церковь может терпимо относиться к учениям о том, что дьявол в конце концов спасется, что человек изначально был подвержен смерти, что Христос не был погребен, что грех против Святого Духа может быть прощен, что Святой Дух не исходит от Сына, что мир был сотворен за шесть тысячелетий и т. д.? Всякий непременно скажет, что старые догматисты считали эти артикулы нефундаментальными только потому, что незнание библейского учения Писания по данным вопросам и вызванные им заблуждения не устраняют возможность существования истинной, оправдывающей веры.

— Carl Ferdinand Wilhelm Walther. The False Arguments for the Modern Theory of Open Questions

Вначале, по всей видимости, было разрешено упоминать святых. Это считалось допустимым, как и в древних молитвах. Далее последовало взывание, а за взыванием последовали злоупотребления, неестественные и более чем языческие. Следующим шагом после взывания были изображения. Им тоже поклонялись. Считалось, что в них заключена некая сила, подобно тому как чародеи воображают, будто есть сила в изображениях небесных тел, вырезанных в определенное время. В одном монастыре мы видели статую блаженной Девы. Благодаря какому-то фокусу она двигалась автоматически: казалось, что она отворачивается от тех, кто не сделал большого подношения, и кивает тем, кто обращается с просьбой. Невероятные истории о святых, которые с великим апломбом рассказывают на публике, превосходят даже чудесные рассказы о статуях и картинах. Варвара, подвергаясь пыткам, просит в награду, чтобы никто из тех, кто взывает к ней, не умер без Евхаристии. Другой, стоя на одной ноге, ежедневно повторял Псалтырь целиком. Некий мудрый человек изобразил Христофора. Он сделал это с целью показать, что в тех, кто несет Христа, то есть в тех, кто учит или исповедует Евангелие, должна быть большая сила разума. Они непременно подвергнутся величайшим опасностям. Затем глупые монахи научили людей, что те должны призывать Христофора, как если бы такой Полифем действительно когда-то существовал. Святые творили величайшие дела, либо полезные для государства, либо служившие примером для отдельных людей. Память об этих деяниях способствовала бы укреплению веры и подражанию их примеру в обустройстве дел. Однако никто не искал такой пользы в подлинных историях. Действительно, полезно слышать, как святые мужи управляли государствами, каким бедствиям и опасностям они подвергались, как святые мужи помогали царям в великих опасностях, как они проповедовали Евангелие, какие у них были столкновения с еретиками. Полезны и примеры милосердия — например, когда мы видим, как Петру прощается отречение [Мк. 16:7], как Киприан получает прощение за то, что был чародеем, как Августин, в болезни ощутив силу веры, настойчиво утверждает, что Бог поистине слышит молитвы верующих. Было бы полезно повторять такие примеры, напоминающие либо о вере, либо о страхе, либо об управлении государством. Однако некоторые безрассудные люди, не имевшие понятия ни о вере, ни об управлении государством, выдумали истории, которые звучат, словно басни. В них содержатся суеверные образцы определенных молитв, постов и дополнительных дел ради получения прибытка. Таковы чудеса, выдуманные и приписываемые молитве розария и подобным обрядам. Приводить еще больше примеров нет необходимости. Ибо все еще существуют легенды, как они их называют, зерцала примеров, и молитвы розария, в которых присутствует множество вещей, которые не так уж отличаются от правдивых историй Лукиана. Епископы, богословы и монахи превозносят эти причудливые и нечестивые истории, потому что они помогают им добывать хлеб насущный. Нас же они не переваривают.

— Apologia Confessionis