Поспорили с моей любимой подругой Наташей об одной книге. Мне она не понравилась, а Наташе — наоборот.
Что делают в таком случае остальные читатели? Ну, спорят до последнего. Может, дерутся.
Что делают филологи? Пишут посты.
И Наташа — филолог, журналист, писатель, создатель «Школы хорошего текста», автор телеграмм-канала «Наташ, проверь!»— написала специально для «Вкрации» пост про нашумевший не так давно роман Салли Руни «Нормальные люди».
Что делают в таком случае остальные читатели? Ну, спорят до последнего. Может, дерутся.
Что делают филологи? Пишут посты.
И Наташа — филолог, журналист, писатель, создатель «Школы хорошего текста», автор телеграмм-канала «Наташ, проверь!»— написала специально для «Вкрации» пост про нашумевший не так давно роман Салли Руни «Нормальные люди».
Telegram
Наташ, проверь!
Про слова и смыслы.
Канал ведёт Наталья Полыця — филолог, журналист, создательница «Школы хорошего текста» и Good Stroy Agency. Жалобы, предложения, пожелания присылайте сюда: @n_policija
Канал ведёт Наталья Полыця — филолог, журналист, создательница «Школы хорошего текста» и Good Stroy Agency. Жалобы, предложения, пожелания присылайте сюда: @n_policija
«Нормальные люди», Салли Руни
Недавно в одной женской группе видела вопрос: «Реально ли влюбиться в нормального мужика?» И сотни радостных комментариев в духе «без треша скучно» и «с мудаками веселее».
Очень жаль, что кто-то считает своих избранников мудаками, но интересно другое. Первое: на кого мы ориентируемся, когда говорим о нормальности. Второе: почему отношения «без треша» кажутся нам скучными, т.е. почему представления о настоящей любви у нас связаны с какой-то драмой. Об этом — книга «Нормальные люди» Салли Руни.
В литературе, которую принято считать классической, все истории о любви — истории о любви из-ряда-вон-выходящей, трагической, драматической, сложной, «любовь — это катастрофа, крушение целого мира». О том, что любовь может быть банальной, обыденной, вплетенной в рутину романы не пишут. Не от этого ли мы в жизни ожидаем от любви того, что она будет с надрывом, как у Цветаевой — через тире? И если драмы нет, то это и не любовь?
Салли Руни делает роман про нормальные человеческие отношения на разных стадиях: влюбленность, сближение, отстранение, снова сближение, в общем — про взросление, узнавание и понимание себя через другого. Здесь нет душераздирающих страстей, невероятных событий, древнегреческих или шекспировских трагедий. Есть люди, такие как мы с вами, которые не знают, как «правильно» и как «нормально» — которые проделывают огромный путь, чтобы понять: нормально — это так, как нормально нам, а не окружающим.
При этом отношения героев происходят не в вакууме — мы находимся в историческом, политическом, социальном контексте. Герои много говорят — и разговоры здесь не только для того, чтобы тормозить действие и создавать ощущение неспешного ритма, но и чтобы задать систему ценностных координат.
Если почитать комментарии, роман ругают за отстраненный и «простоватый» стиль, за отсутствие «бури эмоций» (ведь это то, чего ждут от любовного романа!). Однако эта мнимая простота — художественный прием, который как бы вторит идее произведения: все нормальное кажется нам простым и банальным.
Спокойный слог сглаживает читателю углы, не дает провалиться в эмоции, не нагнетает, не накручивает (хотя можно было бы и накалить как следует, события позволяют).
Пунктирность изложения (фрагмент, фрагмент, фрагмент) создает ощущение реальной жизни — ведь она складывается из разговоров, череды понимания и непонимания, это лоскутное одеяло заурядных вещей.
И любовь — вовсе не обязательно The Драма. Пожалуй, это первый любовный роман, где рассказывается не про токсичные и абьюзивные романтизированные приключения, а про сложные отношения нормальных людей.
Салли Руни меняет парадигму классической литературы, заявляя: нам интересны не безудержные страсти, а близость и познание себя через другого.
(с) Наталья Полыця
Недавно в одной женской группе видела вопрос: «Реально ли влюбиться в нормального мужика?» И сотни радостных комментариев в духе «без треша скучно» и «с мудаками веселее».
Очень жаль, что кто-то считает своих избранников мудаками, но интересно другое. Первое: на кого мы ориентируемся, когда говорим о нормальности. Второе: почему отношения «без треша» кажутся нам скучными, т.е. почему представления о настоящей любви у нас связаны с какой-то драмой. Об этом — книга «Нормальные люди» Салли Руни.
В литературе, которую принято считать классической, все истории о любви — истории о любви из-ряда-вон-выходящей, трагической, драматической, сложной, «любовь — это катастрофа, крушение целого мира». О том, что любовь может быть банальной, обыденной, вплетенной в рутину романы не пишут. Не от этого ли мы в жизни ожидаем от любви того, что она будет с надрывом, как у Цветаевой — через тире? И если драмы нет, то это и не любовь?
Салли Руни делает роман про нормальные человеческие отношения на разных стадиях: влюбленность, сближение, отстранение, снова сближение, в общем — про взросление, узнавание и понимание себя через другого. Здесь нет душераздирающих страстей, невероятных событий, древнегреческих или шекспировских трагедий. Есть люди, такие как мы с вами, которые не знают, как «правильно» и как «нормально» — которые проделывают огромный путь, чтобы понять: нормально — это так, как нормально нам, а не окружающим.
При этом отношения героев происходят не в вакууме — мы находимся в историческом, политическом, социальном контексте. Герои много говорят — и разговоры здесь не только для того, чтобы тормозить действие и создавать ощущение неспешного ритма, но и чтобы задать систему ценностных координат.
Если почитать комментарии, роман ругают за отстраненный и «простоватый» стиль, за отсутствие «бури эмоций» (ведь это то, чего ждут от любовного романа!). Однако эта мнимая простота — художественный прием, который как бы вторит идее произведения: все нормальное кажется нам простым и банальным.
Спокойный слог сглаживает читателю углы, не дает провалиться в эмоции, не нагнетает, не накручивает (хотя можно было бы и накалить как следует, события позволяют).
Пунктирность изложения (фрагмент, фрагмент, фрагмент) создает ощущение реальной жизни — ведь она складывается из разговоров, череды понимания и непонимания, это лоскутное одеяло заурядных вещей.
И любовь — вовсе не обязательно The Драма. Пожалуй, это первый любовный роман, где рассказывается не про токсичные и абьюзивные романтизированные приключения, а про сложные отношения нормальных людей.
Салли Руни меняет парадигму классической литературы, заявляя: нам интересны не безудержные страсти, а близость и познание себя через другого.
(с) Наталья Полыця
Тем временем вовсю идёт запись на подготовку к ЕГЭ и ОГЭ (русский язык и/или литература) к автору «Вкраций».
Начинаем с июня, августа или сентября. Готовимся стать высокобалльниками.
Пожалуйста, запись ко мне в личку @annovitskaya
Начинаем с июня, августа или сентября. Готовимся стать высокобалльниками.
Пожалуйста, запись ко мне в личку @annovitskaya
Приходят результаты ЕГЭ по литературе от моих учеников.
Как приятно преподавателю получать такие сообщения)
В этом году, с очень жёсткой шкалой перевода баллов, не ждала ничего хорошего. Но мои дети славно потрудились, и вот результат.
Записаться на занятия можно в личке @annovitskaya Есть ознакомительная встреча, на которой разбираются все вопросы. Сейчас как раз идёт набор на подготовку к ЕГЭ и ОГЭ на следующий год (русский язык и литература).
А для тех, кого экзамены не интересуют, скажу, что за последнюю неделю я прочла три книги, которые всё сердце мне изорвали. Сейчас я на отдыхе, и могу писать сколько душе угодно, и напишу вам о них
Как приятно преподавателю получать такие сообщения)
В этом году, с очень жёсткой шкалой перевода баллов, не ждала ничего хорошего. Но мои дети славно потрудились, и вот результат.
Записаться на занятия можно в личке @annovitskaya Есть ознакомительная встреча, на которой разбираются все вопросы. Сейчас как раз идёт набор на подготовку к ЕГЭ и ОГЭ на следующий год (русский язык и литература).
А для тех, кого экзамены не интересуют, скажу, что за последнюю неделю я прочла три книги, которые всё сердце мне изорвали. Сейчас я на отдыхе, и могу писать сколько душе угодно, и напишу вам о них
Итак, прочитанные книги:
- «Плоть и кровь» Каннингема
- «Людочка» Астафьева
- «Дракон» Шварца
Все эти вещи я уже читала. Но давно. Плюс эти тексты из тех, которые сколько ни перечитывай — они воспринимаются как впервые.
Вы с ними знакомы?
- «Плоть и кровь» Каннингема
- «Людочка» Астафьева
- «Дракон» Шварца
Все эти вещи я уже читала. Но давно. Плюс эти тексты из тех, которые сколько ни перечитывай — они воспринимаются как впервые.
Вы с ними знакомы?
Последние дни читаю/пытаюсь читать сразу две книги, за которые взялась не по зову сердца, а из необходимости — «Обладать» Байетт и «Лавр» Водолазкина.
Ни одна не приносит удовольствия. А я уж так из откладывала, так была уверена, что кайфану.
В русской версии Байетт бесит перевод имён и любовная линия. Про любовь вообще читаю с трудом, не мой любимый сюжет. В «Лавре» скучна нарочитая житийность.
Оба текста представляют собой в моем восприятии достаточно тонко выполненные поделки и писались как будто для филологов, а не для читателей. Писатели очень старались.
Не будет человек наслаждаться тем, что он вынужден читать
Ни одна не приносит удовольствия. А я уж так из откладывала, так была уверена, что кайфану.
В русской версии Байетт бесит перевод имён и любовная линия. Про любовь вообще читаю с трудом, не мой любимый сюжет. В «Лавре» скучна нарочитая житийность.
Оба текста представляют собой в моем восприятии достаточно тонко выполненные поделки и писались как будто для филологов, а не для читателей. Писатели очень старались.
Не будет человек наслаждаться тем, что он вынужден читать
А, ну зато я за два-три часа проглотила повесть о маньяках, которые делали пирожки из туристов. Так что, если вдруг кому обидно за «Лавр», можно считать, что пирожки из туристов — просто мой уровень
Так. Есть запрос на пост по «Пошехонской старине».
Когда-то я уже писала о ней, но о Салтыкове-Щедрине могу говорить бесконечно, он мой любимец.
Кстати, интересно было бы составить список любимцев.
А пока скажите: вы читали «Пошехонскую старину» или «Господ Головлёвых»? И как вообще относитесь к Салтыкову-Щедрину?
Когда-то я уже писала о ней, но о Салтыкове-Щедрине могу говорить бесконечно, он мой любимец.
Кстати, интересно было бы составить список любимцев.
А пока скажите: вы читали «Пошехонскую старину» или «Господ Головлёвых»? И как вообще относитесь к Салтыкову-Щедрину?
Telegram
Вкрации
М.Е. Салтыков-Щедрин знаком школьнику по странному роману «История одного города», который мало кто дочитал до конца, да по не менее странным сказкам, которые небольшую часть аудитории приводят в восторг, а большую — в уныние.
Между тем у этого автора есть…
Между тем у этого автора есть…
Сквозь десятилетия некоторые тексты выглядят совсем не так, как задумывал автор.
Повесть Германа Матвеева «Семнадцатилетние» написана в 1954 году и рассказывает о девочках-выпускницах в женской гимназии послевоенного Ленинграда.
Главный конфликт произведения строится на предрассудках и пережитках, которым подвластны некоторые девочки и с которыми борется новый классный руководитель.
Вот Валя — единоличница и эгоистка. Она умна, самолюбива, но не желает идти в ногу с коллективом, выполнять общественную работу и разделять общие увлечения, что приводит к полному бойкоту и травле со стороны одноклассниц. Лишь болезнь Вали и её покаяние заставляют остальных девочек смилостивиться и простить заблудшую овечку за то, что она не хотела пастись в общем стаде.
Вот Таня — в ней высмеивается постоянная сонливость. Анализов на ферритин тогда не сдавали (а вы, уважаемые читатели регулярно сдаёте?), но можно было бы предположить, что не просто так ребёнок вял и малоподвижен, постоянно хочет спать и не может ни на чём сосредоточиться. Однако критика и напор активисток делают своё дело: к концу повести Таня избавляется от лени (вероятно, нормализуя баланс микроэлементов усилием воли).
Вот Лариса — она хочет привлекательно выглядеть (в 17 лет не вовсе преступное желание), завивает волосы и пользуется теми косметическими крохами, которые доступны в послеблокадном городе. Её разоблачают в школьной газете, чтобы Лариса заботилась о содержимом головы, а не о её украшении.
Вот Лида — профессорская дочь. Она очень красива и интересует мальчиков. Лида назначает свидания ухажёрам ради смеха. За это недостойное поведение автор наказывает её разбитым сердцем. Лида несчастна, а любовь достаётся другой девочке, из бедной семьи.
Я люблю этот текст за подробное описание быта, привычек, мышления жителей Ленинграда тех лет. Но взгляд автора на воспитание сегодня может служить только предметом культурологического интереса
Повесть Германа Матвеева «Семнадцатилетние» написана в 1954 году и рассказывает о девочках-выпускницах в женской гимназии послевоенного Ленинграда.
Главный конфликт произведения строится на предрассудках и пережитках, которым подвластны некоторые девочки и с которыми борется новый классный руководитель.
Вот Валя — единоличница и эгоистка. Она умна, самолюбива, но не желает идти в ногу с коллективом, выполнять общественную работу и разделять общие увлечения, что приводит к полному бойкоту и травле со стороны одноклассниц. Лишь болезнь Вали и её покаяние заставляют остальных девочек смилостивиться и простить заблудшую овечку за то, что она не хотела пастись в общем стаде.
Вот Таня — в ней высмеивается постоянная сонливость. Анализов на ферритин тогда не сдавали (а вы, уважаемые читатели регулярно сдаёте?), но можно было бы предположить, что не просто так ребёнок вял и малоподвижен, постоянно хочет спать и не может ни на чём сосредоточиться. Однако критика и напор активисток делают своё дело: к концу повести Таня избавляется от лени (вероятно, нормализуя баланс микроэлементов усилием воли).
Вот Лариса — она хочет привлекательно выглядеть (в 17 лет не вовсе преступное желание), завивает волосы и пользуется теми косметическими крохами, которые доступны в послеблокадном городе. Её разоблачают в школьной газете, чтобы Лариса заботилась о содержимом головы, а не о её украшении.
Вот Лида — профессорская дочь. Она очень красива и интересует мальчиков. Лида назначает свидания ухажёрам ради смеха. За это недостойное поведение автор наказывает её разбитым сердцем. Лида несчастна, а любовь достаётся другой девочке, из бедной семьи.
Я люблю этот текст за подробное описание быта, привычек, мышления жителей Ленинграда тех лет. Но взгляд автора на воспитание сегодня может служить только предметом культурологического интереса
Роман Яны Вагнер «Тоннель» понравится любителям выживальщической антиутопии. Ведь тут 500 человек оказались заперты в автомобильном подземном тоннеле. У них нет никаких объяснений тому, что произошло. И информации снаружи тоже нет. И, может быть, нет уже и никакого «снаружи».
Система образов — социальный срез: инженер с дочерью-подростком, не говорящий по-русски молодой водитель из Таджикистана, священник, профессор-кавказец, молодая и богатая пара на кабриолете, чиновница…
И старый чекист в памперсе, вздорная крикливая мумия, пугающая одним только своим вздохом подчинённых, преданных ему сердцем и плотью.
«Он и слова такого не знает, подумала чиновница, и в голове у нее снова заныла тупая игла, ну конечно. Он компьютера в жизни руками не трогал. Ему даже доклады читают вслух и лет десять уже стараются покороче».
Для меня главный интерес представлял вопрос, кто всё же, по мнению Вагнер, должен расправиться с дедом: разгневанная чернь или собственные придворные.
Этот роман оказался прозрачной метафорой того, что происходит сегодня с нами, запертыми, растерянными, плохо что-то понимающими. Пытающимися жить в тоннеле, где заканчивается воздух.
Читали?
Система образов — социальный срез: инженер с дочерью-подростком, не говорящий по-русски молодой водитель из Таджикистана, священник, профессор-кавказец, молодая и богатая пара на кабриолете, чиновница…
И старый чекист в памперсе, вздорная крикливая мумия, пугающая одним только своим вздохом подчинённых, преданных ему сердцем и плотью.
«Он и слова такого не знает, подумала чиновница, и в голове у нее снова заныла тупая игла, ну конечно. Он компьютера в жизни руками не трогал. Ему даже доклады читают вслух и лет десять уже стараются покороче».
Для меня главный интерес представлял вопрос, кто всё же, по мнению Вагнер, должен расправиться с дедом: разгневанная чернь или собственные придворные.
Этот роман оказался прозрачной метафорой того, что происходит сегодня с нами, запертыми, растерянными, плохо что-то понимающими. Пытающимися жить в тоннеле, где заканчивается воздух.
Читали?
На прошлой неделе поступила авторка «Вкраций» в аспирантуру. На зарубежную литературу.
И многие знакомые начали спрашивать: что да как? Сначала хотела сделать прям пост про поступление в магистратуру и аспирантуру.
— как это сделать
— почему это здорово, полезно, несложно
— почему с этим стоит поторопиться.
А потом подумала: поздняк, экзамены-то все прошли.
На следующий год сделаю, если обстоятельства будут благоприятствовать.
А вы где-нибудь учились после первого студенчества?
И многие знакомые начали спрашивать: что да как? Сначала хотела сделать прям пост про поступление в магистратуру и аспирантуру.
— как это сделать
— почему это здорово, полезно, несложно
— почему с этим стоит поторопиться.
А потом подумала: поздняк, экзамены-то все прошли.
На следующий год сделаю, если обстоятельства будут благоприятствовать.
А вы где-нибудь учились после первого студенчества?
За что, как и когда Патрокл полюбил Ахиллеса?
За что, когда и как Ахиллес полюбил Патрокла?
Сначала я познакомилась с дивным романом Мадлен Миллер «Цирцея». А потом уж — с её первым произведением, «Песнью Ахилла».
Оно такое же обворожительное, как «Цирцея», только оно ещё и интереснее тем, что гомеровские события сами по себе не искажаются. Мы идём ровнёхонько по тексту, год за годом — так, как проведённые рядом с Ахиллесом годы мог бы воспринимать верный Патрокл, любящий Патрокл.
Это, конечно, не Гомер. Перед нами чувства и логика людей современного мирам— в античных декорациях. Когда-то один мой знакомый, старый профессор, сказал о том, что античный мир не знал настоящей любви. Страсть, желание, похоть — знал. А настоящую любовь — нет. Утверждение спорное, но на этом тексте оно работает: в гомеровском пространстве всё движимо, конечно, любовью — но любовью тёмной, роковой, внушённой, гибельной.
А Мадлен Миллер рисует чистую любовь, которую на этих страницах узнает в лицо тот, кто любил. Узнает — и полюбит Ахилла. Эта книга не отпускает, и, закрыв её, я ношу её в себе.
За что, когда и как Ахиллес полюбил Патрокла?
Сначала я познакомилась с дивным романом Мадлен Миллер «Цирцея». А потом уж — с её первым произведением, «Песнью Ахилла».
Оно такое же обворожительное, как «Цирцея», только оно ещё и интереснее тем, что гомеровские события сами по себе не искажаются. Мы идём ровнёхонько по тексту, год за годом — так, как проведённые рядом с Ахиллесом годы мог бы воспринимать верный Патрокл, любящий Патрокл.
Это, конечно, не Гомер. Перед нами чувства и логика людей современного мирам— в античных декорациях. Когда-то один мой знакомый, старый профессор, сказал о том, что античный мир не знал настоящей любви. Страсть, желание, похоть — знал. А настоящую любовь — нет. Утверждение спорное, но на этом тексте оно работает: в гомеровском пространстве всё движимо, конечно, любовью — но любовью тёмной, роковой, внушённой, гибельной.
А Мадлен Миллер рисует чистую любовь, которую на этих страницах узнает в лицо тот, кто любил. Узнает — и полюбит Ахилла. Эта книга не отпускает, и, закрыв её, я ношу её в себе.
А вот совсем другой пример переосмысления — «Похититель детей» Брома.
«Как и многие до меня, я восхищаюсь сказкой о Питере Пэне, романтической идеей вечного детства среди волшебных игровых площадок Нигдешнего острова. И, подобно многим другим, я всегда представлял себе Питера Пэна просто очаровательным озорником – слишком сильно повлияли на меня бесчисленные диснеевские мультики и ролики, рекламирующие арахисовое масло.
Так было до тех пор, пока я не прочел оригинального «Питера Пэна» – не разбавленную розовой водичкой версию, которую сейчас можно найти в любом магазине детских книг, а оригинальное произведение Джеймса Барри, лишенное всякой политкорректности. Только тогда я смог увидеть весь его мрачный подтекст и оценить, насколько кровожаден, опасен, а временами и жесток настоящий Питер Пэн».
Вот что пишет автор во вступлении ☝🏻
Хотите вспоротых животов, разбитых голов и Питера Пэна с глубокой психотравмой? Тогда вам сюда.
Концепция обаятельная, но на середине стало скучно. Сюжет «Похитителя детей» перестал иметь к истории Мэтью Барри хоть какое-то отношение, и вторую часть я просто пролистала. Не пожалела.
Лучше вспомню вот такую очаровательную, умную и грустную историю — «Жизнь и времена Злой ведьмы с Запада».
А вы любите такие истории-перевертыши?
«Как и многие до меня, я восхищаюсь сказкой о Питере Пэне, романтической идеей вечного детства среди волшебных игровых площадок Нигдешнего острова. И, подобно многим другим, я всегда представлял себе Питера Пэна просто очаровательным озорником – слишком сильно повлияли на меня бесчисленные диснеевские мультики и ролики, рекламирующие арахисовое масло.
Так было до тех пор, пока я не прочел оригинального «Питера Пэна» – не разбавленную розовой водичкой версию, которую сейчас можно найти в любом магазине детских книг, а оригинальное произведение Джеймса Барри, лишенное всякой политкорректности. Только тогда я смог увидеть весь его мрачный подтекст и оценить, насколько кровожаден, опасен, а временами и жесток настоящий Питер Пэн».
Вот что пишет автор во вступлении ☝🏻
Хотите вспоротых животов, разбитых голов и Питера Пэна с глубокой психотравмой? Тогда вам сюда.
Концепция обаятельная, но на середине стало скучно. Сюжет «Похитителя детей» перестал иметь к истории Мэтью Барри хоть какое-то отношение, и вторую часть я просто пролистала. Не пожалела.
Лучше вспомню вот такую очаровательную, умную и грустную историю — «Жизнь и времена Злой ведьмы с Запада».
А вы любите такие истории-перевертыши?
Читаю новый роман Ханьи Янагихары «До самого рая».
Редко бывает, чтобы я захотела купить бумажную книгу. Ещё реже — чтобы я твёрдо решила это сделать ещё до прочтения электронного варианта.
Когда-то мы с читателями «Вкраций» выяснили с помощью опроса, что бумажные книги по-прежнему читает немало людей. А я такой человек — другой: мне удобна функциональность и быстрота, бумагу покупаю редко.
Но вчера, наткнувшись на новую Янагихару, я уже знала, что куплю. Не потому что у меня уже есть «Маленькая жизнь» и «Люди среди деревьев» и я типа собираю коллекцию. «А вот моя коллекция янагихар».
Нет, просто это такое личное, что хочется физически иметь рядом.
Читали уже?
Редко бывает, чтобы я захотела купить бумажную книгу. Ещё реже — чтобы я твёрдо решила это сделать ещё до прочтения электронного варианта.
Когда-то мы с читателями «Вкраций» выяснили с помощью опроса, что бумажные книги по-прежнему читает немало людей. А я такой человек — другой: мне удобна функциональность и быстрота, бумагу покупаю редко.
Но вчера, наткнувшись на новую Янагихару, я уже знала, что куплю. Не потому что у меня уже есть «Маленькая жизнь» и «Люди среди деревьев» и я типа собираю коллекцию. «А вот моя коллекция янагихар».
Нет, просто это такое личное, что хочется физически иметь рядом.
Читали уже?
Ооочень триггерная книга — «Райский сад первой любви» Линь Ихань.
Это история о том, что пытается выглядеть как любовь, но является однозначным и бескомпромиссным насилием.
Это мрачная книга. Она красиво написана, в ней есть тягучая отстранённость азиатской прозы, но после прочтения остаётся только тяжесть. Я бы никому не советовала читать её. Особенно зная, что авторка рассказала в этом романе историю своей собственной ранней юности — и в 26 лет, не справившись со случившимся, ушла из жизни.
Такое тягостное впечатление на меня бы, наверное, произвёл сегодня безумно красивый и безнадёжный фильм Ким Ки Дука «Самаритянка», когда-то любимейший. Безысходность, отчаяние и больше ничего.
Завтра будет про другое, совсем другое.
Просто я стараюсь писать по посту ежедневно в этот остаток декабря
Это история о том, что пытается выглядеть как любовь, но является однозначным и бескомпромиссным насилием.
Это мрачная книга. Она красиво написана, в ней есть тягучая отстранённость азиатской прозы, но после прочтения остаётся только тяжесть. Я бы никому не советовала читать её. Особенно зная, что авторка рассказала в этом романе историю своей собственной ранней юности — и в 26 лет, не справившись со случившимся, ушла из жизни.
Такое тягостное впечатление на меня бы, наверное, произвёл сегодня безумно красивый и безнадёжный фильм Ким Ки Дука «Самаритянка», когда-то любимейший. Безысходность, отчаяние и больше ничего.
Завтра будет про другое, совсем другое.
Просто я стараюсь писать по посту ежедневно в этот остаток декабря
Если кто-то захочет обсудить первую часть «До самого рая» Янагихары, то я готова.
У нас ведь даже чат есть, хоть и застывший, как янтарь https://www.tgoop.com/vkracii_chat
Потому что, если со мною никто не обсудит, я начну обсуждать сама с собою прямо здесь. А это спойлеры
У нас ведь даже чат есть, хоть и застывший, как янтарь https://www.tgoop.com/vkracii_chat
Потому что, если со мною никто не обсудит, я начну обсуждать сама с собою прямо здесь. А это спойлеры
Telegram
Вкрации-чат
Уютненький чат литературного канала «Вкрации»
Что писатель нам, читателям, должен и чего не должен?
Последний роман Янагихары, по отзывам, скорее разочаровал аудиторию. «Совсем не «Маленькая жизнь», — пишут люди. — Ничего общего с предыдущими двумя романами».
Да, и «Маленькая жизнь», и «Люди среди деревьев» посвящены теме насилия над детьми. Очень трудной теме — и при этом очень привлекающей наше жадное любопытство. Мы ужасаемся, замираем и выцепляем из текста самые чудовищные детали. Они заставляют нас страдать. Безопасно страдать, путём чтения.
Значит ли это, что писательница теперь должна кормить нашу потребность в безопасном страдании, продолжая развивать эту тему? Значит ли это, что роман другой тематики будет слабее?
Или, может, читатель (если хочет достаточно пострадать и развить душу) должен сам вникнуть в текст и попытаться понять, что авторка вложила в своё произведение?
Если роман без шокирующих деталей кажется скучным, то произвдений с шокирующими деталями ведь очень много.
А в «До самого рая» мы плывем по реке — широкой и спокойной, без порогов и водопадов, но от этого она не перестаёт быть рекой человеческих страданий
Последний роман Янагихары, по отзывам, скорее разочаровал аудиторию. «Совсем не «Маленькая жизнь», — пишут люди. — Ничего общего с предыдущими двумя романами».
Да, и «Маленькая жизнь», и «Люди среди деревьев» посвящены теме насилия над детьми. Очень трудной теме — и при этом очень привлекающей наше жадное любопытство. Мы ужасаемся, замираем и выцепляем из текста самые чудовищные детали. Они заставляют нас страдать. Безопасно страдать, путём чтения.
Значит ли это, что писательница теперь должна кормить нашу потребность в безопасном страдании, продолжая развивать эту тему? Значит ли это, что роман другой тематики будет слабее?
Или, может, читатель (если хочет достаточно пострадать и развить душу) должен сам вникнуть в текст и попытаться понять, что авторка вложила в своё произведение?
Если роман без шокирующих деталей кажется скучным, то произвдений с шокирующими деталями ведь очень много.
А в «До самого рая» мы плывем по реке — широкой и спокойной, без порогов и водопадов, но от этого она не перестаёт быть рекой человеческих страданий