Telegram Web
у нас жара и европейский турист заполняет влёрочку так, что вечером по лунгомаре, променаду вдоль моря, не пройти, и мы, такие уже местные, со свежими внж до мая, бубним между собой на туриста.
я дописываю текст про албанию, а дописываю я его третий месяц, потому что таки обалбанилась и радостно впитала местную медленность, весь этот нгадаль и аваш-аваш.
с такими перепадами температур тут два состояния - зимой ничего не можешь, потому что холодно и окукливаешься. летом ничего не можешь, потому что жарко и плавишься.
а вообще я хотела поделиться стыдным видео. сама до сих пор верю с трудом, но мы учимся танцевать сальсу. я мечтала танцевать хоть что-нибудь давно - не в запертой комнате сама с собой и чтобы никто не видел. костик еще тридцать лет назад, сказал, что не танцует, и сопротивлялся до последнего.
таня и сережа учат нас безвозмездно. причем на крыше отеля с видом на закат, хозяин отеля герти запускает нас туда тоже безвозмездно, даже сейчас, в высокий сезон, когда турист хочет холодное белое, пиццу и расслабиться. а тут такие мы, потные деревья, потому что двигаемся - это я про нас с костиком, - как энты. не думала, что сальса - это так сложно. считаешь шаги, вытираешь пот, очки запотевают, считаешь шаги. попадаешь в такт - уже молодец.
это таня смонтировала. в тот вечер я была одна партнерша на всех. заодно закрыла гештальт по школьным дискотекам, когда сидишь в углу, тоже потный, но от неловкости и ожидания, и никто тебя не приглашает.
как хорошо, что отпустили, обменяли, не важно, свободны, живы и будут жить.
невозможно не думать, что навальному дожить не дали.
невыносимо перестать надеяться, что беларусов отпустят. не отпустили, ни одного имени.
радость за тех, кто выбрался из этой захлопнувшейся пасти.
тоска за тех, кого знаешь по именам.
безнадёжность за всех, чьих имён не знаешь, не запомнила, пропустила, не дочитала в новостях, так много имён, каждое - живой человек. как это в себя уместить и жить с этим - не понятно.
а неживое что-то в костюме путина встречает и обнимает вернувшихся.
убийца обнимает убийцу. вот тут всё понятно.
костик в поисках кабинета семейного врача обошел половину влёрочки. влёрочка маленькая, но длинная, извилистая, местами гористая.
местное население при словах «точный адрес» впадает в глубокую задумчивость и предлагает показать на гугл-картах, проводить, доехать на такси, расслабиться и выпить кофе. плюс сиеста, спонтанные выходные и просто иногда лень выходить на работу.
из областного госпиталя отправили в городской, из городского - в поликлинику, поликлиника оказалась аптекой, там помахали в примерном направлении.
+37, два часа дня, все закрыто, на улицах никого, даже пыль спит.
и вдруг местный житель. может, у него дневная бессонница.
- помоги, пожалуйста, - говорит костик. причем на албанском. - где-нибудь тут есть больница? доктор? госпиталь?
местный житель задумывается. спрашивает:
- ты говоришь по-албански?
- немного, - говорит костик по-албански, - я вот сейчас говорю по-албански.
- а ты откуда, - спрашивает местный житель, - а где живешь, а где работаешь, а дети есть, а жена, тебе нравится албания, давно тут?
костик отвечает. не зря же мы три месяца учим албанский.
смол-ток затягивается. жарко.
- так есть тут больница? - снова спрашивает костик.
- а, - вспоминает местный житель. - нет, ничего нет.
- а мне вот точку дали, где-то рядом.
- а, - говорит местный житель, посмотрев на точку. - точно, есть. вон там.
и машет куда-то рукой.
- она есть. но ты не ходи.
- почему? - спрашивает изнуренный жарой костик.
- а там психи, - говорит местный житель, - тебе пока не надо.
и уходит в сиесту.
костик потом сказал - когда услышал сирену, еще лежал и думал, вставать или ну его, и тут из спальни вынесло меня в майке, спасибо, длинной, и я, не глядя ни на кого и молча, схватила собаку, вышибла входную дверь (нет, но пыталась) и босиком рванула на лестничную площадку.
я даже испугаться не успела, я вообще спала. очнулась уже среди соседей, с бусьманом на руках. слева в маму прятались две девочки, а она обхватила их руками, как крыльями, вниз, в убежище, бежала недавно приехавшая француженка с младенцем на руках, за ней бежал муж и просил не бежать по лестнице, справа сосед и соседка говорили - ну как это, в нетании же не бывает сирен, соседкина собачка, с которой у буси взаимная нелюбовь и ругательства, сидела молча.
а буся, которую в мирное время взять на руки невозможно, потому что буся упрямая и свободолюбивая коза, прижалась ко мне, уткнулась носом в ухо и обняла, вот на самом деле обняла всеми лапами за шею.
и когда вернулись в квартиру, еще минут десять сидела на руках, не размыкая нежных лап.
потом, конечно, позавтракала с большим аппетитом и увела нас гулять, потому что сирена сиреной, а паштет и десять километров вдоль моря с новым мячиком и купанием в заводях отменять нельзя.
в полшестого я вышла от местного барбера кирилла, снявшего с меня все и стеснительно сказавшего - позагарай лбом хотя бы несколько дней, ты когда улетаешь? в понедельник, сказала я, только море же закрыли до субботы.
вышла - и тут грохнуло, и вокруг охнули. сирены не было, упало в море.
а вечером завыло, и выло, и выло, и кричал телефон, и все звонили, и мы бегали на лестницу снова и снова, а мама с бусей вообще ушли гулять и смотрели ракеты в прямом эфире, потом успели спрятаться в убежище, потом добежать до дома, и последнюю волну мы встретили вместе на лестнице, соседка принесла печеньки с миндалем, печеньки нервно съела собака буся.
вот они, почти пятьдесят без фильтров. мамулек говорит - отрасти челочку, прикрой морщины. мам, говорю, я их не вижу, я в зеркало по утрам смотрю, но без очков, у меня же глубокая близорукость, ухо отлично выглядит, уши не стареют
я очень устала молчать.
молчать не внутри, внутри шепчется и кричится, устала молчать буквами наружу, устала не мочь написать ничего из дней беглого сурка.
у меня родные и друзья в украине и беларуси, у меня семья и друзья в израиле, друзья в москве, деточка в финляндии, дорогие люди во всему миру. у меня мы, два сурка, в албании, и это такой дурной сон, который все-таки надо рассказывать каждый день, чтобы не свихнуться совсем.
в октябре рисующие рисуют. пусть это будет мой ноябрь, самый не любимый месяц, самый темный, nёntor, восьмой по-албански, и пусть я буду каждый день в этот nёntor записывать каждый день, потому что эти дни есть, и я уже, кажется, снова благодарна за каждый.
это наш закат сегодня
проходим мимо почти каждый день и каждый день кто-то сидит - рыбаки, бабушки и дедушки, туристы, подросточки, парочки, иногда собаки, однажды коза, но козу я сфотографировать не успела
скриншоты из воспоминаний 11 ноября когдатошних годов.
мое любимое данечкино сочинение - "будущая падаль наслаждалась жизнью". это 2015, данечке было двенадцать, и это одно из немногих сочинений, простите, татьяна александровна, написаных - одно н или два? - им лично от души, за многие остальные и пятерки с пометкой "маме", мне до сих пор неловко.
в 2014 готовились к новому году, как могли.
в 2021 после ковида я прорвалась к мамульку и бусяну. и тогда казалось, все страшное закончилось, дальше только счастливое.
а сегодня вот так. говорят, на нас идут циклон и ливни, привет, циклон и ливни, у нас запас сардинок и вина, костик вымыл наши огромные окна - в обвязке, ужасая соседей, ужасавших нас фейерверками и тремя днями свадьбы под окнами, знали бы вы албанские свадьбы, пусть лучше ливень.
и потом вспомнить, что было 11 никогдабря дветысячиникогдачетвертого
что такое осень - это осень
2024/11/23 01:22:34
Back to Top
HTML Embed Code: