Lenore_Wile_May_The_Economic_Uses_and_Associated_Folklore_of_Ferns.pdf
826.9 KB
The Economic Uses and Associated Folklore of Ferns and Fern Allies
Наступила ночь астрономического солнцестояния и я, как всегда перед такими датами, залез по уши в разнообразный фольклор по теме. И на этой неделе мне вспомнился знакомый с детства этноботанический сюжет. Цветок папортника. У нас в Латгалии его ищут на Ligo, восточно-славянские варианты хорошо знакомы по Гоголю. В прошлом году я даже выложил в свой киноканал по настоящему жуткий советский фолк-хоррор, успешно замаскированный под поэтическое кино. Но именно эта повышенная узнаваемость сюжета парадоксальным образом отправила его в моё личное слепое пятно. Просто есть магический ритуал, характерный для славян и балтов, к нашим английским папортникам он не имеет никакого отношения и вообще воспринимается скорее как нечто литературное. Когда при чтении «Тевтонской Мифологии» Грима я наткнулся на сказания о семени папортника, то автоматически отнёс их к результату тесного контакта немцев с славянами. Мне просто казалось аксиомой то, что это именно специфический восточно-европейский ритуал, неизвестный на Западе.
И только сейчас мне захотелось проверить эту аксиому. Заглянул сперва на википедию и с большим удивлением узнал, что поиск цветка папортника на Midsommar был зафиксирован фольклористами в Швеции. Но ссылка вела на книгу
«Folklivet i Åkers och Rekarne härader», у которой судя по всему, пока нет перевода на английский. Разумеется у шведов тоже хватало контактов с Восточной Европой, даже не учитывая варяжский фактор. Ощутимая часть Балтики была частью Шведской Империи и эстонские неоязычники до сих пор пользуются перехваченным у шведов руническим календарём. Подобные контакты между крестьянами теоретически могли привести и к перехвату легенды о цветке. Но у меня к этому моменту уже зародились серьёзные сомнения в географической уникальности данной легенды. И я начал искать обзорные статьи по теме.
К сожалению, у современных статей нашлась одна серьёзная проблема. Родноверие. Я совершенно не ожидал того, что их нарративы столь успешно проникнут в западный дискурс, но в первой же найденной англоязычной статье, внешне вполне академичной, не хватало только Леля и Полеля. Зато все остальные порождения внимательного польского прослушивания припевов в крестьянских песнях вполне присутствовали в качестве устоявшихся теонимов. Начиная собственно с Купалы.
Эта неудача меня немного разозлила и я реально зарылся в самые занудные статьи по этноботанике из возможных, в которых и нашёл ссылки на большую обзорную статью из семидесятых. Прочитал с огромным интересом и с удовольствием делюсь.
В этой статье Полелей нет и быть не может, отсылки к славянским поверьями сведены к абсолютному минимуму. И именно это открыло мне глаза на общеевропейское распространение мифологического комплекса. Всё достаточно просто, отсутствие у папортников цветения и распространения семян привели к вполне логичной для магического мышления концепции невидимого цветка/семени, обладание которым даст магу определённые преимущества. В первую очередь невидимость. И судя по всему, уже в средневековье ритуалы с поиском этого цветка/семени оказались с фигурой Иоанна Крестителя и летним солнцестоянием. Ленора Мэй перечисляет в тексте дико интересные ритуалы австрийских и английских крестьян. Собирание ягод бузины летом для использования в магическом круге шестого января. Выстрелы в Солнце для получения трёх капель крови, из которых вырастает цветок. И очень сложный ритуал с двенадцатью оловяными тарелками, одинадцать из которых должно пробить семя из расцвёвшего в полночь цветка.
Вопрос о том, является ли все перечисленное пережитком дохристианских верований пока остаётся для меня открытым. В принципе это могло сложится именно в средневековье, тут нет ничего противоречащего именно христианскому взгляду на магию. С другой стороны Мэй упоминает именно дохристианские традиции, значит мне необходимо самому прочитать книги, на которые она ссылается, для составления собственного мнения.
Одно уже ясно. Сохранение традиции в Восточной Европе не означает, что она там родилась.
Lenore Wile May
(Статьи)
The Economic Uses and Associated Folklore of Ferns and Fern Allies
И только сейчас мне захотелось проверить эту аксиому. Заглянул сперва на википедию и с большим удивлением узнал, что поиск цветка папортника на Midsommar был зафиксирован фольклористами в Швеции. Но ссылка вела на книгу
«Folklivet i Åkers och Rekarne härader», у которой судя по всему, пока нет перевода на английский. Разумеется у шведов тоже хватало контактов с Восточной Европой, даже не учитывая варяжский фактор. Ощутимая часть Балтики была частью Шведской Империи и эстонские неоязычники до сих пор пользуются перехваченным у шведов руническим календарём. Подобные контакты между крестьянами теоретически могли привести и к перехвату легенды о цветке. Но у меня к этому моменту уже зародились серьёзные сомнения в географической уникальности данной легенды. И я начал искать обзорные статьи по теме.
К сожалению, у современных статей нашлась одна серьёзная проблема. Родноверие. Я совершенно не ожидал того, что их нарративы столь успешно проникнут в западный дискурс, но в первой же найденной англоязычной статье, внешне вполне академичной, не хватало только Леля и Полеля. Зато все остальные порождения внимательного польского прослушивания припевов в крестьянских песнях вполне присутствовали в качестве устоявшихся теонимов. Начиная собственно с Купалы.
Эта неудача меня немного разозлила и я реально зарылся в самые занудные статьи по этноботанике из возможных, в которых и нашёл ссылки на большую обзорную статью из семидесятых. Прочитал с огромным интересом и с удовольствием делюсь.
В этой статье Полелей нет и быть не может, отсылки к славянским поверьями сведены к абсолютному минимуму. И именно это открыло мне глаза на общеевропейское распространение мифологического комплекса. Всё достаточно просто, отсутствие у папортников цветения и распространения семян привели к вполне логичной для магического мышления концепции невидимого цветка/семени, обладание которым даст магу определённые преимущества. В первую очередь невидимость. И судя по всему, уже в средневековье ритуалы с поиском этого цветка/семени оказались с фигурой Иоанна Крестителя и летним солнцестоянием. Ленора Мэй перечисляет в тексте дико интересные ритуалы австрийских и английских крестьян. Собирание ягод бузины летом для использования в магическом круге шестого января. Выстрелы в Солнце для получения трёх капель крови, из которых вырастает цветок. И очень сложный ритуал с двенадцатью оловяными тарелками, одинадцать из которых должно пробить семя из расцвёвшего в полночь цветка.
Вопрос о том, является ли все перечисленное пережитком дохристианских верований пока остаётся для меня открытым. В принципе это могло сложится именно в средневековье, тут нет ничего противоречащего именно христианскому взгляду на магию. С другой стороны Мэй упоминает именно дохристианские традиции, значит мне необходимо самому прочитать книги, на которые она ссылается, для составления собственного мнения.
Одно уже ясно. Сохранение традиции в Восточной Европе не означает, что она там родилась.
Lenore Wile May
(Статьи)
The Economic Uses and Associated Folklore of Ferns and Fern Allies
Итак у нас сегодня Midsommar, и всякоразные адепты язычества сильно активизировались. Вот мне в сабстак прилетел возмущенный пост исландского профессора-медиевиста, вот вольный перевод гуглотранслейтом- и даже через гуглотранслейт пробивается авторская экспрессия:
Так ли на самом деле плох болезненный интерес нарида к исландской традиции переродившийся в неопаганизм? Рискну предположить, что нет, неплох. Ведь именно этот интерес толкает сначала любителей, а потом и серьёзных исследователей к изучению тем, о которых без дешёвой волны хайпа никто и подумать не мог. Да, в узкой среде любителей исландская сага- известна и уважаема, но вот скажем такой удивительный жанр как гальдрабоки немыслим без хулиганской профанации Степана Флауэрса, вдохновившей многих на поиски и переводы старых текстов.
В конце-концов (как в итоге отмечает и сам возмущённый автор) всё это следствие большой контрсекулярной рефлексии европейцев, которых просвещение оттолкнуло от сакрального в христанстве, и которые, в сущности посчитали себя обделёнными настоящей, ровной традицией. Отсюда (имхо) и суфийские инициации Генона, и дикий эклектичный теософский движ конца XIXв. В то время как разговоры о полном отсутствии "корней" у неопаганизма вообще-то могут быть не до конца справедливы. До середины XХв. магическая традиция Исландии вполне себе жила. Другое дело, что где магическая традиция, а где вера в старых богов, с которыми маги находились в плохих отношениях ещё когда обе эти традиции сосуществовали? Ведь тех же сейдманов правоверные Одино- и Торопоклонцы в охотку забивали камнями, чему свидетельство- множественные саговые тексты.
Whatever, пусть эти дни равноденствия (святого Иоанна, Ивана Купала, и прочая, и прочая) будут счастливыми по возможности для всех читателей этого канальчика.
Исландия долго страдала от неутолимого желания туристов посещать места, где якобы сохранились древние обычаи, — земли, где пустые формальности христианства не полностью вытеснили старые, более «подлинные» формы поклонения, магии и духовности. Во всем урбанизированном мире люди жаждут возвращения к природе и какой-то духовной глубине, и где бы ни возникало это желание, всегда найдется кто-то, готовый его использовать. Поддельные наборы рун, используемые для гадания и совершенно не связанные с исландской традицией, продаются в изобилии и, очевидно, охотно покупаются. Безвкусные книги о скандинавской мифологии, часто написанные неквалифицированными энтузиастами, попугайничающими просроченные общедоступные источники, наводняют рынок. Названия, обещающие тайные знания о «скандинавской магии» или «образе жизни викингов» — что бы это ни значило, — заполняют полки магазинов по всей стране. Это явление вряд ли новое. Еще в XIX веке британские землевладельцы уже монетизировали романтическую фиксацию на древних истоках и друидической Британии, продавая доступ к Стоунхенджу тем, кто утверждал, что это священное место их «древней» друидической религии. Не обращайте внимания на историческую реальность: друиды принадлежали к кельтской культуре железного века, которая не имела абсолютно никакого отношения к неолитическим строителям Стоунхенджа. ...
В этом свете неоязычество лучше всего понимать не как реконструкцию древней религии, а как современное духовное творение, вдохновленное желанием иного прошлого, нежели христианское/светское, которое большинство из нас унаследовали от поколений Y, X и Бумеров. Люди, уставшие от христианства или атеизма/материализма, стремились создать новые формы духовности, но они также решили, что этого недостаточно: им нужно обеспечить эти новые духовности древней родословной. ...
Так ли на самом деле плох болезненный интерес нарида к исландской традиции переродившийся в неопаганизм? Рискну предположить, что нет, неплох. Ведь именно этот интерес толкает сначала любителей, а потом и серьёзных исследователей к изучению тем, о которых без дешёвой волны хайпа никто и подумать не мог. Да, в узкой среде любителей исландская сага- известна и уважаема, но вот скажем такой удивительный жанр как гальдрабоки немыслим без хулиганской профанации Степана Флауэрса, вдохновившей многих на поиски и переводы старых текстов.
В конце-концов (как в итоге отмечает и сам возмущённый автор) всё это следствие большой контрсекулярной рефлексии европейцев, которых просвещение оттолкнуло от сакрального в христанстве, и которые, в сущности посчитали себя обделёнными настоящей, ровной традицией. Отсюда (имхо) и суфийские инициации Генона, и дикий эклектичный теософский движ конца XIXв. В то время как разговоры о полном отсутствии "корней" у неопаганизма вообще-то могут быть не до конца справедливы. До середины XХв. магическая традиция Исландии вполне себе жила. Другое дело, что где магическая традиция, а где вера в старых богов, с которыми маги находились в плохих отношениях ещё когда обе эти традиции сосуществовали? Ведь тех же сейдманов правоверные Одино- и Торопоклонцы в охотку забивали камнями, чему свидетельство- множественные саговые тексты.
Whatever, пусть эти дни равноденствия (святого Иоанна, Ивана Купала, и прочая, и прочая) будут счастливыми по возможности для всех читателей этого канальчика.
А вот как раз постик годичной давности о том, как в ночи близ иоаннова дня смотреть волшебные сны с помощью гальдраставов
Forwarded from Сюр Стрём Инглинги
Наступают самые короткие ночи в году. Раньше в это время был большой языческий праздник, который с переходом в христианство в Скандинавии не забыли, а переименовали в день св. Иоанна и продолжили праздновать. Если хотите в ночь около дня св. Иоанна посмотреть вещий сон и верите в руническую магию, то вот вам, дорогие друзья, гальдрастав в помощь: https://www.tgoop.com/surstromm_ingling/129
Telegram
Сюр Стрём Инглинги
https://telegra.ph/Galdrastav-na-den-solncestoyaniya-06-20
А вот прекрасный, хотя и совсем новый, без друидических корней, мегалитический комплекс в Исландии, построенный усилиями локального энтузиаста.
Оставляя на совести автора тезисы про деколонизацию надо прям вот отметить, насколько тонко подмечен момент искажения современной интерпретации религиозной практики. Ведь наши потуги понять скандинавское язычество очень сильно страдают именно от этой мисинтерпретации. Предки, надо думать, были умнее и проще, больше думали про ритуал- меньше про духовное начало.
Forwarded from Обранці духів ✙
У західних, а тепер і східних академічних спільнотах такі міркування вже стали нормою. Проте нам варто самим собі нагадати, що поняття «релігія» у його сучасному значенні є продуктом культурно-історичних процесів, сформованих саме в європейському контексті. Первинний латинський термін religio означав не віру в трансцендентне, а ритуальну уважність, соціальну дисципліну та публічну шану до звичаїв. Цицерон виводив його від relegere — «ретельно дотримуватися». Це була категорія соціальної практики, а не внутрішньої віри. Лише у християнській традиції religio починає тлумачитися як religare — зв’язок із Богом. Саме ця богословська переінтерпретація поступово формує сучасне поняття релігії: з універсальним претензіями, доктринальною ортодоксією та уявленням про сакральну сферу як онтологічну норму.
Вже у XIX–XX століттях європейські гуманітарні науки стали поширювати це поняття на інші культури. Це спричинило євроцентризм, оскільки неєвропейські традиції аналізувалися виключно через західну призму. Дуже часто з опорою на протестантське розуміння «релігії/релігійності». Такий підхід призвів до двох крайнощів. Перша — редукціонізм, який зводив релігійні явища до соціальних чи політичних функцій. Друга — феноменологічний есенціалізм, що розглядав «сакральне» як сферу, недоступну раціональному аналізу. Обидва підходи часто ігнорували автентичний контекст досліджуваних культур.
Колоніальна епоха стала періодом створення штучних категорій «світових релігій», наприклад виникає індуїзм, буддизм. Японців змушують сконструювати шінто як «релігію» тощо. Західні науковці, місіонери та адміністратори нав’язували цим традиціям монотеїстичні, церковні або текстоцентричні характеристики, які не були їм притаманні. Це призвело до значного спотворення локальних практик і традицій.
Сучасна критика поняття «релігія» розвивається за трьома основними напрямами. Антропологічний напрям підкреслює, що саме поняття «релігія» є європейським і не може бути застосоване беззастережно до інших культур. Він показує, що різні культури мають унікальні концепції та практики, які не відповідають загальному визначенню «релігії». Епістемологічний напрям наголошує, що «релігія» має стати об’єктом дослідження, а не універсальним інструментом аналізу. Цей підхід вказує на необхідність переосмислення категорій, які ми використовуємо у дослідженнях. Історичний підхід демонструє, як саме колоніальна влада штучно конструювала категорії «світових релігій» для зручного управління та контролю над колонізованими народами. Тепер тут подумайте про те, яким чином ми розуміємо православну традицію або католицизм. Можливо нам теж варто провести деколонізацію нашого православ'я від російської версії?
Таким чином, будь-яке визначення «релігії» є культурно зумовленим і відображає конкретний історичний контекст. Для адекватного аналізу інших культур слід уникати нав’язування їм чужих категорій. Необхідно уважно досліджувати місцеві поняття та практики в їхньому автентичному контексті. Сучасні дисципліни, що досліджують «релігію» має відійти від феноменологічного і євроцентричного підходів, переходячи до багаторівневого, і у тому числі постколоніального аналізу культурних феноменів.
Вже у XIX–XX століттях європейські гуманітарні науки стали поширювати це поняття на інші культури. Це спричинило євроцентризм, оскільки неєвропейські традиції аналізувалися виключно через західну призму. Дуже часто з опорою на протестантське розуміння «релігії/релігійності». Такий підхід призвів до двох крайнощів. Перша — редукціонізм, який зводив релігійні явища до соціальних чи політичних функцій. Друга — феноменологічний есенціалізм, що розглядав «сакральне» як сферу, недоступну раціональному аналізу. Обидва підходи часто ігнорували автентичний контекст досліджуваних культур.
Колоніальна епоха стала періодом створення штучних категорій «світових релігій», наприклад виникає індуїзм, буддизм. Японців змушують сконструювати шінто як «релігію» тощо. Західні науковці, місіонери та адміністратори нав’язували цим традиціям монотеїстичні, церковні або текстоцентричні характеристики, які не були їм притаманні. Це призвело до значного спотворення локальних практик і традицій.
Сучасна критика поняття «релігія» розвивається за трьома основними напрямами. Антропологічний напрям підкреслює, що саме поняття «релігія» є європейським і не може бути застосоване беззастережно до інших культур. Він показує, що різні культури мають унікальні концепції та практики, які не відповідають загальному визначенню «релігії». Епістемологічний напрям наголошує, що «релігія» має стати об’єктом дослідження, а не універсальним інструментом аналізу. Цей підхід вказує на необхідність переосмислення категорій, які ми використовуємо у дослідженнях. Історичний підхід демонструє, як саме колоніальна влада штучно конструювала категорії «світових релігій» для зручного управління та контролю над колонізованими народами. Тепер тут подумайте про те, яким чином ми розуміємо православну традицію або католицизм. Можливо нам теж варто провести деколонізацію нашого православ'я від російської версії?
Таким чином, будь-яке визначення «релігії» є культурно зумовленим і відображає конкретний історичний контекст. Для адекватного аналізу інших культур слід уникати нав’язування їм чужих категорій. Необхідно уважно досліджувати місцеві поняття та практики в їхньому автентичному контексті. Сучасні дисципліни, що досліджують «релігію» має відійти від феноменологічного і євроцентричного підходів, переходячи до багаторівневого, і у тому числі постколоніального аналізу культурних феноменів.
Увидел новость без пруфов с отсылкой к музею Moesgaard в Орхусе, и сходил на тамошний сайт. Очень залипательно, как и положено нормальному европейскому музею Moesgaard это ещё и небольшой НИИ. Вот одна из их последних грантовых тематик: монетаризация экономики "Тёмных веков" (поздний Железный век) в Скандинавии на базе единого серебряного весового стандарта и появление первых символически значимых монет (тут они указывают "скаты"- sceattas). Прогрессивная методология, пересечение археологии, экономики и материаловедения. Красота, ждём публикаций.
👍2
Forwarded from ☠️🇺🇦Тисячоликий✙Ніхто✡️☠️
Не знаю як вас ще більше заохотити взяти цей фоліант, але — спробую.
Гадаю, всі прекрасно усвідомлюють, що я його не продаю — напевно, реалізувати такий проєкт просто через бажання заробити грошей взагалі неможливо: ось чому це видання — фактично перша окрема книга з українськими перекладами ісландських саг. До цього — на моїй памʼяті — були лише декілька саг у виданні НК Богдан «Європейський флорілегіум», але там не було загального концепту видати саги, лише розмістити їх як приклад одного з напрямків європейської літератури.
Це ж видання — не одне із. І воно не просто окрема книга з добірками якихось саг. Ми не взорувались на західний мейнстрім; там зазвичай видають саги в академічних виданнях — ніхто не тематизує їх, тим більше не ілюструє. Але нам ішлося про інше — про народне опрацювання цього доробку, про völkische, про ad fontes — повернення до витоків. Про старе добре зіткнення із сакральним. Добре, якщо хтось у своїх наукових працях візьме переклади з нашого видання — але мета не в цьому, вона в ознайомлення ширшої аудиторії з давніми текстами. Хоча ніхто тут не має ілюзій — ясно, що цю книгу не куплять мільйони, що вона не перескоче по продажах «Переслідування Аделіни» чи «Думай і багатій». Та все таки вона і не буде маргінальним мешканцем лише університетських бібліотек.
Іван Кипібіда неймовірно вклався в ілюстративний матеріал — він загорівся самою ідеєю і це кидається в око з першого погляду, себто вже з обкладинки. А бач як повелось — естетика панує над етикою, тому всі звертають уваги на красиві книги, навіть якщо в них лунатимуть незручні думки — і доки так відбувається, доти бʼється серце Мідгардове.
Світ насправді той самий, що і за часів Ейріка Рудого — його лише перестали сприймати як тоді. Ми повертаємо законне місце цим героям в народній памʼяті — зрештою, далекі предки Ейріка, Лейва і Торфінна були з нашого Причорноморʼя. Тому вони споріднені — і кровʼю, і духом — з Україною. Ними пишаються в рідній Ісландії — нехай про них знають і в останній твердині Європи.
Вони були чесними і вірними, відважними і фатальними — я не знаю що ще треба, щоби любити цих північних бороданів. Прочитайте їхню історію — і розкажіть про неї тим, хто готовий слухати.
https://plomin.club/product/vinland-saga/
Гадаю, всі прекрасно усвідомлюють, що я його не продаю — напевно, реалізувати такий проєкт просто через бажання заробити грошей взагалі неможливо: ось чому це видання — фактично перша окрема книга з українськими перекладами ісландських саг. До цього — на моїй памʼяті — були лише декілька саг у виданні НК Богдан «Європейський флорілегіум», але там не було загального концепту видати саги, лише розмістити їх як приклад одного з напрямків європейської літератури.
Це ж видання — не одне із. І воно не просто окрема книга з добірками якихось саг. Ми не взорувались на західний мейнстрім; там зазвичай видають саги в академічних виданнях — ніхто не тематизує їх, тим більше не ілюструє. Але нам ішлося про інше — про народне опрацювання цього доробку, про völkische, про ad fontes — повернення до витоків. Про старе добре зіткнення із сакральним. Добре, якщо хтось у своїх наукових працях візьме переклади з нашого видання — але мета не в цьому, вона в ознайомлення ширшої аудиторії з давніми текстами. Хоча ніхто тут не має ілюзій — ясно, що цю книгу не куплять мільйони, що вона не перескоче по продажах «Переслідування Аделіни» чи «Думай і багатій». Та все таки вона і не буде маргінальним мешканцем лише університетських бібліотек.
Іван Кипібіда неймовірно вклався в ілюстративний матеріал — він загорівся самою ідеєю і це кидається в око з першого погляду, себто вже з обкладинки. А бач як повелось — естетика панує над етикою, тому всі звертають уваги на красиві книги, навіть якщо в них лунатимуть незручні думки — і доки так відбувається, доти бʼється серце Мідгардове.
Світ насправді той самий, що і за часів Ейріка Рудого — його лише перестали сприймати як тоді. Ми повертаємо законне місце цим героям в народній памʼяті — зрештою, далекі предки Ейріка, Лейва і Торфінна були з нашого Причорноморʼя. Тому вони споріднені — і кровʼю, і духом — з Україною. Ними пишаються в рідній Ісландії — нехай про них знають і в останній твердині Європи.
Вони були чесними і вірними, відважними і фатальними — я не знаю що ще треба, щоби любити цих північних бороданів. Прочитайте їхню історію — і розкажіть про неї тим, хто готовий слухати.
https://plomin.club/product/vinland-saga/
Forwarded from Пломінь
З книги «Саги про Вінланд. Шляхами Ейріка Рудого, Торфінна Сподіваного і Лейва Щасливого»
➡️ Передзамовлення
➡️ Передзамовлення
👍3
Ой шо пишут на "рунике", красота какая. Никогда так не рассматривал сагу о Греттире, впору перечитывать, очень детективная завязка у поста. Ведь в случае старых текстов именно такие вот завязки на уникальные слова и конструкции часто оказываются решающими для понимания сути.
И, конечно же, любимый нами нарратив зловредного магического буратины присутствует- невозможно не обратить внимание на этот эпизод, если хоть сколько-нибудь системно интересуешься магическим в сагах.
И, конечно же, любимый нами нарратив зловредного магического буратины присутствует- невозможно не обратить внимание на этот эпизод, если хоть сколько-нибудь системно интересуешься магическим в сагах.
👍1
Продолжаю изучать советские «Литературные памятники». Отличная была серия, жаль что в ней издано так мало саг. Но всё, что есть, мне очень нравится.
О том, что мне необходимо внимательно прочитать «страдания юного Греттира» я понял достаточно давно. Просто при изучении отличной билингвы «Беовульфа» я наткнулся на слово «hæftmece» как редкое слово для особого меча. Переводчик остановился на нём и пришёл к выводу что ближайший аналог термина - «heptisax», оружие тролля из «Саги о Греттире», после чего отдельно перечислил общие элементы поэмы и эпизода из саги про спуск в водопад. Я уже помнил, из предыдущего ознакомления с текстом, про эпизод с Гламом и про руническое заклинание Турид, но от мысли о том, что в тексте саги сохранились элементы англо-саксонского эпоса мне стало действительно интересно перечитать её в хорошем издании. Издание от Академии Наук СССР для этого прекрасно подходит.
Первое что бросилось в глаза при перечитывании - удивительная реалистичность Греттира. Понятно что для автора/компилятора саги это был образ романтического героя неудачника, всю жизнь безуспешно боровшегося с судьбой. Но для современного читателя там по всему тексту расставлены красные флажки. Перед нами здоровенный детина с таким уровнем тревожности, что он буквально не мог оставаться в одиночестве в тёмное время суток. Несмотря на размер и физическую силу у него были все основания для сексуальных комплексов, что подробно прояснено в эпизоде с купанием и служанкой. В детстве мучил животных, повзрослев переключился на людей, атакуя всё что движется если движения недостаточно почтительны. Мне было бы очень интересно прочитать профессиональное профилирование на основе данных саги. Потому что на первый взгляд там тёмная триада во все поля, средневековый Чарли Бронсон. Персонаж с подобным modus operandi и повышенной живучестью неизбежно должен был остаться в памяти шокированных таким соседством бондов, тут точно есть о чём рассказывать вечерами возле очага. И за столетия, прошедшие между самими событиями и записью саги к самым реалистичным байкам могла добавится мифологическая составляющая, так как этот тип личности был вполне способен нырнуть в водопад за чудовищем. Проклятие Глама могло войти в сюжет для объяснения вполне реальной паранойи или тревожного растройства. Ну и за ним, прицепом, могли добавиться и другие эпизоды с монстрами. И в этих эпизодах могли использоваться достаточно старые тексты, разграбление кургана Кара Старого в ходе поездки на континент реально читается как современный археологический отчёт о скандинавских девиатных захоронениях эпохи викингов. Исландский христианин четырнадцатого века мог знать такие подробности только из доступной ему литературы о далёком прошлом.
В случае с путешествием под водопад картина становится ещё интереснее, так как эта история пересказывается в стихах, которые по сюжету были вырезаны самим Греттиром рунами на палке. Я понимаю, что это недоказуемо, но у меня реально сложилось подозрение что весь этот фрагмент является пересказом некой поэмы, фрагменты которой и использовались в тексте. И эта гипотетическая поэма явно похожа по сюжету на версию всем известного англо-саксонского эпоса. По крайней мере эта версия более менее проясняет сходство загадочного слова в обоих текстах, оно ведь использовалось именно в стихотворной версии.
Всё перечисленное позволяет ещё раз подумать про ритуал, с помощью которого Турид убила Греттира. Сага достаточно поздний источник и её описание магии, в строгом соответствии с концепцией Митчела, вполне может отражать взгляды позднего средневековья. Но при этом сама логика ритуала подозрительно напоминает про миф о создании человечества из вынесенных на берег брёвен. Я в принципе не могу найти для её действий в саге христианскую или двоеверную мотивацию, это именно языческий миф перевёрнутый для вредоносного воздействия на противника.
Видимо стоит проверить источники по поздней народной магии.
Ольга Смирницкая [Перевод], Михаил Стеблин-Каменский [Обзорная статья и примечания], Наталья Гвоздецкая [Указатель имён]
(Первоисточники)
Сага о Греттире
О том, что мне необходимо внимательно прочитать «страдания юного Греттира» я понял достаточно давно. Просто при изучении отличной билингвы «Беовульфа» я наткнулся на слово «hæftmece» как редкое слово для особого меча. Переводчик остановился на нём и пришёл к выводу что ближайший аналог термина - «heptisax», оружие тролля из «Саги о Греттире», после чего отдельно перечислил общие элементы поэмы и эпизода из саги про спуск в водопад. Я уже помнил, из предыдущего ознакомления с текстом, про эпизод с Гламом и про руническое заклинание Турид, но от мысли о том, что в тексте саги сохранились элементы англо-саксонского эпоса мне стало действительно интересно перечитать её в хорошем издании. Издание от Академии Наук СССР для этого прекрасно подходит.
Первое что бросилось в глаза при перечитывании - удивительная реалистичность Греттира. Понятно что для автора/компилятора саги это был образ романтического героя неудачника, всю жизнь безуспешно боровшегося с судьбой. Но для современного читателя там по всему тексту расставлены красные флажки. Перед нами здоровенный детина с таким уровнем тревожности, что он буквально не мог оставаться в одиночестве в тёмное время суток. Несмотря на размер и физическую силу у него были все основания для сексуальных комплексов, что подробно прояснено в эпизоде с купанием и служанкой. В детстве мучил животных, повзрослев переключился на людей, атакуя всё что движется если движения недостаточно почтительны. Мне было бы очень интересно прочитать профессиональное профилирование на основе данных саги. Потому что на первый взгляд там тёмная триада во все поля, средневековый Чарли Бронсон. Персонаж с подобным modus operandi и повышенной живучестью неизбежно должен был остаться в памяти шокированных таким соседством бондов, тут точно есть о чём рассказывать вечерами возле очага. И за столетия, прошедшие между самими событиями и записью саги к самым реалистичным байкам могла добавится мифологическая составляющая, так как этот тип личности был вполне способен нырнуть в водопад за чудовищем. Проклятие Глама могло войти в сюжет для объяснения вполне реальной паранойи или тревожного растройства. Ну и за ним, прицепом, могли добавиться и другие эпизоды с монстрами. И в этих эпизодах могли использоваться достаточно старые тексты, разграбление кургана Кара Старого в ходе поездки на континент реально читается как современный археологический отчёт о скандинавских девиатных захоронениях эпохи викингов. Исландский христианин четырнадцатого века мог знать такие подробности только из доступной ему литературы о далёком прошлом.
В случае с путешествием под водопад картина становится ещё интереснее, так как эта история пересказывается в стихах, которые по сюжету были вырезаны самим Греттиром рунами на палке. Я понимаю, что это недоказуемо, но у меня реально сложилось подозрение что весь этот фрагмент является пересказом некой поэмы, фрагменты которой и использовались в тексте. И эта гипотетическая поэма явно похожа по сюжету на версию всем известного англо-саксонского эпоса. По крайней мере эта версия более менее проясняет сходство загадочного слова в обоих текстах, оно ведь использовалось именно в стихотворной версии.
Всё перечисленное позволяет ещё раз подумать про ритуал, с помощью которого Турид убила Греттира. Сага достаточно поздний источник и её описание магии, в строгом соответствии с концепцией Митчела, вполне может отражать взгляды позднего средневековья. Но при этом сама логика ритуала подозрительно напоминает про миф о создании человечества из вынесенных на берег брёвен. Я в принципе не могу найти для её действий в саге христианскую или двоеверную мотивацию, это именно языческий миф перевёрнутый для вредоносного воздействия на противника.
Видимо стоит проверить источники по поздней народной магии.
Ольга Смирницкая [Перевод], Михаил Стеблин-Каменский [Обзорная статья и примечания], Наталья Гвоздецкая [Указатель имён]
(Первоисточники)
Сага о Греттире
Но, постскриптумом к отличной заметке Крумгольда надо отметить, что психопатия протагониста сагового рассказа в средние века не то чтобы не осуждалась, а напротив, нередко приветствовалась. Например, вспомним эпического героя Эгиля Скаллагримссона, равно как и его папашу. Так думаю, большинство наших современников, и даже наиболее свирепых из нас, рисковало бы обосраться от ужаса при встрече с этими исландскими рыцарями.
А ещё, очень стойким и популярным нарративом, характеризующим выдающегося героя (часто будущего вождя) является совершение первого убийства в детстве, годков в 7-8.
При этом, самое забавное, что судя по всему в массе своей исландцы, конечно же, психопатами не были, а были достаточно сдержанными и законопослушными людьми. Но если уж боги послали соседа-психопата, то вместо отправить буйного в дурку про него слагали сагу...
А ещё, очень стойким и популярным нарративом, характеризующим выдающегося героя (часто будущего вождя) является совершение первого убийства в детстве, годков в 7-8.
При этом, самое забавное, что судя по всему в массе своей исландцы, конечно же, психопатами не были, а были достаточно сдержанными и законопослушными людьми. Но если уж боги послали соседа-психопата, то вместо отправить буйного в дурку про него слагали сагу...