…а октябрь ветхо, дрябло
загнусавит как фагот.
он в ведре мочёных яблок
провалялся целый год.

пересчитывал болезни,
спотыкаясь об карниз.

он застынет в мёртвой песне,
будто гипсовый горнист.

и сползёт к воде по иве,
уплывёт ко дну как сом.

будет лёгок и наивен.

и почти что невесом.

(с) холодное пламя

где-то есть берега и далёкие города, в которых мы не были никогда, ибо у нас есть камень, рука, руда, под горой река, над рекой-звезда. мы родились здесь, племя людей слепых, чтобы вдыхать этот каменный прах и пыль, мы усмешка судьбы, голоса толпы, нам велят не сходить с тропы. Отче, я просыпался ночью и видел небо в таком огне, что боялся дышать, ибо знал, что огонь во мне, он полыхал, плясал, пожирая снег, чуда иного нет. есть огонь, берега, города за чертой мечты. а мы заложники каменной темноты, этой чертовой пустоты, я хотел бы обжечься, Отче, чтоб никогда уже не остыть.

но ты говоришь нести этот камень. говоришь из сияющей высоты.

(с) кот басё

человек должен вмещать в себе, по возможности, всё, плюс — ещё нечто.

(с) м. горький, «жизнь клима самгина»

ни горный мед, ни желтый лист, ни лес в осеннем хороводе не остановят тех, кто ходит на самом краешке земли. Багрец и золото огней прекрасны, но бесчеловечны, один неверный шаг — и вечность, соблазн велик, но мы сильней. и потому мы ждём внизу, не поднимаясь на вершины, нарочно сжатые пружины, однажды приглушенный звук. а рядом в солнечном луче летают тысячи пылинок, соцветий, пчёлок, паутинок, касаний, взглядов и речей. смотри на них, осознавай свою к земле непринадлежность. ноябрь — яростная нежность и золотые жернова. мы станем пеплом и мукой, кленовым пухом, перламутром — и полетим осенним утром над замерзающей рекой.

(с) светлана лаврентьева

ноябрь — самый жестокий месяц в году.

скупые фасады обшарпанных зданий
безжалостно давят на хрупкую грудь.

скрываюсь в квартире как ёжик в тумане
и прячу под клетчатым пледом хандру.

картонные стены тисками сжимают
случайные мысли в дурной голове.

мечтаю проснуться в безоблачном мае,
встречая с тобой петербургский рассвет.

тетрадные клетки прессуют искусство.
из строчек рождается мёртвая гниль.

осеннее солнце безжалостно тускло,
а мир за окном – балабановский фильм,

в котором ни кадра о чём-то хорошем.
теперь вспоминаю ночами, замлев,

октябрьский день, где топтали подошвы
опавшие листья на пыльной земле.

по лестничным клеткам рассыпаны буквы
ячменной крупой – не собрать их в слова.

на съёмной квартире знаком каждый угол,
где я, как безумный, тебя целовал.

точнее, твой образ, что мной был придуман –
печального прошлого лишний балласт.

на фоне играет альбом uma2rman
и по́лнится урна стихами о нас.

в смирительно-белой помятой рубашке
душа опускается камнем на дно.

от новой до боли тяжелой затяжки
на сердце быстрее стучит метроном;

под ритмы ударов танцую на месте,
прикованный цепью угаснувших чувств.

остатки от жизни, что память не вместит,
в темнице любви бесконечно влачу.

(с) и.врублевский совместно с dum spiro, spero...

это не конец, не чёрная полоса,
не смертельный диагноз —
за подписью и печатью,

о тебе на клиросе вступают певчие голоса,
если ты практикуешь локальные чудеса,
постарайся не прекословить,
не отвечать им.

может быть, пора подумать о чём другом,
урезонить секундомер, прекратить падение,

всё, что добывалось штыками,
на цыпочках, сбитым лбом,
опрокинуто без возврата и сожаления.
•
значит, отзови пехоту и корабли,
возвращайся домой — руинами, бездорожьем,

обещали сберечь, как жаль, что не сберегли,
обещали помочь, как жаль, что не помогли,
трудно разглядеть, но в этом —
есть мудрость божия.

постигай поражения, вот тебе — шах и мат,
изучай глубину пустыни, тропу изгнания,

это не о том, кто прав, а кто виноват,
победивший — на троне,
но проигравший — свят,
и последняя доблесть — хранить о любви молчание.
•
толкователю истины, сторожу светлых сил
не нужны генералы, пленные и герои,
если бы вперёдсмотрящий до хрипоты тебя не любил,
он бы заживо не обрёк тебя на такое.

(с) анна сеничева

(с) пауло коэльо, «алхимик»

Нильс улетел с гусями на юга,
на Бали взяв путёвку по привычке.
а я от четверга до четверга
по МЦК катаюсь в электричке.

окно мне заменяет весь контент,
пригрелись в шапке сонные минуты.
я весь бы обогнула континент
на «Ласточке», летящей по маршруту.

пусть Нильс и гуси дремлют на песке,
небрежно разбросав по пляжу сланцы.
я еду. мне не хочется ни с кем
ни воевать, ни спорить, ни тягаться.

затих на дне во тьме Левиафан,
и где-то в мире в это же мгновенье
Нильс с птицами глядит на океан,
я в «Ласточке» пишу стихотворенье.

оно не бьёт, не колет, не болит,
ложится гладко, мягко, односложно.

смотрю в окно, а мальчик — на Гит-Гит.
и нам обоим
просто
не тревожно.

(с) злата маркина | стихи

недосмотренный сон обнуляется ровно в семь. поднимайся, беги на работу, разуй глаза.
а тебе — позарез надо в варежку, насовсем. в бесконечную варежку, кто бы ее связал.

но живёшь молодцом, избегая ненужных трат.
выбираешь наушники, книги, улыбки, связь.
никакой из тебя самурай, мушкетер, пират. твоя сказка закончилась раньше, чем началась.
правда, умным считаешься, прямо везде и сплошь.
даже флаг получил, только ветер погнул флагшток.
происходит дурацкая мелочь — бежишь-орешь.
а потом наконец признаешься себе: и что,
чуть потуже затянется узел — и мне хана. чуть побольше навалится горя — не унесу.
приезжаешь к друзьям, а там лес в серебре окна. он почти заповедный. и дятел живёт в лесу.
всё стучит, проверяя на прочность дубовый ствол. и фонарь на окраине — солнечный печенег. а ещё у тебя без тебя декабрист зацвёл. значит, жизнь продолжает идти, несмотря на снег.
и летит самолётик, над миром, поверх голов, над зимой, чья душа не заправлена, как постель.
вот теперь и пришлют с голубями красивых слов, если надо, конечно. ну, вроде бы ты хотел.
даже вроде — ужасно случайно — просил о том, а тебе присылали монетку, билет, браслет.
возвращаешься в город — тебя улыбает дом. обнимает котами
ты в варежке. ты согрет.

(с) резная свирель

…то ли умер в первоснежье,
то ли вьюга замела.
неуклюже, по-медвежьи
влипнул в ночь, как в мармелад.

проблеснёт кровавый вымпел,
ночь густеет, как кисель.
закружилось, будто выпил
и попал на карусель.

на овечьем полушубке
стынут снежные клешни.

может, умер. может, шутки.

может, автора тошнит.

(с) холодное пламя

сегодня ночью выпал первый снег,
а в детстве он, как сахар, был вкусней.
ещё вчера, как помню, в майке август.
пройдёт и он, а я останусь
константой бытия, листом кленовым,
констанцией греха, запретным словом.
не существует межсезонья, не ищи,
его проспал пропойца-часовщик.
не говори об этом только никому.
остекленевший глаз межрамных мух
не прошибёт фасеточным зрачком.
сентябрь, поскользнувшись, пал ничком.
не прогадать его с тобой, не промотать.
со службы вышел - повстречала темнота.
ногой ступил неловко - локоть в грязь,
октябрь приобнял меня, смеясь.
играет как ребёнок в прятки под листвой,
сокрыть пытается нелепо естество.
из года в год одно и то же, сколько можно.
под капюшонами окуклились прохожие,
любимый парк загипсовало в пелене.
жую с утра новорождённый серый снег.

(c) неоклассик

иногда мне кажется что я пиксельный NPC
ты меня отрезви и пожалуйста упаси
от ползущих мыслей и от грязных корней, перепутанных на полу
обещаю не жаловаться и не возводить хулу

потому что много дано: и пруд, и пяток утят,
потому что я вижу такое, что не хотят,
потому что я слышу такое, что никогда
не передадут наушники в тонкие провода

мне ведь много дано: выживаемость сорняка,
ты однажды о прошлом спросишь наверняка:
я училась на самом отвратном и мерзостном, и в ночи
бледные учителя бесконечно талдычили мне «учи»

только даже если уменьшусь до крохи и муравья,
всё равно никто не будет любить тебя так как я,
всё равно мы нарядим елку,
распутав моток гирлянд

нет,
никто не будет любить тебя так как я.

(с) ананасова

«тебя так много в моем сердце.»

закрой глаза и досчитай до ста, как будто мы с тобой играем в прятки. мы есть любовь, и с нами всё в порядке. ведь пустота уже не пустота, банальное отсутствие вещей, а способ долгожданной передышки — берлога ветра, дом для новой книжки. кикимора, шишига и Кащей там пьют вино, и зéлено вино. жар-птицы при небесных командирах. архаровцы в картофельных мундирах ночами сторожат веретено у самых дальних пограничных зон. роскошный вид, да редко кто заглянет. в лесу, у баобаба, на поляне живёт в своей избушке Лисий Сон. он рыжий. даже более того. хвостатый. даже больше, чем возможно. снам тоже иногда бывает сложно, но (к радости) находится родство с какой-нибудь из маленьких планет, где ведьмы, апельсины и ирландцы. по пятницам устраивают танцы, по четвергам. по воскресеньям нет. дурацкое творится по средам. катаются коты, мышкуют мыши, и сны мышей (по указанью свыше) причислены к влиятельным родам. ну, в понедельник просто ждут среды. зимой, весной. и осенью. и летом. по вторникам лопаты под запретом, поэтому бесчинствуют деды: то тянут репу, то скребут сусек, спасают зайцев, снова тянут репу. и Лисье солнце катится по небу. янтарный дождь идет. сметанный снег.

эй, ты чего, уснула? ну и спи. пусть сон приснится сладкий, как варенье. любые сны — невидимые звенья космической нервущейся цепи. там, далеко, в дорожную суму кладут ромашки, лëн и медуницу. там Лисий Сон — он обожает сниться хорошим людям. разреши ему. вот в следующий раз я расскажу, как ёжик чешет в гости к медвежонку. садится Бог в серебряную джонку, плывëт и улыбается ежу.

(с) резная свирель