Сегодня у нас годовщина создания администрацией президента Кеннеди в 1961 году “Корпуса мира”, волонтерской организации по борьбе с бедностью и отсталостью, через которую американцы в годы Холодной войны стремились продвигать “демократические ценности” в странах Третьего Мира. Инновационная по тем временам идея “мягкого сопротивления” распространению коммунистического влияния в Африке, Азии и Латинской Америке.

Есть по поводу этого учреждения одна забавная история. Иллюстрацией к которой может служить реплика героя Михалкова из фильма “Вокзал для двоих”: “Я тебе велел дыни стеречь, а ты, козёл, чего натворил?”.

В 60-е годы за пределами Латинской Америки наиболее многочисленный контингент волонтеров “Peace Corps” окопался в имперской Эфиопии. Сюда отправились сотни молодых американских добровольцев, учителей, врачей, социальных работников и т.д. Теоретически предполагалось, что деятельность волонтеров будет повышать имидж Соединенных Штатов в эфиопском обществе, создавать прослойку лояльных “западной демократии” людей, которые, получая реальную бескорыстную помощь, не будут смотреть в сторону коммунистического Востока, который наращивал собственное влияние в основном за счет антиамериканизма и лозунгов модернизации. Сомнительно, но о’кэй.

Американцы не учли только один незначительный факт. А именно, политические ориентиры тех молодых людей, которые желали отправится в Африку по программе “Корпуса мира”. Т.к. до реорганизации 1972 никаких идеологических фильтров “Peace Corps” не имел (демократия должна быть демократичной), ряды молодых добровольцев часто пополнялись людьми, которые вообще не особо разделяли светлых “западных ценностей”, а даже наоборот - воспринимали свою деятельность в рамках “Корпуса” в качестве помощи нациям, освобождающимся от пут колониальной зависимости. 

Белые WASP консерваторы, - реальные носители “американских ценностей”, - шли в “Корпус мира” не очень охотно; у них и дома имелись хорошие перспективы, растрачивать силы на то, чтобы вытаскивать каких-то ничтожных перуанских индейцев из каменного века или учить диких африканских негров грамоте они в основном были не готовы. Зато к этому были готовы преисполненные духом авантюризма всякого рода неортодоксальные леваки, заполонившие в 60-е годы американские университеты. Именно такие люди в ту эпоху составляли существенную часть добровольцев, засылаемых правительством Соединенных Штатов в Африку, Азию и Латинскую Америку для противодействия распространению коммунизма.

Не нужно большого ума, чтоб предположить, какие результаты могла дать эта гуманитарная программа. 

Эфиопия между тем была страной, в которой вообще никогда не было ни левого движения, ни, тем более, коммунистической партии. До 50-х годов император Хайле Селассие I проводил строгую изоляционистскую политику, поэтому подрывные идеи социализма и освобождения труда сюда не проникали. 

К началу 60-х до Эфиопии наконец докатилась общемировая левая волна, но империю она затронула лишь по касательной. В Университете Аддис-Абебы возникли первые немногочисленные группы левой молодежи, но дальше стен кампуса все это дело не выходило. К тому же имперское правительство, оглядываясь на происходящее вокруг, очень четко понимало опасность, поэтому старалось по возможности давить всякие ростки левой крамолы. 

Эта идиллия могла продолжаться еще долго, если бы в Эфиопию не прибыли волонтеры “Peace Corps”. Которые не только привезли с собой массу ранее недоступной, но весьма популярной на Западе левой литературы, - типа произведений Че Гевары, Франца Фанона, Маркузе и т.д., - но и разъехались по всей стране, поступив в качестве учителей в провинциальные средние школы. В итоге, во второй половине 60-х социалистические идеи, - причем самого радикального толка (именно они были в моде среди западных левых), - начали распространяться по Эфиопии как пожар. 

И если раньше очагом несогласия были лишь крохотные группы интеллектуалов одного столичного университета, то благодаря американской “помощи” такие очаги возникли даже в колледжах далеко на периферии. И имперское правительство уже ничего не могло сделать с этой политической эпидемией, источником которой стали дорогие американские партнеры Хайле Селассие, приславшие в страну каких-то хиппарей, настроенных на борьбу с мировой несправедливостью. Джинн был выпущен из бутылки и загнать его обратно не было никакой возможности.

В конечном итоге, спустя несколько лет вчерашние эфиопские школьники, подученные американскими наставниками подрывным идеям, превратят университеты и колледжи эфиопских городов в мощный оплот воинственной антиимперской мысли. Что в свою очередь, повлекло большие проблемы для государства, в виде бойкотов, протестов, забастовок, столкновений, которые к 1969 году достигли широкого размаха, заставив правительство пойти на предельно жесткие меры для подавления левой молодежи (начиная с арестов и ссылок в отдаленные районы страны, заканчивая вытеснением наиболее активных деятелей за рубеж). 

Короче говоря, деятельность “Корпуса мира”, который должен был предотвращать рост коммунистических настроений, в Эфиопии привела к противоположным результатам. Американские волонтеры вместо того, чтобы расхваливать западный капитализм создали кадровую базу, на основе которой впоследствии развилось одно из самых мощных социалистических африканских движений. И благодаря которой изначально вполне умеренная антифеодальная верхушечная революция 1974 года приобретет крайне радикальный и самый масштабный во всей Африке характер.

Димитриев бросил ссылку на статью эксперта по вопросам оборонной промышленности и военно-технического сотрудничества, входящего в состав общественного совета при Министерстве обороны России Пухова Р.Н. под названием “От «специальной» к «военной»” (журнал “Россия в глобальной политике”, #2 март 2024). 

Статья очень трезво описывает двухлетнее противостояние, итог выведен тоже весьма далёкий от пафоса военной пропаганды обоих лагерей: тупик.

“...Это делает неизбежной затяжную войну при относительно стабильных фронтах в стиле Корейской или Ирано-иракской. Она будет вестись годами, на истощение, не с надеждой вынудить противника к компромиссам, а скорее в ожидании внутренних перемен у него, которые приведут к изменению политической позиции. Завершение Корейской войны в 1953 г. даже на условиях статус-кво стало возможным только после смерти Иосифа Сталина. Соответственно, для Украины и Запада условием перемен представляется уход от власти в той или иной форме Владимира Путина (крайне маловероятный на обозримую перспективу), в то время как российское руководство, видимо, связывает надежды с возможной сменой власти в США на выборах в ноябре 2024 года. Поэтому Москва, скорее всего, намерена продолжать боевые действия как минимум до 2025 г., а возможно – и далее, в ожидании достижения мощного военного превосходства над Украиной…”

​​Косвенным наследием влияния западных (прежде всего американских) леворадикалов на эфиопскую левую было то, что сама эта эфиопская левая изначально стремилась дистанцироваться как от советского, так и от китайского влияния, сохраняя самобытный национальный курс.

При этом еще характерно то, что троцкизм, переживавший ренессанс на рубеже 6 и 7 десятилетий 20 века, вообще не нашел последователей на земле древней Абиссинии. Слово “троцкист” было ругательством среди эфиопских левых и во второй половине 70-х возникла совершенно абсурдная ситуация, когда 2 основные коммунистические организации, - Эфиопская Народно-Революционная Партия (IHAPA) и Всеэфиопское Социалистическое Движение (MEISON), - взаимно уничтожали друг друга, обвиняя противоположную сторону в “троцкизме”. В 1977 году военная верхушка страны во главе с товарищем Мэнгысту Хайле Мариамом положила конец конфликту между левыми, уничтожив обе эти крупные группы по обвинению в…”троцкизме”, “анархизме” и “предательстве революции”. Затем уже Мэнгысту, в рамках консолидации власти в своих руках, зачистил более мелкие левые организации. Как нетрудно догадаться, тоже за “троцкизм” и “анархизм”. Потому что в стране должен был остаться только один настоящий марксист.

Само собой, никакого отношения к реальному троцкизму ни одна из эфиопских левых организаций не имела. Больше того, абсолютно всю эфиопскую левую можно смело валить в лагерь т.н. “антиревизионизма”: с почитанием фигуры Сталина, с критическим отношением к курсу на мирное сосуществование, с акцентом на насильственный характер революционных преобразований. 

Изучение идей Мао и китайского опыта тоже было неотъемлимой частью динамики развития эфиопской левой, но именовать эфиопов маоистами тоже не приходится. Поскольку, например, наряду с маоистской концепцией “новой демократии” как первого этапа революции, эфиопская левая (особенно - MEISON) довольно широко использовала и постулат о “некапиталистическом пути развития”, введенный “советскими ревизионистами” в конце 60-х годов. А опасения по поводу социал-империалистического характера социалистических государств не мешали эфиопам посещать международные мероприятия в СССР или Китае.

Но когда имперская власть в 69-71 гг. принялась ликвидировать эфиопское левое движение и встал вопрос о его реорганизации за рубежом, не СССР, не Китай и не Куба стали теми местами, где эфиопские эмигранты/беженцы набирались сил и выстраивали сети поддержки, которые впоследствии выросли в революционные структуры. Такими “центрами сборки” стали Алжир, Нью-Йорк и Западный Берлин. 

Потому что эфиопы в общем-то понимали, что из себя представляли режимы “реального социализма”; достаточно много эфиопских студентов еще при империи училось в странах соцблока, наблюдая своими глазами здешнюю широту гражданских свобод. Железная занавеска, ограничение перемещений и контроль спецслужб не сильно подходили для задачи строительства революционных партий. Посему, - вот такой казус, - боевое социалистическое движение Эфиопии консолидировало свои силы не в “цитаделях социализма”, а в странах проклятой буржуазной демократии и относительно открытом революционном Алжире, который в ту эпоху стал пристанищем для многочисленных борцов за свободу со всего мира.

А Эфиопская революция 1974 года (нынче ей кстати полувековой юбилей), сбросившая имперский режим, развивалась под лозунгами самобытного “эфиопского социализма”, hibretesebawi/ኅብረተሰባዊ (вместо заимствованного европейского термина “социализм” был придуман такой неологизм). Который, под давлением вернувшихся из-за рубежа левых, приобретал все более радикальный характер. И в котором особый акцент ставился на низовую массовую демократию как способ избежать проблем “реального социализма”.

Эфиопская левая при всей своей воинственности не особо хотела превращения Эфиопии во второй СССР/второй Китай. Однако ситуация сложилась не в пользу эфиопских радикалов: “критически поддержав” вставших после революции 1974 года у руля страны военных, превратившись на время в главную силу общественных преобразований, левые в 1977-78 гг. были уничтожены самыми этими военными, резко развернувшимися в сторону СССР благодаря сомалийско-эфиопской войне в Огадене. Впоследствии левая оппозиция указывала на то, что консультации советских и кубинских дипломатов сыграли немалую роль в развязывании эфиопским государством террора против т.н. “ревизионистов”, критически смотревших на усиление советского влияния. Как бы там ни было, к 1979 году оригинальная эфиопская левая была беспощадно ликвидирована государственными органами и страна под руковоством великого вождя товарища Мэнгысту Хайле Мариама (который до 1975 года вообще не имел представления о марксизме) приступила к построению “реального социализма” по советским рецептам. 

Впрочем, неустанная борьба с “ревизионизмом” (все 80-е в стране продолжалась война с левыми сепаратистами Тыграя и Эритреи) и форсированная индустриализация/коллективизация не смогли обеспечить надежной базы “реального социализма”: как только шатающийся Советский Союз прекратил материальную помощь Эфиопии, товарищ Менгысту Хайле Мариам повалился на бок. Успев перед своим свержением и у Израиля помощи попросить, и от построения социализма отказаться.

​​Борьба высокого начальства за традиционные ценности вкупе с обвинениями в сторону левых оппонентов в “аморальности” имеет давнишнюю историю. Еще в “Манифесте Коммунистической Партии” Маркс с Энгельсом высмеивают чушь об “обобществлении жен”, которой попы, жандармы и начальники в 19 веке пугали простолюдинов с целью демонизации социализма.

Годы шли, а традиции оставались незыблемыми. Одним из самых ярких примеров борьбы против “левацких половых извращений” является геноцид, учиненный генералом Сухарто против индонезийских коммунистов в 1965 году, когда было убито по некоторым оценкам свыше миллиона человек (не только коммунистов, но и левых националистов, исламских социалистов, демократов и тому подобных прогрессистов). Среди различных аргументов, которыми пропагандистская машина государства взвинчивала массовую истерику, одим из самых эффектных являлось утверждение о том, что коммунисты разрушают традиционную семью, развращая женщин.

В центр этой пропагандистской кампании была поставлена “Gerwani” (Gerakan Wanita Indonesia, Движение индонезийских женщин), связанная с Компартией полуторамиллионная женская прогрессивная организация, которую сегодня охарактеризовали бы как феминистскую. 

Сочиняемые пропагандистами Сухарто истории отличались большим разнообразием: говорилось, что “Gerwani” вовлекает молодых женщин в проституцию, а на вырученные деньги покупается оружие для коммунистических отрядов; что активистки пропагандируют однополую любовь; что на собраниях происходят оргии с участием начальников-коммунистов; что активистки соблазняют патриотов откровенными танцами, а затем кастрируют своих любовников или выкалывают им глаза; что основной задачей “Gerwani” является уничтожение традиционной семьи, религии, а в конечном итоге - и индонезийской нации.

Несмотря на абсолютную нелепость всех этих россказней, они давали сверхположительный (для Сухарто) эффект: консервативное индонезийское общество с великим энтузиазмом ответило на призывы “спасителей родины” к уничтожению попирающих “естественные законы природы” коммунистических негодяев. И больше всего тут доставалось как раз женщинам, многие из которых и коммунистками-то не являлись.

Они подвергались изнасилованиям и целенаправленному обезображиванию, их забивали насмерть вместе с членами семей, пытками и истязаниями от них добивались признаний в “аморальности” и “распущенности”, которые затем широко распространяла госпропаганда, поддерживая террор против “матерей зла из Gerwani”. Короче говоря, в течение года с огромным женским движением в Индонезии было покончено.

Впоследствии, “традиционные ценности” с бесприкословной покорностью женщин мужчине и родному государству стали основой идеологии “нового порядка” (Orde Baru) генерала-президента Сухарто, который правил страной аж до 1998 года. Естественно, многолетняя госпропаганда и репрессивная политика не могли не оставить отпечаток на облике индонезийского общества, в котором до сих пор сильны страхи насчет “коммунизма” (хотя никакого коммунизма уж лет 30 как нет), а современных малочисленных феминисток национал-консервативные круги именуют не иначе как “новыми Gerwani”, поскольку само движение “Gerwani” так и не было толком реабилитировано и до сих пор ассоциируется с тем бредом, который в 1965 году был придуман пропагандистами Сухарто.

Это довольно ярко проявилось в 2015 году, в связи с 50-летием резни и началом заседаний Международного народного трибунала по преступлениям против человечности в Индонезии в Гааге, который установил виновность государства Индонезия в массовых преступлениях 1965-66 гг., выявил соучастие в этих преступлениях США, Великобритании и Австралии (это к вопросу о стереотипном восприятии гаагского трибунала как “прозападного”) и определил, что эти преступления попадают под понятие геноцида.

В ответ по Индонезии прокатилась волна выступлений всевозможных пламенных патриотов, защищающих “национальный суверенитет” от атак продажных гаагских судей, стремящихся оклеветать родину. Попутно извлекались старые пропагандистские тейки эпохи Сухарто о небольшой “патриотической кампании” (а не о тотальной резне), жертвами которой стали “только” несколько десятков тысяч человек - понятное дело, наиболее отвратительных и аморальных шпионов и вредителей преступников и преступниц, желавших разложения и погибели индонезийской нации. Своеобразной новацией патриотической истерики 2015-16 гг. стало введение в перечень “преступлений против нации” вошедшего в моду ЛГБТ; справедливости ради Сухарто слабо использовал аргумент о гомосексуализме коммунистов во время бойни 1965-66, но этот недочет был исправлен современным индонезийским государством, попутно возбудившемся и против этой величайшей проблемы современности, которая, по словам почтенного министра обороны Рямизарда Рьякуду “несет бóльшую угрозу, чем ядерная война”.

По результатам досрочных выборов в парламент Португалии блок коммунистов, зеленых и левых демократов (Коалиция демократического единства) набрал 3.3%, снизив свои показатели от 2022 на четверть (тогда набрали 4.29%).

Вместе с тем, выборы выявили рост популярности правых (победитель Демократический Альянс) и ультраправых (“Шега” со своими сумасшедшими 18%). 

Про скверное положение португальской компартии я уж как-то писал, но выдвижение Паулу Раймунду в качестве нового вождя тренд на деградацию не переломило. Фактически, электоральная база ПКП теперь сократилась до собственно членов возглавляемой коммунистами коалиции. Людям, находящимся за пределами этого узкого круга, видимо нечего предложить. 

Тут конечно немалую играет роль конкуренция ПКП с управляющими страной могучими социалистами, которые помимо всего прочего еще и напрямую пользуются поддержкой деловых кругов. Учитывая что по существу умеренная ПКП от социалистов отличается не слишком сильно (например, в вопросах иммиграции, которые стали трамплином для триумфа ультраправых), да и социальная/культурная база у них одна и та же, отток избирателей от стремительно маргинализирующихся коммунистов к более-менее статусным социалистам вполне вероятен. 

В общем, самоугасание “старого” коммунизма продолжается, впрочем, “новый коммунизм” в лице “Левого Блока”, собравшего в своих рядах широкий ассортимент разнообразных, - радикальных и не очень, - прогрессистов, особо тоже не блещет, хотя и завоевал аж 4.46% (примерно столько же, сколько и в 2022).

Короче, вера португалов в коммунизм ослабевает, а доверие правому политическому сектору наоборот растет. Сами коммунисты (что “старые”, что “новые”) объясняют сей феномен классически: это “результат провальной политики социалистов на протяжении 8 предыдущих лет”. 

Ну, чтож. Подождем пока провальная политика правых вызовет “левую реакцию” португальского гражданина. Которой вероятно, - как это и происходит последние лет 70, - воспользуются те же самые социалисты/социал-демократы/социал-либералы. На этих качелях можно кататься долго.

Левые и выборы. В Иране

Как некоторым известно, 1 марта 2024 года в Иране состоялись выборы в Меджлис (однопалатный парламент) и Совет экспертов (орган, отвечающий за избрание нового рахбара - духовного предводителя исламской революции, - в случае вознесения на небеса старого). Особенность иранских выборов последних лет заключается в том, что уже на этапе отбора кандидатур (иранцы голосуют не за партии, а за конкретных людей) государственная бюрократия дисквалифицирует под разными предлогами неугодных правящей консервативной команде лиц (коими доселе являлись в основном реформаторы), допуская исключительно тех, кто полностью и безоговорочно поддерживает нынешний политический и экономический курс развития страны. И если раньше банили каких-то подозрительных социал-радикалов, то теперь с выборов сняли даже прошлого президента Хасана Рухани, о-о-очень умеренного центриста. Короче, на выбор иранцам были представлены только надежные люди, которые не подведут тех, кто их на эти выборы допустил, и качать персидскую лодку не станут под страхом смерти.

Нам, россиянам, привыкшим к напряженнейшей предвыборной интриге, это кажется диким, но вот так живут иранцы, да. 

Как иранская левая отнеслась к этим выборам? 

Иранская левая, как я уже раз упоминал, это целый конгломерат организаций различного толка, имеющих многолетний опыт противостояния Исламской Республике словом и (часто) оружием. Есть правда одна сложность: почти все они (за исключением многочисленных фракций курдской Комалы) вытеснены из страны и вещают из-за рубежа. Другой проблемой является то, что, по старой доброй традиции, иранские левые друг друга еще и не особо любят, хотя сотрудничать все-таки пытаются. Иногда, не очень успешно: например, летом прошлого года с треском рухнул полугодовой союз “Комалы трудящихся Курдистана” и “Комалы революционных трудящихся Курдистана” (“komełey” на курманджи - “ассоциация”, “сообщество”), учрежденный во время протестов 2022-23 (aka “Женщина, Жизнь, Свобода”) для вооруженного сопротивления властям. Какие-то старые обиды между фракционерами оказались в итоге сильнее великих целей борьбы с Исламской Республикой и все это в итоге вылилось в череду столкновений в приграничных районах с убитыми и ранеными, о чем язвительно-радостно сообщала иранская пресса.

Однако, как дело коснулось фиктивных выборов в Меджлис, иранская левая продемонстрировала невиданное единство, призвав иранский народ игнорить усилия по легитимизации режима через электоральные процедуры.

Первым за несколько недель до выборов выступил базирующийся в Швеции “Совет сотрудничества левых и коммунистических организаций” (куда входят рэтэкоммунистический Социалистический Трудовой Союз, Коммунистическая рабочая партия Ирана/хекматисты, Компартия Ирана, ортодоксальный Рабочий Путь/ Рах-е Каргар, Альянс коммунистических фидаев, Организация фидаев/меньшинство и революционно-демократическое Ядро меньшинства) выпустив воззвание “Свержение, а не участие”, в котором в общем-то озвучен очевидный факт: режим, который идёт на массовые убийства во имя своего выживания (речь о подавленных народных протестах 2019-20 и 2022-23) невозможно изменить с помощью избирательной урны. Надежды прошлых лет на трансформацию изнутри не оправдались: в ходе волнений 19-20 и 22-23 реформаторы продемонстрировали свою полную ничтожность и безволие, а теперь даже этих декоративных оппозиционеров вычеркивают из списка кандидатов. Поэтому стихийно наметившийся в 20-21 гг. тренд на снижение интереса граждан к участию в выборах необходимо поощрять; это тренд объективный и правильный, потому что выборы окончательно превратились в фикцию и все больше граждан это осознают. Оживлять мертвый спектакль какими-то позитивными действиями уже не стоит; консервативные фракции все равно объявят выборы “успешными” для себя при любой явке, а с возбуждением ненависти и неприятия к режиму Исламская Республика справляется самостоятельно.

Спустя несколько дней в том же духе высказался “Совет сотрудничества левых и коммунистических сил Курдистана”, объединяющий представителей “Комалы Коммунистической Партии Ирана” и Компартии Ирана/хекматистов.

Далее пошел черед довольно умеренной Организации Народных Фидаев/большинство, которая, избегая громких и типично восточных проклятий, указывает, что хоть какое-то участие в нынешних выборах - это неверная практика. Единственным результатом такого участия станет помощь головорезам-консерваторам в лакировке имиджа режима с помощью общественного признания того беспонтового шоу, которое он организует. 

Фидаи напомнили, что именно активное протестное голосование в прошлом заставило “ядро власти” во главе с Али Хаменеи постепенно перейти к тактике все более предсказуемых для себя выборов через все более широкую дисквалификацию неугодных, апофеозом чего должны стать нынешние выборы в Меджлис, которые вовсе не имеют никакого отношения к реальным электоральным процедурам. Если в данном случае нет ни малейшей возможности навязать правительству свое мнение, народ такие выборы должен бойкотировать. Это единственный способ сказать “нет” Исламской республике, если еще вообще хоть кого-нибудь вверху интересует мнение народа.

Отколовшаяся от фидаянского большинства еще более умеренная “Левая партия”, повторив примерно те же аргументы, дополнительно стыдит тех немногих, кто, учитывая стихийное безразличие общества к нынешнему предвыборному фарсу, продолжает призывать людей к урнам, все еще недеясь с помощью бюллетеня проделать “брешь” в гомогенном организме консервативной диктатуры. В данных обстоятельствах, дескать, такое поведение служит только интересам тирании и проделывает “брешь” разве что в головах самих призывающих.

Левонационалистическая “Коалиция за светскую демократическую республику” (где главенствуют умеренно-левые из Союза республиканцев и Национальный фронт, почитающий Мосаддыка), воспрозводя все те же доводы, мудро расценила бойкот этих наиболее безальтернативных выборов в истории Ирана как оттачивание форм массового гражданского неповиновения и возможность укрепления конвергенции всех прогрессивных национальных сил, выступающих против гибельного курса консерваторов. 

Наконец, именитая и легендарная Партия Туде, некогда носившая статус “официальной” иранской компартии, и та резко выступила против “скандального шоу с известным результатом”, в которое превратились выборы в последние годы в условиях увеличения нищеты, репрессий и международного авантюризма “защитников Ислама”.

К чести Партии Туде, которая в свое время глупо пострадала от собственного “марксистского анализа” с делением буржуазии на “менее” и “более” реакционную, теперь она категорически отвергает схожую демагогию некоторых левых теоретиков, которые призывают людей к урнам потому что, якобы, в верхах режима идет борьба между “антиимпериалистическими” и “неолиберальными” элементами и надо “во имя национальных интересов страны” поддержать “здоровые силы” Исламской республики. Все эти призывы Партия Туде отвергает, потому что Исламская республика является столь же антиимпериалистическим, сколь и капиталистическим, глубоко антинародным режимом. И, по мнению партии, борьба народа против интервенции и империалистических санкций неразрывно связана с борьбой против общественного регресса и периферийной политической диктатуры. Потому как весь антиимпериализм такой держащийся на мракобесии диктатуры - это дутый, фальшивый антиимпериализм, антиимпериализм ради сохранения и укрепления антинародной власти, что и демонстрируют многочисленные примеры взаимодействия “антиимпериалистов” Хомейни и Али Хаменеи с империалистическими кругами США и Израиля начиная еще с ирано-иракской войны.

Тут стоит отвлечься на секунду. На каких это “левых теоретиков” Партия Туде вообще намекает? Она намекает на т.н.

“антиимпериалистических левых” (они же “левая Ось Сопротивления”, они же “Антиимпериалистический левый альянс”): ряд иранских деятелей, именующих себя левыми/марксистами-ленинцами, которые, через несколько сайтов и youtube-каналов продвигают известный нарратив об неустанной антиимпериалистической борьбе Владимира Путина, Али Хаменеи, Башара Асада, Си Цзиньпина, Даниеля Ортеги и других великих лидеров современности против гидры американско-сионистского империализма. Организационно эти иранские аватары Михал Василича Попова никак не оформлены (хотя среди “антиимпериалистических левых” мы можем видеть старую ходжаистско-сталинскую Трудовую Партию/Toufan, обитающую в Германии) и веса особого в обществе не имеют, но в преддверии выборов многие из них как по команде начали голосить о поддержке “антиимпериалистического курса страны” через походы на выборы, вызвав бурю негатива и иронии у оппозиционных левых.

В общем, вся иранская левая, какой бы умеренной или радикальной она не была, - начиная от условно левых Исламских ассамблей Ирана или Федеративного демократического движения Азербайджана, заканчивая маоистами из карликовой Компартии Ирана (м/л/м) или Партией Свободной Жизни (местного филиала Рабочей Партии Курдистана), - на удивление выступила единым фронтом, поддержав стихийное безразличие масс к политическому спектаклю под названием “выборы в Меджлис”. Учитывая так же, что бойкот был избран в качестве основной тактики и правой оппозицией, все это вкупе дало впечатляющие результаты: на мартовских выборах была зафиксирована самая низкая за всю историю Исламской республики явка: по официальным данным проголосовал  41% избирателей (при этом около 8% бюллетеней оказались испорченными). С учетом того, что в Иране существует спасительная практика принуждения к голосованию всевозможных бюджетников и силовиков (видимо, именно эти насильно пригнанные к урнам избиратели, которые отказаться от участия не могут, и попортили бюллетени), ситуация для властвующих мужей, которые ранее гордились своей особой исламской демократией, активностью населения и часто использовали религиозно-идеологические тейки о “борьбе с тиранией”, складывается не очень изящно. 

Посему, как левая, так и правая оппозиция восприняла подобные результаты со значительной долей энтузиазма, усмотрев в массовом отказе от голосования еще один шаг на пути изоляции госаппарата от народа, именем которого этот аппарат прикрывается. Потому как бóльшего в данном случае достигнуть и нельзя было.

Про парламентский путь.

Известно, как ортодоксальные марксисты ненавидят демонизированного Хрущева, который ввел в Третью программу КПСС тейк о возможности “превращения парламента из орудия, служащего классовым интересам буржуазии, в орудие, служащему трудовому народу”. Якобы этот постулат проложил путь гибельному еврокоммунизму с его акцентом на “мирное завоевание власти” через выборы, легализм и коалиционные маневры с непролетарскими партиями. Забывается правда, что Третья программа предусматривала парламентские/мирные формы завоевания власти наряду с внепарламентскими и насильственными, указывая что их комбинирование зависит от “конкретных исторических условий” той или иной страны.

Но вообще, первыми из коммунистов кто официально заявил о возможности установления “диктатуры пролетариата” в её новой форме "народной демократии" через “превращение парламента в орган волеизъявления подавляющей части народа” (а не через насильственное установление “советской власти” и “слом старой машины государства”) были конечно же не Хрущев с Куусиненом (автором многих новаций Третьей программы). Это сделали руководители Коммунистической Партии Великобритании, выпустив в 1951 году программу “Британский путь к социализму”, которая даже была опубликована в теоретическом журнале КПСС “Большевик”. Причем рецензентом, одобрившим “ревизионистскую” (с точки зрения ортодоксальных марксистов-ленинцев) программу выступил никто иной как Иосиф Сталин, давший Гарри Поллиту (генсеку КПВ) ряд ценных указаний.

Британская программа даёт понимание того, при каких условиях парламент может быть превращен в “демократический орган господства народа”, обеспечивающий переход от капитализма к социализму: только и исключительно при наличии массового и хорошо организованного народного движения с ядром в виде рабочего класса (по умолчанию подразумевается, что этим ядром рулят коммунисты), которое способно 

А) собственно осуществить и защитить политическое завоевание парламента;

Б) осуществлять перманентное давление на исполнительные органы “старого” государства, заставляя исполнять принятые парламентом законы и программы, заменяя тех, кто это делать не хочет;

В) организовать подавление имущих элит, которые безо всякой радости воспримут установление такого народного правительства и будут сопротивляться его решениям и реформам всеми доступными средствами.

Короче говоря, согласно “Британскому пути к социализму”, при наличии мощного организованного движения рабочих, сельских тружеников, средних слоев, интеллигенции и т.д. можно не только завоевать парламент вполне демократическим путем, но и гарантировать исполнение принятой парламентом революционной программы. Причем, даже формально сохраняя монархию и некоторые её институты (британскими коммунистами предусматривалось лишь отстранение короля и Палаты лордов от политико-экономических решений).

Вот такая выходила “народная демократия”, aka новая форма диктатуры пролетариата. С демократическим парламентом, многопартийностью, демократизацией Британского Содружества и зиц-председателем Фунтом королем-комсомольцем во главе (как это было в Румынии некоторое время).

В вакууме/в теории схема выглядит убедительно, но в реале “народная демократия” работала только в освобожденных странах послевоенной Восточной Европы, испытывающих колоссальное влияние Советского Союза, в том числе - и в деле организации выборов (откуда и родилась шутка о том, что коммунисты побеждают только на тех выборах, которые сами же и проводят). В странах, где СССР такого влияния не имел (например, в послевоенной Италии или Франции с их миллионными авторитетнейшими компартиями), курс на мирное завоевание власти демократическим путем мгновенно выродился в приснопамятный ждановский “парламентский кретинизм”. С последовательным разоружением масс (в прямом и переносном смысле слова), позорным политиканством (“резиновой диалектикой”) и потерей идеологического “лица” коммунистами, которые теперь если и отличались от социал-демократов, то только в худшую сторону.