У Николая Гумилёва, поэта и кшатрия, про которого многие сегодня напишут, есть немного несуразное юношеское стихотворение «Влюблённая в дьявола».

Оно выглядит так, будто его писал восторженный ролевик. И есть там совершенно восхитительные строки:

Я не знаю, ничего не знаю,
Я еще так молода,
Но я все же плачу, и рыдаю,
И мечтаю всегда.

У нас в семье мы тут же цитируем их, если затрудняемся с ответом.

А Николай Степанович прекрасен без вопросов.

У Себастьяна Барри я очень люблю «Бесконечные дни», а «Тысячу лун» считаю дурацкой насмешкой, плохим фанфиком на самого себя, поэтому за «Время старого бога» бралась с осторожностью. И ура, ура, книга оказалась для меня хороша, несмотря даже на то, что строится она вокруг довольно заезженной темы (что, впрочем, вовсе не отменяет всего ужаса и трагедии, с нею связанных).

«Ирландия. Католические священники. Насилие над детьми» — где мы только не видели эту скорбную последовательность. В романе Барри — это лишь камешек, что будто бы сдвигает событийную лавину, но скорее — песчинка, вокруг которой, как жемчужина в раковине, вырастает красивая и печальная история. Отправная точка, запрятанная глубоко в воспоминаниях главного героя.

Главный герой, Том Кеттл, ирландский полицейский на пенсии, к которому обращаются молодые коллеги за помощью в одном непростом деле (смотри «скорбную последовательность»). Такая завязка заставляет иных читателей думать, что перед ними «классический ирландский детектив», потом закономерно разочаровываться и ругаться в отзывах. Потому что это не детектив, конечно.

Это камерное повествование, в котором приходится приноравливаться к неспешности и некоторой вязкости размышлений и созерцаний героя, пожилого усталого человека, ненадёжного рассказчика. Это история о старении, о потерях, о любви — к женщине, к детям, к работе вот тоже, о боли и несправедливости, о зыбкости мира и его восприятия, и о счастье, счастье, счастье, которое — несмотря ни на что — всё таки было, наполняло жизнь героя и продолжает держать его на плаву до тех пор, пока он сам не готов будет пойти ко дну.

Логично было бы, вроде, смотреть на роман сквозь призму христианских и, более древних, ветхозаветных мотивов, но я среди этих декораций углядела другое. Тоже древнее — но кельтское. И, кажется, я и за отзыв-то взялась, только чтобы сказать об этом.

Раз пять Барри упоминает в тексте Кухулина. Ну да, Ирландия же. Однако. Над Кухулином, как и над многими героями мифов, довлел фатум, жизнь его должна была стать эффектной, но недолгой (так и вышло). Вот и счастье Тома Кеттла было огромным (впрочем, помня о ненадёжности рассказчика, нельзя исключать и аберрацию дальности), но кратким, и он, как Кухулин, выбирает умереть стоя.

Но есть ещё кое-что кельтское, что я никак не могла развидеть: «стрела сидов», любовь иномирной женщины, которая меняет героя и вселяет в его сердце вечную тоску по иномирью, стремление вернуться, чтобы вновь испытать счастье, непохожее на то, что может предложить наш, обыденный, мир.

Жена Кеттла, Джун, описана так, будто она и правда из волшебного народа. Рассказчик не устаёт упоминать её невероятную красоту, которая не меркнет с годами, её дивную смуглость, не исчезающую даже зимой, её потребность в красоте вокруг и постоянном звучании музыки. Даже её иномирность Кеттл постоянно подчёркивает, противопоставляя себя, обычного скучного парня, ей — модной, хипповой красавице, а один раз вовсе прямым текстом называет жену «колдуньей». Он всю жизнь недоумевает, что такая женщина вообще нашла в нём.

Она нашла в нём героя, конечно. Только в их мифе не было ни волшебного плаща Мананнана, способного разлучить их навек, ни напитка забвения, поэтому — для меня, по крайней мере, — Том Кеттл вопреки фатуму и нагромождению христианских смыслов просто возвращается к своей иномирной любви, чтобы теперь жить с ней долго и счастливо, потому что смерть их больше не разлучит. Ну какая смерть в Эмайн Аблах?

Прогулка по берегу канала

Заласканный листьями берег и зелье
Воды избавляют от тяжести, словно
Даруют свободу, как кроткую зелень
Природы, плывущей и дышащей ровно.
Вот ветер затёрся невидимым третьим
В объятья влюблённых, и птица на сучьях
Свивает гнездо из щепы междометий,
Чтоб Слово рождалось и билось в падучей.
И новой охвачен судьбой — по уставу
Волшебной травы, исполинского вяза, —
Я страстно молюсь о кореньях и травах
Растущему возле меня богомазу.
Душе не откажешь в зелёной обнове
И в небе — его голубином покрове.

Патрик Каванах
{перевод с английского
Григория Стариковского}

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Традиционно я вешаю 23 апреля этот фильм Барри Пёрвза — он вроде открытки к дню Шекспира.

Сейчас, правда, у знатоков принято говорить, что подлинный-то день Шекспира будет двадцать шестого, Уильяма крестили двадцать шестого, а про день рожденья мы ничего не знаем и пр. Но Фолджеровская библиотека вообще начала отмечать в прошлую субботу и неделю будет, так отчего бы не нынче, как привыкли.

С днём.

Одна из моих любимых цитат о Шекспире вообще, в самую суть, в самое — pardon my French — сердечко:

Он самый лучший, хоть и англичанин. Шекспир, он как картофельное пюре — никогда не насытишься.

Фрэнк Маккорт,
«Прах Анжелы»

Вот кто-то у нас в городе догадался назвать турбюро — «Одиссея». Что они там предлагают, интересно? Морские круизы с приключениями и препятствиями? Рискни купить путёвку, а мы посмотрим, когда ты вернёшься домой, так что ли?

Казалось бы, сейчас такой всплеск интереса к мифологии — книг, во всяком случае, издаётся масса, да и одна там дурацкая энциклопедия даже подойдёт для справки-то, но гении беспощадного нейминга выше этого, они будто бы просто выбирают красивенькие слова, не особо интересуясь их значением.

Попадался мне как-то, например, буфет «Фенрир». Полезешь за сладостями, руку откусит? Как вот вообще сочлись в чьём-то сознании Фенрир и буфЭт?

В начале 2000-х, помню, рекламировали колледж «Тантал». Тут уж мне вообще страшно представить, что могло ожидать его студентов и преподавателей.

А страшнее всех должно быть тем, кто летает самолётами авиакомпании «Икар», конечно. Прям вот оч любопытно, владельцы-то хоть сами понимают, как неловко получилось? Или это троллинг 80-го уровня?

Не знаю, может ли автор канала имени чьих-то штанов вообще иметь какие-то претензии к нелепому неймингу, но хотелось бы однако, чтоб люди всё-таки думали немношк, прежде чем хвататься за очередное мифологическое название, и читали книжки или хотя бы толковые словари.

#уцарямидасаослиныеуши

Снова будто бы надо сказать что-то о лонгах аж двух книжных премий, коль скоро я книжный человек. Но вместо этого давайте лучше поглядим на д в у х кошек и их Хемингуэя, который тоже вот книжками обложился, а кошка-то ему интересней всё-таки.

#котэнт

Я уже говорила, как люблю научные труды филологов старой гвардии, читаю их не только по делу, но и для радости и душевного спокойствия.

Вот Энвер Ахмедович Макаев, разбирая несостоятельность одного исследования, пишет:

Пытаясь согласовать эти несуразности, С. Бугге полагал, что в герульском языке были представлены две диалектные разновидности: южная разновидность с ē и северная разновидность с ā. Это объяснение не имеет никакой доказательной силы, ибо исследователь не располагает никакими данными не только о герульских диалектах, но
прежде всего о самом герульском языке.

То есть даже в научной полемике приходится порой буквально ловить оппонентов за руку, когда те просто начинают жонглировать интерпретациями в пользу своего тезиса. Ловить и говорить вслух очевидные вещи.

Очевидные грустные вещи о том, что «наука пока не в курсе дела»™, ибо нет материала, нет источников, а выдумать можно всё что угодно.

Но если в научном поле всё-таки есть шанс на комментарии и опровержение, на торжество хрупкой —возможно, сейминутной — истины, то на сетевых полях и пастбищах гуманитарное знание с лёгкой руки иных «просветителей» и прочих «развивальщиков», пренебрегающих доказательствами, а иногда и логикой и даже здравым смыслом, претерпевает порой удивительные метаморфозы, и в таком виде существует, передаётся и умножается, потому что ловить этого Бриарея за руки (простите мне неловкую метафору) — занятие утопическое, увы.

Я просто сказал однажды —
услышать она сумела, —
мне нравится, чтоб весною
любовь одевалась белым.

Глаза голубые вскинув,
взглянула с надеждой зыбкой,
и только детские губы
светились грустной улыбкой.

С тех пор, когда через площадь
я шёл на майском закате,
она стояла у двери,
серьёзная, в белом платье.

Хуан Рамон Хименес
{перевод с испанского
Наталии Ванханен}

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Здесь был священный лес. Божественный гонец
Ногой крылатою касался сих прогалин.
На месте городов ни камней, ни развалин.
По склонам бронзовым ползут стада овец.

Безлесны скаты гор. Зубчатый их венец
В зелёных сумерках таинственно печален.
Чьей древнею тоской мой вещий дух ужален?
Кто знает путь богов — начало и конец?

Размытых осыпей, как
прежде, звонки щебни,
И море древнее, вздымая тяжко гребни,
Кипит по отмелям гудящих берегов.

И ночи звёздные в слезах проходят мимо,
И лики тёмные отвергнутых богов
Глядят и требуют, зовут... неотвратимо.

Максимилиан Волошин

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Если я и пишу тут личное, то обычно только так или иначе связанное с литературой. Но в День Победы — личные истории для меня важнее и глубже книг (какими бы значимыми и сильными те ни были). Такие истории я люблю читать в блогах и соцсетях куда больше «списков произведений на тему» и всегда радуюсь, когда кто-то решается поделиться вот таким сокровенно-семейным, выросшим из огромной печали и/или огромной же радости.

Из четырёх моих прадедов воевали двое. Вернулся один — и возможно, из-за того, что он смог дальше жить жизнь, я думаю в этот день больше не о нём, а о том, которому навсегда теперь 31, которого я переросла почти уже на десять лет.

Анатолий Недремский, отец моей бабушки по маминой линии, пропал без вести летом 1942. Долгие, долгие годы мы не знали ничего, кроме этого. И даже о довоенной его жизни знали совсем мало.

Фронтовые письма затерялись во многих переездах, прабабушка почти не рассказывала о нём, а бабушка была совсем крохой — помнит только, как провожали его, сидели возле кремлёвской стены (солдаты уходили с площади Минина), и он был уже в шинели. А до этого — шил шикарные туфли горьковским модницам, переплывал Волгу, любил жену и дочку. Не очень-то много могу я рассказать детям. Могу вот ещё показать «парадный» портрет и любительское фото, где все молодые и весёлые, — дед был красивым.

Его военную историю я собираю по строчке уже несколько лет. Постепенно появляются новые документы в сети, растёт объём данных. Мы знали, что, вроде бы, он пропал под Севастополем, а Севастополь летом 42-го — это почти без шансов.

Недавно нашли документы: служил в 386-й СД, той, что была расформирована в июле 1942 — там из 14000 выжило человек двести, кажется. А сегодня вот узнала, что остатки его батальона погибли на Сапун-горе. Не знаю, был ли он среди тех оставшихся или погиб раньше. Но вот — ещё одна строчка в этой истории.

В ней нет чуда, нет подтверждённого документами героизма, есть просто родной человек, которого мы никогда не знали, но благодаря которому — как и многим другим людям, вернувшимся и погибшим, — мы сейчас живы.

С Днём Победы!

Когда дуют безумные ветра, я всегда вспоминаю одно стихотворение Теда Хьюза и другие стихи про ветер, а когда — как сегодня — ледяной ливень не думает прекращаться (и прогноз на неделю не радует), приходит время цитировать Майлза на Гапалиня, великого:

- Как ты полагаешь, почтенный старец, — спросил я, — наступит ли когда-нибудь просвет в жизни ирландцев или же будут вечно тяготеть над нами лишения, голод, ливень по ночам и невзгоды?
- Будет всё то, что ты назвал, — сказал он, — и ещё ливень днём.

«Поющие Лазаря или На редкость бедные люди»

Безудержного оптимизма пост, чо)

#уцарямидасаослиныеуши

Явись пред очами, кровля,
От копоти тёмные балки,
На балке рыбацкие сети,
Весло у стены:
Убогий дом рыбака.
Лежит в забытье иль мёртвый
Страстный любовник,
Страстный, свирепый воитель, славный Кухулин.
Королева Эмер — у ложа.
Прочие удалились — так она повелела.
Но вот приближается робко
Юная Этне Ингуба, возлюбленная героя.
Мгновение медлит она у открытой двери.
За дверью открытой простёрлось горькое море,
Горькое море простёрлось в блеске и стоне...

Уильям Батлер Йейтс,
из пьесы «Единственная ревность Эмер»

{перевод с английского
Анны Блейз}

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Это я последние две недели.

Среди Книг Великой Мудрости из моего детства есть рассказы Ирины Пивоваровой про Люсю Синицыну. И вот в этих рассказах есть восхитительный по своей жизненной метафоричности эпизод про занавески.

Я мылила занавески по кусочкам. Пока я намыливала один кусочек, другой совсем размыливался. Я просто измучилась с этими кусочками! Потом я по кусочкам полоскала занавески в ванной. Когда я кончала выжимать один кусочек, в него заливалась вода из соседних кусочков.
Потом я залезла на табуретку и стала вешать занавески на верёвку.
Ну, это было хуже всего! Пока я натягивала на верёвку один кусок занавески, другой сваливался на пол. И в конце концов вся занавеска упала на пол, а я упала на неё с табуретки.

Обычно я приводила эту цитату в жалобном ключе: вот, мол, вся эта ваша многозадачная жизнь, в которую надо впихнуть родительство, работу, творчество, хозяйство, здоровье, ведение каналов в тележке, you name it, это всё равно что стирка занавесок руками, когда тебе десять.

Теперь же я с удивлением заметила, что пребывание в подобной «занавесочной» ситуации меня вдруг не печалит. То есть кусочки-то продолжают размыливаться, но, я с оптимизмом думаю: выстирала же Люся долбанные занавески, выстираю и я, чего уж. И да, благодаря Пивоваровой, я знаю, что завтра придётся стирать скатерть.

Ну штош. Таков путь.

#уцарямидасаослиныеуши

Рубин и аметист

Их две: одна добрее хлеба,
Верна упрямцу мужу,
Другая мирры благовонней,
Верна одной себе.

Их две: одна добрее хлеба
И не нарушит клятвы.
Другая мирры благовонней,
И клятвы не даёт.

Одна так простодушно носит
Рубин воды редчайшей,
Что люди на него не смотрят
И думают — стекляшка.

Их две: одна добрее хлеба,
Всех благородней в городе,
Другая мирры благовонней
И презирает почести.

На ней блистает аметист,
И в нём такая даль,
Что можно там бродить часами,
Бродить и заблудиться.

Вокруг чела её круги
Описывает ласточка —
И это женственности нимб
И нераскрытость тайны.

Их две: одна добрее хлеба
И выдержит все бури,
Другая мирры благовонней,
Все бури в ней самой.

Роберт Грейвз
{перевод с английского
Андрея Сергеева}

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Никогда не известно, что обнаружится в сто раз читанной-перечитанной книге. И я тут не про новые смыслы (хотя и они, бывает, отыскиваются), а про вполне материальные «приветы времени».

А самое интересное, что часто ты не понимаешь, почему именно это, почему именно здесь.

Вот на этой фотокарточке — какая связь между книгой и найденным в ней артефактом из университетских времён?

Кто бы знал.

#уцарямидасаослиныеуши

Когда речь заходит о мифах и древних литературах, я всегда агитирую по возможности читать доступные исходники, чтобы прильнуть не только к содержанию, но и к форме всё-таки, пусть и в переводе (не многие из нас знают аккадский так-то:). Впрочем, не вижу ничего страшного в переложениях и разного рода пересказах, если они вменяемы, конечно.

Давеча меня спросили о книжке «Скандинавские мифы», вышедшей в пёстренькой мифологической серии «Бомборы»: типа можно ли читать в качестве первого шага в сторону северной мифологии, если «Эдды» — ну никак. И вот я в эту книШку заглянула.

И всё бы ничего, если б автор просто пересказывал мифы, рассыпая не самые смешные шутейки, но там периодически даются некие… хм… пояснения, что ли.

Докладывает автор, например, про Фрейю, вот она, мол, такая и сякая, вот её атрибуты, вот она, значит, богиня любви, но прикиньте, ещё и богиня войны:

Странное сочетание? Но, возможно, таким образом древние скандинавы хотели показать, что истинная любовь делает человека красивее и лучше, а низменная любовь, более похожая на эгоистическую страсть, толкает его на жестокость и разрушения.

Ну да, ну да, именно этого они и хотели, педагогика — их призвание, чо.

24 мая день рождения не только у Бродского, про которого сегодня написали почти все, но и у Шолохова, про кого почему-то вспоминают реже.

Шолохов любил собак, а Бродский котов, но посмотрим мы сегодня на Жоржа Перека, которого иные энтузиасты нет-нет да запишут в Иосифы Александровичи.

#котэнт