Вероятно, истина лежит где-то посередине. Но, в любом случае, дико пострадав от террора “черных”,  тяготясь содержанием осужденных, принципиально выступая против исламизма как такового и имея все возможности устроить поверженным “черным” кровавую баню в назидание остальным, курды пытаются избежать погружения в пучину тотальной злобной мести всем и каждому, которая по их мнению ведет лишь к еще бóльшему одичанию масс, а следовательно - к еще бóльшим трудностям в построении справедливого общества, остов которого они пытаются воздвигнуть на северо-востоке Сирии. 

В связи с некоторым прогреванием балканской темы, - речь о пространных заявлениях нынешнего сербского президента Вучича о нависшей над жизненными интересами Сербии и Республики Сербской (эта которая в Боснии) опасности, - вспомнилось о нашем с сербами духовном родстве.

Руси и срби действительно очень похожи своей исторической судьбой. СССР возник на руинах огромной феодальной империи, собрав в итоге почти все её осколки вокруг твердого ядра в лице русских, которые переживают теперь мучительный ресентимент по утраченному величию и подвергаются нападкам со стороны бывших братских народов, не желающих более исполнять роли “младших братьев”. 

С сербами произошло ровно то же самое. Социалистическая Югославия строилась на руинах и в границах точно такого же полуфеодального Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев, раздираемого внутренними национальными противоречиями, которые социализм (как и в СССР) сумел лишь на время подморозить, но не ликвидировать. И хотя во главе ФНРЮ (позднее - СФРЮ) стоял полусловенец-полухорват Иосип Броз Тито, ядром этого гособразования выступали сербы.

А когда, после смерти харизматика Иосипа Броз, пошел процесс разложения югославского государства, сопровождавшийся ростом местного национализма, сербы ответили на это всплеском собственного державного национализма, украшенного “розовым” оттенком “югославизма” (нечто весьма похожее на наш реваншистский “красно-коричневый синтез” 90-х в духе НБП, восставший из пепла ныне).

Уже в период 1987-90 внутри Союза Коммунистов Сербии началось “критическое переосмысление” былых идеалов, наиболее ярко выразившееся в ренессансе патриотического ”Косовского культа”, который во времена Тито был основательно и целенаправленно подзабыт дабы не создавать лишнего напряжения между христианской и мусульманской частями населения. Теперь, когда Югославия катилась в пропасть, это было уже ни к чему, а старым партийным элитам в условиях крушения коммунизма требовалось новая идейная база, способная сплотить вокруг себя остатки федерации. Таким цементом новой Югославии стал сербский национализм, активно используемый председателем СКС Слободаном Милошевичем как в 87-89 гг., так и на всем протяжении своего президентского правления.

И хотя формально СКС осудил знаменитый Меморандум Сербской Академии наук и искусств 1986 года (содержавший в себе тейки о выдуманных коммунистами нациях, типа черногорцев и македонцев, о разделении коммунистами единого сербского народа искусственными границами, об “исторической” необходимости доминирования сербов на Балканах и т.д.), фактически дискурс проснувшегося сербского великодержавия со всеми его проявлениями (вроде реабилитации четников, апелляции к средневековому наследию Великой Сербии и ненавистью к мусульманам) стал одной из основ режима Милошевича. А правонационалистические организации, типа Радикальной Партии Шешеля, Сербского Национального Обновления Йовича или Партии Сербского Единства Ражнатовича-Аркана в общем были надежными опорами правящей Социалистической Партии (переименованного Союза Коммунистов Сербии), прославившись созданием парамилитаристских отрядов для борьбы с босняками, хорватами и косоварами.

Другой идейной основой режима Милошевича был “коммунизм”, который выражался в жесткой риторике против антисербского национализма окраин (ака фашизма), в проклятиях по адресу буржуазной демократии и западного капитализма, в болтовне о вреде либеральных экономических реформ, якобы несущих вред “югославскому рабочему классу” (хотя именно белградская номенклатура в 89 инициировала Программу экономических реформ, поставившую крест на югославском “самоуправляемом социализме”),  а после начала гражданской войны, в которой Германия открыто поддерживала хорватов, а США босняков-мусульман и косоваров, - и в очень яростном антизападничестве, которое многие иностранные коммунисты (те, что еще остались на плаву в 90-е) интерпретировали как антиимпериализм. 

Между тем, формальный повод к крушению федерации и гражданской войне дал сам Милошевич, громко заявлявший о необходимости спасения расползающейся Югославии. Используя мощное “национал-коммунистическое” народное движение сербов, которое сам же СКС и спровоцировал, Милошевич в конце 88/начале 89 лишил конституционного статуса автономии Воеводину, Черногорию и Косово (где местный антисербский национализм, как ни странно, изначально зиждился на принципах марксизма-ленинизма-антиревизионизма), что положило начало волнениям в других федеративных республиках, окончательному крушению Союза Коммунистов Югославии и падению страны в бездну межнациональных столкновений, увенчавшихся гражданской войной, в которой одни (хорваты, словенцы, босняки и косовары) боролись против “великодержавного сербского шовинизма” и за право на самоопределение, а другие (сербы) - сначала за “защиту общей родины” от фашистов и западных наймитов, а позднее - за выживание сербского народа и объединение его в рамках одной страны.

Естественно, длительная межнациональная война вокруг вопроса государственных границ, религии и “исторических территорий”, напоминающая по своему характеру постколониальные конфликты между новыми государствами в Африке или на Ближнем Востоке, не принесла балканским народам вообще ничего, кроме одичания и укрепления взаимной ненависти. Стремление к этнической/культурной однородности, к обособлению от неких “исторических врагов”, к возвращению “священных земель предков”, к отмщению старых обид и возвращению былого величия, в таком мультикультурном регионе не могли не создать очага перманентной напряженности, который обречен тлеть еще очень долго. Ибо победа одной из воюющих сторон неизбежно порождает у проигравших потребность в реванше.

Современная Сербия в этом плане напоминает Россию. Переходный псевдокоммунистический “национал-югославизм” эпохи Милошевича (ярким сторонником которого был, например, генерал Ратко Младич) со сменой поколений логично и окончательно отступил перед классическим великодержавным сербским национализмом: с обвинениями в сторону коммунистов, придумавших не существовавшие никогда нации (как оригинально) и тем самым нарушивших единство сербского народа, с демонизацией и ненавистью по отношению к многочисленным врагам (мусульманам, косоварам, хорватам, черногорцам, македонцам, болгарам, короче, ко всем, кроме русских), с возвышением воинственного сербского православия, с самовиктимизацией (выставлением себя жертвой) и историческим реваншизмом.

Несомненно, этот националистический дискурс во многом является защитной реакцией на реальные проблемы сербских меньшинств в Боснии и Косово, на болезненное отделение Черногории, на рост автономизма в Воеводине; точно так же, как сербский “национал-коммунизм” Милошевича стал ответом на антисербский национализм словенцев, хорватов, босняков и косоваров. Беда только в том, что этот логически понятный “реактивный” (в смысле ответный) национализм вместо разрешения тех проблем, которые его породили, способен еще больше их углубить и обострить (что собственно и произошло в рамках “спасения” Югославии Милошевичем). Учитывая также то, что активную роль в травле Сербии (как ранее и Югославии) играют различные внешние акторы, можно не сомневаться, что рано или поздно весь этот комплекс противоречий выльется в очередную резню под громкими и даже формально справедливыми лозунгами с обеих сторон. Резню, в которой в очередной раз проиграют все участвующие (за исключением, может быть, только зарубежных “помощников”) и которая закончится лишь передышкой перед следующей резней.

А ведь вчера была днюха Ларентия Палыча Берия, “самого оболганного сталинского наркома”, как об этом любят говорить упорные марксисты-ленинцы. То, что он был оболган теми, кто его судил и казнил, сомнению не поддается. Сомнительно то, что именинник безвинно пострадал за свою преданность идеям Маркса/Энгельса/Ленина/Сталина, которые он, по мнению некоторых марксистов-ленинцев, защищал до последнего вздоха. Якобы, именно с намерением бесстрашно продолжать победоносный сталинский курс и был связан его арест, инициированный тайно пробравшимся в партию троцкистским интриганом Хрущевым, задумавшим развалить великий и могучий СССР, успехи которого заставляли кусать локти проклятых империалистов. 

Все это, как обычно, городская легенда, в которой верующие коммунисты нашли удобное оправдание всех последующих бедствий и неприятностей, приведших к крушению Советского Союза. Это все враги сделали, негодяи. Останься Берия в живых - вот тогда бы история по другому пошла. 

С этим и не поспоришь. Потому что в реальности товарищ Берия, - несмотря на свой одиозный имидж беспощадного карателя-технократа эпохи позднего Сталина, - был человеком трезво мыслящим. Который сразу же после смерти Иосифа Виссарионовича смело и дерзновенно принялся ломать стагнирующую систему, выстроенную вождем народов. 

“100 дней Берия” не оставили после себя множества документов, по которым можно было бы судить о глобальных намерениях этого зловещего опричника, одномоментно превратившегося в последовательного “либерала”, но то, что успел Лаврентий Палыч натворить, однозначно указывает на его стремление к радикальной системной перестройке, перспективы которой видимо повергли в ужас постсталинскую партийную верхушку. Решившую, в целях сохранения самой себя, успокоить этого энтузиаста простым советским расстрелом по придуманным обвинениям.

Как настоящий кавказец, Берия не собирался буксовать, выдерживая траур по усопшему, и уже в марте 1953 (спустя 2 недели после похорон Сталина) он отдает приказы о пересмотре легендарных судебных дел против “врагов народа” (врачи, сионистский заговор, артиллеристы, авиаторы, мегрелы), а в апреле выкатывает на суд ЦК документы по “делу врачей”, которые указывали на фальсифицированный характер процесса и личное участие в этом Иосифа Виссарионовича. 

Дальше был приказ о запрете пыток, которых, как известно, в Советском Союзе и не было никогда, и начало мероприятий по передаче огромного лагерного индустриального комплекса (le Goulag) из-под крыла его “собственного” МВД в Минюст. Прекрасно знавший как работает “исправительно-трудовая система”, насколько она неэффективна и убыточна для страны, Берия был первым, кто начал разгон разросшегося за счет неустанной борьбы с предателями и вредителями Гулага; первым, кто указал на необходимость освобождения из лагерей более чем миллиона граждан СССР. 

Опять же, осознавая масштаб проблем, связанных с националистическим подпольем на “новых территориях” (Западная Украина, Западная Белоруссия, Молдова и Прибалтика) и в целом понимая невозможность их решения одними только силовыми методами, Берия в мае-июне 1953 подготовил ряд записок в ЦК, критикующих как национальную (агрессивную русификацию и недоверие к местным кадрам), так и репрессивную политику советской власти, предложив значительно смягчить подход в этих вопросах. Впоследствии, после ареста Берии, все эти инициативы были перечеркнуты как “способствующие росту буржуазно-националистических элементов”.

Вообще, Берия буквально фонтанировал идеями, направленными на разрядку социального напряжения: прекращение приёма репрессивными органами анонимных доносов, ослабление паспортного контроля, упразднение режимных зон, запрет на украшения по праздникам госучреждений и колонн демонстрантов портретами ныне живущих партийных руководителей…

В международных делах Лаврентий Палыч тоже намеревался навести новый порядок, о чем свидетельствует ругань по адресу руководства Венгерской рабочей партии на встрече 16 июня, во время которой Берия не только осудил широкую репрессивную политику и форсирование индустриализации по сталинским рецептам, но и

указал на необходимость прекращения колхозного строительства и переориентацию госинвестиций в сторону индивидуальных фермерских хозяйств. Ровно таким же точно образом Берия отреагировал на растущие проблемы ГДР, подготовив рекомендации по оздоровлению обстановки, в которых открыто осуждался курс на форсированное построение социализма (ранее одобренный Сталиным) со всеми его элементами, типа принудительного кооперирования, ограничениями частного сектора, борьбой с вездесущими контрреволюционерами/вредителями и акцентом на развитие тяжелой промышленности. 

Учитывая такой настрой, можно вполне допустить, что выдвинутые в дальнейшем обвинения против Берии в стремлении закончить спровоцированный Сталиным бессмысленный конфликт с Югославией (якобы были найдены в сейфе секретные письма к Ранковичу) не являются вымыслом. Тем более, что Берия был одним из инициаторов мирного разрешения доставшихся в наследство от Сталина тупиковых геополитических проблем в Турции, Иране и Корее.

Короче говоря, имея за спиной мощный аппарат МВД, громадный организационный опыт и не очень серьёзно воспринимая марксизм-ленинизм как неприкосновенную науку наук, Лаврентий Палыч не боялся в рамках внутрипартийной борьбы за власть высказывать и навязывать ЦК свежие идеи по деконструкции тяжелого сталинского наследства, которые до смерти отца народов привели бы его на расстрельный полигон в Коммунарке.

Правда он недооценил своих вроде бы туповатых и трусоватых противников в партийной верхушке, которые в итоге, почуяв общую опасность для себя от безостановочных инициатив, переиграли и уничтожили Лаврентия Палыча. 

Однако, учитывая объективную необходимость комплексных реформ советской системы и невозможность загнать выпущенного Берией джинна либерализации обратно в бутылку, ликвидировавшие его заговорщики во главе с Хрущевым спустя некоторое время…продолжили бериевский курс на десталинизацию, но уже в куда более осторожном духе.

1 апреля у нас, значит, праздник Акиту, ассирийский новый год, праздник весны и один из древнейших праздников мира, восходящий ко временам Шумера.

В связи с этим маленько можно рассказать и о празднующих ассирийцах, а конкретно - про самобытных левых ассирийских народников/националистов, которые являются одной из опор самопровозглашенной Автономной администрации Северной и Восточной Сирии, более известной в масс-медиа как “Рожава”.

Читать далее: https://telegra.ph/Assirijskie-narodniki-04-01

Сегодня 75 лет стукнуло Абдулле Оджалану, вождю Рабочей партии Курдистана, с 1999 года томящемуся в тюрьме особо строгого режима на турецком острове Имралы почти в полной изоляции. Вообще, даже неизвестно наверняка, жив он, здоров ли, т.к. с 2019 турецкие власти ввели запрет на встречи адвокатов со своим подопечным; последний раз Оджалану позволили несколько минут поговорить по телефону со своим братом в марте 2021 года и с тех пор о нем ни слуху ни духу. Адвокаты ежедневно (реально ежедневно) подают ходатайства о посещении острова, но всякий раз следует отказ. Так что непонятно в каком состоянии теперь пребывает именинник.

Чем этот дядя (“дядя” - “Апо” - это и есть собственно его партийный псевдо) интересен? Помимо того, что он прожил насыщенную событиями жизнь, Оджалан известен и интересен своей теоретической деятельностью по переосмыслению революционно-социалистической модели в условиях крушения т.н. “международного коммунизма” во главе с СССР.

Начнем с того, что еще на заре истории Рабочей Партии Курдистана в 80-х, Абдулла Оджалан, заявляя о себе как о марксисте-ленинце, отказывался рассматривать СССР, Китай или Албанию в качестве путеводной звезды для борьбы курдов и, естественно, отрицал построение в этих странах того социализма, о котором писал Карл Маркс. 

Читать далее: https://telegra.ph/Eretik-s-ostrova-Imraly-04-04

Радостно на сердце от того, что все больше стран подхватывают тренд на борьбу с фашизмом. Так, Национальная Ассамблея Венесуэлы 2 апреля в первом чтении одобрила закон против “фашизма, неофашизма и подобных проявлений”, значительно облегчающий судебное преследование тех, кто будет назначен “фашистом”. Согласно закону, даже гражданские суды первой инстанции получат право выносить решения о “фашистском” характере тех или иных организаций, инициируя тем самым процедуру (ранее довольно хлопотную с точки зрения юриспруденции) роспуска и запрета подобных объединений. Есть еще запрет на участие в выборах и занятие государственных должностей лицам, которые “в любое время до избрания или вступления в должность” пропагандировали или оправдывали “фашизм, неофашизм и подобного рода проявления”. Само собой, вводятся запреты на “распространение сообщений, оправдывающих или пропагандирующих насилие как метод политического действия” (это тоже фашизм), а так же на проведение “публичных мероприятий”, оправдывающих или пропагандирующих “фашизм, неофашизм и прочие проявления”. 

Короче, очень плохо придется теперь “фашистам”. Им и ранее-то жилось несладко в разоренной “социалистической” и “антиимпериалистической” Венесуэле, где вся полнота политической власти принадлежит Единой Социалистической Партии, зачистившей поляну от всякой (в том числе и левой) оппозиции, но теперь, с этим новым законом, открывающим широкие возможности для государственных репрессий, им вообще каюк.

Тем более, что под термином “фашизм” венесуэльское государство подразумевает очень широкий комплекс идей, основанных на “расизме, шовинизме, классизме, моральном консерватизме, неолиберализме, женоненавистничестве и всякого рода фобиях по отношению к праву людей на свободу от дискриминации”. Все очень четко, все правильно.

И вот тут-то вылезло наружу фашистское мурло в лице продажных венесуэльских коммунистов, которые уже довольно давно критикуют правительство Мадуро, за что справедливо получают от него по морде. Вплоть до того, что в августе 2023 по решению Верховного Суда была учреждена подконтрольная правительству “параллельная” Компартия Венесуэлы (хорошая, которая любит и ценит правительство, а не ругает его) во главе с бывшими членами КПВ Генри Парре и Сиксто Родригесом.

Оскар Фигера, лидер “исторической” КПВ, уже на следующий день после одобрения фиктивным парламентом (в котором сидят почти исключительно члены Единой Социалистической Партии самого Мадуро, так что никаких дискуссий там давно нет, а проект закона даже не был заранее представлен для ознакомления) антифашистской инициативы, дал интервью, в котором указал на опасность нового “карательного закона”, поставленного на службу “глубоко авторитарного правительства, которое не уважает политические и социальные права, закрепленные в Конституции”. 

Этот никчемный либерашка, спрятавший фашистское нутро под красным флагом, доказывает свои пустые слова тем, что говорит о “систематической репрессивной политике” патриотического правительства Мадуро, которое проводит “аресты профсоюзных, общественных и политических лидеров и активистов”, а также осуществляет “судебные атаки против КПВ”.

До того дошло, что Фигера намекнул на “фашистскую матрицу” самого Мадуро и его социалистической партии, потому что своей неолиберальной политикой они не только “предают интересы рабочего класса и других эксплуатируемых слоёв народа”, но и пытаются предотвратить подъём рабочей и народной борьбы против угнетения. Что, в общем-то, является основной задачей фашизма, согласно “классической” марксистской интерпретации. На это как бы указывает внесение в закон в качестве атрибута “фашизма” термина “классизм” (учения о классовой борьбе), несущего опасность для “демократии и республиканских ценностей”, пламенными защитниками которых безусловно являются Николас Мадуро и его опереточный ручной парламент.

Наконец, Фигера, - вскрывая свой статус антипатриота и наймита внешних врагов, - вообще выражает недоумение по поводу необходимости подобного антифашистского закона, т.к. в Венесуэле уже есть “слизанный” с Соединенных Штатов “Закон против ненависти”, наказывающий за те же самые действия по “пропаганде и оправданию” расизма, шовинизма и других идей, унижающих человеческое достоинство. Этому мимикрирующему под коммуниста негодяю как будто бы невдомёк, что чем больше государство принимает репрессивных законов против огромного количества внутренних врагов, тем крепче его национальный суверенитет и тем тверже такое государство может противостоять империализму на международной арене. 

Поэтому, друзья мои, будем вместе молиться за то, чтобы проект венесуэльского закона по борьбе с “фашизмом, неофашизмом и прочими проявлениями”, успешно прошел второе чтение, потому что фашизм это то, от чего сейчас больше всего страдает Венесуэла. Слушайте только государственных мужей, - им лучше знать, кто фашист, а кто нет, - и не обращайте ни малейшего внимания на таких ненормальных как этот Оскар Фигера, самозванных коммунистов, подвергающих сомнению святые для каждого сердца цели борьбы с фашистской заразой. 

#Венесуэла

Знаете ли вы что…

…осточертевший слоган “хто не скаче, той москаль”, ставший объектом многочисленных шуток-прибауток со стороны воспитанных телевизором российских патриотов, имеет “левацкий” генезис.

В 1972 году чилийский ансамбль из Вальпараисо “Tiemponuevo”, работавший в жанре “новой чилийской песни” (жанр левой протестной эстрады тех лет) выпустил сингл “El que no salta es momio” (“Кто не прыгает - тот мумия”). Под “momio” имелся в виду чилийский неологизм/жаргонизм, обозначавший крайне консервативного поборника устоявшейся иерархии и железного порядка, иными словами, правого. 

Вскоре песня приобрела невиданную популярность среди различного рода чилийских левых и ультралевых, а слоган про “мумию” начал звучать на демонстрациях и массовых акциях наравне с другим, куда более известным в мире лозунгом про “El pueblo unido jamás será vencido”.

Как известно, 11 сентября 1973 года достопочтимый генерал Пиночет покончил с воцарившимися в Чили безобразиями и выкрики про “мумию” стихли. Но не навсегда.

Потому что во второй раз знакомый мотивчик зазвучал уже в 1988 году, став неофициальным уличным саундтреком к национальному плебисциту по вопросу о продлении президентских полномочий Пиночета. Только теперь лозунг выглядел как “El que no salta es Pinochet”. 

С превеликим трудом, но оппозиционному лагерю таки удалось одолеть пропагандистскую машину сеньора-генерала, который не сумел протащить собственное обнуление даже с широким применением административного ресурса. Времена были уже не те что раньше, - задули “ветры перемен”, - поэтому Пиночет в 1990 вынужден был удалиться из политической жизни, восстановив формальную демократию.

По мотивам истории этого референдума в 2012 году была выпущена фильма “No” (Нет), с которой советую ознакомится; прекрасно показано применение различных политтехнологий в рамках тяжелейшей агитационной кампании, а так же слегка освещается не очень приятный факт, которого в советском и нынешнем вульгарно-левом агитпропе не принято касаться. Факт того, что после 15 лет суровой правой диктатуры, повинной в гибели тысяч людей, около половины населения страны готовы были добровольно и чистосердечно отдать голоса за её продление во имя “стабильности и развития” (в итоге за Пиночета проголосовало 44%).

После плебисцита 1988 чилийская заводная кричалка зажила собственной жизнью, перекочевав, в условиях шагающей по континенту деполитизации, на трибуны футбольных стадионов, войдя в арсенал латиноамериканских “инчас” (футбольных болельщиков), которые переделывали её кто как хотел, оставляя в неприкосновенности основной мотив. 

А уже в конце 90-х/начале 2000-х заряд “кто не прыгает, тот… (подставить наименование врага)” начал появляться и на европейских стадионах, где служил в том числе и добрую службу в деле нагнетания межнациональной ненависти и агрессивного патриотизма. В таком-то виде этот международный слоган и появился на территории СНГ в 2010-х, где равноправно использовался как русскими, так и украинскими правыми националистами и близкими им по духу футбольными фэнами, пережив невиданный взлет популярности после событий вна Украине 2014 года.

Решил внести свою скромную лепту в заочную дискуссию меж А.Рудым и К.Семиным, изложив кой-какие соображения.

После более чем десятилетнего перерыва возобновился спор по поводу вопроса идти ли агитировать на Болотную объединяться с “либералами” али держаться от них подальше, оставив в чистоте завещанный Лениным красный флаг пролетарской революции. Сам по себе этот диспут, - как и в 2011-13 гг., - является результатом очевидного бессилия левого движения, которое опять не сумело повторить триумфальный путь большевиков, описанный в героических советских книжках. 

Отдельные люди пытаются найти выход из сложившегося положения, отрефлексировать происходящее - все это закономерно, все это понятно, все это неизбежно. Другие стремятся остаться “твердыми и чистыми”, настаивая на неприкосновенности политической линии, которая хотя и не привела к каким-то существенным результатам сейчас, но в будущем обязательно сыграет. Потому что это верная линия.

Читать далее: https://telegra.ph/Otnositelno-diskussii-promezh-kommunistami-04-14

Двойная памятная дата.

11 апреля миновала годовщина “славной революции” в Судане: ровно 5 лет назад в результате массовых и продолжительных народных манифестаций, убоявшийся потери контроля над страной военный истеблишмент сместил многолетнего (с 1989 года) правителя страны Омара аль-Башира, положив начало длительному процессу борьбы низовых секторов за подлинную демократизацию. Которую и на сегодняшний день нельзя считать завершенной, несмотря на то, что год назад, 15 апреля, две фракции контрреволюционных элит развязали тяжелую войну между собой, погрузившую многомиллионный Судан в пучину анархии, голода и бессмысленного кровопролития. 

В российском сегменте “левого интернета” происходившим в Судане событиям уделялось как-то не очень много места (мягко говоря), несмотря на ключевую роль в революционном процессе Суданской Коммунистической Партии; некогда одной из самых авторитетных и крупных компартий Африки, да и всего арабского Востока. Это во многом объяснимо: для подавляющего большинства россиян Судан является загадочной и чуждой окраиной обитаемой вселенной, которая никогда не попадает в медийное поле потому что там не происходит ничего, что могло бы заинтересовать просвещенного западного человека. 

Это конечно все не совсем так; по некоторым параметрам политической активности архаичное суданское общество на голову превосходит общество западное, что и выразилось, например, в длительной, массовой и мирной четырехлетней борьбе суданских революционеров против реакционного государства, которую я в этом канале немного освещал (тэгайте кому интересно #Судан). И которую затормозить смогла лишь война между контрреволюционными военными элитами, опирающимися на многочисленных зарубежных “помощников”.

В общем, раз уж на дворе “двойная” годовщина (революции 2019 и начала войны 2023), представляю вниманию читателей перевод интервью из свежего журнала “Middle East Research” с Рабаб Эльнаим, левой суданской политической активисткой, которая вкратце рассказывает о развитии Суданской революции.

Читать далее: https://telegra.ph/Podderzhanie-Sudanskoj-Revolyucii-04-16

По наводке китаиста Ивана Зуенко ознакомился с замечательной статьёй за авторством легендарного Панцова и его коллеги Пивоварова из свежего номера журнала “Российское китаеведение”, посвященной секретным переговорам Мао и Хрущева в июле-августе 1958 в условиях охлаждений советско-китайских отношений.

Какие выводы из этой статьи можно сделать? Главный вывод заключается в том, что не идеология и не отношение к Сталину были основными причинами “раскола международного коммунистического движения”. Сталина, Ленина, диктатуру пролетариата, великую полемику и “защиту марксизма-ленинизма” китайцы включили уже постфактум, рассчитывая тем самым, - с помощью громких популярных лозунгов, - побороться с советским влиянием на международной арене. Много позже об этом будет писать разочарованный в Мао (который тоже оказался “ревизионистом”) албанский вождь Энвер Ходжа в своей книжке “Хрущевцы”:

“...В 1956 г. она (Компартия Китая) поторопилась захватить флаг ревизионизма и подставить ножку Хру­щеву с целью самой выступать в роли лидера в коммунистическом и рабочем движении. Однако, увидев, что в ревизионистском сорев­новании им нелегко справиться с патриархом современного ревизионизма, Хрущевым, Мао Цзэдун и его компания изменили тактику, сделали вид, будто они выбросили прочь пер­вый флаг, стали выступать «марксистами-ленин­цами чистой воды», пытаясь завоевать таким образом те позиции, которых им не удалось завоевать с помощью первой тактики. Когда и эта вторая их тактика пошла насмарку, они «выбросили прочь» и второй, якобы марксист­ско-ленинский флаг и выступили на арену та­кими, какими они были всю жизнь — оппор­тунистами, верными поборниками примирен­ческой и капитулянтской линии в отношении капитала и реакции…”

В общем-то, в момент 1958 года особых претензий идейного характера Мао к Хрущеву и не имел, как мы можем убедиться из статьи Панцова/Пивоварова. Более того: обвинив хрущевский СССР в проведении “великодержавного курса” в отношении Китая, Мао в беседе с советским представителем Юдиным собственно самого Сталина и назначил ответственным за установление неравноправных отношений между странами:

“...Потом он долго говорил 
о Сталине, о том, что тот настоял на образовании четырех совместных предприятий на территории КНР, установил контроль над Маньчжурией и Синьцзяном и не доверял китайцам вплоть до начала корейской войны в 1950 г., поддерживал «ошибочные 
линии Ван Мина», «не позволял нам делать революцию» (Мао сравнил эту «очень серьезную» ошибку Сталина с ошибкой Г.Е. Зиновьева, выступавшего против Октябрьской революции в 1917 г.), требовал помириться с Чан Кайши, а также третировал Мао во время его визита в Москву в декабре 1949 – феврале 1950 г. Ссылаясь на 
Хрущева, он даже заявил, что Сталин планировал разорвать отношения с Коммунистической партией Китая...”

Несмотря на то, что при Хрущеве в Китай усиленно пошла массированная и отчасти безвозмездная советская помощь (вплоть до передачи построенных ранее совместных предприятий в собственность китайского государства), Мао очень не понравились предложения о советских инвестициях в строительство китайского военного флота (в том виде, в каком эти предложения понял сам Мао, вообразив что речь идет о “совместном флоте”), и…опять же худым словом было помянуто сталинское время:

“...«Товарищ Хрущев ликвидировал „кооперативы“ (т.е. совместные предприятия) и восстановил доверие, – заявил он. – Но выдвижение вопроса о собственности в настоящее время заставляет меня думать, что происходит возврат к сталинской практике…Может быть, вы назовете меня националистом, скажете, что появился второй Тито. Если вы так скажете, то я могу хорошо ответить, что вы распространяете русский национализм на побережье Китая»…”

Далее описаны напряженные переговоры Мао непосредственно с Хрущевым, который стремился сохранить ценную для СССР дружбу с Китаем и которого Великий Кормчий, несмотря на это, всячески пытался унизить, понимая, что Хрущев - это несопоставимая со Сталиным фигура и теперь отношения между двумя государствами должны строится по-новому, безо всех вот этих самозванных “старших” и

“младших” братьев сталинской эпохи. Соответственно, высокомерный и обвинительный тон Мао очень не понравился уже Хрущеву, что в дальнейшем привело к еще бóльшему охлаждению взаимоотношений, вплоть до разрыва в 1960 году.

Иными словами, в основе советско-китайского раскола лежали не идеологические расхождения насчет роли личности Сталина в истории или характеристики диктатуры пролетариата, а вполне конкретные проблемы взаимоотношений государств. Каждое из которых преследовало прежде всего собственные государственные стратегические цели, а не цели абстрактного “мирового пролетариата” или “планетарной революции”.

Аналогичным образом развивался конфликт между СССР и Югославией в 1947-48 гг., когда стремление идейного сталинца Тито сохранить некоторую независимость от ценных указаний из Кремля очень быстро привело к тому, что герой антифашистской борьбы Иосип Броз был объявлен Москвой “главой фашистской клики” и ничтожным ревизионистом со всеми вытекающими отсюда последствиями (вплоть до разработки планов военного вторжения в Югославию).

Учитывая, что в 20 веке еще не раз возникали достаточно острые противоречия между формально социалистическими государствами (Албания/Югославия, Албания/СССР, Югославия/Болгария, Польша/СССР, Румыния/Венгрия), кое-где доходившие до прямых вооруженных конфликтов (Китай/Вьетнам, Вьетнам/Кампучия, СССР/Китай, Сомали/Эфиопия), можно сделать осторожный вывод о том, что само по себе государство, - даже формально “пролетарское государство”, возникающее на руинах “буржуазного государства”, - обладает собственной инерцией развития (как во внешней политике, так и во внутренней), несколько противоречащей духу возвышенного марксистского интернационализма. Ибо “защита стратегических интересов” (торговых, военных, промышленных, финансовых) каждого отдельного “государства рабочих и крестьян” в конечном итоге создаёт тенденцию сползания к традиционной “реальной политике”, в которой идеология играет скорее подчиненную государственным интересам роль. 

Весьма любопытный кейс из истории шри-ланкийской радикально-коммунистической организации “Джанатха Вимукти Перамуна” (Народно-освободительный фронт), которая в 1987 году, - на фоне индийской интервенции в Шри-Ланку, - подняла кровавое патриотическое восстание против правительства и “индийского империализма”. Курьёз в данном случае заключается в том, что, активно используя анти-индийские лозунги, активно уничтожая людей по обвинению в “коллаборационизме”, военно-политическое руководство ДВП на самом деле не просто не горело желанием прямого столкновения с индийскими войсками; оно напрямую поддерживало контакт с интервентами для недопущения возможных “эксцессов”, которые позволили бы хорошо вооруженному индийскому контингенту жестко ответить на партизанскую деятельность ДВП. 

Сегодня, в эпоху сплошных “договорняков” и “реальной политики”, такого рода “неофициальные договоренности” между номинальными врагами не выглядят чем-то из ряда вон выходящим. Постмодерн есть постмодерн, тут свои правила, кто думает иначе - тот весьма наивен. Но и в 20 веке, судя по всему, подобный подход тоже практиковался, да не кем-то, а, - в данном случае, - радикальнейшими и непримиримыми коммунистами. 

Читать далее: https://telegra.ph/Borba-nanajskih-malchikov-po-singalski-04-21

Знаете ли вы что…

…Ленин Владимир Ильич вдохновлял своими теоретическими наработками не только социалистов по всему миру. Одним из тех, кто считал Ленина и ленинизм/ленинскую модель организации ориентиром был Жан Тириар, бельгийский неофашист, автор геополитической концепции “Европы от Дублина до Владивостока” и основатель организации “Jeune Europe” (Молодая Европа).

Тириар в годы Второй Мировой сотрудничал с оккупировавшими Бельгию немецкими нацистами и даже состоял в местной ассоциации “Друзей великого германского рейха”, за что после войны получил 3 года тюрьмы. 

Вновь к политике он вернулся в 1960 году, присоединившись к ультраправому движению, выступавшему против деколонизации Бельгийского Конго. Здесь зажглась его звезда: он то пытался организовать отправку наёмников а Катангу (мятежная провинция Бельгийского Конго), то создавал сеть поддержки Секретной вооруженной организации (ОАС), - ультраправой группы французских военных, боровшихся против самоопределения Алжира, - то стремился объединить всех бельгийских неофашистов в единый блок. Ничего из этого путного не выходило.

Тем не менее, именно в этот период 1960-62 гг., отразив в своём мозгу рост антиимпериалистических настроений в странах Третьего Мира, Тириар выдвинул идею единого националистического европейского фронта против…американцев, сионизма, СССР и НАТО. А в том же 1962 году в Венеции была организована встреча основных неофашистских тузов эпохи, на которой была подписана прокламация, провозгласившая создание общеевропейской “освободительной” партии. Но, как это всегда бывает у неофашистов (в этом плане они от левых мало чем отличаются), дальше слов дело не пошло и единственным из участников, кто реально попытался создать общеевропейскую правую сетку, был Жан Тириар.

Причем делал он это, опираясь на воодушевившие его своей эффективностью ленинские принципы организации, которые доводились до низов свежесозданной “Молодой Европы” через публикации отдельных ленинских трудов. Знакомство с ленинизмом, а через него - и с работами популярных тогда лидеров движений национального освобождения, - типа Хо Ши Мина, Че Гевары или Ахмеда Бен Беллы, которые и сами к слову и не к слову поминали Ленина, - очень скоро привело к чреде расколов в “Молодой Европе”, от которой отходили недовольные “слишком левым” курсом организации неофашисты.

Но Тириара было уже не остановить: этот бывший расист, нацист и сторонник бельгийско-французского колониализма с середины 60-х начал разъезжать по освободившимся странам социалистической ориентации (Алжир, Египет, Ирак), выпрашивая деньги и поддержку для своего амбициозного наполеоновского проекта создания “Европейских освободительных бригад” - подпольной сети, которая должна была начать вооруженную борьбу против войск НАТО и американского командования в Европе. Антиамериканизм стал идеей-фикс Тириара, которая почти вытеснила ранний антисоветизм; больше того - Китай, Вьетнам, КНДР, Куба, социалистические страны Восточной Европы и конечно же страны “национального социализма”, типа Ирака, Египта, Алжира или Туниса теперь представали в пропаганде “Jeune Europe” как “национал-коммунистический” идеал независимого государства, к которому должны стремиться и борцы за величие европейской нации (местечковый национализм Тириар отрицал, толкуя именно о единой “европейской нации”).

Дошло до того, что эмиссары “Jeune Europe” совершали визиты в Югославию для знакомства с реалиями местного “национал-коммунизма”, а сам Тириар в 1966 посетил социалистическую Румынию, где по случаю встретился с китайским премьером Чжоу Эньлаем, у которого тоже безуспешно просил помощи для своих авантюр.

Не получив в итоге поддержки ни от кого, Тириар в 1970 году надолго удалился от политики, просто бросив своё погибающее детище, - “Молодую Европу”, - на произвол судьбы. Судьба была беспощадна: проект развалился сразу же, оставив после себя некоторое количество “полевевших” неофашистов, один из которых, - Ренато Курчио, - станет впоследствии известен как основатель знаменитых “Красных Бригад”.

Наследие Тириара, этого увлеченного Лениным неофашиста, живо и по сей день, чему свидетелями стали даже россияне. Ибо именно Жан Тириар со всеми своими идеями о “евросоветской империи” и “сверхчеловеческом коммунизме”, - “синтезе немарксистского коммунизма с нерасистским национал-социализмом”, - по праву считается “духовным наставником” запрещенной Национал-Большевистской Партии и лично А.Г.Дугина, который в 1992 году даже организовал турне Тириара в Москву.

Венесуэльские коммунисты сомневаются в кубинцах?🇨🇺🇻🇪🙊

В предыдущей публикации были резюмированы основные тезисы президента Кубы Мигеля-Диас Канеля, сделанные во время выступления на XXIII саммите АЛБА. Венесуэла стала одной из важных тем в этой речи, поскольку в текущем году в стране состоятся президентские выборы. В этом контексте разыгрались политические конфликты с недопуском кандидатов от оппозиции, что обострилось в условиях попыток Венесуэлы наладить отношения с США, которые недовольны нарушением демократии в латиноамериканской стране.

Диас-Канель выразил комплексную поддержку современной власти Венесуэлы, назвав президента страны Н. Мадуро братом и осудив попытки вмешательства в избирательный процесс, который проходит, по утверждению Диас-Канеля, в полном соответствии с законом.

Мы попросили прокомментировать такую оценку событий в Венесуэле представителя Компартии Венесуэлы Национального секретаря ЦК по идеологии Карлоса Охеду Фалькона.

«К сожалению, слова товарища Диас-Канеля ложно отражают реальность избирательного процесса в Венесуэле. Например, настоящим левым секторам и организациям не разрешили зарегистрировать их кандидата для участия в выборах. Нынешний Национальный избирательный совет по своему усмотрению нарушает законы и правила, регулирующие избирательный процесс, пользуясь преимуществами собственного статуса, и злоупотребляет властью с полным бесстыдством и безнаказанностью. Товарищ Диас-Канель осудил в своем Твиттере молодых людей Альфредо Чириноса и Арьениса Торреальбу, когда они смело выступили против коррупции, которая царила в PDVSA [ключевая нефтяная корпорация Венесуэлы – Сталь и слезы], и были несправедливо привлечены к ответственности, заключены в тюрьму и подвергнуты пыткам. А теперь, когда раскрыт вопиющий коррупционный заговор с участием Тарека Эль-Айссами, он ничего не говорит... По решению Верховного суда у нас отобрали нашу Партию и до сих пор даже не разрешили нам получить доступ к документам дела, вопреки предписаниям самого же судебного решения... В таком случае, какую политическую систему защищает товарищ Диас-Канель?... Правда, как я думаю, в том, что товарищи [кубинцы – Сталь и слезы] используют такой нарратив, который служит только их государственным интересам и их отношениям с правительством [Мадуро – Сталь и слезы], нарратив совершенно беспринципный, абсолютно прагматичный и, следовательно, консервативной направленности. Надеюсь, что партия [Компартия Кубы – Сталь и слезы] вскоре обсудит это и поспособствует изменениям в сторону практики, которая будет в большей степени соответствовать идеологическим принципам марксизма-ленинизма».

Надо сказать, что представители КП Венесуэлы всегда старались как можно более мягко говорить о Кубе. Но всему есть предел?

#Куба #Венесуэла #КПВ #политика

Интервью Карлсону Дугин почти полностью посвятил проклятиям в сторону либерализма. Еще раз доказав, что Дугин, бьющийся против постмодерна - это воплощение самого постмодерна. Не потому, что “из постмодерна выхода не существует”, а потому, что ничего своего, кроме паясничества на тему “хороводов против прогресса”, “евразийской коррупции” и камышовых котов у него нет. Все остальное, что Дугин использует в качестве теории, это каша из обрывков различных концепций, сформулированных еще в начале 20 века. Постмодернистский синтез, выдаваемый за нечто новое.

Что касается антилиберализма, то тут Александр Гельевич почти полностью заимствовал комплекс тезисов любимой им самим немецкой “консервативной революции”, - идеологии, зародившейся как реакция на стремительную капиталистическую индустриализацию объединенной Германии, породившую многочисленные общественные конфликты и упадок религии, нравов и культуры.

Ничего экстремального в этой реакции конечно не было - например, основоположник нашего народничества Герцен, который изначально был ярым социалистом-западником, удалившись в европейскую эмиграцию и насмотревшись на тамошние порядки, тоже воспылал лютой ненавистью к капиталистической Европе и начал проповедовать особый русский путь к социализму, - через общинность, - минуя капиталистический этап, который развращает общество до такой степени, что ничего кроме пожелания смерти этому обществу Герцен из себя выдавить не мог.

Немецкие “консервативные революционеры” точно так же нападали на вульгарный материализм и крайний индивидуализм эпохи промышленной революции, на пронизывающий все общество коммерческий дух, на упадок нравственности и интеллектуальной жизни. Но, в отличие от классических консерваторов, желавших просто повернуть колесо истории вспять и восстановить старый порядок, консервативные революционеры стремились построить совершенно новое общество, основанное на идеализированном прошлом. А главной целью их беспощадных атак был совсем не растущий социализм, а прежде всего старый “английский” либерализм, которому ставились в вину все беды, накрывшие немецкое общество с началом индустриализации. В этом плане Дугин ничего нового вообще не выдумывает: все проклятия по адресу “гнилых либералов” (вплоть до маниакального стремления связать либерализм с “нагло-саксами”), увлекающих общество на дно, были озвучены лет за 70 до его рождения.

Первую мировую консервативные революционеры приветствовали стоя, увидев в ней долгожданный и крайне необходимый разрыв с демоническим Западом (что-то знакомое), однако по итогу Германия проиграла и на свет появилась Веймарская республика, олицетворявшая либерализм в кубе. 

Именно за счет оскорблений веймарских либеральных порядков консервативные революционеры и приобрели широкую известность, снабдив стихийно поднимающееся националистическое реваншистское движение комплексом идейных конструкций, в основе которых было требование учреждения антизападнической антилиберальной диктатуры, которая “обновит” стареющую Германию, установит “националистический” социализм и вернет стране подлинный суверенитет.

Собственно сам термин “Третий рейх” был введен Артуром Мёллером ван ден Бруком, - самой яркой звездой движения консервативной революции, - в 1922, а конкретно “социалистическую” направленность этот могучий идеал наследовал у другого титана консервативной революции Освальда Шпенглера, который в 1919 издал книжку “Пруссачество и социализм”. Где он раскритиковал чуждый немецкому духу марксистский социализм как производное традиций и ментальности того же “английского либерализма”, который тащат в Германию сволочи-англофилы из “пятой колонны”. Шпенглер в качестве альтернативы предложил соответствующий германскому темпераменту “истинный” немецкий государственный социализм, подавляющий “классовый эгоизм” рабочих во имя последовательного и гармоничного развития всего общества.

Вместе с тем, консервативные революционеры, в отличие от нацистов, довольно положительно (а некоторые, типа Эрнста Никиша или Ганса Эбелинга - и сверхположительно) воспринимали СССР как проявление революционной антилиберальной и антизападнической энергии “омолодившегося” русского народа, чей “безродный” марксизм - лишь временное явление, которое затем неизбежно должно уступить место истинному “русскому” социализму. 

Тот же “Третий рейх” Ван ден Брука четко ориентирован на “судьбоносное братство Германии и России”, а многие мероприятия большевиков, - установление жесткой однопартийной диктатуры, быстрая промышленная модернизация, строительство системы общественного и экономического контроля (напоминавшей корпоративную), воинственные выпады против западного империализма, милитаризацию общества, постепенный отход от идей мировой классовой революции в сторону реабилитации национальной истории и государственной защиты - вызывали восхищение и казались консервативным революционерам как раз приближением к “национальному русскому социализму”. Потому что величие “национального социалистического государства”, лишенного антагонизмов, порожденных “импортируемым” из Англии либерализмом (со всеми его партиями, независимыми профсоюзами, бесчисленными центрами силы, недисциплинированными гражданскими ассоциациями и прочими институтами, провоцирующими хаос) - это и есть истинный национальный социализм.

Иными словами, проложившая путь нацизму немецкая консервативная революция, из которой Дугин черпает своё вдохновение, носила в первую очередь, антилиберальную, а не антикоммунистическую направленность. Потому что именно в либерализме, который якобы потворствует развитию духа стяжательства, эгоизма/индивидуализма, конкуренции и морального разложения консервативные революционеры видели источник всех проблем немецкого общества. И источник этот со всеми порожденными им проблемами должен был быть уничтожен через “демократическую диктатуру” корпоративного типа, подчиняющую все общество, - пролетариат, буржуазию, крестьянство, - “истинно-социалистическому” государству.

При этом, что забавно, к нацизму эти “новые консерваторы” в основном относились презрительно: как к грубой “плебейско-пролетарской” попытке реализации их собственных идей через вовлечение в политику широких но очень тупых масс, возбужденных примитивным популизмом. А приход к власти нацистов в общем и целом ими был воспринят либо скептически (Шпенглер, оба Юнгера, Штрассер, Эбелинг), либо крайне негативно (Никиш, Нимёллер, Шульце-Бойзен, Юнг и т.д.). С этой точки зрения многие консервативные революционеры формально не были фашистами/нацистами; некоторые из них даже встали в открытую оппозицию нацизму (Никиш, Нимёллер, Хаусхофер), приняв участие в Сопротивлении. Так что Дугин чист в своих симпатиях.

Но. Как и было сказано, именно консервативные революционеры выстроили весь тот идеологический базис, который в 30-х был взят на вооружение более активной и менее теоретически плодовитой НСДАП для идейной драпировки “национал-социалистической” диктатуры. Именно консервативные революционеры (а не обвиненные Коминтерном в “социал-фашизме” социал-демократы) своими стенаниями насчет “либерального разложения” и “английской заразы”, требованиями сильного “социалистического” государства, которое покончит с либерально-парламентской болтовней, промышленной стагнацией и хаосом в секторе труда, охами-вздохами по поводу “национального унижения” и морально-нравственного упадка немецкого народа, в 20-30-х создали ментальный и идеологический климат, который подготовил почву для прихода к власти нацистов, сделав немецкий средний класс и значительную долю пролетариата восприимчивыми к изначально маргинальной нацистской идеологии. 

Посему, наберемся терпения и будем ждать, когда Александр Гельевич логически наконец перейдет от антилиберальной к “позитивной повестке”, предложив, вместо непонятных “традиционных ценностей” более четкий “государственный российский социализм”, о котором все мы так мечтаем.