Xiu Xiu — Women As Lovers (2008) 5/5

Как-то неловко объявлять себя потребителем музыки, которую делает Джейми Стюарт, 46-летний уроженец Калифорнии и бессменный лидер оголтелой группы Xiu Xiu, и с затрапезной физиономией о ней рассуждать. Она похожа на паническую атаку в супермаркете, нервный срыв на дискотеке, припадок на чужом дне рождения. В общем, на что-то такое, к чему современный потребитель музыки, хотя он и привык осторожно, а порой и истерически эстетизировать всякого рода девиации, никак не может быть готов. Джейми Стюарт вламывается прямо в ваш сейф-спейс и начинает там досаждать своими адскими всхлипами, тревожащими ужимками. Чтобы было наглядно, посмотрите хороший перфоманс художника Александра Бренера, где он абсолютно голый, с чулком на голове врывается на вернисаж в ЦДХ и орет: «Почему вы меня не взяли на эту выставку?!» Как раз длится две с половиной минуты — Xiu Xiu есть у нас дома.

Так получилось, что на их концертах я бывал чаще, чем на концертах каких-либо других групп. Я даже не буду говорить, сколько раз, хотя меня давно не приглашают на дни рождения и я не очень дорожу своей репутацией. Меня покорила скрежещущая, жуткая свалка звука, как будто тяжкое чудовище ворочается на огромной, старой кровати, а незримый наблюдатель за стеной то ли стонет, то ли причитает противным голосом, в котором особенно пугают нотки сладострастия. Ну а название вышедшего много позднее моего первого знакомства с творчеством г-на Стюарта альбома — Dear God, I Hate Myself — только уверило меня, что симпатии не случайны. Проблема слушателей Xiu Xiu в том, что совершенно некому прислать песни этой группы с сакраментальной подписью: «Мы или не мы?», хотя и очень хочется.

По нынешним временам писать о Xiu Xiu — все равно что пересказывать церемонию открытия Олимпиады в Париже. Рискну все же поговорить про альбом 2008 года Women As Lovers, и поскольку примерно каждый я ценю одинаково, этот я выбирал по обложке. Сайт Pitchfork красиво написал, что здесь голос Стюарта «дрожит, будто его обладатель на грани панической атаки». Еще тут есть дикий кавер на песню Queen и Дэвида Боуи Under Pressure, в котором участвует Майкл Джира. И еще строчка в треке Leash: God had made your sweetheart wrong / Born to suffer, born only to die. Вот, этого достаточно. Пять из пяти. Недавно переслушивал его, пока гулял по району у автовокзала. Странным образом эти написанные для модных подростков звуки прекрасно соответствовали самой неприглядной реальности. Так делает Линч, когда лирическую меланхолию поп-мелодий сочетает с ощущением подступающего ужаса.

Как герой первого романа Мисимы «Исповедь маски», герой песен Стюарта — завороженный красотой задохлик. Музыкальный журналист Борис Стародубцев в своем прекрасном тексте о Xiu Xiu пишет, что исполнитель, при всем своем выгодном с точки зрения современной конъюнктуры образе, считает себя «мэром Стесняндии» (как бы это странно ни звучало по-русски, в оригинале — mayor of shyberg). Shyness is nice, — так говорил Моррисси, ну а Стюарт — его прилежный ученик. Лидера The Smiths он называет Отцом (с большой буквы) и признается, что не снимал его плакат со стены в своей комнате до 32 лет. Xiu Xiu много и охотно перепевали The Smiths, на альбомах, например, есть песни Asleep и Hated For Loving (сплит с Parenthetical Girls, которые блистательно исполнили Handsome Devil).

В центре песен Xiu Xiu — всегда какой-нибудь травмированный изгой, страдающий от неизбывного одиночества и сексуальной фрустрации. И эти песни не облегчают участь, не помогают проработать травму, они проникают в душу, называют тебя по имени, осеняют, когда звучат. Как спичка во мраке освещает ничтожную область, да и ту — пока горит.

Что еще слушать у Xiu Xiu:
Dear God, I Hate Myself (2010) 5/5
Xiu Xiu Xiu Xiu Plays the Music of Twin Peaks (2016) 5/5
Fabulous Muscles (2006) 4/5

P. S. В оригинале рецензия К. Сперанского несколько больше. Ознакомиться с полным текстом можно на нашем Boosty.

#альбомы_кенотафа #cперанский

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty

Наши друзья из легендарного moloko plus объявили open call — ребята ждут тексты для следующего выпуска альманаха. Подсветим: «Кенотаф» сейчас ведёт переговоры о публикации части своих текстов в этом проекте.

А о значении moloko plus для русского гуманитарного пространства читайте в нашем тексте.

#друзья_кенотафа

Антон Секисов о бабочках и птицах.

В нашем блоге на Boosty мы время от времени публикуем наши беседы для подписчиков на заданную тему.

Например, в мае вышел наш бестселлер — беседа Сергея Простакова, Антона Секисова и Константина Сперанского о современном американском классике Джонатане Франзене.

В представленном фрагменте, памятуя об орнитологическом хобби писателя, Антон Секисов рассуждает, почему писатели пьют, любят животных и гулять по лесу.

И подписывайтесь на наш Boosty, если ещё нет.

#секисов

«Россия» выходит в море

Страшная война схлынула, но раны в плоти реальности затягиваются не сразу. Внезапно огромные европейские пространства становятся проницаемыми для странствий — вольных или не очень. Две героини нового текста из цикла Егора Сенникова «Расходящиеся тропы» пересекают советскую границу и сталкиваются с миром, о существовании которого ничего не знали.

В порту Неаполя стоит «Россия». Это огромный теплоход, на котором возвращаются в Советский Союз сотни людей: все едут в Одессу с разными чувствами.

Раньше «Россия» называлась Patria. Корабль до войны ходил из Германии в Южную Америку, потом стал одним из жилых судов германского ВМФ. Здесь было арестовано «временное правительство» Третьего Рейха, которое управляло страной, — или, вернее, ее ошметками, — после самоубийства Гитлера. Пройдет четверть века — и именно на этом корабле в круиз отправится Семен Семенович Горбунков, герой «Бриллиантовой руки».

Но все это будет потом. На борту «России» в 1948 году возвращается в Россию эмигрантка Нина Кривошеина. Почти три десятилетия назад она бежала с мужем из Советской России по льду Финского залива. И вот теперь возвращается обратно; на душе у нее тяжело. Когда корабль выходил из Марселя, она смотрит на Нотр-дам-де-ла-Гард и говорит сыну Никите: «Смотри, смотри! Кто знает, увидим ли мы ее снова».

Там же, в Неаполе, в клинике для душевнобольных лежит Анастасия Егорова, одноногая русская женщина. Она пришла в Неаполь пешком три года назад, в августе 1945 — вся оборванная и босая. Но итальянские власти о ней позаботились: и вот она третий год лежит в лечебнице и чувствует себя все лучше. Недавно ее навещали советские эмиссары, уговаривавшие вернуться в СССР. На этот раз она отказалась.

Послевоенные годы в Европе — это время постоянных странствий, потерь, возвращений и отъездов в неизвестность. Все перепутано, сломлено, старые бумаги носятся по ветру, люди идут пешком в дальние края. Химик, антифашист и будущий писатель Примо Леви, выживший в Освенциме, движется из Беларуси в родную Италию через растерзанную войной Восточную Европу. Василий Шульгин, русский националист, принимавший отречение Николая II и проживший в эмиграции два десятилетия, неожиданно для себя перенесен из Югославии в камеру тюрьмы на Лубянке, а затем во Владимирский централ. Хайнц Киссингер, американский военный разведчик, вернулся в родную Германию, откуда его семья бежала в 1938 году — и занимается поиском и уничтожением бывших нацистов. История запомнит его как Генри Киссинджера.

Ох, если кто-то когда-то захочет написать советского «Улисса», то героини лучше, чем Анастасия Егорова, найти не удастся. О ее судьбе нам известно не так много, как хотелось бы — и за то, что мы знаем о ней больше, стоит поблагодарить исследовательницу Шейлу Фицпатрик. Егорова, уроженка деревни под Вязьмой, всю жизнь провела в скитаниях по Советскому Союзу. Рано покинув деревню, она бродила по России с 1920-х годов. Дорога уносила ее то во Владивосток, то в Абхазию, то в Центральную Азию и Якутию. На этом пути она потеряет ногу — но не желание странствий.

В 1945 году, после конца войны, она зашла в родную деревню, но там она никому не была нужна. И из любопытства и интереса она решила пересечь советскую границу вместе с возвращавшимися домой поляками. Путешествие унесет ее через Польшу в Югославию, а оттуда в Италию, где она довольно счастливо проживет пять лет — пока не настанет ее черед возвращаться в СССР.

Нина Кривошеина пока всего этого не знает. Ее страшит возвращение в СССР, фильтрация в лагере под Одессой и жизнь в России. Ее вместе с семьей отправляют в Ульяновск. Через год арестуют ее мужа Игоря. Он, переживший Бухенвальд и Дахау, выживет и в Озерлаге, и в марфинской «шарашке». Сына Никиту арестуют в 1957 году, и три года он проведет в заключении.

В начале 1970-х все Кривошеины уедут из СССР — обратно во Францию.
О судьбе Анастасии Егоровой после возвращения в Россию мы ничего не знаем.

Их Одиссея закончилась.

#сенников

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty

Счастье сложно описать, трудно уловить, невозможно однозначно определить. Оно может быть совсем неприглядным, неожиданным и странным для окружающих, а иногда над самыми счастливыми минутами мрачно нависают тени грядущих трагедий.

Вице-президент СССР Геннадий Янаев и президент СССР Михаил Горбачев на трибуне Мавзолея Ленина во время митинга-маёвки 1 мая 1991 года.

#в_поисках_счастья

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty

Егор Сенников об Александре Велединском. Почему он недооценён?

Как и было сказано, в нашем блоге на Boosty мы время от времени публикуем наши разговоры о времени, об искусстве, о себе. Так в мае вышел гигантская беседа Егора Сенникова и Сергея Простакова о современном российском социальном кино.

В публикуемом фрагменте Егор объясняет, почему Велединский — важнейший из актуальных российских режиссёров, а Сергей Простаков с ним кое в чём не соглашается.

Так что поддерживайте «Кенотаф» на Boosty — у нас там весело и интересно.

Это было прямое включение рубрики #обложки_кенотафа из Стамбула, друзья. Хороших выходных!

Самое большое простое число — «Мы не спали, мы снились» (2018) — 5/5

Группу СПБЧ я никогда не любил и сомневаюсь, что это получится сделать в обозримом будущем. Вопросы не к музыке и даже не к музыкантам. Просто мы с ядром поклонников группы сделаны слишком из разного теста. Они добрые, наивные, лёгкие — я мрачный, тяжёлый и, чего уж там греха таить, обозлённый. У меня нет нейронов в мозгу для восприятия этих песен.

Но их альбом 2018 года для меня стоит особняком. Дело в том, что я услышал его живьём — на последнем большом доковидном «Пикнике Афиши», том, на который приезжали The Cure. В Москве в тот день было дождливо. Кто-то ехал на бульвары в центр участвовать в очередных протестах по поводу выборов в Мосгордуму, кто-то — в сторону Коломенского на фестиваль. Но наверняка же были и те, кто собирался заскочить на бульвары проявить солидарность, а потом успеть в Коломенское, чтобы послушать модную музыку. И такое поведение было приметой того времени, которое рухнуло в нескончаемую катастрофу двадцатых.

И вот в то время музыка СПБЧ была символом жизни, которой оставалось томиться и гореть от силы несколько месяцев. Она о квартирах «в центре без бабушкиного ремонта», где стояло большое зеркало на старом паркете, а рядом высокий фикус. О креативных работах, до которых можно доехать на велосипеде. А если его нет, то такси совсем недорогое. Если пошёл дождь, то можно забежать в недавно открытую кофейню, взять латте (а про молоко пошлить совсем не хочется). Пока его пьёшь, то смотришь телеграм, который, конечно же, не получилось никому заблокировать. И так будет всегда.

Но теперь «Мы не спали, мы снились» звучит не светлой эпитафией, но мрачным пророчеством, которое в те беззаботные наши девятьсот тринадцатые было невозможно расслышать. Тут и лобовая «1999» о призраке войны и насилия, которое носилось и среди благодушных слушателей СПБЧ. Тут и обёрнутый в иронию приговор всем мечтам и ожиданиям десятых годов — «Провал» — так нам и надо, а нам всё мало. И «Комната» о чехарде в отношениях, которая сопутствует любому кануну больших потрясений.

Ну, а главный боевик с альбома «У нас есть всё» сейчас приобрёл совсем новое качество. Тогда я просто не мог понять, откуда взялся этот мрачный припев:

У нас есть всё, чтобы жить вечно.
У нас есть всё, хватит на всех.
И позади только страх и увечья,
А впереди — радость и смех.

Это какие страх и увечья мы пережили, чтобы с этими словами радоваться жизни в больших городах? А теперь понимаю: из будущего. Это песня о нашем будущем. И скорей бы оно наступило.

Что ещё слушать у СПБЧ:
Мы — огромное животное, и мы вас всех съедим (2016) — 4/5
Наверное, точно (2019) — 4/5

#альбомы_кенотафа #простаков

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty

В переломном 2020 году в Третьяковке проходила масшабнейшая ретроспектива советского «застойного» искусства «Ненавсегда 68-85», общий смысл которой сводился к тезису «не московскими концептуалистами едиными». А ещё на выставке не было прямолинейного официозного соцреализма.

И там среди прочих была эта картина Юрия Ракши. Она многих тогда поразила, так как идеально работала вместе с текстом — вот это был настоящий концептуализм, куда там Булатову с Кабаковым.

Итак, Юрий Ракша (1937-1980) «Разговор о будущем», 1979.

Давайте посмотрим на картину. А теперь ещё раз прочитаем аннотацию выше.

В конце 1970-х Ракша поехал на стройку Байкало-Амурской магистрали, откуда принёс этот сюжет: строители-комсомольцы обсуждают грядущее, конечно же, коммунистическое будущее и те вызовы, которые придётся преодолеть на пути к нему.

Но мы-то теперь знаем, какое там было будущее на самом деле. Перед нами буквально пустой разговор о сроках, которые мы сами бесконечно ведём как раз с 2020-го. И пусть мы разговариваем не про «когда наступит», а про «когда кончится». Всё равно все наши разговоры заканчиваются каждый раз с таким же успехом, как и у героев этой картины.

А сам Ракша её писал, уже будучи больным лейкозом. Жить ему оставалось после этого «Разговора о будущем» около года. И вроде бы в момент написания он не знал о диагнозе.

Какой тут может быть вывод? Будущее беспощадно к нашим ожиданиям. Но и непредсказуемо, что тоже не всегда плохо. Уж, я-то знаю.

#коврик_у_кенотафа #простаков

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty

Счастье сложно описать, трудно уловить, невозможно однозначно определить. Оно может быть совсем неприглядным, неожиданным и странным для окружающих, а иногда над самыми счастливыми минутами мрачно нависают тени грядущих трагедий.

Картина Василия Верещагина «Конец Бородинского боя», 1900 год.

#в_поисках_счастья

Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty

​​Егор Летов с удовольствием заявлял о себе: «Я — мизантроп, мне больше животные импонируют», а сам умудрялся нравиться всем, он был и остается объединяющей фигурой для представителей самых разных каст, от таксиста до девелопера. Если человек почему-либо не любит Егора Летова, скорее всего, он претенциозный идиот. Но ни в коем случае не дурак — возможно, даже социолог. Каждый может объяснить, отстоять своего собственного Летова — сам же музыкант остается неуловим: «Я не настолько нищий, чтобы быть всегда лишь самим собой».

Мы поймали Константина Сперанского, дали ему повидло и соленых крендельков, усадили на табуретку и заставили объяснить, кем же для него в конце концов являлся лидер «Гражданской обороны».

https://telegra.ph/Bednyj-stil-Egora-Letova-09-10

#сперанский

Александр Башлачёв — Время колокольчиков (1989), 6/5

Его песни были сотканы почвой и судьбой, временем и местом финальных советских восьмидесятых. Едва ли какая-то из случайных записей студийных и квартирных способна передать то экзальтированное состояние, которое испытывали современники, услышав эти песни в живую. Вдруг, откуда ни возьмись, явилась Русь, зазвучала вся боль этой брошенной земли, а главное, оказалось, что мы — часть этой земли, а её боль — наша. Вот это переживание поруганного и забытого, родного и неизбежного русского — отмечали все, кому довелось слушать вживую Башлачёва.

Его впервые узнали в рок-тусовке в мрачнейшем 1984 году. Леонид Парфёнов познакомил главного рок-подвижника эпохи Артемия Троицкого* со своим одноклассником Сашей. Троицкий понял, что впервые столкнулся с тем, что можно назвать русским роком — ничего подобного он раньше не слышал. Так Башлачёв оказался в Ленинграде, где моментально уложил на лопатки всех ровесников и тридцатилетних патриархов жанра.

Сейчас поражаешься, как один человек смог перепахать и повлиять на столько талантливых людей вокруг себя. Самый модный и западный среди них Цой стал в итоге записывать фольклорные вещи на финальном «Чёрном альбоме». Кинчев сначала посвящал песни, потом целые альбомы, а потом и всё своё творчество развивал в ключе по-своему интерпретированного наследия Башлачёва. Гребенщиков** записал «Русский альбом» — лучший в русском дарк-фолке. Из-под влияния Башлачёва БГ выберется только в конце 1990-х годов. А Летов, единственный сопоставимый с Башлачёвым наш певец, с презрением относился ко всей ленинградской рок-тусовке, но только за ним одним признавал гениальность.

Песни Башлачёва — это Россия вечная, но сейчас они нам особенно нужны. Про них часто приходится слушать, что они мрачные и беспросветные. Не знаю, откуда берётся это мнение. Наоборот, никто так, как Башлачёв, не смог проорать-спеть, что даже среди полного мрака всегда есть место глубокому вдоху и надежде.

Kогда злая стужа снедужила душу
И люта метель отметелила тело,
Когда опустела казна,
И сны наизнанку, и пах нараспашку —
Да дыши во весь дух и тяни там, где тяжко —
Ворвется в затяжку весна.

Это писалось во время беспросветности первой половины восьмидесятых, а пелось за несколько лет до суицида. Вот это и есть самое сильное послание песен, которое не каждый способен сам сформулировать: весна будет, весна будет, весна будет, а пока время колокольчиков. И это время влюбляет в себя. За это послание нам, которое ещё не раз понадобится поколениям русских людей, Башлачёв заплатил своей судьбой.

Я выбрал первую пластинку песен Башлачёва, выпущенную «Мелодией» в 1989 году, спустя год после его гибели, потому что там есть «Петербургская свадьба». Для меня это лучшее доказательство особой русской гениальности Башлачёва.

И дрогнули пути. И разошлись крестом.
Усатое «ура» чужой, недоброй воли
Вертело бот Петра как белку в колесе.
Искали ветер Невского да в Елисейском поле
И привыкали звать Фонтанкой — Енисей.

Как мальчик, рождённый спустя полвека после революции, смог так спеть о её трагедии и о трагедии великого города в XX веке, как он это понял, как он это вместил, как он это смог выразить? Да никак. Тут сама русская история назначила Башлачёва своим голосом.

Что ещё слушать у Башлачёва:
Всё

* — иноагент
** — иноагент

#простаков #альбомы_кеонтафа