Шел 2015 год.

В тот год в моей семье не было денег не то, что на новогодние подарки, но и на худо-бедно накрытый праздничный стол. Мы уехали из Авдеевки, захваченной ВСУ, в сентябре 2014 года и 2015-ый встречали на съемной квартире в Донецке.

Сейчас кажется все это было не с нами. Да и было ли? Многомесячные долги по зарплате в университете, ежедневные обстрелы, под которыми мы привыкли ходить в школу и на работу, а еще гуманитарка, из которой состояло повседневное меню. Помню, что продуктовый набор состоял из муки, подсолнечного масла, пары банок консервов, кислого джема и пачки макарон. Макароны были серого цвета, но зато их было много. Этот пакет выдавался на весь отдел из четырех человек, а мы договаривались – кому что. Мой начальник отдавал мне свою долю, мотивируя это тем, что он - пенсионер и получает паек от Ахметова.

- И не хочу слышать возражений, у тебя двое детей, да еще и квартиру снимаете. Так что без благодарностей, давай, - прерывал он мои робкие попытки отказа.

Вот в один из таких предпраздничных дней я брела с работы, рассуждая что купить: кусочек мяса на праздники, выкроить детям на подарки или растянуть на несколько дней на самое необходимое: хлеб, молоко и главное – не влезть в долги.

И тут на глаза мне попался мужичонка, продававший на остановке Боссе сосновую лапу. Огромную! Если такую поставить вертикально, то настоящая сосна получится, пусть и немного выгнутая. Мы немного поторговались, и лапа-елка была моей.

Тут же, неподалеку, старушка продавала игрушки. Такие были в моем детстве и от них таким родным повеяло! Два шарика со сколами, две потертые сосульки и девочка в пуховом платке на прищепке. Надо ли говорить, что я не устояла. Пять заветных игрушек стали моими.

Ведь все наши украшения остались в Авдеевке. Когда люди бегут от войны, то елочные игрушки – это последнее, что они берут с собой. А ведь мою лапу-елку нужно было чем-то украшать.
Сколько было радости у детворы, передать не могу! И с каким трепетом мы устанавливали в песок нашу горбатую красавицу и наряжали пятью игрушками.

С тех пор многое изменилось. Я работаю и могу позволить себе делать родным подарки, покупать целую елку, а на новогодний стол ставить не только салат из капусты и вареный картофель.

Но с той поры у меня неизменная новогодняя традиция – покупать пять новых старинных игрушек в память про тот 2014 год. Никакого пластика и новодела! В них нет той накопившейся энергии праздника и радости, нет той намоленности, как в старых храмах.
Я стала настоящим знатоком в выборе. Старинность игрушки можно определить по металлической верхушке, за которую ее подвешивают на елку. У самых древних – она потемневшая от ржавчины. Если прислушаться, то игрушки вас сами зовут.

- Возьми меня! – пищит стеклянный щенок.
- Нет, лучше меня! – басит зеленый огурец.
- Возьму вас всех! А еще звезду из стекляруса! – заверяю их я.

Моя елка не похожа на стильных симметричных и одинаково сияющих красавиц в гостиницах, супермаркетах или спа-салонах. Те чаще напоминают не елки, а пирамидки-конусы, под них не хочется залезть в поисках подарка, они не дарят того щекотного чувства радости, которое я помню с детства. Моя елка – живая, одухотворенная. Может потому, что на ней игрушки, которые еще помнят нас маленькими, верящими в чудо и Деда Мороза. А значит какая-то надежда для нас всех остается.

Ау! Власти Донецка! Это что такое? 200-220 рублей за баклажку питьевой воды?

И почему бы руководству республики, депутатам, представителям "Вода Донбасса" и каждой твари, которая в интервью федералам обещала, что вопрос с водой в Донецке решен, не надеть бы костюмы Деда Мороза и Снегурочки и не впрячься бы в сани, чтобы людям доставить техническую воду. Я не представляю, каково сейчас инвалидам и беспомощным старикам.

У меня коллега в Донецке набирает воду (в редкие дни, когда она есть) в подвале дома и отправляет старикам на восьмой этаж лифтом. Те ему спускают так же пустые баклажки.

Вот это праздник дончанам устроили. Мало народ настрадался?