​​Для одного антивоенного текста стал читать пьесу Аристофана "Мир" и наткнулся на сроку ὥσπερ ἂν χέσῃ τις. Глагол χέζω показался подозрительно знакомым. Как оказалось — не зря!

​​​​А вот можно поучаствовать в летней школе о средневековой науке в Болгарии.

Кто мы и зачем мы.
Нерусские миры в русской вселенной. Негосударствообразующие пасынки империи. Те, кого пропаганда обязывает стыдиться своего существования и происхождения.

Какое бы слово не придумали в русском языке для нашего обозначения (туземцы, инородцы, нацмены, тоже россияне) – оно быстро станет ругательством. Нам говорят, что это много говорит о нас. Мы говорим – это много говорит о том культурном поле, в котором эти слова функционируют.

Нам говорят, что в России исследуют и анализируют русский национализм и показывают одну монографию и несколько статей про маргиналов-долбославов. Мы же говорим, что господствующая в России идеология – та, что прививается со школьной скамьи, та что поддерживается и государством и большинством оппозиционеров, та что воспринимается как норма и вообще «отсутствие» идеологии, что этот идеологический «ноль» в России – имперский национализм с высоким уровнем этнического шовинизма. И не существует анализа этого шовинизма в истории страны – мы больше знаем про историю расизма в США, чем про местные реалии. У нас отсутствует даже язык для описания этих реалий. В России почти нет постколониальных исследований – есть только редкие упоминания о них и несколько десятков человек знакомых с постколониальной оптикой.

Тексты, постулирующие этническое превосходство русских, воспринимаются в обществе как норма, интерес нерусского россиянина к родному языку и родной культуре воспринимается как «этнонационализм».

Наш канал про анализ того как функционирует эта идеология – про национализм, в котором мы живем. Про то, что мы не те, кем хочет нас изобразить и видеть пропаганда и у нас есть свои взгляды на себя самих – про наши культуры.

Мы концентрируемся на коренных народах внутренней России не потому, что делим людей по степени «укорененности», и не предполагаем, что право жить на какой-то земле может передаваться только по наследству. Но у узбеков и армян есть институции способные репрезентовать их, поддерживать их языки и культуры.

У нас нет ни голоса, ни представительсва, ни непрерванной традиции борьбы за свои права, но у нас есть и мысли, и слова, и надежды. Мы есть. Мы никуда не уйдем.

Самое странное, что именно конфликт России и Украины привел меня в византинистику

С 2014 года я наблюдал за происходящим на Донбассе и поражался языку ненависти официальных российских СМИ, да некоторых украинских. А летом 2016 я наконец прочитал Геродота и Фукидида и удивился тому, что подобного языка у них нет. По сравнению с современным медиа они кажутся верхом объективности и благожелательности к врагу.

Раз я не нашел языка ненависти в классической Греции (на самом деле плохо искал), то я решил искать его в других периодах. Так как из древних языков я уверенно владею только греческим, изучение Византии показалось мне самым перспективным направлением. Уже в первых статьях на эту тема наткнулся на Георгия Писиду с его яростной антиперсидской пропагандой. Потратив месяц на прочтение 100 строк одной его поэмы я понял, что с ним работы хватит на 4 года вперед, и занялся им. Потому уже оказалось, что ненависть это не самое интересное, что миру дал Писида. Диссертацию я пока не закончил, и сейчас занимаюсь Фотием и его языком ненависти ко всему окружающему миру.

Вакансия постдока в проект, посвященный "Церковной истории" Иоанна Эфесского. Из сложностей: нужен сирийский язык.

Российские войска уже полтора месяц уничтожают Мариуполь и его жителей. И это имеет прямое отношение к византинистике.

В СПбГУ византийской филологией занимаются на кафедре общего языкознания, и обучающиеся на ей получают диплом лингвиста. А все потому, что ее изучают в Греческом институте, который изначально занимался лингвистическими исследованиями приазовских греков.

Греков в северном Приазовье поселила Екатерина II. Она пригласила их из Крыма, который тогда находился под владычеством татарских ханов. Греки жили в Крыму ещё с античных времён, и развили там собственные язык и культуру. У них было два языка: "румейский" — диалект греческого или родственной ему язык, и "урумский" — уникальный для этого этноса тюркский язык. Из обоих названий видно, что азовские греки считали себя византийцами-ромеями, наследниками Старого Рима.

И вот это замечательное двузяычное сообщество основало в конце XVIII века в устье реки Кальмиус свою колонию. Ее назвали в честь супруги наследника престола Павла городом (πόλις) Марии. Так и возник Мариуполь.

Греческий город начал процветать и стал привлекать новое славянское население, и доля греков в нем постепенно снижалась. К началу двадцать первого века греков в Мариуполе было несколько тысяч. Тем не менее, они сохраняли свои язык и культуру, и создавали новую лиетратуру на румейском языке. После распада Союза в поддержании этого сообщества активно участвовала Греция. Сейчас эта страна требует расследования происходящих в Мариуполе военных преступлений.

Уничтоженный город, тысячи погибших, провозглашение Мариуполя частью "Русского мира" — все это угрожает существованию местного греческого сообщества. Так что исследователям из Греческого института скоро будет некуда ездить в экспедиции. Но они лишатся не просто информантов, но и друзей, а с исчезновением румейской культуры дело их жизни станет унылым архивным экспонатом.

​​Сегодня узнал, что первая книга кириллическим шрифтом был напечатана немцем из-под Нюрнберга. Его звали Швайпольт Фиоль и в конце XVI века он владел типографией в Кракове. В 1491 году он напечатал церковнославянский Октоих, литургический сборник еженедельных служб. Его экземпляры сохранились в РГБ (факсимиле оттуда), РНБ и других российских библиотеках. Википедия пишет, что один экземпляр даже нашли у какой-то женщины в Архангельской области, но ссылок или другого подтверждения я не нашел.

Римские историки обычно писали для элит. Они могли восхвалять нынешнюю династию, критиковать предыдущую, или же давать образцы поведения для будущих правителей. Они принадлежали к элите или находились на её периферии, но не противопоставляли себя ей. От них сильно отличается Лактанций и его историческое сочинение «О смертях гонителей». Лактанций тоже принадлежал элитам и был хорошо образован. Но он был христианином, и большую часть прожил в государстве, враждебно настроенным к людям его вероисповедания.

«О смертях гонителей» рассказывает о предшественниках Константина, боровшихся с христианством. Но на удивление, христианству в книге не так много места, и большую часть текста Лактанций критикует римскую власть. Объектом для критики могут быть как личная жизнь императоров, которая состоит в описании Лактанция из чревоугодия и сексуального насилия, так и их политические решения. При этом политика показывается как насилие по отношению к мелкому собственнику: сбор налогов через буквально выколачивание этих соборов солдат, военные действия это грабеж и насилие в отношении мелких жителей. Лактанций критикует даже монументальное строительство в Риме, так как оно означает принудительный труд провинциальных зодчих.

Как для христианина, для Лактанция нет власти, кроме данной от Бога. Но он останавливает свое повествование на приходе к власти Константина, единственного правителя, которого можно с натяжкой назвать христианским. Поэтому его сочинение становится своеобразным протоанархистским текстом, для которго никакая власть не легитимна.

Маленький недовольный человек, от чьего лица Лактанций критикует императорский власть, — это стихийный древнеримский анархист. Этим он похож на лирического героя Егора Летова из песни «Все идет по плану», который сидит перед своеобразным телевизором и бухтит «Один лишь Флавий Константин хороший был вождь, а все другие остальные — такое дерьмо, а все другие враги и такие дураки».

Эта ненависть достигает своей апогея, когда Лактанций рассказывает о «раке жопы». императора Галерия. Целую главу он посвящает описанию опухолей и червей в седалище императора в следующем духе (гл. 33): «Болезнь более не отступала, низ был поражен язвой полностью. Мясо снаружи сгнило, и седалище целиком истлело от язв. Однако несчастные врачи не оставляют его, омывают и ухаживают, не надеясь, однако, победить хворь. Поразив уже костный мозг, болезнь проникает вглубь и поражает внутренние органы; внутри появляются черви. Зловоние от этого распространилось не только по дворцу, но и по всему городу».

Если вы думали, что продавать за валюту иконы за границу придумали в СССР, то вы ошибаетесь. Например, в VII веке халиф Муавия продавал в Индию украденные на Сицилии иконы. Потомки в лице Бируни не оценили такой предприимчивости (Бируни. Индия. гл. XI):

"Ведь известно, что первоначальная причина этого бедствия [то есть идолопоклонства], состоит в стремлении сохранить память [об умерших] и утешить [живых]. Затем оно разрослось так, что достигло степени отвратительного и пагубного [явления]. Му'авийа придерживался того же мнения о первоначальной причине в отношении идолов Сицилии. Когда она была завоевана во время летнего похода в пятьдесят третьем году и оттуда были доставлены золотые идолы, украшенные коронами и драгоценными камнями, он велел отослать их в Синд и продать тамошним царям. Он решил продать их по той цене, какую они стоили в динарах, не принимая во внимание страшное бедствие [идолопоклонства], рассуждая с точки зрения политики, а не религии."

VIII книга "Исповеди" Августина рассказывает историю двух мужчин, оставивших государственную службу в силу причин религиозно-морального характера. Парочка позднеантичных джентльменов прогуливалась по окрестностям Тревира (современный немецкий Трир) и наткнулась там на хижину отшельника. Следуя рабочей привычке, один из них начал проверять в этой хижине книги. Среди них он нашел жизнеописание св. Антония, монаха из Египетской пустыни. Читающий так поразился жизнью Антония, что решил все бросить и уйти в монастырь. Заодно он увлек своего партнера по прогулкам и даже свою невесту.

Интересно, что должность этих новообращенных христиан каждый переводчик переделывают на свой лад, и каждый раз не совсем точно. Августин их называет agentes in rebus, букв. агенты по делам. Главной их задачей была доставка и, насколько я понимаю, их стоило бы называть курьерами по особым поручениям, или фельдъегерями.

Но в русском переводе Марии Сергеенко они почему-то называются "агентами тайной полиции". Видимо, сказывается, что перевод делался в сталинское время. В немецком же переводе Флаша и Мойзиша (Kurt Flasch und Burkhard Mojsisch) их зовут "императорскими комиссарами" (Kaiserliche Komissare), что вызывает у меня какие-то нездоровые ассоциации с комиксами про большевистскую монархию. Недавний английский перевод Хэммонд (Carolyn Hammond) тоже передает их должность со специфическим оттенком и называет их special agents.

Мне кажется, что перевочдики во всех этих случаях пытались подчеркнуть внезапность обращения людей, принадлежащих к закрытой и наделенной властью и лицензией на насилией людей. А уж конкретный выбор термина делался исходя из представлений переводчиков о том, какая такая корпорация в их языковой среде самая закрытая и бездушная.

Сегодня вышла моя статья про отношение древних греков к войне. Наверно, это мой самый важный текст.

"Война никогда не меняется": Ирпень сменяет Илион, а вместо Лисистраты приходит Дарья Серенко. Для этого и нужно читать античную литературу: чтобы знать, что люди всегда будут совершать ошибки и преступления, и что другие, более сильные и мудрые, люди, будут их исправлять и искуплять.

Феминистское антивоенное сопротивление репостнуло мою статью! В России сейчас нет большего морального авторитета, чем они. Для меня это большая честь.

​​5 мая в 19.00 на этом канале мы организуем стрим об образе Другого в Поздней Античности и в раннее Новое время.

Дегуманизация Другого, присвоение прошлого Другого и актуализация идеи собственного культурного и социального превосходства — эти риторические приемы придуманы не в XXI веке. Они использовались для оправдание насилия и территориальной экспансии и в Античности, и в долгое Средневековье.

Я сделаю небольшой доклад о дегуманизации врагов Византии. А мой друг, товарищ и брат Феликс расскажет о том, каким образом английские интеллектуалы 16-17 вв. легитимировали английское завоевание Ирландии, и как они создавали образ ирландцев как неисправимых варваров, чуждых идеям порядка и цивилизованности и говорящих на страшном и опасном языке.

Пишите свои вопросы и пожелания в комментариях, постараемся на все ответить.

На илл.: изображение ирландского повстанца Рори Oг О'Мора из книги Джона Деррика The Image of Ireland.

Запись нашего с Феликсом Левиным стрима об образе Другого в Средневековой Ирландии и Византии: персидские алковечеринки, "Великобритания только возвращала свои земли", воспитание ненависти в массах и в кругах элиты.

И подписывайтесь на наш подкаст "Оптики и фактики", он выходит редко, да метко.

Перечитываю The World of Late Antiquity Питера Брауна. В самом начале книги он описывает (поздне)римскую цивилизацию как очень тонкое окаймление Средиземного моря. Люди этого мира жили на узкой полоске земли между морем и горами, не дальше нескольких пеших переходов от ближайшего порта.

В общем, Древний Рим был таким водным Казахстаном. Эта страна той же площади, что и Средиземное море, и ее население так же сосредоточено по периметру страны. Эта аналогия помогает мне осознать саму возможность Римской империи. Водный транспорт так же связывал средиземноморские порты, как современные шоссе и железные дороги. Впрочем, языковое и культурное единство казахской степи были возможна и до их появления. Тем более была возможна единая средиземноморская культура Поздней Античности.

Интересно, что первая в мире кафедра первобытной истории была основана человеком, который сформировался как археолог в сибирском плену.

https://www.sibreal.org/a/kak-nemetskiy-aristokrat-voennoplennyy-i-zek-stal-osnovatelem-sibirskoy-arheologii/30838116.html