Сегодня написал Тьерри Мариньяк:

«Вот книга,
… где ты, дорогой Максим, и все с кем мы подружились в Белгороде...»

И фото прислал.

Надеюсь, когда-нибудь увижу эту книгу.

Сегодня у нас тепло, но такой ветрюган!

Сходил на почту, отправил «Стало быть» (ещё остались в небольшом количестве),
«Буфер обмена» тоже небольшой запас есть.
А вечером студия, участие в кураторской выставке «Такое небо» (волнительно быть экспонатом), ночь музеев, все дела.

Доклад окончен.

Я не знаю, как и когда случилось так, что мне периодически приносят книги, чтобы я дал какую-то оценку или что – ну вот не знаю.

Человек принёс книгу в библиотеку, изданную в Ridero, оставил на входе.

Я этого человека никогда не видел.

И вот он пишет, видимо, устав ждать от меня восхищённых комментариев.
На последнее сообщение я так и не ответил.
Мало ли.

Д.Ч.

И вот стою и думаю о том,
что жизнь и смерть находят компромиссы,
когда заходишь в опустевший дом
и видишь тень, застывшую над миской,
вполне себе домашнего кота.
Дом опустел, я повторюсь, но это
скупые доказательства, приметы
того, что жизнь идёт, пускай не та.

Такие, брат, сегодня пироги.
На улице монтируют опору:
да будет свет, не видно тут ни зги.
Но сколько, друг мой, нужно света взору,
чтоб не застрять на полпути к своим?
И никому здесь, в общем, не предъявишь.
Одно спрошу: ты жить меня заставишь?
Я понял, Дим.
Потом поговорим.

Потом, потом.
На улице хандра,
погода нас не балует с апреля.
Мы с миром тут покончили вчера.
Сегодня дождь.
И братская Корея.
А ты молчи, я знаю твой ответ,
но по закону кладбища и жизни
я благодарен Богу и Отчизне
за то, что жив.
А ты как будто нет.

Короче, так: в квартире полумрак,
дубак такой, что я сижу на кухне,
зажёг конфорки, сволочь и дурак,
и жду, пока над ухом гром не ухнет.
Я так устал от этих новостей,
ты отслужил, ты лучше понимаешь.
Я говорю, а ты всё это знаешь.
Как старший брат.
И всех живых живей.

Вчера в Диораме после открытия Прохоровских чтений.

Помню звонок отцу.
Странно, конечно, писать посты, когда понимаешь, что тебя как минимум один человек не читает, что всё не так,
что всё так, как есть.

Читал в прошлой жизни папе в трубку это стихотворение:

А иногда отец мне говорил,
что видит про утиную охоту
сны с продолженьем: лодка и двустволка.
И озеро, где каждый островок
ему знаком. Он говорил: не видел
я озера такого наяву
прозрачного, какая там охота!
Представь себе… А впрочем, что ты знаешь
про наши про охотничьи дела! Скучая, я вставал из-за стола
и шел читать какого-нибудь Кафку,
жалеть себя и сочинять стихи
под Бродского, о том, что человек,
конечно, одиночество в квадрате,
нет, в кубе. Или нехотя звонил
замужней дуре, любящей стихи
под Бродского, а заодно меня —
какой-то экзотической любовью.
Прощай, любовь! Прошло десятилетье.
Ты подурнела, я похорошел,
и снов моих ты больше не хозяйка. Я за отца досматриваю сны:
прозрачным этим озером блуждаю
на лодочке дюралевой с двустволкой,
любовно огибаю камыши,
чучела расставляю, маскируюсь
и жду, и не промахиваюсь, точно
стреляю, что сомнительно для сна.
Что, повторюсь, сомнительно для сна,
но это только сон и не иначе,
я понимаю это до конца.
И всякий раз, не повстречав отца,
я просыпаюсь, оттого что плачу.

Б. Б. Р.
И ничего не изменилось.

Из школьных тетрадей.

* * *
Длинные-длинные дни, как очередь в кассу
в каком-то плохом, но с претензией супермаркете.
Спасибо тебе за открытку с картиной Пикассо,
что-то знакомое есть в этом маленьком мальчике.

Собственно, я не о нём, и уж точно не стал бы
лазать по дебрям, детство и прочая ностальгия.
Я просидел весь июнь будто писарем в штабе –
вроде, при деле, пишу, а на сердце – гиря.

Длинные-длинные дни и короткие ночи.
Хочется всех мне позвать, не к себе, но по имени.
Кто там и что? Суета и вода камень точат,
а одиночество – душу. Душу мою – вот именно:

нет никого, говорю, никого, кто мне близок. И рядом
нет ничего, говорю, лишь водные знаки и числа.
И на вопрос «как дела?» отвечаю с улыбкой "так надо" –
знаю: со мною уже ничего не случится.

Сверхзвуковые дни. Бесконечные ночи.
Мальчик с открытки похож на меня не очень.
Это совсем не письмо, не записка, тем более.
Это отчёт пустоты о победе над болью.

«И что?»
Вообще, конечно, как стремительно изменился мир.
Вторая часть разговора прямо умиляет.
https://vk.com/video-218655765_456243330