цвет обретающий собственную жизненную силу…
Katharina Grosse, 1961
"Цвет — это не просто декорация. Он меняет наше восприятие пространства, заставляет тело реагировать."
"Я не планирую заранее. Мои работы рождаются в диалоге с материалом, поверхностью, воздухом вокруг."
"Зритель должен почувствовать себя внутри картины, а не просто смотреть на нее со стороны."
"Искусство — это территория без правил. Краска не знает границ, и я следую за ней."
Katharina Grosse, 1961
"Цвет — это не просто декорация. Он меняет наше восприятие пространства, заставляет тело реагировать."
"Я не планирую заранее. Мои работы рождаются в диалоге с материалом, поверхностью, воздухом вокруг."
"Зритель должен почувствовать себя внутри картины, а не просто смотреть на нее со стороны."
"Искусство — это территория без правил. Краска не знает границ, и я следую за ней."
Мои первые шаги в предъявлении себя через перформанс...
В 2018 году на одном из последних модулей обучающей программы танце-двигательных ведущих Александра Гиршона мы исследуем перформанс. Для меня этот модуль какой-то особенно резонирующий. Я тогда только касаюсь, соприкасаюсь с возможностью быть, с уязвимостью быть видимой, оставаться на площадке с любым состоянием, с любым опытом. Это вызывает во мне столько чувств, столько невыносимости!
Мы делаем практики, в которых я просто выхожу одна на площадку и стою. Есть практики, в которых я что-то рождаю на месте, взаимодействуя с другими. Нам предлагают форму или ограничения, например, по времени или по виду контакта.
Домашним заданием нам дали – подготовить перформанс. Нам нужно подобрать музыку, придумать саму форму и структуру, чтобы перформанс был неким высказыванием.
Мое высказывание на тот момент было, про то, что я нахожусь в каких-то коробочках. Я как будто все время надеваю на себя какие-то формы, которые меня ограничивают, в которых мне явно неудобно.
Мне пришла задумка: я на сцене, вся заставлена и окружена коробками, меня толком и не видно. Я пробуждаюсь, иду в движение с этими коробками, деформирую их, срываю с себя. В моей фантазии все они должны гореть «синим» пламенем, но в рамках помещения так не сделать.
Накануне выступления я на машине заезжаю на заправку, вставляю пистолет. Было холодно, я в дубленке, куда-то тороплюсь. В бак начинает наливаться бензин, видимо, мне слышится отщелк, и я достаю пистолет из машины. Тут вертикально вверх летит фонтан бензина, обливает меня, дубленку, все вокруг. В общем, я вся оказываюсь облитая бензином и стою с этим пистолетом в недоумении. Не понимаю, что мне теперь делать? Смотрю по сторонам, чтобы нигде не было очагов огня. Видимо моя потребность в трансформации была настолько сильной, что я, по сути, подготовила себя к сожжению.
Пришло время показывать это домашнее задание. Я выхожу на площадку, проживаю задуманное в коробках. “Боже, какая тягомотина! Как все долго развивается, какой-то бред! Внутри меня ничего не происходит, никакой трансформации, нет никакого пламени!” – говорит голос внутри меня самой все выступление. Я отбыла, пытаясь изобразить остервенение, срывая с себя коробки, разрывая их на себе. В общем, дичь получилась редкостная.
Потом на разборе перформанса, я жалуюсь в нашей учебной группе: «Блин, в моей фантазии это было про прорыв, про экстатический выход за пределы из этих моих коробочек, а ничего не произошло. Когда я репетировала, во мне было столько энергии, столько накала, а сюда пришла, и ничего не произошло». А Саша Гиршон сидит и говорит: «Слушай, а в реальной твоей жизни есть что-то, что соответствовало бы вот этому образу перехода, такой трансформации?»
Я в этом месте зависаю и понимаю, что нет. Он продолжает мысль: “У тебя сейчас так. Мы не можем на площадке быть тем, кем мы не являемся. Тот диапазон градуса, который мы можем являть собой, будь то площадка или будто жизнь, он соответствует только нашим реальным возможностям, нашему диапазону. В реальности ты еще пока не освоила, не получила, не приобрела, тебе нечем это показывать нечем являть”.
Тогда это стало очень больно трансформирующим событием. И, наверное, помогло моим изменениям. Потому что после этого модуля мы группой сотоварищей решили, что хотим развиваться через перформанс, организовали группу, встречались, регулярно креативили. Мы для исследования выбрали тему свободы. Потом с подругой пошли в театр Odddance узнавать себя через буто, импровизацию и перформанс. Там с самых азов исследовали языки перформанса, движение, внимание в теле, включенность и заполнение собой себя и пространства площадки и зрительного зала.
С этого начинался мой “путь сквозь”, в том числе сквозь стыд, сквозь волнение и тревогу проявляться, прорываться сквозь внутреннего «ПЕТРОВИЧА». Это все чаще случается со мной. Я продолжаю выбирать проявляться в этой форме. Продолжаю проходить сквозь.
В 2018 году на одном из последних модулей обучающей программы танце-двигательных ведущих Александра Гиршона мы исследуем перформанс. Для меня этот модуль какой-то особенно резонирующий. Я тогда только касаюсь, соприкасаюсь с возможностью быть, с уязвимостью быть видимой, оставаться на площадке с любым состоянием, с любым опытом. Это вызывает во мне столько чувств, столько невыносимости!
Мы делаем практики, в которых я просто выхожу одна на площадку и стою. Есть практики, в которых я что-то рождаю на месте, взаимодействуя с другими. Нам предлагают форму или ограничения, например, по времени или по виду контакта.
Домашним заданием нам дали – подготовить перформанс. Нам нужно подобрать музыку, придумать саму форму и структуру, чтобы перформанс был неким высказыванием.
Мое высказывание на тот момент было, про то, что я нахожусь в каких-то коробочках. Я как будто все время надеваю на себя какие-то формы, которые меня ограничивают, в которых мне явно неудобно.
Мне пришла задумка: я на сцене, вся заставлена и окружена коробками, меня толком и не видно. Я пробуждаюсь, иду в движение с этими коробками, деформирую их, срываю с себя. В моей фантазии все они должны гореть «синим» пламенем, но в рамках помещения так не сделать.
Накануне выступления я на машине заезжаю на заправку, вставляю пистолет. Было холодно, я в дубленке, куда-то тороплюсь. В бак начинает наливаться бензин, видимо, мне слышится отщелк, и я достаю пистолет из машины. Тут вертикально вверх летит фонтан бензина, обливает меня, дубленку, все вокруг. В общем, я вся оказываюсь облитая бензином и стою с этим пистолетом в недоумении. Не понимаю, что мне теперь делать? Смотрю по сторонам, чтобы нигде не было очагов огня. Видимо моя потребность в трансформации была настолько сильной, что я, по сути, подготовила себя к сожжению.
Пришло время показывать это домашнее задание. Я выхожу на площадку, проживаю задуманное в коробках. “Боже, какая тягомотина! Как все долго развивается, какой-то бред! Внутри меня ничего не происходит, никакой трансформации, нет никакого пламени!” – говорит голос внутри меня самой все выступление. Я отбыла, пытаясь изобразить остервенение, срывая с себя коробки, разрывая их на себе. В общем, дичь получилась редкостная.
Потом на разборе перформанса, я жалуюсь в нашей учебной группе: «Блин, в моей фантазии это было про прорыв, про экстатический выход за пределы из этих моих коробочек, а ничего не произошло. Когда я репетировала, во мне было столько энергии, столько накала, а сюда пришла, и ничего не произошло». А Саша Гиршон сидит и говорит: «Слушай, а в реальной твоей жизни есть что-то, что соответствовало бы вот этому образу перехода, такой трансформации?»
Я в этом месте зависаю и понимаю, что нет. Он продолжает мысль: “У тебя сейчас так. Мы не можем на площадке быть тем, кем мы не являемся. Тот диапазон градуса, который мы можем являть собой, будь то площадка или будто жизнь, он соответствует только нашим реальным возможностям, нашему диапазону. В реальности ты еще пока не освоила, не получила, не приобрела, тебе нечем это показывать нечем являть”.
Тогда это стало очень больно трансформирующим событием. И, наверное, помогло моим изменениям. Потому что после этого модуля мы группой сотоварищей решили, что хотим развиваться через перформанс, организовали группу, встречались, регулярно креативили. Мы для исследования выбрали тему свободы. Потом с подругой пошли в театр Odddance узнавать себя через буто, импровизацию и перформанс. Там с самых азов исследовали языки перформанса, движение, внимание в теле, включенность и заполнение собой себя и пространства площадки и зрительного зала.
С этого начинался мой “путь сквозь”, в том числе сквозь стыд, сквозь волнение и тревогу проявляться, прорываться сквозь внутреннего «ПЕТРОВИЧА». Это все чаще случается со мной. Я продолжаю выбирать проявляться в этой форме. Продолжаю проходить сквозь.
Как исцелить себя
Не принуждай себя к исцелению!
Исцеление всегда происходит без принуждения.
Когда есть подходящие условия.
Когда достаточно любви, внимания, присутствия, неторопливости, доверия.
Когда ты не пытаешься излечиться.
Когда ты не пытаешься пробудиться.
Когда ты вообще не «пытаешься».
Джефф Фостер (пер. Ирина Черковская)
Не принуждай себя к исцелению!
Исцеление всегда происходит без принуждения.
Когда есть подходящие условия.
Когда достаточно любви, внимания, присутствия, неторопливости, доверия.
Когда ты не пытаешься излечиться.
Когда ты не пытаешься пробудиться.
Когда ты вообще не «пытаешься».
Джефф Фостер (пер. Ирина Черковская)
На ее кадрах я героиня французского кино
В 2009 – 2010 году я слушаю питерскую группу Non Cadenza. Я восхищена фотографией Саши Алмазовой, солистки и автора песен, на обложке одного из альбомов. Я восхищена атмосферой, которая передана в этом кадре. А потом случайно в новостной ленте я узнаю имя фотографа, которая это сделала: Таня Магнани Татьяна Васильева
Я не сразу к ней обращаюсь. Наверное, только в 2014-2015 году я прихожу к ней на нашу первую фотосессию. Это фотосессия со шляпой, в моем любимом бархатном платье с голыми ногами в камерном пространстве со старинной мебелью и теплым ламповым светом. Тогда, несмотря на прохладу, мы выходим на улицу на Каменоостровский. И у меня есть потрясающая фотография - я в шляпе, в любимом платье, с декорациями Петроградки на заднем фоне. )
Я очень люблю операторскую съемку в кино, которая запечатлевает свет. В кино для меня именно операторская работа подчеркивает то или иное событие в кадре. Например, если нужно запечатлеть ландшафт, поле или динамику - это будут разные операторские движения. А есть особый взгляд оператора, который снимает отношения. Он как будто принадлежит тому, кто любит эту женщину, тому кто видит героиню в ее переживаниях, замечает драму, нежность, чувственность. Вот это я ловлю в кадрах Тани.
Таня снимает свет на мне, как во французских фильмах, где показывают главную героиню, которая проживает чувства и отношения. Шея, уши, волоски на шее, линия волос, если волосы собраны, какие-то родинки, пульсирующая кровь на шее, изгиб руки, вздымающаяся грудь, - это взгляд оператора, а подразумевается, что есть главный герой, и это он так видит героиню.
Я приходила к Тане на фотосессии много раз. И это всегда про мою женственность. Нам удается снимать что-то очень чувственное и красивое. Есть потрясающая фотосъемка, где я вообще в белье, в накинутом пальто, длинные голые ноги на каблуках, улица и я обнаженная. Я ощущаю себя словно молоком льющимся или цветком распустившимся.
Наши съемки - это что-то, что соединяет меня с чувственностью. Она снимает меня в этом. Мне нестыдно сниматься этим с ней. Она сама невероятно красивая женщина. Словно, в ее присутствии моя красота и чувственность становится легальной и отображенной. Сейчас я реже имею возможность и уместный повод проявлять эту свою сторону.
Я так рада, что у меня есть эти фотографии, что я могу напоминать себе через них, что это я, и это тоже я.
В 2009 – 2010 году я слушаю питерскую группу Non Cadenza. Я восхищена фотографией Саши Алмазовой, солистки и автора песен, на обложке одного из альбомов. Я восхищена атмосферой, которая передана в этом кадре. А потом случайно в новостной ленте я узнаю имя фотографа, которая это сделала: Таня Магнани Татьяна Васильева
Я не сразу к ней обращаюсь. Наверное, только в 2014-2015 году я прихожу к ней на нашу первую фотосессию. Это фотосессия со шляпой, в моем любимом бархатном платье с голыми ногами в камерном пространстве со старинной мебелью и теплым ламповым светом. Тогда, несмотря на прохладу, мы выходим на улицу на Каменоостровский. И у меня есть потрясающая фотография - я в шляпе, в любимом платье, с декорациями Петроградки на заднем фоне. )
Я очень люблю операторскую съемку в кино, которая запечатлевает свет. В кино для меня именно операторская работа подчеркивает то или иное событие в кадре. Например, если нужно запечатлеть ландшафт, поле или динамику - это будут разные операторские движения. А есть особый взгляд оператора, который снимает отношения. Он как будто принадлежит тому, кто любит эту женщину, тому кто видит героиню в ее переживаниях, замечает драму, нежность, чувственность. Вот это я ловлю в кадрах Тани.
Таня снимает свет на мне, как во французских фильмах, где показывают главную героиню, которая проживает чувства и отношения. Шея, уши, волоски на шее, линия волос, если волосы собраны, какие-то родинки, пульсирующая кровь на шее, изгиб руки, вздымающаяся грудь, - это взгляд оператора, а подразумевается, что есть главный герой, и это он так видит героиню.
Я приходила к Тане на фотосессии много раз. И это всегда про мою женственность. Нам удается снимать что-то очень чувственное и красивое. Есть потрясающая фотосъемка, где я вообще в белье, в накинутом пальто, длинные голые ноги на каблуках, улица и я обнаженная. Я ощущаю себя словно молоком льющимся или цветком распустившимся.
Наши съемки - это что-то, что соединяет меня с чувственностью. Она снимает меня в этом. Мне нестыдно сниматься этим с ней. Она сама невероятно красивая женщина. Словно, в ее присутствии моя красота и чувственность становится легальной и отображенной. Сейчас я реже имею возможность и уместный повод проявлять эту свою сторону.
Я так рада, что у меня есть эти фотографии, что я могу напоминать себе через них, что это я, и это тоже я.