tgoop.com »
United States »
Сила в немощи. Церковь в советское время в свидетельствах » Telegram Web
/священномученик Фаддей (Успенский)
Воздержание от пищи необходимо потому, что для нас так часто становится "бог чрево". <...> Но ведь ещё более, чем от пищи, необходимо воздержание от всякого зла, следовательно, от крайнего зла, каковым является братоубийственная ненависть. Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца (1 Ин. 3:15).
Какая польза человеку, если он утесняет себя в отношении пищи, а ненависти к брату не может обуздать, простить ближнему обид не хочет? Какая польза, если человек не будет есть мяса и других родов пищи, но будет угрызать и съедать своего ближнего (см.: Гал. 5:15) человекоубийственною ненавистью, нежеланием простить обиды всегдашним держанием против ближнего зла в сердце? <...> Как необходимо поэтому постящемуся подавлять в себе всякую тень гнева, обиды на ближнего, ненависти, злобы!
#пост_с_новомучениками
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Мученичество XX века как торжество христианства
Всероссийская государственная библиотека иностранной литературы им. М.И. Рудомино (ВГБИЛ) приглашает на научно-практическую встречу и презентацию выставки, посвященные новомученикам ХХ века. Эти события прироучены к 100-летию блаженной кончины святого патриарха Тихона.
На круглом столе «Мученичество XX века как торжество христианства во времена богоборчества и секуляризма»:
🌟 Рассмотрят феномен христианского мученичества ХХ века
🌟 Обсудят его историческое значение
🌟 Расскажут о христианских новомучениках и исповедниках в России, Испании, Албании, Италии, Польше, Эль-Сальвадоре и других странах.
С докладами выступят ученые-историки, общественные деятели и священнослужители Русской Православной Церкви.
По окончании круглого стола состоится презентация выставки «Патриарх Московский Тихон и христианские мученики XX века».
✅ Дата и время: 8 апреля (вторник), круглый стол – 16:00-18:00, презентация выставки – 18:00
🔗 Подробнее
Изображение: сюжет росписи храма Живоначальной Троицы в Горетове
#новомученики_анонсы
Всероссийская государственная библиотека иностранной литературы им. М.И. Рудомино (ВГБИЛ) приглашает на научно-практическую встречу и презентацию выставки, посвященные новомученикам ХХ века. Эти события прироучены к 100-летию блаженной кончины святого патриарха Тихона.
На круглом столе «Мученичество XX века как торжество христианства во времена богоборчества и секуляризма»:
С докладами выступят ученые-историки, общественные деятели и священнослужители Русской Православной Церкви.
По окончании круглого стола состоится презентация выставки «Патриарх Московский Тихон и христианские мученики XX века».
Изображение: сюжет росписи храма Живоначальной Троицы в Горетове
#новомученики_анонсы
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
/из предсмертной записки Вениамина (Казанского), митрополита Петроградского, написанной им в тюрьме за несколько дней до расстрела
Времена переменились, открывается возможность терпеть ради Христа от своих и от чужих. Трудно, тяжело страдать, но по мере наших страданий избыточествует и утешение от Бога. Трудно переступить этот рубикон, границу и всецело предаться воле Божией. Когда это совершится, тогда человек избыточествует утешением, не чувствует самых тяжких страданий, полный среди страданий и внутреннего покоя, он других влечет на страдания, чтобы они переняли то состояние, в каком находится счастливый страдалец.
Об этом я ранее говорил другим, но мои страдания не достигали полной меры. Теперь, кажется, пришлось пережить почти всё: тюрьму, суд, общественное заплевание; обречение и требование этой смерти; якобы народные аплодисменты; людскую неблагодарность, продажность; непостоянство и тому подобное; беспокойство и ответственность за с судьбу других людей и даже за самую Церковь. Страдания достигли своего апогея, но увеличилось и утешение. Я радостен и покоен, как всегда. Христос — наша жизнь, свет и покой. С Ним всегда и везде хорошо. За судьбу Церкви Божией я не боюсь. Веры надо больше, больше её иметь надо нам, пастырям. Забыть свои самонадеянность, ум, учёность и силы и дать место благодати Божией
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Подробнее ТУТ.
Проект адресован студентам московских вузов и имеет своей целью художественное осмысление истории Церкви в России в XX веке.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
«Я подумал о том, что на протяжении всех этих веков Он, вероятно, был так же одинок»
Из проповеди свмч. Анатолия Жураковского
В Великую Пятницу
25 марта 1926 г.
И когда я вошел в храм, еще пустой, и встал возле креста – мне стало страшно от этой пустоты, страшно от мысли о том множестве людей, которые совсем не придут в эти дни в храм, и о том, как мало тех, кто придет к Нему в эти минуты воспоминания о Его смерти.
Мне стало страшно. Но когда я стоял у креста – мысль прорезала мое сердце, – мысль о том, что, может быть, так и нужно. Я вспомнил тот вечер и ту ночь, когда свершилось событие, о котором мы вчера вспоминали. Вспомнил эту маленькую горсточку людей, которая несла Благоуханное Тело, и я думал о том, как бесконечно Он был одинок тогда, так же, как и ныне. И тогда множество людей праздновали свой праздник, весь мир был занят своим делом <...>, а Он был одинок, и только несколько человек провожали Его Тело к последнему пределу – погребению.
И в моей душе пронеслись все века, начиная от этого страшного вечера и до этого мгновения. Я подумал о том, что на протяжении всех этих веков Он, вероятно, был так же одинок. Были времена, когда от него отходили, были времена, когда подходили ближе. Были времена, когда служение, которое мы здесь совершаем, обставлялось пышностью, когда во всех храмах были толпы народа и каждый считал своим долгом присутствовать на этом служении. Были времена, когда люди, разодетые в пышные, царственные одежды, приходили и преклоняли колена. Это были времена, когда казалось, что христианство торжествует победу над миром. Но кто знает, быть может, и в эти времена Он был не менее одинок, чем в ту ночь, когда Его провожали к последнему пределу эти женщины и эти люди, не побоявшиеся перенести Его Тело от креста в пещеру. Может быть, так и нужно, чтобы Он был одиноким. Может быть, в этом – величайшая тайна, непонятная для нас тайна спасения.
Источник
Картина: Христос в Гефсиманском саду. Николай Ге. 1869–1880 гг.
Из проповеди свмч. Анатолия Жураковского
В Великую Пятницу
25 марта 1926 г.
И когда я вошел в храм, еще пустой, и встал возле креста – мне стало страшно от этой пустоты, страшно от мысли о том множестве людей, которые совсем не придут в эти дни в храм, и о том, как мало тех, кто придет к Нему в эти минуты воспоминания о Его смерти.
Мне стало страшно. Но когда я стоял у креста – мысль прорезала мое сердце, – мысль о том, что, может быть, так и нужно. Я вспомнил тот вечер и ту ночь, когда свершилось событие, о котором мы вчера вспоминали. Вспомнил эту маленькую горсточку людей, которая несла Благоуханное Тело, и я думал о том, как бесконечно Он был одинок тогда, так же, как и ныне. И тогда множество людей праздновали свой праздник, весь мир был занят своим делом <...>, а Он был одинок, и только несколько человек провожали Его Тело к последнему пределу – погребению.
И в моей душе пронеслись все века, начиная от этого страшного вечера и до этого мгновения. Я подумал о том, что на протяжении всех этих веков Он, вероятно, был так же одинок. Были времена, когда от него отходили, были времена, когда подходили ближе. Были времена, когда служение, которое мы здесь совершаем, обставлялось пышностью, когда во всех храмах были толпы народа и каждый считал своим долгом присутствовать на этом служении. Были времена, когда люди, разодетые в пышные, царственные одежды, приходили и преклоняли колена. Это были времена, когда казалось, что христианство торжествует победу над миром. Но кто знает, быть может, и в эти времена Он был не менее одинок, чем в ту ночь, когда Его провожали к последнему пределу эти женщины и эти люди, не побоявшиеся перенести Его Тело от креста в пещеру. Может быть, так и нужно, чтобы Он был одиноким. Может быть, в этом – величайшая тайна, непонятная для нас тайна спасения.
Источник
Картина: Христос в Гефсиманском саду. Николай Ге. 1869–1880 гг.
В Великую Пятницу
Из проповеди свмч. Анатолия Жураковского
/продолжение
25 марта 1926 г.
Стоя здесь, перед Его бездыханным Телом, углубляясь всей мыслью, всем сердцем в тайну Его страдания, мы переживаем не только муку и тоску по Нему, но вместе с этим переживаем и самое светлое, самое несказанное чудо. Это чудо является живым свидетельством Его силы, и оно совершается в нас самих. Мы чувствуем, как здесь все то, с чем мы пришли, весь этот груз, который мы накопили в себе долгими годами наших прегрешений, все то, что мы впитывали из этого мира, который идет путем ненависти к Нему, – все это здесь, перед Его бездыханным Телом, исчезает, уничтожается само собой.
И самый темный из нас – тот, кому казалось, что вся его душа обратилась в одну язву от этих грехов, – в несколько мгновений соприкосновения с Ним может стать чистым и незапятнанным. Каждое сердце возрождается от одного прикосновения к Нему, к Его Телу, к Его тайне.
Братья и сестры, будем прикасаться к Нему своими недостойными устами, будем приносить Ему наше покаяние и нашу скорбь и будем просить у Него Единого исцеления. И весь этот день, всю эту ночь и завтра постараемся столько мгновений отдать этому воспоминанию, этой близости, этой тайне, сколько только мы можем. Будем в себя вдыхать этот аромат, идущий от Его Тела, и пусть Он сам совершит в нас то возрождение, которое мы сами не можем в себе совершить, и пусть Он потопит в Своей любви весь мрак, все несовершенство, все страшное, что нас отделяет от Бога, что делает нашу жизнь такой темной и страшной.
Источник
Из проповеди свмч. Анатолия Жураковского
/продолжение
25 марта 1926 г.
Стоя здесь, перед Его бездыханным Телом, углубляясь всей мыслью, всем сердцем в тайну Его страдания, мы переживаем не только муку и тоску по Нему, но вместе с этим переживаем и самое светлое, самое несказанное чудо. Это чудо является живым свидетельством Его силы, и оно совершается в нас самих. Мы чувствуем, как здесь все то, с чем мы пришли, весь этот груз, который мы накопили в себе долгими годами наших прегрешений, все то, что мы впитывали из этого мира, который идет путем ненависти к Нему, – все это здесь, перед Его бездыханным Телом, исчезает, уничтожается само собой.
И самый темный из нас – тот, кому казалось, что вся его душа обратилась в одну язву от этих грехов, – в несколько мгновений соприкосновения с Ним может стать чистым и незапятнанным. Каждое сердце возрождается от одного прикосновения к Нему, к Его Телу, к Его тайне.
Братья и сестры, будем прикасаться к Нему своими недостойными устами, будем приносить Ему наше покаяние и нашу скорбь и будем просить у Него Единого исцеления. И весь этот день, всю эту ночь и завтра постараемся столько мгновений отдать этому воспоминанию, этой близости, этой тайне, сколько только мы можем. Будем в себя вдыхать этот аромат, идущий от Его Тела, и пусть Он сам совершит в нас то возрождение, которое мы сами не можем в себе совершить, и пусть Он потопит в Своей любви весь мрак, все несовершенство, все страшное, что нас отделяет от Бога, что делает нашу жизнь такой темной и страшной.
Источник
/священномученик Иоанн Стеблин-Каменский
Относительно взаимоотношений с близкими мне думается, что для взаимной поддержки и укрепления любви необходимо делиться друг с другом своими переживаниями, не опасаясь пересудов и, может быть, даже несправедливых осуждений. <...> мы не соперники друг для друга, но попутчики и соработники. Соперники не могут быть откровенны друг с другом, и между ними потому и не может быть искренней любви. Люди, вообще отчасти движимые животными инстинктами, отчасти же возбуждаемые самолюбием, так привыкли постоянно соперничать друг с другом, и при том соперничать перед лицом других людей, что всякое слово осуждения, могущее понизить их личные шансы, очень болезненно ими переживается, потому-то любовь и оскудевает. Мы же, христиане, повторяю, не соперники друг для друга, ибо стоим не перед человеческим судом.
Поэтому любовь, всё покрывающая, имеет свободный доступ в наше общество. <...> Мне кажется, что если то, чем мы делимся со своими близкими, вызывает неправильные, по нашему мнению, пересуды, то значит, мы не поняты; надо не замыкаться в себе, а, напротив, постараться быть понятым. Может быть, такое усилие поможет и нам самим в своём представлении отделить от посторонних наслоений, так сказать, откристаллизовать сущность наших светлых переживаний и тем ещё более их усилить.
Источник: Дамаскин (Орловский) игум. Соловецкие новомученики. М.,2009.С.193
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Forwarded from Бутовский полигон
Forwarded from Сила в немощи. Церковь в советское время в свидетельствах (Дарья)
Forwarded from Из жизни Церкви
«Немного прожито, но много пережито. Всего лишь два года я епископ, но... из этих двух лет я провел шесть месяцев в узах... Я хотел немного коснуться того настроения душевного, которое я испытал в темницах городов: Елисаветграда, Одессы, Кривого Рога, Екатеринослава и, наконец, Харькова. Прежде всего должен сказать, что мне не было сделано ни малейшего снисхождения ввиду высокого моего сана. Меня водили под конвоем пешком по улицам много раз, ездил я и в этапном вагоне поезда за решетками. Сидел я среди воров и убийц. И эта атмосфера меня не только не возмущала, но даже умиляла. Я вспоминал свои грехи вольные и невольные и радовался, что Господь дал мне пить чашу страданий за мои согрешения.
Когда меня водили с позором по улицам, я был очень спокоен душой; никакого стыда я не испытывал. А что до отношения ко мне соузников-арестантов, то никто не тронул меня и пальцем. Ко мне арестанты относились с добрым чувством.
Я сидел в одной камере с налетчиками, их было десять человек. Все они были вызваны на суд, и их приговорили к расстрелу. Нас разделили: меня и других поместили в одну камеру, а налетчиков — в другую. И вот, когда приговоренные к смерти шли на расстрел по коридору, под усиленным конвоем, они умудрились бросить мне записку в окошко моей камеры, и я сумел поднять и прочесть ее (как раз стоял около окошка в коридор). Что же я прочел в записке? Имена приговоренных к расстрелу, моих прежних соузников, и просьбу — молиться за них... Меня это чрезвычайно растрогало и умилило... Этот момент был одним из радостнейших моментов моей жизни... Их всех расстреляли. Я молился о них при их расстреле, происходившем в нескольких шагах от моей камеры в гараже, через двор от нашего помещения. И теперь я вспоминаю о своих соузниках-арестантах... Помяни, Господи, души рабов Твоих, убиенных: Василия, Иоанна, Михаила и иже с ними, как помиловал Ты обратившегося к Тебе разбойника на кресте...»
(из письма священномученика Онуфрия (Гагалюка), архиепископа Курского и Обоянского, 1925 г.).
С днем памяти священномученика Онуфрия!
Священномучениче Онуфрие, моли Бога о нас!
Когда меня водили с позором по улицам, я был очень спокоен душой; никакого стыда я не испытывал. А что до отношения ко мне соузников-арестантов, то никто не тронул меня и пальцем. Ко мне арестанты относились с добрым чувством.
Я сидел в одной камере с налетчиками, их было десять человек. Все они были вызваны на суд, и их приговорили к расстрелу. Нас разделили: меня и других поместили в одну камеру, а налетчиков — в другую. И вот, когда приговоренные к смерти шли на расстрел по коридору, под усиленным конвоем, они умудрились бросить мне записку в окошко моей камеры, и я сумел поднять и прочесть ее (как раз стоял около окошка в коридор). Что же я прочел в записке? Имена приговоренных к расстрелу, моих прежних соузников, и просьбу — молиться за них... Меня это чрезвычайно растрогало и умилило... Этот момент был одним из радостнейших моментов моей жизни... Их всех расстреляли. Я молился о них при их расстреле, происходившем в нескольких шагах от моей камеры в гараже, через двор от нашего помещения. И теперь я вспоминаю о своих соузниках-арестантах... Помяни, Господи, души рабов Твоих, убиенных: Василия, Иоанна, Михаила и иже с ними, как помиловал Ты обратившегося к Тебе разбойника на кресте...»
(из письма священномученика Онуфрия (Гагалюка), архиепископа Курского и Обоянского, 1925 г.).
С днем памяти священномученика Онуфрия!
Священномучениче Онуфрие, моли Бога о нас!
Forwarded from Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий)
«Не роптал, не жаловался. Распоряжений не давал. Ушёл от нас утром без четверти семь. Подышал немного напряжённо, потом вздохнул два раза и еще едва заметно - и все...» - сообщала Евгения Павловна Лейкфельд сестре Владыки - Виктории Феликсовне Дзенькович.
Весть о кончине святителя Луки, как будто чудесным образом облетела не только город, но и весь Крым. Уже через несколько часов люди заполнили комнаты, весь двор, стояли в ожидании возле дома, а ближе к обеду присоединились приехавшие из дальних концов Крыма. Много священства. Панихиды не прекращались ни дома, ни в Благовещенской церкви, ни в Свято-Троицком кафедральном соборе. И лились тихие слёзы: «Ушёл наш молитвенник, наш святой».
Архиепископ Михаил (Чуб), приехавший по распоряжению Патриархии, оказался в затруднительном положении. Поначалу власти вообще запретили ему служить панихиду.
Власти вызвали детей святителя Луки и распорядились, что бы все сопровождающие на кладбище должны ехать на автобусах, чтобы не создавать пешей процессии, не занимать центральной улицы, чтобы не было церковного пения...
А люди шли и ехали - так много, что архиепископ Михаил распорядился, чтобы собор был открыт и днём, и ночью - круглые сутки люди шли и шли проститься со своим пастырем. К его кончине власти Симферополя готовились заранее. В тот же день, когда областная типография уже начала печатать очередной номер газеты, последовал приказ: поставить в номер большую антирелигиозную статью, подготовленную заблаговременно и ожидавшую этого часа. Все дни шли безуспешные переговоры с уполномоченным по делам Церкви. И в то же время казалось, что весь город, все прихожане Крыма заполнили прилегающие к храму улицы. Об этих днях осталось много воспоминаний. Одно из них поможет читателю увидеть происходящее глазами свидетеля событий 1961 года.
Вот что писала А. Д. Стадник, регент хора Свято-Троицкого собора: «Когда владыка сильно заболел, уже к смерти, он сказал своей племяннице: "Дадут ли мне спеть Святый Боже?".
Наступил день похорон, мы видели, как алтарь наполнился посторонними людьми, они о чём-то говорили со священниками, что-то приказывали, чего-то требовали. Мы чувствовали душой, что-то готовится.
И вот настал час выноса тела из церкви. При пении Святый Боже мы все пошли к воротам. Около них, слева, стоял большой пустой автобус. И, когда мы вышли из ворот и катафалк остановился, этот автобус тронулся с места и поехал, пересекая наш путь. Он хотел отрезать нас от катафалка таким образом, чтобы тот поехал, а люди остались позади, для того чтобы не было торжественных проводов архиепископа Луки.
И я тогда крикнула: "Люди, не бойтесь!" Женщины закричали от страха, ведь автобус же идёт на них. Я кричу: "Не бойтесь, не задавит, они не пойдут на это - хватайтесь за борта!" И тогда ухватились, кто мог облепили весь катафалк и пошли за ним. Прошли, может быть, метров сто, надо было поворачивать на центральную улицу, но власти не хотели, чтобы мы шли так, хотели от нас снова оторваться и везти вокруг города... Тут женщины - никто никакой команды не давал — сами ринулись на землю перед колёсами машины: "Только по нашим головам проедете туда, куда вы хотите". Тогда они нам пообещали, что поедут так, как мы этого хотим. И мы пошли по центральной улице города.
Это было такое шествие! Людей было везде полно, улицы забиты, прекратилось абсолютно всё движение. По этой улице можно пройти за двадцать минут, но мы шли три с половиной часа. И на деревьях люди были, на балконах, на крышах домов.
Всю дорогу до храма Всех Святых - до места захоронения святителя Луки - звучало пение трисвятого, все женщины были в белых платочках и всю дорогу люди посыпали лепестками роз. Это было что-то такое, чего никогда в Симферополе и до того не было, и после уже, вероятно, никогда не будет...»
Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий)
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Forwarded from Из жизни Церкви
«Сообщаю вам о себе, что я жив и здрав. Пока все благополучно. Я все более и более убеждаюсь, что скорбию, в полном смысле этого слова, приходится признать не то, что нас постигает скорбное по внешности, а то, что мы испытываем и переживаем по душе. Если на душе мирно и спокойно, то и все внешнее легко переживается. И я должен благодарить Господа Бога, что доселе мир душевный меня не покидает. Скорбно мне за вас, но сознание, что все совершается по воле Божией, утешает меня и в этом. Мы все в руках Божиих — и вы, и я… За все слава Богу. Всех вас помню и молюсь о всех. Прошу прощения у всех, кому я остался что-либо должен или деньгами, или вещами, или неисполненными обещаниями. Простите Бога ради»
(Преподобномученик Никон (Беляев). Из письма 1929 г., Соловки).
(Преподобномученик Никон (Беляев). Из письма 1929 г., Соловки).
Forwarded from Из жизни Церкви
Из воспоминаний писателя Олега Волкова о своем знакомстве со святителем Виктором (Островидовым) в Соловецком концлагере
«Проводить меня пришел из кремля Вятский епископ Виктор. Мы прохаживались с ним невдалеке от причала. Дорога тянулась вдоль моря. Было тихо, пустынно. За пеленою ровных, тонких облаков угадывалось яркое северное солнце. Преосвященный рассказывал, как некогда ездил сюда с родителями на богомолье из своей лесной деревеньки. В недлинном подряснике, стянутом широким монашеским поясом, и подобранными под теплую скуфью волосами, отец Виктор походил на великорусских крестьян со старинных иллюстраций. Простонародное, с крупными чертами лицо, кудловатая борода, окающий говор — пожалуй, и не догадаешься о его высоком сане. От народа же была и речь преосвященного — прямая, далекая свойственной духовенству мягкости выражений. Умнейший этот человек даже чуть подчеркивал свою слитность с крестьянством.
— Ты, сынок, вот тут с год потолкался, повидал все, в храме бок о бок с нами стоял. И должен все это сердцем запомнить. Понять, почему сюда власти попов да монахов согнали. Отчего это мир на них ополчился? Да нелюба ему правда Господня стала, вот дело в чем! Светлый лик Христовой Церкви — помеха, с нею темные да злые дела неспособно делать. Вот ты, сынок, об этом свете, об этой правде, что затаптывают, почаще вспоминай, чтобы самому от нее не отстать. Поглядывай в нашу сторону, в полунощный край небушка, не забывай, что тут хоть туго да жутко, а духу легко... Ведь верно?
Преосвященный старался укрепить во мне мужество перед новыми возможными испытаниями...
...Обновляющее, очищающее душу воздействие соловецкой святыни... теперь овладело мною крепко. Именно тогда я полнее всего ощутил и уразумел значение веры»
(Волков О. Погружение во тьму. М., 1989. С. 99).
С днем памяти святителя Виктора (Островидова), епископа Глазовского, исповедника!
«Проводить меня пришел из кремля Вятский епископ Виктор. Мы прохаживались с ним невдалеке от причала. Дорога тянулась вдоль моря. Было тихо, пустынно. За пеленою ровных, тонких облаков угадывалось яркое северное солнце. Преосвященный рассказывал, как некогда ездил сюда с родителями на богомолье из своей лесной деревеньки. В недлинном подряснике, стянутом широким монашеским поясом, и подобранными под теплую скуфью волосами, отец Виктор походил на великорусских крестьян со старинных иллюстраций. Простонародное, с крупными чертами лицо, кудловатая борода, окающий говор — пожалуй, и не догадаешься о его высоком сане. От народа же была и речь преосвященного — прямая, далекая свойственной духовенству мягкости выражений. Умнейший этот человек даже чуть подчеркивал свою слитность с крестьянством.
— Ты, сынок, вот тут с год потолкался, повидал все, в храме бок о бок с нами стоял. И должен все это сердцем запомнить. Понять, почему сюда власти попов да монахов согнали. Отчего это мир на них ополчился? Да нелюба ему правда Господня стала, вот дело в чем! Светлый лик Христовой Церкви — помеха, с нею темные да злые дела неспособно делать. Вот ты, сынок, об этом свете, об этой правде, что затаптывают, почаще вспоминай, чтобы самому от нее не отстать. Поглядывай в нашу сторону, в полунощный край небушка, не забывай, что тут хоть туго да жутко, а духу легко... Ведь верно?
Преосвященный старался укрепить во мне мужество перед новыми возможными испытаниями...
...Обновляющее, очищающее душу воздействие соловецкой святыни... теперь овладело мною крепко. Именно тогда я полнее всего ощутил и уразумел значение веры»
(Волков О. Погружение во тьму. М., 1989. С. 99).
С днем памяти святителя Виктора (Островидова), епископа Глазовского, исповедника!