Сегодня вместе с сыном побывали в Луганском краеведческом музее (крупнейший музей Донбасса). На третьем этаже нашли прекрасную экспозицию, посвященную современной истории Донбасса. Много фотографий, посвященных участникам Русской весны в Донбассе и войны за независимость. Привлекла внимание часть выставки, посвященная культурным явлениям. В ней и наши "Крылья". Это 10-й Взмах, изданный в 2016 году при поддержке Интернационального союза писателей. Мы два года не издавались. Но паузу прервали: не могли иначе.
Часть экспозиции, посвященной
Ивану Приблудному. Это те материалы, которые Луганскому краеведческому музею передал в 1960-е Александр Скрипов. Он лично был знаком с Приблудным, вел переписку с его вдовой (об этом в мемуарах Милоновой). Сборник "С добрым утром" сейчас большая редкость. В этом году у Приблудного юбилей. Для нас святой долг хранить память о нём.
Ивану Приблудному. Это те материалы, которые Луганскому краеведческому музею передал в 1960-е Александр Скрипов. Он лично был знаком с Приблудным, вел переписку с его вдовой (об этом в мемуарах Милоновой). Сборник "С добрым утром" сейчас большая редкость. В этом году у Приблудного юбилей. Для нас святой долг хранить память о нём.
Иван Приблудный был репрессирован в 1937-м. Как и многие тысячи его земляков. В экспозиции Луганского краеведческого музея нашел фотографию памятного знака "Жертвам сталинских репрессий" в Луганске. Того самого, который снесли городские власти Луганска. В экспозиции приведена статистика: на территории Луганщины было более 32 тысяч реабилитированных. Это реабилитированных, но ведь не все незаконно репрессированные были реабилитированы. Более 32 тысяч... Над их памятью надругались власти Луганска. Достойная слава!
Юрий Кузнецов
Возвращение
Шёл отец, шёл отец невредим
Через минное поле.
Превратился в клубящийся дым –
Ни могилы, ни боли.
Мама, мама, война не вернёт...
Не гляди на дорогу.
Столб крутящейся пыли идёт
Через поле к порогу.
Словно машет из пыли рука,
Светят очи живые.
Шевелятся открытки на дне сундука –
Фронтовые.
Всякий раз, когда мать его ждёт, –
Через поле и пашню
Столб клубящейся пыли бредёт,
Одинокий и страшный.
1972
Возвращение
Шёл отец, шёл отец невредим
Через минное поле.
Превратился в клубящийся дым –
Ни могилы, ни боли.
Мама, мама, война не вернёт...
Не гляди на дорогу.
Столб крутящейся пыли идёт
Через поле к порогу.
Словно машет из пыли рука,
Светят очи живые.
Шевелятся открытки на дне сундука –
Фронтовые.
Всякий раз, когда мать его ждёт, –
Через поле и пашню
Столб клубящейся пыли бредёт,
Одинокий и страшный.
1972
Наталья Чекер
Как будто
Как будто меня расстреляли
В каком-то двадцатом году,
Тяжёлые шпалы упали
На землю, в которой лежу.
И тяжестью тысячетонной
Вдавлен в родимую твердь
Мой голос, и маленький томик
Оставлен, чтоб с полки слететь…
#Поэзия_Донбасса
Как будто
Как будто меня расстреляли
В каком-то двадцатом году,
Тяжёлые шпалы упали
На землю, в которой лежу.
И тяжестью тысячетонной
Вдавлен в родимую твердь
Мой голос, и маленький томик
Оставлен, чтоб с полки слететь…
#Поэзия_Донбасса
«Фрукты в стеклянных и терракотовых горшках», 50-79 гг. н.э. Помпеи, Дом Юлии Феликс. Национальный археологический музей Неаполя.
Вот и Рождественский сочельник. Пора думать о праздничном столе.
А вот вам фреска (размер её – 114 × 74 см) из Помпеи с фруктами на столе. Конечно, привлекает внимание эта объемная, очень большая стеклянная ваза-фруктовница. Многие думают, что стекольное производства во времена Античности было примитивным, а стекольные изделия – небольшого размера. Это вовсе не так. Просто те стеклянные изделия, которые до нас дошли, как правило, небольшие по размеру. Но античные стеклодувы создавали и крупные изделия. И, конечно же, они изящны и говорят о тонком вкусе и стеклодувов, и их заказчиков.
Вот и Рождественский сочельник. Пора думать о праздничном столе.
А вот вам фреска (размер её – 114 × 74 см) из Помпеи с фруктами на столе. Конечно, привлекает внимание эта объемная, очень большая стеклянная ваза-фруктовница. Многие думают, что стекольное производства во времена Античности было примитивным, а стекольные изделия – небольшого размера. Это вовсе не так. Просто те стеклянные изделия, которые до нас дошли, как правило, небольшие по размеру. Но античные стеклодувы создавали и крупные изделия. И, конечно же, они изящны и говорят о тонком вкусе и стеклодувов, и их заказчиков.
Александр Довбань
Напутствие
Не будь туманом утренним, не будь,
Не будь последним солнечным лучом.
Не исчезай, вернись когда-нибудь,
Бей из земли живительным ключом!
Не будь листом осенним золотым,
Не будь прощальным криком журавля,
Не будь колодцем в засуху пустым,
Бей вечным ветром в парус корабля!
Не уходи, не оставляя след,
Не забывай, кто дорог был и мил.
Дари себя, как дарит солнце свет,
И возвращайся из последних сил!
#Поэзия_Донбасса
Напутствие
Не будь туманом утренним, не будь,
Не будь последним солнечным лучом.
Не исчезай, вернись когда-нибудь,
Бей из земли живительным ключом!
Не будь листом осенним золотым,
Не будь прощальным криком журавля,
Не будь колодцем в засуху пустым,
Бей вечным ветром в парус корабля!
Не уходи, не оставляя след,
Не забывай, кто дорог был и мил.
Дари себя, как дарит солнце свет,
И возвращайся из последних сил!
#Поэзия_Донбасса
Михаил Песенка
Черновики
В них всё как есть,
как начиналось.
В них зарождение строки –
их слишком много
оставалось
и полегло – черновики!
Черновики, простые люди,
мои скорняжные листы,
моих стихов крутые будни,
в которых ночь и я – на «ты».
В них всё как есть,
как начиналось –
в них зарождение строки.
Черновики – такая малость,
а всё из вас, черновики!
#Поэзия_Донбасса
Черновики
В них всё как есть,
как начиналось.
В них зарождение строки –
их слишком много
оставалось
и полегло – черновики!
Черновики, простые люди,
мои скорняжные листы,
моих стихов крутые будни,
в которых ночь и я – на «ты».
В них всё как есть,
как начиналось –
в них зарождение строки.
Черновики – такая малость,
а всё из вас, черновики!
#Поэзия_Донбасса
Рюрик Ивнев
* * *
С годами ярче давних дней кипенье
И синева единственных очей.
Черемухи и яблони цветенье,
И первый вздох, и первое волненье,
И звездный полог всех твоих ночей.
Нет меры той, чтоб жизнь могла измерить,
Всю глубину блаженства и тоски.
В итоги цифр здесь можно только верить,
Смотря на поседевшие виски.
И если задыхался я от счастья,
Теперь, когда исчезло все, как сон,
Я понял — и в душе был потрясен,—
Какою страшной обладал я властью,
Как высоко судьбой был вознесен.
1940
* * *
С годами ярче давних дней кипенье
И синева единственных очей.
Черемухи и яблони цветенье,
И первый вздох, и первое волненье,
И звездный полог всех твоих ночей.
Нет меры той, чтоб жизнь могла измерить,
Всю глубину блаженства и тоски.
В итоги цифр здесь можно только верить,
Смотря на поседевшие виски.
И если задыхался я от счастья,
Теперь, когда исчезло все, как сон,
Я понял — и в душе был потрясен,—
Какою страшной обладал я властью,
Как высоко судьбой был вознесен.
1940
Forwarded from Альманах "Крылья" (Луганск)
Уважаемые читатели и авторы альманаха «Крылья»!
С 9 января 2025 года из состава редакционной коллегии литературно-художественного альманаха «Крылья» выведен Сергей Николаевич Прасолов.
С 9 января 2025 года из состава редакционной коллегии литературно-художественного альманаха «Крылья» выведен Сергей Николаевич Прасолов.
Иосиф Уткин
***
Если я не вернусь, дорогая,
Нежным письмам твоим не внемля,
Не подумай, что это – другая.
Это значит... сырая земля.
Это значит, дубы-нелюдимы
Надо мною грустят в тишине,
А такую разлуку с любимой
Ты простишь вместе с родиной мне.
Только вам я всем сердцем и внемлю.
Только вами и счастлив я был:
Лишь тебя и родимую землю
Я всем сердцем, ты знаешь, любил.
И доколе дубы-нелюдимы
Надо мной не склонятся, дремля,
Только ты мне и будешь любимой,
Только ты да родная земля!
1942
***
Если я не вернусь, дорогая,
Нежным письмам твоим не внемля,
Не подумай, что это – другая.
Это значит... сырая земля.
Это значит, дубы-нелюдимы
Надо мною грустят в тишине,
А такую разлуку с любимой
Ты простишь вместе с родиной мне.
Только вам я всем сердцем и внемлю.
Только вами и счастлив я был:
Лишь тебя и родимую землю
Я всем сердцем, ты знаешь, любил.
И доколе дубы-нелюдимы
Надо мной не склонятся, дремля,
Только ты мне и будешь любимой,
Только ты да родная земля!
1942
Иван Бунин
* * *
Настанет день - исчезну я,
А в этой комнате пустой
Все то же будет: стол, скамья
Да образ, древний и простой.
И так же будет залетать
Цветная бабочка в шелку,
Порхать, шуршать и трепетать
По голубому потолку.
И так же будет неба дно
Смотреть в открытое окно
и море ровной синевой
манить в простор пустынный свой.
1916
* * *
Настанет день - исчезну я,
А в этой комнате пустой
Все то же будет: стол, скамья
Да образ, древний и простой.
И так же будет залетать
Цветная бабочка в шелку,
Порхать, шуршать и трепетать
По голубому потолку.
И так же будет неба дно
Смотреть в открытое окно
и море ровной синевой
манить в простор пустынный свой.
1916
Дмитрий Кедрин
* * *
Когда-то в сердце молодом
Мечта о счастье пела звонко.
Теперь душа моя — как дом,
Откуда вынесли ребенка.
А я земле мечту отдать
Все не решаюсь, все бунтую...
Так обезумевшая мать
Качает колыбель пустую.
1941
* * *
Когда-то в сердце молодом
Мечта о счастье пела звонко.
Теперь душа моя — как дом,
Откуда вынесли ребенка.
А я земле мечту отдать
Все не решаюсь, все бунтую...
Так обезумевшая мать
Качает колыбель пустую.
1941
Николай Доризо
Давно не бывал я в Донбассе
Давно не бывал я в Донбассе,
Тянуло в родные края,
Туда, где доныне осталась в запасе
Шахтёрская юность моя.
Осталась она неизменной,
Хотя от меня вдалеке.
Там девушка Галя живёт непременно
В рабочем своём городке.
Отчаянно Галя красива,
Заметишь её за версту.
Бывалые парни глядят боязливо
На гордую ту красоту.
С тех пор хоть немало я прожил,
Душа красоте той верна.
В другую влюбился за то, что похожа
Глазами на Галю она.
И вот, наконец, я в Донбассе,
Вот беленький домик её…
Седая хозяйка на чистой террасе
Спокойно стирает бельё.
Стою я в сторонке безмолвно,
Душа замирает в груди.
Прости меня, Галя, Галина Петровна,
Не знаю за что, но прости.
Прости за жестокую память
О прежних косичках твоих,
За то, что мужчины бывают с годами
Моложе ровесниц своих.
Прости за те лунные ночи,
За то, что не в этом краю
Искал и нашёл я похожую очень
На давнюю юность твою.
1956
#Поэзия_Донбасса
Давно не бывал я в Донбассе
Давно не бывал я в Донбассе,
Тянуло в родные края,
Туда, где доныне осталась в запасе
Шахтёрская юность моя.
Осталась она неизменной,
Хотя от меня вдалеке.
Там девушка Галя живёт непременно
В рабочем своём городке.
Отчаянно Галя красива,
Заметишь её за версту.
Бывалые парни глядят боязливо
На гордую ту красоту.
С тех пор хоть немало я прожил,
Душа красоте той верна.
В другую влюбился за то, что похожа
Глазами на Галю она.
И вот, наконец, я в Донбассе,
Вот беленький домик её…
Седая хозяйка на чистой террасе
Спокойно стирает бельё.
Стою я в сторонке безмолвно,
Душа замирает в груди.
Прости меня, Галя, Галина Петровна,
Не знаю за что, но прости.
Прости за жестокую память
О прежних косичках твоих,
За то, что мужчины бывают с годами
Моложе ровесниц своих.
Прости за те лунные ночи,
За то, что не в этом краю
Искал и нашёл я похожую очень
На давнюю юность твою.
1956
#Поэзия_Донбасса
Мария Лихая. «Канонерский остров». Частное собрание.
Современный петербургский художник Мария Лихая радует классической четкостью линий. Вот небольшая её работа, выполненная тушью. Простота и ясность, предельная лаконичность. И вместе с тем – как передан пульс бытия морского порта. Это Питер не туриста, а петербуржца. Турист и не доходит сюда, а если доходит – не видит этого бытийного сосредоточия морской самости. Спасибо художнику, открывшему нам этот уголок северной столицы.
Современный петербургский художник Мария Лихая радует классической четкостью линий. Вот небольшая её работа, выполненная тушью. Простота и ясность, предельная лаконичность. И вместе с тем – как передан пульс бытия морского порта. Это Питер не туриста, а петербуржца. Турист и не доходит сюда, а если доходит – не видит этого бытийного сосредоточия морской самости. Спасибо художнику, открывшему нам этот уголок северной столицы.
Павел Железнов
Рабочий город Лисичанск
Прими привет, рабочий город,
рождённый в день побед Петра!
Взрастил ты ПЕРВОГО шахтёра,
дал ПЕРВЫЙ уголь на-гора.
Из хуторов уединенных,
что родились здесь в добрый час,
расцвёл кольцом садов зелёных
рабочий город Лисичанск!
Среди донецкого раздолья
дубы звенят листвой густой:
здесь собирал бойцов подполья
Клим Ворошилов молодой.
Вперёд, сквозь бури огневые,
идя дорогой Ильича,
сынов достойных дал России
рабочий город Лисичанск!
Где шелестят ракиты строго
на берегу Донца-реки,
Сосюра в детстве босоногом
о звёздах сочинял стихи.
У многих Звёзды здесь по праву
над сердцем вспыхнули лучась.
Храни и множь Героев славу,
рабочий город Лисичанск!
#Поэзия_Донбасса
Рабочий город Лисичанск
Прими привет, рабочий город,
рождённый в день побед Петра!
Взрастил ты ПЕРВОГО шахтёра,
дал ПЕРВЫЙ уголь на-гора.
Из хуторов уединенных,
что родились здесь в добрый час,
расцвёл кольцом садов зелёных
рабочий город Лисичанск!
Среди донецкого раздолья
дубы звенят листвой густой:
здесь собирал бойцов подполья
Клим Ворошилов молодой.
Вперёд, сквозь бури огневые,
идя дорогой Ильича,
сынов достойных дал России
рабочий город Лисичанск!
Где шелестят ракиты строго
на берегу Донца-реки,
Сосюра в детстве босоногом
о звёздах сочинял стихи.
У многих Звёзды здесь по праву
над сердцем вспыхнули лучась.
Храни и множь Героев славу,
рабочий город Лисичанск!
#Поэзия_Донбасса
Константин Ваншенкин
Первая любовь
Мир отрочества угловатого.
Полгода с лишним до войны.
Два наших парня из девятого
В девчонку были влюблены.
Любовь бывает не у всякого,
Но первая любовь — у всех.
И оба парня одинаково
Рассчитывали на успех.
Но тут запели трубы грозные,
Зовя сынов родной земли.
И встали мальчики серьезные,
И в первый бой они ушли.
Она ждала их, красна девица,
Ждала двоих, не одного.
А каждый верил и надеялся,
А каждый думал, что его.
И каждый ждал: душой согреть его
Уже готовится она.
Но вышла девушка за третьего,
Едва окончилась война.
Косицы светлые острижены,
И от былого — ни следа...
Ах, если бы ребята выжили
Все б это было не беда.
Первая любовь
Мир отрочества угловатого.
Полгода с лишним до войны.
Два наших парня из девятого
В девчонку были влюблены.
Любовь бывает не у всякого,
Но первая любовь — у всех.
И оба парня одинаково
Рассчитывали на успех.
Но тут запели трубы грозные,
Зовя сынов родной земли.
И встали мальчики серьезные,
И в первый бой они ушли.
Она ждала их, красна девица,
Ждала двоих, не одного.
А каждый верил и надеялся,
А каждый думал, что его.
И каждый ждал: душой согреть его
Уже готовится она.
Но вышла девушка за третьего,
Едва окончилась война.
Косицы светлые острижены,
И от былого — ни следа...
Ах, если бы ребята выжили
Все б это было не беда.
Иван Приблудный
***
Хорошо этот город построен,
И высок этот каменный дом,
Только я не всегда так спокоен,
Как сейчас вот, над этим листом.
Но не надо ни вздохов, ни жалоб,
Всё понятно, как бег этих дней,
Если рыба в песке полежала б,
Посудите, что слалось бы с ней.
Отпустите ж меня на побывку,
От Москвы семьсот семьдесят вёрст,
Докормить одряхлевшую сивку,
Обойти потемневший погост.
И подняв этих лет покрывало,
В колыбель моих нег заглянуть, –
Там, наверное, многих не стало,
У кого б я хотел отдохнуть.
Но зато там по-прежнему в долах
Тёплый ветер полощет пути,
И как счастье, заботу о пчелах,
Дед годами хоронит в груди.
Там, под ветками верб и черешен,
Где река камышами шумит,
Буду говором ближних утешен,
Буду хлебом и зеленью сыт.
Отдохну от идей и событий,
Стану снова и весел и прост…
– Отпустите ж меня… отпустите,
От Москвы семьсот семьдесят вёрст.
1924
#Поэзия_Донбасса
***
Хорошо этот город построен,
И высок этот каменный дом,
Только я не всегда так спокоен,
Как сейчас вот, над этим листом.
Но не надо ни вздохов, ни жалоб,
Всё понятно, как бег этих дней,
Если рыба в песке полежала б,
Посудите, что слалось бы с ней.
Отпустите ж меня на побывку,
От Москвы семьсот семьдесят вёрст,
Докормить одряхлевшую сивку,
Обойти потемневший погост.
И подняв этих лет покрывало,
В колыбель моих нег заглянуть, –
Там, наверное, многих не стало,
У кого б я хотел отдохнуть.
Но зато там по-прежнему в долах
Тёплый ветер полощет пути,
И как счастье, заботу о пчелах,
Дед годами хоронит в груди.
Там, под ветками верб и черешен,
Где река камышами шумит,
Буду говором ближних утешен,
Буду хлебом и зеленью сыт.
Отдохну от идей и событий,
Стану снова и весел и прост…
– Отпустите ж меня… отпустите,
От Москвы семьсот семьдесят вёрст.
1924
#Поэзия_Донбасса
Константин Ваншенкин
***
На угле отпечатана листва,
Стеблей обрывки, веток сочлененья,
Как будто лишь отдельные слова
Погибшего когда-то сочиненья.
Как будто фантастический мороз,
Когда уже все сникло и поблекло,
Узоры эти резкие нанес
На черные зияющие стекла.
Не тысячи, а миллионы лет!
И вдруг под наше небо голубое
Такой простой, понятный сердцу след
Проходчики выносят из забоя.
Выносят это на всеобщий суд,
Обследуя великую планету, —
Торжественно и бережно несут,
Как статую, как редкую монету.
Толпится заступающий наряд,
Хоть люди видят это не впервые.
Рассматривают, спорят, говорят:
«Смотри, смотри, прожилки, как живые!..»
Идет работа, аж земля дрожит,
Садится солнце в степь, за терриконом.
А на столе начальника лежит
Обломок угля рядом с телефоном.
***
На угле отпечатана листва,
Стеблей обрывки, веток сочлененья,
Как будто лишь отдельные слова
Погибшего когда-то сочиненья.
Как будто фантастический мороз,
Когда уже все сникло и поблекло,
Узоры эти резкие нанес
На черные зияющие стекла.
Не тысячи, а миллионы лет!
И вдруг под наше небо голубое
Такой простой, понятный сердцу след
Проходчики выносят из забоя.
Выносят это на всеобщий суд,
Обследуя великую планету, —
Торжественно и бережно несут,
Как статую, как редкую монету.
Толпится заступающий наряд,
Хоть люди видят это не впервые.
Рассматривают, спорят, говорят:
«Смотри, смотри, прожилки, как живые!..»
Идет работа, аж земля дрожит,
Садится солнце в степь, за терриконом.
А на столе начальника лежит
Обломок угля рядом с телефоном.