Птицы улепётывают кролем,
Насмерть заклевав речной гранит.
Где-то там, за вересковым полем
Моя память с удочкой стоит.

А над ней кружится нежный олух,
И покинув ледяной поток,
Золотые рыбки дней весёлых
Попадают в крашенный садок.

Вот и дом у самой речки прямо,
Синий ветер в комнате большой,
И склонилась молодая мама
Над моей смеющейся душой.

За окном у самого причала
Павел лето празднует с Петром...
Мы собрали клевер с одеяла
И уснули в облаке вдвоём.

Вот на небе раны ножевые,
Осень, горы, солнце в стороне...
И мои товарищи
живые
В пыльных нимбах мчатся на броне.

Вот весна ревнивая как слава,
Женщина, что сделана из глаз.
Рыба плещет, день приходит справа,
И творится жизнь в последний раз.

Продолжу эти строчки
без конфет.
(Прости, Евгений,
ты не виноват.)
«Поэт в России
больше,
чем поэт,
Но меньше,
чем солдат.»

🚩Товарищ
Московское
Правительство!

Как человек,
рождённый на Маяковке,
в день рождения поэта Маяковского
информирую тебя:
площадь Маяковского украдена
с карты любимой мной Москвы!
Пришло время
обнаружить пропажу и триумфально вернуть ее на место.
«Встретимся в Москве, на площади Маяковского!» - красиво звучит, верно же?
И ещё!
Когда приходит вечернее время, хороший памятник поэту работы Кибальникова исчезает из виду и сливается с темнотой, потому что на него не направлено ни одной лампочки!
Остаётся один «Пекин»… Проверял.
Недавно дошло до того,
что сам Пушкин приходил с соседней площади, качал бронзовой головой и
держал свечку.
Владимир Владимирович должен быть виден в любое время суток и при любой погоде!
Об этом он написал своё лучшее стихотворение «Послушайте!»

С уважением,
ВМ

P.S. Граждане!
Москвичи и гости столицы! Поддержите этот патриотический порыв!
Нажмите категорическое «НРАВИТСЯ»!

Пошли, Господь, пчелу
К печальному челу,
Чтобы укус (не знаю почему)
Обрадовал носившего печали.
Когда я пел, мне птицы отвечали,
Когда молчал,
Сосед включал пилу.

Жалея жалить,
да лежать в обнимку.
С перекрестивших клювы
брать пример.
И если ты вода,
я - водомер.
Мы превратимся в утреннюю дымку,

В продольную полоску
на Нерли,
В росу при синих травах Васнецова.
Когда стихами воздух облицован,
Клин клином вышивают журавли,

Где облака -
солдатские тулупы
Земле напоминают о зиме.
Иисус с ученикам на холме,
Вокруг Андрея съемочная группа.

Две этих «ю» выстраивать в «люблю»,
Как ключевой касаться вдруг ключами,
Цветов собрать у полустанка маме.
Без пристани тревожно кораблю,

Но пусть его одежду волны лижут,
Пусть сеет дождь
Есенина Ока,
Вся наша жизнь - любовь издалека,
Ты только сядь,
пожалуйста, поближе.

Фото: А. Огнивцев

Неужто вновь
несчастье
помогло?
Ушла во мглу последняя колонна.
Наклеивай бумагу
на стекло,
Да бойся, будто Бога,
почтальона.

Как вымолишь
звезду у темноты,
Привычно
приготовишься
к ненастью.
Кто счастлив -
смертен,
Родина,
а ты
бессмертием
наказана по счастью.

И в каждом веке
на пути растёт,
Неприхотливо,
люто и красиво,
То штык-ножом четырнадцатый год,
То сорок первый
колом из осины.

И зверь в тебя
вцепившийся не рад.
Лишь на краю,
тоскуешь
ты по раю,
Царицын превращая
в Сталинград.
И снова
спишь, потом
беды не зная.
21.7.24

Живопись: Константин Васильев

КИНОИСКУССТВО


По простыне, на которой сегодня мы спали
Бежит паровоз...

Люди в зале

Вскрикивают, поднимаются в страхе с мест.

Им кажется - паровоз их раздавит,

Дым им глаза раз'ест.

А мы с тобой в рубке.

Твои губы под стать красной юбке.

А в распахнутых настежь глазах

Сладкий ужас и страх.

Мари,

Когда-то были волшебные фонари,

А теперь, посмотри

Сквозь квадратную
прорезь в мир

И замри!

Гигантской цикадой стрекочет

Горячая пленка.

Как будто хочет

Порваться, где тонко...

Она извивается черным кольцом,

Чтобы стало начало концом,

Чтобы вновь паровоз приближался к перрону,

Когда я трону

Своей ладонью твои ресницы,

Чтобы к душе прикоснуться,

Ведь кино - это, если проснуться,

И понять, что тебе еще снится…

Кино - это когда с полотен Рембрандта

Женщины делают шаг обратно

К мужчинам, ждущим их в новом веке,

Когда реальность становиться неким

Продолжением киносеанса

И такие нюансы,

Как тень от вспорхнувшей птицы

На лице,

Или звук ресницы,

Упавшей в конце

Свиданья,

На подоконник железный

Приводит в движение все мироздание,

И наш паровоз над бездной,

Зависает.

А от падения вдруг спасает,

Вошедших в раж,

Внутри кадра монтаж...

Мне жаль.
Мне так жаль, Мари,

Что Москва и Париж

Проиграли войну Голливуду,

Что кино превратилось в приправу к блюду

Под названьем уикенд...

Что на экране все чаще не потолок, а паркет,

Отражающий то, что под юбкой,

Что из рук девочки хрупкой

Вместо бабочки

Выползла гусеница.

Что искусство кино,

Как красивая первокурсница

Которая не пошла на второй курс,

А узнала вкус

Ресторанов с шансоном-гарсоном,

И когда фальшивым мильоном

Прельстилась,

С собою прежней простилась.

Теперь покорно

Она верещагинские черепа попкорна

Засыпает в натренированный рот

И глядит на экран,

Где кино уходит, а не идет.

Но мы другие, Мари,

Ты ведь знаешь, что мы другие!

Тебе девятнадцать,

А я вернулся живым с войны

Над головами у нас паруса тугие,

В карманах билеты на первый сеанс весны!

Солнце свои лучи достает из ножен,

Метит ими экран через наше окно.

Это фильм о любви, о нас, и о том, что можно

Поселиться как в доме, внутри своего кино.

2010

МОЗАИКА

Русское поле - туринская плащаница,
А посредине - косые дожди стеной.
Голова моя машет ушами, как крыльями птица.*
Я хочу быть понят своей страной.*

Фонарики из айфоном сойдут за свечи нам…
Кто же так долго
прощается с рабством свободы?
Дорогая я вышел из дома сегодня вечером,*
Чтобы снова уйти, чтобы снова уйти на полгода.*

Если закон любви не внесён в устав,
Все остальные правила так ничтожны!
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав,*
Чтоб невозможное было
возможно.*

Помни, перед грозою бывает душно,
Стой на своём!
Нет земли за твоей рекой!
Хвалу и клевету приемли равнодушно,*
Как будто в бурях есть покой.*


*Есенин, Маяковский, Бродский, Высоцкий, Мандельштам, Блок,
Пушкин, Лермонтов.

Я стихи твои детям прочту, 
Долгожданный пророк!
Только русскую мне 
раскорябай мечту,
Кровоточила чтоб между строк.
 
Нам оставили шёпот и крик,
Предъявляя финал.
Нам почти что отрезали 
русский язык!
Ты пришей, 
чтоб глагол обжигал. 
 
Опиши мне по черному
белым своим, 
кто мой враг, 
кто мой истинный друг!
Я по буквам седым, 
по твоим запятым
убегу от обманов и вьюг.
 
Опиши, 
опиши этот тёмный предел
Среди ливней и гроз.
Чтоб не гипсовый 
Пушкин с купюры глядел,
А кричал его словом 
Христос!
 
Чтобы детских 
и брошенных нас 
Уберечь от ножей. 
Чтоб Россия, 
весь век 
не смыкавшая глаз,
Дождалась 
невечерних огней. 

25 ИЮЛЯ

Июль - январь наоборот.
Смерть отменяется, однако?
И в том поможет перевод
Бориса Пастернака...

Клинок, верёвка, пистолет...
Пусть смерть уйдёт на повороте.
От-сочини слова, поэт!
Шекспир не против.

Он в лифте едет на восьмой
С врачом из скорой
И повторяет: «Боже мой!
Мы сдвинем горы!

У нас такое впереди!
Мы вколем Pfizer!
С кушетки встань и вон иди,
Мой Гамлет-Лазарь!”

Июль - январь наоборот.
Петух заплачет.
Поэт спелёнутый встаёт,
А как иначе?

Уж сорок лет прошли, как сон,
Но равных не было талантов.
Быть иль не быть - вопрос решён.
Без вариантов.

Дождь созревает в яблоках глазных,
И капает душа потом из них,
И доверяет наволочке тайну.
Убийца любит пушкинскую Таню...
На свете нет любимых запасных!
 
Такая жизнь. 
Такими видит Бог
Тебя, меня и наших бед клубок.
Утята наших рук не денег просят,
А золота, которым завтра осень
Подует в бок.
 
Твой старый дом -
белесый пароход
Ты куришь век. 
Любовь идёт в расход.
Сквозь виселицу птицы вдаль сочатся.
Вниз головою ходят домочадцы,
И на груди у всех решёткой йод.
 
Мы каждый день становимся не те,
Храня в пакетах 
волосы детей 
И голубые ангельские перья...
А мама просит нить продеть в иглу.
И смерть стоит наказанной в углу,
И к ней часы приходят в подмастерья. 
 
Не стой, лети! У электрички свист, 
Как будто в "Чайке" ранен вдруг артист.
А солнце льёт подсолнечное масло.
Мы целовались в детстве не напрасно.
Наш почерк чист.

ЧЕЛОВЕК ДЛЯ ЛЮБВИ

Прогресс исполнен.
Вот вам чек.
Душа в ночи растает.
В кафе «Бродячий человек»
Собака в рифму лает.
Блажен, кто в прошлом
смог успеть
Прочесть стихи в тетради.
Вот шостакович-нейросеть
В блокадном Гений-граде.
Вот нейро-бродско-
пастер-штам.
Вот людвиг ван беткоин.
Цветёт пластмассовый каштан.
Он глаз слепых достоин.
Вот электронный цой поёт
Про пачку вейпов модных.
Он не промажет мимо нот
В движениях холодных.
Звенит искусственная медь.
Отдали небо в стирку.
И с нейросетью нейросеть
Идут венчаться в кирху.
Бездушным гениям плевать,
На то, что дальше будет.
Они идут своё забрать,
И устаревшие, как «ять»
Стоят в сторонке люди.
Они кричат: «Какая жесть!»
Хотя понять бы надо,
Что это страшный суд и есть
Без рая и без ада.
28.7.24

Среди скошенных трав,
среди бешеных пуль,
Лапать желтое солнце
привык
Долгожитель июль,
Тридцати
однодневный
старик.

Этой жизни земной
ты понравился,
жаркий, зело!
И в ответ
пригласил ее тут же, смущенный, большой,
Заниматься любовью в подсолнухах,
осам назло,
Будто «Тихого дона»
герой
с перебитой
ногой и душой.

Родниковая кровь
и куриного солнца помёт,
Это гром
или русские боги
со злом не в ладах?
Ведь никто не поймёт,
никогда и никто не поймёт,
Что обычно
творится с Россией
в двадцатых годах.

Я бы Родине
раненый бок,
как собака лизал.
Медсестра,
не целуйся с побритым,
а спирт приготовь.
…Ведь хотел про июль,
как закрыл ему
август глаза,
А чернила
опять протекли
про судьбу и любовь.

Мы пойдём к алтарю,
мы оденемся в клейкий самшит,
Будут птицы
над нами нести
златоогненный тюль.
В шрамах Дон,
он зашит, перешит и признаться спешит,
Что женат
на России,
как будто
на солнце июль.

Солнце острило косы,
Выкрутил месяц руль.
Августейшие осы
Отпевают июль.

Заревом звёзд огромных
Освещена трава.
В песнях собак бездомных
Человечьи слова.

И за тех, кто в айфоне
Свой отбывает срок,
Молится на Афоне
Мокрый Илья-пророк.

Пьянствует ночью вишня,
Клёна дрожит рука.
Замуж за ветер вышла
Наша с тобой река.

Помнишь, как у истока,
Медным гремя ведром,
Дождь поступил жестоко —
Дрался всю ночь с костром ?

Космос ведь не пустыня ?
Вдруг он звездой согрет ?
И абажур — святыня,
Как завещал поэт...

ГЕРОЯМ СЛОВА

Морские камешки алфавита
В карман мне бросила Афродита.
Как светляки они замерцали
И стали русскими бубенцами.
 
Зачем поэту на свете тело?
Чтобы слова превратились в дело.
Язык бессмертный касался чтобы
И сводов неба, и сводов нёба.
 
Флажок на башне, а семя в пашне,
Когда ты любишь, и жить не страшно.
Пока гремели враги засовом,
Я за три моря сходил за словом.
 
Хранил за пазухой в полотенце,
Да гладил темечко у младенца.
Где больно, мазал слезами лука.
Не произнес до поры ни звука.
 
Чтоб слово весило, чтобы грело,
Чтобы до времени не сопрело,
Чтоб превратило голодных в сытых.
Ведь вой на вздохе, а это выдох. 
 
Враги смеются, да Бог не с ними.
Несу, как матери вечной имя.
Отдам без денег, вручу без игр.
В каком полку командиром Игорь?
 
Столкнулся сразу с одним толковым
В семидесятом мотострелковом.
Пока хрипели снаряды глухо,
Обнял и слово шепнул на ухо.
 
Потом в чаду отражали натиск,
Там был Матросов и Дима Артис.
И все в бою становились старше.
Там был Прилепин, Толстой и Гаршин.

В огне творилось большое дело,
А слово где-то в конце горело.
И состояли друзей фигуры
Из крови русской литературы.

И было сыро, темно и громко.
И у небес надломилась кромка.
А после боя друзья молчали, 
Но было Слово опять в начале.

Будь человеком,
Спаси-сохрани
Христа!
Не об этом ли,
новгородская
береста?
Не про это ли
в букваре мама
мыла раму?
Жизнь человека -
не пауза на
рекламу.
В августе яблоки преображаются
для стыда,
А к земле по ночам приближаются
звёзд стада.
Выплеснутого
младенца
прячет Сибирь
в полотенце,
Он не вернётся
на родину никогда.
«Будь человеком!
Спаси меня!» -
Молит Бог.
Ветер восточный
колет планету в бок.
И ударяют стальные качели,
Тех, кто глумился над тайной вечерей.
До свидания, МОК.
Беспилотник завис над Господом в Третьяковке.
И у Днепра славяне
скрестили винтовки.
2.8.24

Картина: Владимир Барков

🚩С онемевшею азбукой
Несогласные буквы,
Мы у неба за пазухой 
Семенами набухли.
 
В желтом платье из донника,
Обливаясь вином,
Високосным садовником
Жизнь стоит под окном.

Фотографии в сепии.
В рыжем озере ялик. 
И теперь мы нелепее
Опадающих яблок. 
 
Все губами, как маками
Прислонялись к живым.
Нас карнизы оплакали 
Молоком дождевым. 
 
Ещё зелень дубрав густа,
И обнявшись в ночи,
Мы на празднике августа
Листопадом горчим.

Лодок вёсельных выдача
Прекратилась навек.
И БорисЛеонидыча
Развернулся ковчег. 
 
Только двинулся к трапу я,
Как послышался звук:
Сосны днище царапали
Вечной зеленью рук.

Дом понёсся над кронами,
Мне желая добра, 
Будто скрипку огромную 
Бог в лесу подобрал...

А над утренним Велижем
Пряный запах костра.
Разогнали стрижей уже
Голубые ветра. 
 
В нас поэзия врезалась,
Как в стекло белый зверь.
Отрицательным резусом
Кровоточит теперь.

И за дачными склепами, 
Будто стайка опят
Все стоим мы нелепые,
Своё время лепя. 

Высекаем пророчества,
Раздаем бересту,
Присягнув одиночеству
На Успенском посту.

И под песню володину 
(Разгадай нас, поди!)
В удивлённую Родину
Мы, как в воду глядим.

Нам бы петь колыбельные
И любить напоказ,
Фонари корабельные
Голосуют за нас!

И луна здесь растущая,
И озера под ней...
Но есть что-то зовущее
Все сильней,
все сильней.