"Обратите внимание, что утверждение “солнечная и ветровая энергия дешевле ископаемых видов топлива” обычно используется не в пользу конкуренции, а для оправдания принуждающих государственных политик, которые наказывают использование ископаемых видов топлива и поддерживают солнечную и ветровую энергию.
Обратите внимание, что те же люди, которые утверждают, что “солнечная и ветровая энергия дешевле ископаемых видов топлива”, приложили все усилия, чтобы выбить по меньшей мере сотни миллиардов долларов субсидий в рамках “Закона об уменьшении инфляции” для этих якобы “дешевых форм энергии”. 2
На первый взгляд, оправдание преимущества солнечной и ветровой энергии их дешевизной вызывает большие подозрения. Если они дешевле, почему необходимо государственное принуждение, чтобы подавить их конкурентов, использующих ископаемое топливо (например, противодействуя инвестициям в ископаемое топливо, или трубопроводы), и поощрять использование солнечной и ветровой энергии?
Если компания производит телевизор, который не уступает другим, но дешевле, она выигрывает, продавая свои дешевые телевизоры на рынке.
Такая компания не станет просить государство запретить другие телевизоры, обязать использовать их телевизор или дать ей сотни миллиардов долларов.
По настоящему дешевые продукты не нуждаются в преференциях.
Простая причина, по которой сторонники солнечной и ветровой энергии, утверждающие, что они дешевле ископаемых видов топлива, на самом деле не готовы конкурировать с этими видами топлива и требуют государственной поддержки, заключается в том, что в подавляющем большинстве случаев солнечная и ветровая энергии на самом деле не дешевле."
https://mises.in.ua/article/the-ultimate-debunking-of-solar-and-wind/

"Между прочим, когда мне было 18 и я только начал изучать классическую эпоху, я был поражен, прочитав у Фукидида, что когда началась Пелопоннесская война, большинство греков хотели победы Спарты. Разве Афины не были демократией, а Спарта — олигархией? Афины были родиной Сократа, Перикла, Эсхила, Аристофана и Софокла. Спарта была сельской и отсталой, без флота, красивых храмов или стен. Она представляла дорийскую строгость в противовес ионийскому космополитизму Афин. Почему греки предпочли бы победу Спарты? Я не понимал эту аномалию, когда мне было 18, но простой ответ вскоре стал ясен: Спарта тогда не была империей — или, по крайней мере, не была такой империей, как Афины. Империи любят думать, что у них много друзей, но они часто наивны, забывая о глубине неприязни, которую они вызывают."
https://mises.in.ua/article/imperialism-lessons-from-history/

ще про необхідність "заздалегідь сформованих правил"
"У класичній роботі 1963 року соціолога права Стюарта Маколея вивчалися фірми, які вели бізнес у Вісконсині. Він підтвердив те, що знає кожен бізнесмен: бізнес зазвичай залежить від стану довіри, а не від чітких контрактів, які можна виконати в суді. Один великий виробник картонних коробок проаналізував, скільки з його замовлень не мають чітких умов, які б задовольнили юриста, що шукає "контракт". Виробник виявив, що в середині 1950-х років цей відсоток становив від 60 до 75 відсотків замовлень - у галузі, де скасування замовлення означає, що у вас залишається багато непотрібних коробок, сформованих і виготовлених за специфікаціями конкретного замовника."
МакКлоскі, "буржуазні чесноти"

"Это то, что делает процесс открытого исследования таким опасным. Факт в том, что очень трудно убедительно аргументировать неверные выводы. И поскольку так много обоснований нашей политической системы основывается на полной лжи, готовность подвергнуть тщательному анализу поддерживающие ее аргументы почти наверняка приведет к радикализации. Короткое размышление о том, является ли правление большинства действительно самоуправлением, выражают ли политически мотивированные избранные представители “волю народа” или действуют ради общего блага, действительно ли правительственные суды применяют закон нейтральным и безличным образом, скорее всего, поставит вас на путь социального бесчестия и гарантирует ваше пребывание вне основного потока.
Много лет назад я преподавал курс критического мышления на философском факультете Университета Техаса в Арлингтоне. Этот курс включал знакомство студентов с неформальными правилами логического аргументирования и обучение их тому, как отличать хорошие аргументы от плохих, так и тому, как самим строить хорошие аргументы. Я обычно начинал этот курс, предупреждая студентов: “Если вы освоите техники, рассмотренные в этом курсе, никто не будет вас любить”. Ни один семестр не проходил без того, чтобы студенты не говорили мне, что их способность распознавать логические ошибки и строить хорошие аргументы для своих утверждений вызывает у них семейные споры и что их супруги или родители больше не хотят с ними разговаривать. Применение этих техник к политическим вопросам — это рецепт отчуждения не только от членов вашей семьи, но и от всего приличного общества.
Итак, как я стал либертарианцем? Как это происходит с кем-то? Либертарианство — это то, что происходит с вами, если вы готовы подвергнуть сомнению умолчания и предположения и заняться действительно открытым поиском истины. Но такую задачу следует начинать, осознавая возможные последствия. Очень приятно открыть политическую философию, которая интегрирует ваш опыт в интеллектуально последовательное концептуальное целое и дает точное представление о том, как действительно работает мир. Но такое знание не приходит без издержек. С ним приходит презрение и насмешки тех, кто решил не заниматься исследованием; тех, кто не хочет видеть, что король голый. Так что следуйте по этому пути с осторожностью, потому что ценой знания может быть одиночество."
https://mises.in.ua/article/libertarian-loneliness/

Из старых запаслв
"Неоклассическая экономика и школа общественного выбора основывают свою теорию возникновения государства на предположении о том, что социальные взаимодействия имеют тенденцию к «несостоятельности», как в неоклассической теории «провала рынков». Это предполагает, наличие некоего первоначального «естественного состояния» или анархистской утопии, как нарёк его Джеймс Макгилл Бьюкенен-младший (1975, стр. 2 и 3). На языке теории игр, для достижения стабильного общества (то есть, для перехода из «естественного» анархистского состояния в «стабильное» - прим. ред.) необходимо разрешить 3 типа социальных дилемм: «Правила движения», «Дилемма заключённого» и «Цыплёнок».1
Игры типа «правила движения» описывают скоординированные социальные взаимодействия, начиная от дорожного движения (в какую сторону сворачивать двум водителям, движущимся навстречу друг другу на узкой дороге), до использования общих денег, языка, права и т. п. Предполагается, что государство необходимо для осуществления координации.
Игры типа «дилеммы заключённого» описывают двухсторонние отношения, в которых возможно возникновение проблемы так называемых «безбилетников» - субъектов отношений, которые бесплатно используют блага, за которые должны заплатить. Каждому было бы лучше, если бы произошёл обмен. Однако, без внешнего принуждения (государства) к выполнению контрактов и судебных решений, доминирующая стратегия привела бы к естественному состоянию отсутствия взаимодействия.
И последняя игра, «Цыплёнок», касается конфликтов, где одна сторона наживается за счёт другой. Правила образования прав собственности на ничейные ресурсы (гомстединг), подразумевают неравное распределение богатства. В таких случаях между индивидуумами вспыхивают конфликты, где и требуется вмешательство примиряющего государства."
https://mises.in.ua/article/fallacy_state/

"Опасения по поводу потери кредитора последней инстанции в результате долларизации преувеличены. В странах с высокой инфляцией, таких как Аргентина, центральный банк, как правило, оказывается не в состоянии выполнять функции кредитора последней инстанции, поскольку спрос на ликвидность предъявляется не к местной валюте, например песо, а к иностранной, например доллару США. В этих случаях роль кредитора последней инстанции может выполнять Международный валютный фонд (МВФ), но центральный банк страны мало что может сделать. Если бы такая страна заменила свою национальную валюту на доллар, МВФ все равно смог бы выполнять функции кредитора последней инстанции. Не имеет смысла связывать потерю центральным банком страны роли кредитора последней инстанции с политикой долларизации: нельзя потерять то, чего у тебя изначально нет.
Легко понять, почему экономисты богатых стран могут беспокоиться о потере центрального банка как кредитора последней инстанции. У них есть доступ к кредитору последней инстанции, и они менее знакомы с альтернативными институтами, которые могли бы выполнять аналогичную роль. Как правило, риск потери кредитора последней инстанции в странах с проблемной валютой, рассматривающих возможность долларизации, невелик, поскольку у таких стран нет кредитора последней инстанции, которого можно было бы потерять. А реальные примеры долларизации показывают, как роль кредитора последней инстанции может быть перераспределена в пользу рынка с более эффективными стимулами для всех участвующих сторон."
https://mises.in.ua/article/dollarization-and-the-lender-of-last-resort/

"Теперь мы соединим эти 5 миллионов идеальных IQ 200 докторов наук в человеческую серверную ферму. Общий IQ составляет 1 миллиард (чуть больше, так как было немного больше 5 миллионов докторов наук).
Далее идет тот же расчет для несчастных масс, лишенных IQ, едва функционирующих людей, которые каким-то образом выдают себя за нормальных, но нормальны они только по сравнению друг с другом, а не по сравнению с “экспертами”.
Так как несчастные массы обладают лишь нормальным интеллектом – лишь средним – им/нам будет присвоен средний IQ 100. Это означает, что если мы, обиженные Богом обычные люди, соединим себя в человеческую серверную ферму, у нас общий IQ 29,9 миллиарда. Это в 29,9 раза больше общей вычислительной мощности всех докторов наук страны.
Рассмотрим это с другой стороны: чтобы уровень интеллекта среди населения, среди этих самых “неосведомленных масс”, соответствовал совокупному IQ идеально умных докторов наук страны, этот уровень интеллекта должен быть чуть выше 3,4. Три целых четыре десятых, а не тридцать четыре. Другими словами, если обычные люди в стране имеют средний IQ как у капусты, мы все равно можем сравниться с комбинированной вычислительной мощью идеально умных докторов наук — “экспертов”.
Это также означает, что если мы повысим наш средний IQ с уровня капусты до, скажем, уровня тритона, мы значительно превзойдем совокупный IQ “экспертов” страны.
Что это означает в реальном мире? Это означает только одно: класс “экспертов” ничем особенным не выделяется по интеллекту. Если что, это призыв к массам США перестать думать, что “эксперты” что-то знают. Вы можете использовать те же поисковые системы, что и они, чтобы узнать факты, и вместе мы значительно превосходим по интеллекту всех экспертов вместе взятых. Мы не должны чувствовать себя запуганными, а должны быть возмущены тем, что этот небольшой круг высокомерных и не особо умных людей потребовал, при активной помощи правительства, стать заменителями в принятии решений для обычных людей.
Как написал Ричард Фейнман (лауреат Нобелевской премии по физике 1965 года), “Наука — это вера в невежество экспертов.” Пора следовать за Фейнманом. Забудьте о высокомерных шутах, которые называют себя “наукой”.
https://mises.in.ua/article/dont-assume-that-experts-know-something-you-do-no/

"По мнению Хайека, его точку зрения иллюстрировало развитие общего права в Англии. В Англии право создавалось на основе решений судей по конкретным рассматриваемым ими делам. Эти решения принимались в свете предыдущих решений и постепенно формировалось тело закона. Хайек утверждал, что этот процесс препятствовал росту абсолютной монархии в Англии: «То, что предотвратило такое развитие, была глубоко укоренившаяся традиция общего права, которое не рассматривалось как продукт воли кого-либо, а скорее как преграда всей власти, включая короля — традиция, которую сэр Эдвард Кок защищал против короля Якова I и его канцлера, сэра Фрэнсиса Бэкона, и которую сэр Мэттью Хейл блестяще переформулировал в конце XVII века в противовес Томасу Гоббсу» (Гайек, 1973, стр. 84–85).
Великий итальянский теоретик права Бруно Леони расширил аргумент Хайека, показав, что закон, основанный на явно провозглашенном кодексе законов, может существовать и развиваться независимо от государства. Леони указывает в своей работе “Свобода и закон”, что
Большая часть римских законов не была связана с каким-либо законодательным процессом. Частное римское право, которое римляне называли jus civile, на протяжении большей части долгой истории Римской Республики и Империи было фактически недоступно для законодателей. Известные ученые, такие как покойные итальянские профессора Ротонди и Винченцо Аранжио Руис и покойный английский юрист У. У. Бакленд, неоднократно указывают на то, что «основные понятия, общую схему римского права, следует искать в гражданском праве, наборе принципов, постепенно развивавшихся и совершенствовавшихся в течение многих столетий с небольшим вмешательством законодательного органа». Бакленд также отмечает, вероятно, на основе исследований Ротонди, что «из многих сотен известных leges [законов], не более чем около сорока имели какое-то значение для частного права», так что по крайней мере в классическую эпоху римского права закон, насколько касается частного права, занимает только очень второстепенное положение. (Леони (1961), 1972, стр. 83)"
https://mises.in.ua/article/emergence-tradition-philosophy-political-economy/

из старых запасов
"Поэтому, повторюсь, я понимаю, почему люди становятся либералами. Но чем дальше, тем меньше я понимаю, почему они остаются классическими либералами, вместо того, чтобы сделать шаг вперёд по направлению к истинному самоуправлению, а не цели, которую ставили перед собой классические либералы - «ограниченому правительству». Моё убеждение основано не столько на неудовлетворённости тем, как государство защищает своих граждан от насилия и мошенничества, сколько на растущей убеждённости, что государство (как мы его знаем) эти обязанности, в целом, не выполняет и, что ещё хуже, даже не пытается это делать, за исключением бессвязных и неискренних действий - по сути, только для достижения своих эгоистичных интересов.
По правде говоря, государство, каким мы его знаем, никогда не придерживалось (и никогда не будет) политики защиты своих граждан от насилия мошенничества. На самом деле государство и является худшим нарушителем истинного права людей на жизнь, свободу и частную собственность. На каждое убийство или нападение, которое оно предупреждает, приходится сотня им же совершённых, на каждой случай защиты имущественных прав — тысяча им же нарушенных. И хотя государство ставит себе цель подавить мошенничество и наказать за его совершение, само оно - преступник в разы крупнее: механизм невероятных масштабов, порождающий грабежи, притеснения и беспредел под покровом им же созданных «законов», определяюших его преступления как невинную работу государства — и это мошенничество, защищённое от истинного правосудия собственными судьями и легионами наёмных убийц и бандитов."
https://mises.in.ua/article/classical-liberalisms-impossible-dream/

Большую часть вины за отсутствие рыночной конкуренции можно приписать патентной системе США, которой слишком легко манипулируют фармацевтические компании.
Патенты призваны стимулировать инновации, гарантируя адекватный возврат на расходы по разработке продуктов и научно-исследовательским работам. Это достигается за счет подавления конкуренции на определенный срок. Поскольку конкуренция также является важным инструментом снижения цен, рамки должны быть тщательно сбалансированы. Что касается фармацевтических препаратов, патентная система здесь принципиально неравновесна.
Как объясняет аналитик в области здравоохранения Шон Греммингер, “когда сроки действия патентов на препараты и периоды исключительных прав на рынке истекают, фармацевтические компании прилагают огромные усилия для поддержания своих монополий посредством антиконкурентных схем, включая ‘патентные заросли’ (владение десятками патентов на один продукт, что сдерживает конкуренцию), ‘вечное озеленение патентов’ (внесение незначительных изменений в формулы, механизмы доставки и т. д. для противодействия конкуренции), ‘продуктовые прыжки’ (попытки перевести пациентов на ‘новые’ формулы старых продуктов с новыми патентами до того, как производитель дженериков сможет вывести конкурента для старого продукта), и схемы ‘оплаты за задержку’ (производители брендовых лекарств платят производителям дженериков за отказ вводить конкурирующий продукт)”.
https://mises.in.ua/article/how-drug-makers-have-obliterated-the-free-market-brian-garst/

"Во-первых, у правительства нет способа определить издержки, наносимые загрязнением, для того, чтобы оно могло установить налог или указать физический предел для выбросов. С помощью диаграммы на рисунке 1 нет способа найти MSC, что означает, что правительство не может знать, каким должен быть налог и система торгуемых разрешений не будет иметь полезной информации о том, сколько разрешений следует создать.
Эта проблема расчета давно известна. Джеймс Бьюкенен говорил о ней в своей работе “Cost and Choice”:
Рассмотрим, во-первых, определение размера корректирующего налога. Эта сумма должна равняться внешним издержкам, которые другие, кроме принимающего решение, несут в результате такого решения. Эти издержки несут люди, которые могут оценить свои потери полезности… Для оценки размера корректирующего налога, однако, необходимо сделать некое объективное измерение этих внешних издержек. Но у аналитика нет точки отсчета, от которой можно было бы сделать правдоподобные оценки. Поскольку лица, которые несут эти “издержки” — те, кто пострадал от внешних воздействий, — не участвуют в принятии решения, которое генерирует “издержки”, не существует способа определить, даже косвенно, ценность, которую они приписывают потере полезности, которой можно было бы избежать.
Как точно выразился Арт Карден, “Информации, необходимой для понимания, работает ли конкретное регулирование, буквально не существует, и ключевое различие между фирмами и правительствами в том, что фирмы… имеют рыночные тесты для своих решений. У правительств их нет.”
https://mises.in.ua/article/why-government-pollution-control-fails/

Цілком притомні люди час від часу згадують, як царизм пригнічував українську мову. Найпопулярнішою байкою у них є "валуєвський указ".

Це банальний прояв переконання, що життя людей визначається указами начальства. І що українці жили тільки так, як їм було наказано зверху. Тобто, якби не політика і зокрема, укази влади, то українська мова квітла б і поширювалася безкрайними теренами. Тут має місце також елементарне невігластво - нерозуміння природи спонтанних порядків, яким є мова. Для людей, які не уявляють собі життя без держави, мова - це лише атрибут державності (тут ще використовують синонім держави - народ). Як прапор, герб і гімн. Або як державницький додаток до віри і армії.

Доля української мови була пов'язана з економічними реаліями, а саме тим фактом, що промислова революція так і не дійшла до наших земель. Ледве торкнулася. А потім економічне життя взагалі було знищене більшовиками. Українська мова занадто довго обслуговувала значною мірою життя людей, які вирощували щось на землі. А потім цією мовою почали зловживати політичні махінатори і шахраї. А також ті, хто обслуговував інтереси цих шахраїв під гаслом національної ідеї.

В той же час, люди не могли зупинитися в розвитку і прагнули нового, сучасного життя. Звільнення від тиску минулого - в економічному і політичному форматі. І тому вони шукали можливості додати до своєї рідної мови ще і мову економічного, навіть відносного, успіху. Саме цим пояснюється дуже обмежена в часі популярність російської, як це було колись, і поширеність різних мов, пов'язаних з технологічними, економічними, а в першу чергу, ринковими досягненнями, в наші часи. Саме це визначає, якою мовою і в яких сферах життя користується людина. А не укази і розпорядження начальства. Навіть якщо вони видані українською мовою, як тепер.

З архіву, 2015 рік.

Особливістю життя за радянської влади для багатьох в Україні була природна опозиція до держави.

Люди зневажали, а багато хто - відверто ненавидів, той симбіоз КПРС і КДБ. Люди бачили, що держава заважає їм жити так, як вони хочуть. Нікому не спадало на думку покращувати апарат, підвищувати його ефективність і вливати в нього нові сили. За винятком тих, хто робив це усвідомлено, розуміючи що на що міняє.

Сьогодні цей внутрішній комфорт від опонування державі порушено. Люди, як і раніше, бачать, що держава не дає їм жити, грабує і знущається. Але почуття природної опозиції до неї у багатьох постійно натикається на міркування про те, що це ж нова, демократична, незалежна держава, своя, народна, соборна, національна, ми ж так цього хотіли, і таке інше, і таке інше.

Це протиріччя з часом тільки поглиблюється і породжує моторошний внутрішній дискомфорт, аж до роздвоєння особистості. Людина все життя конфліктує з державою за можливість жити, як вона хоче, але водночас оточена тотальним пресингом з боку "будівельників нової держави" зі свого ж кола, знайомих, друзів, колег. Це не та ситуація, коли потрібно було лише формально демонструвати "лояльність" чиновникам і ментам. Нікому на думку не спадало читати журнали "Коммунист", "Агитатор" і "Вопросы ленинизма". А сьогодні вся "вільна" преса зайнята лише питаннями побудови ленінізму 2.0. Словоблуддя досягло небаченого розмаху, незнайомого для людей часів "тоталітаризму". Засунь праску в розетку і ти почуєш про "балансування бюджету", "депутатську зарплату", "боротьбу з корупцією" та іншу нісенітницю.

Мій батько, будучи членом КПРС заради можливості займатися улюбленою справою - викладанням, а в серці переконаним записним "махровим" антирадянщиком, почувався набагато вільніше і впевненіше, знаючи, що "всенародна держава" - ворог і гвалтівник. Сьогоднішнє покоління, життя якого понівечене чиновницьким свавіллям, державним насильством і грабунком, позбавлене можливості називати речі своїми іменами навіть в родині, відчайдушно намагаючись переконати себе в тому, що держава - добра і пухнаста. Треба лише вигнати звідти злих людей.

І ці абсурдні міфи заважають людям жити сильніше за ідіотизм наукового комунізму, над яким на перерві в інституті можна було просто посміятися, слухаючи Жванецького з касети.

из старых запасов
"Проблема в том, что одноглазого ведёт слепой: эти люди, именующие себя «интеллигенцией», не нашли бы кокос на Кокосовом острове, а, если менее фигурально - они недостаточно умны, чтобы определить ум и потому они зацикливаются - их основным умением является способность сдать экзамены, составленные такими же, как они. Когда 40% исследований по психологии невозможно воспроизвести, когда после 30 лет жирофобии в диетологии вдруг оказывается, что все совсем не так, когда макроэкономические прогнозы срабатывают хуже астрологических, когда не имеющего ни малейшего понятия о рисках Бернанке назначают главой ФРС, когда результаты фармакологических испытаний можно воспроизвести в лучшем случаем один раз из трех, у людей есть все основания предпочесть советы своих бабушек (или Мишеля де Монтеня и подобных классических авторов), имеющих больше жизненного опыта, чем эти определяющие политический курс наёмники."
https://mises.in.ua/article/the-intellectual-yet-idiot/

из старых запасов
"Объективные законы – это правила, или принципы, которые выражают через себя природу реальности; они не выражают причуды и предубеждения определенного человека или группы людей, или же целой культуры. В центре объективного закона стоит реальность. Такой закон возникает из природы образований и процессов, к которым имеет отношение, и никогда не противоречит этой природе. По этой причине объективный закон всегда «работает», в то время как закон, основанный на субъективных прихотях, будучи очень относительно связанным с реальностью, противоречит природе того, к чему он относится, а это приводит к беспорядку и разрушениям.
Поскольку объективный закон концентрируется вокруг реальности, он всегда понятен человеку, использующему свой разум, то есть в нем всегда есть смысл. Также он всегда морален когда соотносится с принципами человеческого поведения, поскольку он действует в соответствии с природой человека и работает для улучшения его жизни, его благосостояния и его интересов как рационального существа. Что касается человеческого поведения, объективный закон, поскольку он вытекает из природы реальности, – из вещей, таких, какими они есть на самом деле, – не может не быть практичным, рациональным и нравственным.
Объективные законы, управляющие отношениями между людьми и правда нужны для поддержания общественного порядка, но делать из этого вывод, что статутные законы, сформулированные неким законодательным органом, тоже необходимы для поддержания общественного порядка, – значит делать нелогичный вывод. Чтобы понять природу такой нелогичности, необходимо рассмотреть два вида законов – статутные законы и законы природы (statutory law and natural law, последнее также переводитсяв литературе, как «естественные законы» и «естественное право», - прим. ред.)"
https://mises.in.ua/article/legislation-and-objective-law/

вышла книжка
https://wellbooks.com.ua/product/mif-pro-naczionalnu-oboronu-teoriya-ta-istoriya-vyrobnycztva-zahystu

"Первая причина кроется в концепции, известной как анархотирания. С точки зрения эффективности, государству проще игнорировать более крупных и жестоких нарушителей закона, чем сурово наказывать обычных людей. Для борьбы с более крупными нарушителями закона потребуется воля, которой в настоящее время нет у большинства, если не у всех, придатков государства, предполагая, что им вообще нужна такая воля. Борьба с более серьезными нарушителями также потребует больших затрат ресурсов, а вероятность жертв будет выше. Просто гораздо безопаснее и выгоднее бороться с семидесятичетырехлетним инвалидом в тихом городке или с группой нормальных людей, которые однажды пришли на акцию протеста в Капитолий, чем в равной степени применять закон к богатым знаменитостям или к бунтовщикам с историей насилия.
Вторая причина кроется в нарративах и их влиянии на легитимность государства. Большая часть средств массовой информации США, а также различные государственные и научные круги создавали и использовали нарратив, согласно которому вооруженные реднеки и немодерируемые крестьяне, обменивающиеся мнениями в социальных сетях, стремятся разрушить американскую демократию. Хотя этот нарратив формировался давно, он усилился после выборов 2016 года, затем в промежуточный период и во время выборов 2020 года, а затем стал доминирующим после 6 января 2021 года. Этот нарратив очень силен, поскольку он является прямым ответом популизму, который так угрожает государству. Если популизм удастся победить с помощью грубой медийной силы, избирательных правовых санкций и грубой академической интерпретации, то государство в его нынешнем виде сможет беспрепятственно продолжать расширяться и обогащаться за счет нормальных людей.
Как этот нарратив, да и вообще любой нарратив, помогает государству? Нарратив укрепляет наиболее важный фактор существования государства — легитимность. По словам Мюррея Ротбарда, “таким образом, идеологическая поддержка жизненно важна для государства, оно должно постоянно пытаться произвести впечатление на общественность своей “легитимностью”, чтобы отличить свою деятельность от деятельности простых разбойников”.
https://mises.in.ua/article/threats-against-state-anarcho-tyranny-murder-and-legitimacy/

"Отже, ніколи не було політичної влади, яка добровільно відмовлялася від перешкоджання вільному розвитку та функціонуванню інституту приватної власності на засоби виробництва. Уряди терпимо ставляться до приватної власності коли вони змушені це робити, але за власною волею вони не визнають її необхідність. Навіть ліберальні політики, отримавши владу, зазвичай відсувають свої ліберальні принципи більш-менш на другий план. Тенденція накладати обмеження на приватну власність, зловживати політичною владою та відмовлятися поважати або визнавати будь-яку вільну сферу діяльності за межами панування держави надто глибоко вкорінена в менталітеті тих, хто контролює урядовий апарат примусу, для того, щоб вони колись добровільно відмовитись від цього. Ліберальний уряд є contradictio in adjecto[1]. Тому треба змусити уряд прийняти лібералізм силою одностайної думки народу; не слід очікувати, що урядовці можуть добровільно стати лібералами."
Мізес, "Лібералізм", 1927

"Когда Милль предупреждает об опасности конформизма, что он имеет в виду? Ответ кроется в цитированном мною отрывке из “О свободе”: это опасность того, что “преобладающее мнение и чувство” подавит инакомыслие. Но Милль не говорит и не подразумевает, что любая критика “экспериментальной” практики или ее неодобрение рассматривается как нарушение принципа вреда. Сам Милль говорит о нонконформисте:
Его нельзя по праву заставить делать что-то или воздерживаться от чего-то, потому что так будет лучше для него, потому что это сделает его счастливее, потому что, по мнению других, поступать так было бы мудро или даже правильно. Это веские причины для того, чтобы возражать ему, или рассуждать с ним, или убеждать его, или уговаривать его, но не для того, чтобы принуждать его или навлекать на него какое-либо зло в случае, если он поступит иначе". (курсив добавлен)
Например, те, кто выступает против однополых браков, могут совершенно свободно говорить и писать против них по принципу Милля; в эссе Милля нет ни малейшего намека на то, что нельзя говорить ничего, что может оскорбить члена “защищенной” группы.
Динен делает еще одно сомнительное утверждение о том, что говорит Милль. Милль предупреждает о тирании общественного мнения, но он не говорит, какие меры должны быть приняты против этой тирании. Он не говорит, как утверждает Динен, что для принуждения к соблюдению принципа вреда можно использовать силу. Это опять же “умозаключение”, которое Динен состряпал из воздуха. Долгий опыт научил меня, что когда политический теоретик, не являющийся аналитическим философом, говорит, что предложение логически вытекает из определенной доктрины, на самом деле обычно следует отрицание этого предложения."
https://mises.in.ua/article/misreading-mill/

"До сих пор я подозреваю, что большинство читателей сочтут, что книга Китчера мало что может предложить, но, как я уже упоминал в начале, в ней содержится превосходный аргумент. Китчер на протяжении всей книги стремится отвергнуть решения политических проблем, которые диктуют результат на основе фиксированных формул. Одним из таких подходов является агрегированный утилитаризм, который просто складывает удовольствие и боль.
Возражение Китчера состоит в том, что не существует фиксированного способа выполнения сложения. Человек, складывающий удовольствие и боль, все равно должен выносить суждение. В системе Джереми Бентама, например, вы рассматриваете удовольствие и боль, которые принесет каждое предлагаемое действие. Вы умножаете интенсивность каждого удовольствия на его продолжительность, то же самое касается и боли. Затем вы складываете произведения всех удовольствий и всех болей. Вы вычитаете меньшую из этих сумм из большей, получая чистое удовольствие или боль от действия.
Китчер возражает, что не было дано никакого обоснования умножения интенсивности на продолжительность. “Но зачем умножать? Есть много способов объединить два числа”. Вы можете выбрать, какой вес придать длительности по отношению к интенсивности, и, таким образом, эта разновидность утилитаризма не приведет к фиксированной формуле."
https://mises.in.ua/article/mill-loss/