Есть в самом центре сербской столицы небольшой район, который носит название «Лондон». Если вы спросите любого местного гида, «откуда оно есть пошло», ответом, скорее всего, будет «от названия гостиницы и казино, которые стояли на том месте, где сейчас стоит магазин Idea». И в общем, это соответствует действительности, но не совсем. Потому что история о том, как вообще в Белграде могла появиться гостиница, названная в честь столицы страны, которая долгое время сербов за народ-то не считала, уже покрылась метровым слоем пыли. Но я был бы не я, если бы эту историю для вас не откопал.

#белградские_байки
БЕЛГРАД, ЛОНДОН И БРИТАНСКИЙ СЛЕД
Часть I

Я тут писал уже как-то, что в начале XIX века граница города Белграда проходила ровнёхонько по тому месту, где сейчас стоит Трг Републике и Национальный музей, а при османах и австрияках стояли Стамбульские ворота, от которых начиналась Стамбульская дорога – нынешний Бульвар короля Александра.
По левую сторону от дороги (если смотреть от площади) лежала деревня Палилула, где селились сербы; по правую – цыганский табор Врачар, где жили, соответственно, цыгане.
За тот же век - за который Сербия успела сначала отвоевать себе автономию, а потом вернуть независимость, - Белград заметно потолстел и восточная граница города передвинулась на линию сегодняшней улицы кнеза Милоша.
Часть Палилулы и парк Ташмайдан тоже стали считаться городским районом, а хаотичный беспорядочный Врачар просто подвинулся.

Он, этот самый Врачар, вообще в то время был тем ещё колоритным местечком: на одном его краю (том, что ближе к городу) селились цыгане; на другом (который сегодня упирается в Автопут и новый железнодорожный вокзал) мелкие мастеровые, мелкие чиновники, солдаты, разночинцы и откровенно не законопослушные граждане, благодаря которым их райончик носил неофициальное название «Ятаган-мала» (потому что полиция туда рисковала соваться только с ятаганами наголо).
А вот между этими двумя краями - там, где теперь стоят храм Святого Саввы, отель Славия и музыкальный фонтан, - лежал огромный пруд, на который жители и гости столицы ходили половить рыбу и пострелять диких уток.

В 1880 году министр финансов Чедомир Миятович предложил генеральный план развития города, который предполагал снос Врачара и строительство на его месте полноценного и упорядоченного жилого района. Для создания проекта и поиска инвесторов он привлёк своего давнего приятеля, на тот момент сотрудника Британского посольства в Сербии, Фрэнсиса Маккензи – переводчика, дипломата, филантропа, немножко бизнесмена, немножко шпиона и совсем чуть-чуть агента влияния.

[Продолжение ниже]

[Начало выше]

#белградские_байки
БЕЛГРАД, ЛОНДОН И БРИТАНСКИЙ СЛЕД
Часть II

Маккензи, впрочем, никаких инвесторов искать не стал, а вложился собственными деньгами, выкупив пруд и всё, что к нему прилегало, за какую-то совершенно смешную, по тем временам, сумму.

Выкупленную землю оперативно осушили, для отвода грунтовых вод проложили первую в Белграде сливную канализацию (она, кстати, действует до сих пор, отводя воду от Славии в Саву под полотном улицы Неманиной), провели геодезические работы, нарезали всё на участки и выставили на продажу под «коттеджную застройку». Кандидатуры будущих соседей (а новоявленный владелец района собирался в нём же и жить) Маккензи утверждал лично, требования к строительству были довольно жёсткими (никаких доходных домов – только частные виллы и магазины, причём, не выше двух этажей и строго из камня или кирпича), поэтому цены на голые участки очень быстро пробили потолок в несколько десятков тысяч евро, в пересчёте на нынешний курс.
Впрочем, Маккензи был филантроп не только на словах, но и на деле, и например, на будущей площади Славия он построил, как бы это сегодня назвали, Дом культуры, в котором работали библиотека, вечерняя школа для взрослых, вечерние женские курсы и молельные комнаты для всех конфессий. Это было любимое детище Маккензи, которое он называл «Домом Мира», и в котором до конца жизни платил зарплаты его сотрудникам строго из собственного кармана.

В городских деловых кругах Маккензи часто звали просто «Энглез» («Англичанин»), поэтому и созданный им район - каменный, с чётко расчерченными улицами и скверами, - очень скоро получил неофициальное наименование «Энглезовац».
И поэтому же, в общем, не удивительно, что когда в начале 1890-х у местных отельеров родилась идея построить фешенебельную гостиницу в паре кварталов от нового королевского дворца и на самой границе Энглезовца, её решили назвать «Лондон» – как знак уважения к, собственно, Энглезу (и всё-таки, немножко странно, почему не «Эдинбург», ведь строго говоря, Маккензи был шотландцем).

Незадолго до своей смерти в 1895 году Фрэнсис Маккензи безвозмездно передал Сербской православной церкви участок под строительство нового кафедрального храма Святого Саввы, и в 1910-х белградцы не говоря худого слова переименовали район в Савинац.

В 1942 году на площади Славия появилась кольцевая дорожная развязка; в 1947-м площадь переименовали в Трг Димитрия Туцовича; в 1950-х «Дом Мира» переоборудовали в кинотеатр «Врачар», в 1960-х построили знаменитый и узнаваемый отель, а в1970-х и вовсе весь район поделили между општинами Врачар и Савский Венац..

Правда, в 1990-х и 2000-х многое из перечисленного попереименовали обратно и даже неофициально «возродили» Лондон, но вот про Энглезовац как-то «забыли». Впрочем, это уже совсем другая история.

Во Вселенной есть только четыре вещи, которые могут заставить весь Белград замереть на месте: предпасхальная толчея, предновогодняя суета, предвыборные шествия и регулировщики дорожного движения на перекрёстке около Скупштины.

#доброе_утро_белград

Впрочем, вот вам фото регулировщика, который в шестидесятых годах прошлого века был настоящей звездой Белграда и во многих смыслах – его лицом.
Йован Буль часто дежурил на перекрестке между площадью Теразие и Бранковой улицей, и каждая его смена, натурально, превращалась а акробатический перформанс или просто в захватывающее шоу.

На снимке выше, например, он стоит на посту (позирует, конечно) в паре с балериной Еленой Петкович.

(Источник: архив журнала «Илустрована Политика», июнь 1969 года)

​8 декабря 1954 года в Нови Саде открылось двухдневное Новисадское совещание, в результате которого на свет появился Новисадский договор – документ, почти на сорок лет примиривший между собой даже самых рьяных югославских лингвистов, рыцарей пера и чернильницы, и прочих этнографов с культурологами.

Собственно, договор (который в разных переводах иногда также обозначают как «Новисадское соглашение» или «Новисадскую резолюцию») закреплял на бумаге то, что и так давно понятно было и практиковалось широко: равными правами в Югославии наделялись кириллица и латиница, и экавский и йекавский диалекты; основными языковыми центрами провозглашались Белград и Загреб; в сербской филологии в качестве названия единого языка официально закреплялся термин «сербскохорватский язык», а в хорватской филологии, соответственно, «хорватскосербский»; орфография, лексика и грамматика приводились к единому знаменателю с соответствующим набором исключений или вариантов написания и произношения для каждого диалекта.

Под соглашением подписались (по разным данным) от 70 до 100 сербских, хорватских и боснийских филологов, писателей, университетских профессоров и представителей творческой интеллигенции.

Первый единый учебник сербскохорватского (хорватскосербского) языка, изданный на кириллице в Белграде и на латинице в Загребе, увидел свет в 1960 году.

В 1963 году норму о двух языках закрепили ещё и в обновленной Конституции страны.

#история #культурология
#штото_на_филологическом

​​Сегодня, внезапно, охотничью байку вам расскажу.

Как-то раз, году, этак, в 2004-м троица охотников с тремя терьерами на поводках отправилась во окрестности города Ягодина (это почти в центре Сербии) себя показать и природу проредить. Долго ли бродили, коротко ли, а собаки, наконец, унюхали и подняли в гон лису. Удирала лиса что ваш олимпийский чемпион, гоняла собак и по лесам и по полям, и вкривь и вкось, и поперёк и наискосок, а в конце концов и вовсе нырнула в какую-то лисью нору.
Тут и байке бы конец, но собаки с охотниками уже на принцип пошли и в двенадцать лап и шесть рук начали копать да лису из норы за хвост тянуть. Сопротивлялась рыжая бестия, как триста спартанцев, но силы, ясное дело, были неравны, и вскоре пришлось ей снова увидеть божий свет.
Тут бы уже точно и байке конец, и лисе, но нет, потому что из норы она вытащилась не просто так, а с представительным, таким, куском керамического горшка в зубах... который согласилась добровольно выплюнуть только в хорошие руки сотрудника Музея города Ягодина, в который её, разумеется, немедленно и отвезли.

Спустя очень короткое время к уже известной нам норе со скоростью лисы, гонимой терьерами, скакали археологи с совочками, кисточками и изумлением наперевес. И, таки, последнее им особенно пригодилось, поскольку лисья нора оказалась... входом в подземную пещеру, сложенную из мегалитов, с жертвенным алтарём в центре и с каким-то несметным количеством предметов конской упряжи, шпор, наконечников стрел, фибул и ритуальных фигурок из бронзы вдоль стен. Беглым взглядом всё это богатство приписали кельтам, а последующая экспертиза показала, что, да, металл II века до новой эры, а манера исполнения кельтская, а о подобных подземных - да ещё специально построенных - кельтских святилищах на территории Балкан раньше вообще известно не было (и кстати, с тех пор и до сего дня больше ни одного подобного и не нашли).

Увы, смешная и добрая часть рассказа на этом заканчивается, потому что тогда, в 2004-м, вся эта история очень быстро попала в прессу, и до кельтского святилища так же быстро добрались чёрные копатели, которые попросту беспорядочно перекопали и разграбили уникальный памятник, приведя его, тем самым, в полную научную негодность.

И тем не менее, на память о байке про лису, горшок и кельтов, в Музее города Ягодина теперь хранится некоторое количество артефактов. Например, на картинке ниже показываю вам стоящего оленя, сидящего коня и знаменитый кельтский трискелион. Материал, напомню, бронза; период изготовления – не позже II в. до н.э.

#люди_балкан #кельты

Планируя ремонтные работы на городских дорогах и составляя маршруты объезда для общественного, служебного и личного автотранспорта, мэрия Белграда руководствуется не только утилитарной задачей освоения муниципального бюджета, но и высокой целью развития внутреннего туризма. Поэтому сегодня, по пути с улицы Цвийчевой на улицу Таковску, жители Палилулы смогут заодно осмотреть достопримечательности Зренянина и Нови Сада, а завтра жители Кнежевца, направляющиеся на Петлово Брдо, получат возможность познакомиться поближе со Свилайнацем и Нишем.

#доброе_утро_белград

​Белградских домиков опять вам в ленты. Точнее, одного.

В самом центре центра, на пятачке, откуда разбегаются в разные стороны Теразие, Кнез-Михайлова и Сремска, стоит старый пятиэтажный дом, на двух фасадах которого, под самой крышей, прямо кирпичом монументально выложено слово PUB.

Зная меня, в этом абзаце вы, конечно же, немедленно ждёте шутку про первый белградский многоуровневый пивной кабак, но к сожалению (а может, к счастью), её здесь не будет.

Дому этому сегодня, кстати, сто лет в обед: спроектировали его в 1921-м, а постройка заняла период с 1922-го по 1927-й. Автором проекта выступил пражский архитектор Ярослав Прхал, а генеральным заказчиком – пражский... нет, не пивзавод, а кредитный банк. На чешском его название писалось «Pražská úvěrová banka», так что, буковки на фасаде – это аббревиатура.

Впрочем, дела у конкретно этих чешских банкиров в Белграде, видимо, шли не так чтобы очень, потому что, по свидетельствам историков, за первые пятнадцать лет жизни дом успел побывать во владении ещё и «Прагобанка» и «Агробанка», и банка с претенциозным названием «Лондонский».

Сегодня нижний этаж дома занимают белградский бутик Tiffani, разно-всякие едальни, мелкие магазинчики и обменник. На верхних этажах когда-то размещалась гостиница «Европа» (вывеска «Люмьер» на фото относится уже к соседнему дому), а сегодня квартируют разного рода конторы и аппартаменты.

И ещё одно «кстати». Башенка на крыше ПУБ-а – не просто так. И нет, это снова не кабак, и не бордельношная для финансового топ-менеджмента. Дело в том, что до конца 1930-х, пока на другом пятачке, наискосок через улицу, не вознеслась к небу Палата Албания, здание чёрт-его-знает-как-он-тогда-назывался банка было самым высоким на всей Кнез-Михайловой, и в этой самой башенке сидел постоянный противопожарный пост. (Шутки про пожарных, пьющих пиво, свесив ножки на слово pub, тоже не будет. Простите).

И хоть и банка давно уж нет, и пожарные над ним без надобности, а дом всё равно красивый – и с историей. Люблю такие.

#история

​​​​За что я люблю географию Белграда, так это за всё: одна половина города живёт на улицах, другая - в блоках; на одной половине улиц и блоков есть нумерация домов, на другой - на черта она сдалась; у одних улиц может быть по семь имён, зато у других их нет совсем... И это я ещё деликатно молчу про традицию давать одинаковые имена улицам в разных районах города или про привычку менять эти самые имена каждые четыре года.
 
Или возьмём Мост на Аде, например, – нашу красоту, гордость и главную архитектурную доминанту.
Все одиннадцать лет, что я живу в Белграде, я был совершенно уверен, что мост соединяет два берега Савы – правый и левый, и две городские општины – Савски Венац и Нови Београд.

Сегодня я узнал, что с географией моста всё намного - намного! - сложнее.

Нет-нет, не волнуйтесь, берегов у Савы, по-прежнему, два. А вот општин, которые официально соединяет мост – три!

Ну, то есть, натурально, правая сторона моста административно принадлежит Савскому Венцу в лице улицы Теодора Драйзера; левая сторона моста административно относится к Нови Београду в лице улицы Юрия Гагарина... А центральной своей частью, вместе с пилоном и пешеходной лестницей, мост обеими ногами твёрдо стоит на балансе општины Чукарица в лице той самой Ады Цыганлии, в честь которой, собственно, и назван.
 
И вот всё у нас так.
 
Ей-богу, если бы существовала Нобелевская премия в области географии, то только за попытку изучения географии Белграда таких премий стоило бы давать по две штуки в одни руки ежегодно каждый день.
 
А тем, кто сумел постичь ея, географии Белграда, логику – так сразу и по три.

#доброе_утро_белград

Дисклеймер: пост написан в декабре такого далёкого теперь 2021 года и для ФБ, но он настолько про Балканы, что просто грех не перепостить его сегодня и в телеграм.

#люди_балкан
#культурный_контекст

Да что вы знаете про азарт и искреннюю веру в то, что боженька любит дураков и троицу. Вот на Балканах, доложу я вам, такой азарт и такая вера в крови, что если б всё это измеряли в промилле и микрорентгенах в час, то алкотестеры и счётчики Гейгера зашкаливали бы ещё на складах заводов-изготовителей.

Ну, вот, возьмём, хотя бы, четверг - ну, прошедший, девятого числа. В Белграде кошава гуляет под ручку с ливнем, а Словению с полудня заваливает снегом, в связи с чем, ближе к вечеру, на словенские трассы выходят во множестве снегоуборщики и свободные патрули дорожной полиции.

Примерно в это же «ближе к вечеру» из словенской точки А в словенскую точку Б выезжает минивэн с водителем и двумя пассажирами.
Через несколько километров их тормозит патруль - банальный инструктаж водителей, - но внезапно офицер чует из салона минивэна стойкий запах приятных мужских напитков, просит водителя «дыхнуть», и вуаля: 0.65 миллиграмма в атмосфере. Да, до степени «в дрова» ещё ой как далеко. Но нет, допустимая степень охуе... опьянения в Словении – ноль-запятая-пять, поэтому у водилы отбирают водительское удостоверение, и... просто спрашивают у пассажиров, есть ли лицензия у кого-то из них.
Лицензии оказываются у обоих, один садится за руль и все продолжают путь в направлении точки Б, но через несколько километров их снова тормозит теперь уже второй патруль... Ну, вы догадались, да? У второго водителя в кровушке плещется этанол в количествах около 0.61 мг/л. Допустимый норматив по пьянке, напомню, 0.50. У второго героя отбирают права, и... после дежурного вопроса дежурного офицера за руль минивэна садится Нуф-Нуф третий порос... третий персонаж.
Спустя несколько километров...

В общем, третьего, с его 0.57 мг/л оформляли уже в ближайшем полицейском участке. Офицер, заполнявший последний протокол, осмотрел грустную троицу, которая попала не на место назначения, а на штрафы и переэкзаменовку, и участливо спросил:
– Ну, что, братцы, жалеете, поди, что втроём пьяные нарушать поехали?
– Жалеем... - честно ответил самый старший и самый трезвый из трёх. - Жалеем, что четвёртого с собой не взяли: как вы стояли, так мы б на нём уже точно б доехали.

Занавес.

​БИТВА НА КОСОВОМ ПОЛЕ
могла закончиться по-другому
 
В публичный сербский научно-исторический дискурс вернулась тема о том, имел ли кнез Лазар шансы в 1380-х отбросить осман обратно на берега Босфора и Дарданелл и воплотить уже исконную мечту о сербской империи от Черного моря до Адриатического и от Салоник до Триеста.
Некоторые профессиональные историки и научные журналисты считают, что шансы такие были, и вполне неиллюзорные, а не хватило кнезу самой малости – пушек.
 
Собственно, первые упоминания об успешных испытаниях новых видов вооружений с использованием пороха в Европе относятся к 1313 году, а уже в 1351 году производство осадных бомбард и активную торговлю ими наладили ушлые купцы из Дубровницкой республики.
 
Эти же капиталистические милитаристы, по всей видимости, около 1373 года убедили кнеза Лазара часть военных расходов пустить на чудо чудное, огнём стреляющее.
Разумеется, есть версия, что Лазар Хребелянович и сам со значением посматривал на прогресс в оружейной промышленности и был не прочь его приобщиться, ведь буквально четырьмя годами ранее, в 1369-м, использование бомбард помогло Дубровнику отбиться от нападок мятежного великаша (графа) Николы Алтомановича, а у сербского царя Уроша бомбард не было, поэтому в том же году он, по итогу первой битвы на Косовом поле, угодил к Алтомановичу в плен, где и помер.
Однако, получила ли сербская армия пушки в 1373 году - уже при кнезе Лазаре - и если да, то в каких количествах, мы достоверно не знаем.
 
О чём мы знаем, так это о договоре поставки простых и стратегических вооружений, заключённом между администрацией кнеза Лазара и дубровницким оружейным бароном Милашем Радославичем в 1387 году, по которому последний обязывался в течение двенадцати месяцев поставить Сербии известное количество арбалетов и бомбард и боеприпасов к ним. Весь этот модерновый арсенал Лазар намеревался употребить для принудительной конфискации у осман города Ниша, который те оттяпали в 1386-м, и... потом что-то пошло не так, но что именно и куда, собственно, и является предметом вновь вспыхнувшего спора, одна сторона которого считает, что королевская армия попросту не успела получить новое оружие, так как в сербских хрониках о Битве на Косовом поле ни о какой артиллерии нет ни полслова; другая же сторона заявляет, что единичные намёки о наличии у сербов полевых пушек встречаются в османских источниках, но то ли их (пушек) было мало, то ли сербы не успели научиться эффективно с ними управляться, то ли на поле боя по старинке всё решили турецкая конница и Его сиятельство Случай, а Битва закончилась так, как закончилась.
 
И хотя история не терпит сослагательного наклонения, но, таки, иногда интересно бывает задуматься, а как бы всё сложилось дальше, отгони сербы осман от Косова прицельным артиллерийским огнём и не пусти их дальше вглубь Балкан.

#история

Впрочем, как мы теперь знаем, османам в Сербии никогда вольготно не жилось, и тому имеется бессчётное число доказательств не только по всей стране, но даже и в столице – о чём, немало повествуют и #белградские_байки. И как вы уже верно поняли, сегодня рассказываю вам очередную из них.
 
ПАШИНО БРДО
Часть I: Некрасивая история про красивый фонтан

Несмотря на название (а «брдо» в переводе с сербского означает «холм») этот крохотный район лежит не на отдельном холме, а на склоне Врачара, между нынешними улицами Воислава Илича и Южным бульваром. Сегодня это совершенно живописное и тихое местечко - такой, прям, Белград-Белград, каким мы его любим, - но в первой четверти XIX века тут кипели страсти, достойные очередного турецкого сериала – тем более, собственно, что кипели они или вокруг самих турок, или при их непосредственном участии.

Тридцатилетний период с 1780-х по 1800-е для Блистательной Порты на Балканах выдался не тревожным, а прямо неудачным: недоброе замышляли и австро-венгры, и сербы, и даже собственные янычары, расквартированные в западных вилайетах, пашалуках и санджаках.
В 1802 году, как известно, всё окончательно покатилось к шайтанам, а к 1804-му турок, волею судеб оказавшихся севернее Ибара, уже не стесняясь резали ножиками среди бела дня.
В середине 1806 года военные силы сербских повстанцев, ведомые Карагеоргием, подошли к южным окраинам Белграда и стали готовиться к осаде, каковая стартовала в начале ноября того же года, а к декабрю османы взвыли и, со своей стороны, стали готовиться сдать город.
 
Памятуя об отдельных чертах характера Карагеоргия (про него завтра выложу отдельный лонгрид), наместник города Сулейман-паша решил сдриснуть от греха подальше в Стамбул, что и сделал, было, 27 декабря 1806 года, прихватив с собой для надёжности сто восемьдесят человек конницы и обоз с бабами, детьми, казной и шифоньером (лирическое отступление: в сербских учебниках истории я не раз встречал формулировку «паша тайно покинул город»... много думал).
Отход планировался хитрыми путями: адъютант паши пустил слух, что начальство поедет по Стамбульской дороге, но на деле, едва покинув город, колонна повернула в сторону Смедеревской дороги (сегодня это бульвар Войводе Степе), а далее в районе Баницы предполагала повернуть на Крагуевацкую дорогу и по ней уже драпать, не оглядываясь, до родных пенат.

У меня не хватит приличных слов, чтобы прокомментировать сей ХитрыйЪ ПланЪ, особенно учитывая тот географический факт, что Смедеревская дорога начиналась от нынешнего Вождовца, где стоял главный лагерь Карагеоргия (он, собственно, потому теперь и «Вождовац», что в честь вождя восстания назван). По той же причине я не вижу смысла подробно объяснять, как так получилось, что на северном краю современного Пашиног брда, около прудика с романтическим названием «Узорчатый родник», что журчал в прямой видимости с Вождовца, Сулейман-пашу со всей его свитой торжественно встретил и в полном составе перебил отряд под командованием воеводы Воислава Илича.

К чести сербов, стоит сказать, что женщин и детей из обоза не тронули, а сначала вернули в город, а потом по приказу Карагеоргия переправили в Сараево при соблюдении всех правил приличия и безопасности. На месте гибели Сулейман-паши оборудовали на источнике каменный «Узорчатый фонтан» с памятной табличкой (он действует до сих пор).

К бесчестью турок, снова захвативших Белград через шесть лет, они припомнили горожанам историю Сулейман-паши и демонстративно продали тысячу восемьсот женщин и детей на невольничий рынок в Тунис.

[Продолжение ниже]