Недавно на глаза мне попалась карта Швеции, на которой отмечены места обнаружения так называемых "греческих рунных камней". Речь идет о рунических надписях, которые изготавливались вплоть до начала XII в. Всех их объединяет то, что они так или иначе упоминают Грецию (Grikkland), под которой подразумевалась, конечно же, Византия. Концентрируются подобные памятники по большей части в Свеаланде, преимущественно вокруг Бирки, крупнейшего города Швеции того времени, у озера Меларен. В Гёталанде таких памятников, как видно, было совсем немного. Вместе с тем на этой карте приведены тексты двух "греческих рунических надписей" с английским переводом.
Первая из них была начертана по инициативе Тофы и Хеминга в память об их сыне Гуннаре, умершем среди греков (изображение 2). Интересно присутствие креста на камне, что можно связать с христианизацией Скандинавского полуострова, проходившей на излете раннего средневековья. Заказчиком второй надписи стал Рагнвальд, который тем самым почтил собственную мать Феству, ушедшую в мир иной (изображение 3). Этот Рагнвальд, как свидетельствует текст на камне, когда-то был в Греции. Там он стал предводителем некоего военного объединения (liðs forungi), в котором издатели надписи видят "свиту". Так что, видимо, Рагнвальд командовал этерией (ἡ ἑταιρεία, букв. 'товарищество') – приближенным к византийскому императору воинским формированием.
Сама этерия большую часть X в. состояла из трех подразделений: великой, средней и малой или третьей. С 970-х гг., то есть с правления Иоанна I Цимисхия, к ним добавилась этерия пехотинцев, в которой состояли варанги – выходцы из Скандинавского полуострова и Руси. Ранее я уже неоднократно упоминал о варангах на службе византийских правителей (раз, два, три). Существует дискуссия, где именно они состояли до создания этерии пехотинцев. Ряд исследователей считает, что в великой этерии служили уроженцы Македонии, откуда происходил император Василий I (правил в 867–886 гг.), основатель Македонской династии. Однако их оппоненты полагают, что там числились наемники, включая варангов.
Первая из них была начертана по инициативе Тофы и Хеминга в память об их сыне Гуннаре, умершем среди греков (изображение 2). Интересно присутствие креста на камне, что можно связать с христианизацией Скандинавского полуострова, проходившей на излете раннего средневековья. Заказчиком второй надписи стал Рагнвальд, который тем самым почтил собственную мать Феству, ушедшую в мир иной (изображение 3). Этот Рагнвальд, как свидетельствует текст на камне, когда-то был в Греции. Там он стал предводителем некоего военного объединения (liðs forungi), в котором издатели надписи видят "свиту". Так что, видимо, Рагнвальд командовал этерией (ἡ ἑταιρεία, букв. 'товарищество') – приближенным к византийскому императору воинским формированием.
Сама этерия большую часть X в. состояла из трех подразделений: великой, средней и малой или третьей. С 970-х гг., то есть с правления Иоанна I Цимисхия, к ним добавилась этерия пехотинцев, в которой состояли варанги – выходцы из Скандинавского полуострова и Руси. Ранее я уже неоднократно упоминал о варангах на службе византийских правителей (раз, два, три). Существует дискуссия, где именно они состояли до создания этерии пехотинцев. Ряд исследователей считает, что в великой этерии служили уроженцы Македонии, откуда происходил император Василий I (правил в 867–886 гг.), основатель Македонской династии. Однако их оппоненты полагают, что там числились наемники, включая варангов.
Дворец в Бунджикате (в нынешнем Таджикистане), столице государства Уструшана примечателен одним из сюжетов, присутствующих на его настенных росписях. Я имею в виду изображение волчицы, кормящей двух мальчиков. Оно не может не вызвать ассоциации с той самой волчицей, которая спасла легендарных основателей Рима – Ромула и Рема. На это обратил внимание еще археолог Н.Н. Негматов, работавший на раскопках Бунджиката. Этьен де ля Вессьер в недавней книге "Asie centrale 300–850. Des routes et des royaumes" заявил, что здесь, вероятно, имеется византийское влияние. Более того, он предположил, что история о кормлении волчицей мальчиков оказалась востребована на западе Центральной Азии в силу того, что там правили династии тюркского происхождения.
Как гласила легенда, именно от волчицы происходил род Ашина, правивший в Тюркском каганате (542–744 гг.). Даже после его падения эта история не была забыта. Сама Уструшана располагалась в междуречье Сырдарьи и Зеравшана. Доисламский период ее истории освещен слабо, о нем мы знаем отчасти благодаря китайским источникам, отчасти на основе данных монетной чеканки. Исследователь Ходадад Резахани полагает, что в V в. там правили гунны-кидариты. Впоследствии страна подпала под власть Тюркского каганата, что могло привести к смене элит. Упоминавшийся мной ранее Хайдар ибн Кавус ал-Афшин (умер в 841 г.), военачальник на службе ‘Аббасидов, как раз являлся правителем Уструшаны, хотя делам на родине внимания почти не уделял.
Как прежде отмечалось, афшин – это титул местных правителей. Уструшана пользовалась значительной самостоятельностью после арабского завоевания. Добавлю, что деда Хайдара звали Карабугра, что с тюркского переводится как 'черный верблюд'. Что интересно, несколько южнее, а именно в Кабулистане, в 665–822 гг. правила династия кабул-шахов, являвшихся то ли гуннами-эфталитами, то ли тюрками-халаджами. К ней относился тот самый правитель, который взял себе титул Фром Кесар (см. мой пост о нем). Неспроста Ричард Пэйн сравнил такую ситуацию в ираноязычных Согде и Бактрии с процессами в Западной Европе в V в., где власть в условиях коллапса римской государственности также захватили переселенцы – германцы.
P.S. В одной из своих прошлых публикаций я писал, что тюркское происхождение могли иметь Саманиды, правители Мавераннахра и отчасти Хорасана в 875–999 гг. Основана информация на книге Шамсиддина Камолиддина "Происхождение Саманидов". Хотя эта работа, в целом, интересная и новаторская, но в то же время изобилует фактическими ошибками и опрометчивыми выводами. Версия о том, что Саманиды были тюрками, имеет право на существование, но ввиду скудности источниковой базы не может быть надежно обоснованной. Тот же де ля Вессьер предпочитает называть Саманидов "ираноязычной" династией. В Балхе, откуда Саманиды были родом, проживали и гунны, и тюрки, и представители иных этнических групп.
Как гласила легенда, именно от волчицы происходил род Ашина, правивший в Тюркском каганате (542–744 гг.). Даже после его падения эта история не была забыта. Сама Уструшана располагалась в междуречье Сырдарьи и Зеравшана. Доисламский период ее истории освещен слабо, о нем мы знаем отчасти благодаря китайским источникам, отчасти на основе данных монетной чеканки. Исследователь Ходадад Резахани полагает, что в V в. там правили гунны-кидариты. Впоследствии страна подпала под власть Тюркского каганата, что могло привести к смене элит. Упоминавшийся мной ранее Хайдар ибн Кавус ал-Афшин (умер в 841 г.), военачальник на службе ‘Аббасидов, как раз являлся правителем Уструшаны, хотя делам на родине внимания почти не уделял.
Как прежде отмечалось, афшин – это титул местных правителей. Уструшана пользовалась значительной самостоятельностью после арабского завоевания. Добавлю, что деда Хайдара звали Карабугра, что с тюркского переводится как 'черный верблюд'. Что интересно, несколько южнее, а именно в Кабулистане, в 665–822 гг. правила династия кабул-шахов, являвшихся то ли гуннами-эфталитами, то ли тюрками-халаджами. К ней относился тот самый правитель, который взял себе титул Фром Кесар (см. мой пост о нем). Неспроста Ричард Пэйн сравнил такую ситуацию в ираноязычных Согде и Бактрии с процессами в Западной Европе в V в., где власть в условиях коллапса римской государственности также захватили переселенцы – германцы.
P.S. В одной из своих прошлых публикаций я писал, что тюркское происхождение могли иметь Саманиды, правители Мавераннахра и отчасти Хорасана в 875–999 гг. Основана информация на книге Шамсиддина Камолиддина "Происхождение Саманидов". Хотя эта работа, в целом, интересная и новаторская, но в то же время изобилует фактическими ошибками и опрометчивыми выводами. Версия о том, что Саманиды были тюрками, имеет право на существование, но ввиду скудности источниковой базы не может быть надежно обоснованной. Тот же де ля Вессьер предпочитает называть Саманидов "ираноязычной" династией. В Балхе, откуда Саманиды были родом, проживали и гунны, и тюрки, и представители иных этнических групп.
Пару недель назад я писал о скандинавах и русах в этерии, элитном соединении византийской армии. В этом воинском формировании числились не только выходцы из скандинавских стран и Руси. Так, трактат "О церемониях императорского двора" (X в.) сообщает, что оно находилось при императоре Константине VII Багрянородном во время приема арабских послов в 946 г.: "Под этими возвышениями стояла великая этерия, как и средняя [вместе] c фарганами и хазарами, все носящие мечи и держащие щиты" (κάτωθεν δὲ τῶν αὐτῶν ἀναβάθρων ἔστη ἡ μεγάλη ἑταιρεία, ὁμοίως καὶ ἡ μεσαία, μετὰ καὶ τῶν Φαργάνων καὶ Χαζάρων, πάντων φορούντων σπαθία καὶ βασταζόντων σκουτάρια). Как видно, фарганы и хазары формировали подразделение, отдельное от великой и средней этерий. Вероятно, это была третья или малая этерия.
Затруднение вызывает определение происхождения фарганов. Они, например, упомянуты в "Псамафийской хронике" (X в.). А.П. Каждан, который перевел ее на русский язык, считал, что Φαργάνοι – это искаженная форма Βάραγγοι. Тем не менее такое заключение видится поспешным, поскольку фарганы присутствуют в еще нескольких византийских источниках: "Хронике" Симеона Магистра и Логофета и уже упомянутом трактате "О церемониях императорского двора". Другая версия гласит, что фарганы являлись переселенцами из Ферганской долины, где располагаются верховья реки Сырдарья. Там еще в VIII в. властвовала согдийская династия, которая столкнулась с арабским натиском. Однако мусульманское завоевание Ферганы шло очень медленно.
Окончательное ее подчинение связано с действиями Ахмада ибн Асада из семейства Саманидов, который, по сути, действовал в Фергане с санкции халифа ал-Ма’муна (правил в 813–833 гг.). С тех пор уроженцы Ферганы стали служить в войсках халифата, причем вместе с тюрками они находились в наиболее боеспособных отрядах (см. пример с ал-Афшином из соседней Уструшаны). Как и когда именно фарганы оказались в Византии, судить сложно. Мне кажется маловероятным существование постоянного притока переселенцев из Ферганы в империю, учитывая огромное расстояние между ними. Не исключено, что была лишь единичная миграция. Впоследствии за отдельным отрядом в составе малой этерии просто могло быть закреплено соответствующее название, тогда как в его составе числились уже представители иных этнических групп.
В Византию фарганы, видимо, пришли через Хазарский каганат. Уже отмечалось, что автор сочинения "О церемониях императорского двора" упомянул их вместе с хазарами. В IX в. каганы стали опираться на чужеземных воинов, преимущественно из Хорезма, некоторые русы также им служили. Впрочем, ничто не мешало хазарским властителям принять к себе переселенцев из иных земель, включая ту же Фергану. Логично полагать, что мусульманское завоевание и исламизация вынуждали отдельных фарганов бежать в другие страны, в том числе к хазарам и византийцам. Что касается самой Византии, после чувствительных поражений от халифа ал-Му‘тасима в 838 г. Византия в срочном порядке стала набирать наемников отовсюду (включая, вероятно, Данию). А уже при Василии I из чужеземцев сформировали этерию.
Затруднение вызывает определение происхождения фарганов. Они, например, упомянуты в "Псамафийской хронике" (X в.). А.П. Каждан, который перевел ее на русский язык, считал, что Φαργάνοι – это искаженная форма Βάραγγοι. Тем не менее такое заключение видится поспешным, поскольку фарганы присутствуют в еще нескольких византийских источниках: "Хронике" Симеона Магистра и Логофета и уже упомянутом трактате "О церемониях императорского двора". Другая версия гласит, что фарганы являлись переселенцами из Ферганской долины, где располагаются верховья реки Сырдарья. Там еще в VIII в. властвовала согдийская династия, которая столкнулась с арабским натиском. Однако мусульманское завоевание Ферганы шло очень медленно.
Окончательное ее подчинение связано с действиями Ахмада ибн Асада из семейства Саманидов, который, по сути, действовал в Фергане с санкции халифа ал-Ма’муна (правил в 813–833 гг.). С тех пор уроженцы Ферганы стали служить в войсках халифата, причем вместе с тюрками они находились в наиболее боеспособных отрядах (см. пример с ал-Афшином из соседней Уструшаны). Как и когда именно фарганы оказались в Византии, судить сложно. Мне кажется маловероятным существование постоянного притока переселенцев из Ферганы в империю, учитывая огромное расстояние между ними. Не исключено, что была лишь единичная миграция. Впоследствии за отдельным отрядом в составе малой этерии просто могло быть закреплено соответствующее название, тогда как в его составе числились уже представители иных этнических групп.
В Византию фарганы, видимо, пришли через Хазарский каганат. Уже отмечалось, что автор сочинения "О церемониях императорского двора" упомянул их вместе с хазарами. В IX в. каганы стали опираться на чужеземных воинов, преимущественно из Хорезма, некоторые русы также им служили. Впрочем, ничто не мешало хазарским властителям принять к себе переселенцев из иных земель, включая ту же Фергану. Логично полагать, что мусульманское завоевание и исламизация вынуждали отдельных фарганов бежать в другие страны, в том числе к хазарам и византийцам. Что касается самой Византии, после чувствительных поражений от халифа ал-Му‘тасима в 838 г. Византия в срочном порядке стала набирать наемников отовсюду (включая, вероятно, Данию). А уже при Василии I из чужеземцев сформировали этерию.
Фарганы упомянуты в "Псамафийской хронике" в контексте, заслуживающем особого внимания. Эти воины сопровождали императора Василия I во время охоты, ставшей роковой для византийского правителя. Во время преследования оленя он зацепился поясом за рога этого животного. Олень выбил Василия I из седла и тащил за собой до тех пор, пока один из фарганов не догнал его и не перерубил пояс. Неудивительно, что император скоропостижно скончался от полученных травм. Было это в 886 г. Надо отметить, что смерти правящих особ на охоте были не столь редким явлением. Причем неосторожные действия сопровождающих также могли стать причиной безвременной кончины правителя.
Так было в 884 г., когда Карломан II, западнофранский властитель, получил ранение от спутника в голень при попытке заколоть кабана и вскоре скончался. Впрочем, правители могли стать жертвами даже не случайных, а вполне намеренных действий соратников. Не повезло королю Аквитании Карлу III, который в 864 г. пострадал от удара мечом по голове, что сделало его фактически недееспособным. В 388 г. люди, сопровождавшие шаханшаха Шапура III на охоте, будучи недовольными его политикой, перерезали веревки шатра. Вслед за тем кровля обрушилась прямо на правителя. Схожей была судьба короля Австразии Хильдерика II, убитого франкским аристократом во время охоты в 675 г.
Сопротивление животных также могло быть причиной гибели правящих особ. Например, франкский король Теодеберт I, согласно византийскому историку Агафию Миринейскому, в 548 г. нашел свою смерть в схватке с диким быком – раненое животное повалило стоявшее рядом дерево, которое рухнуло прямо на правителя. Уже в 739 г. медведем был убит король Астурии Фавила. В 1143 г. Иоанн II Комнин, еще один византийский император, под весом поверженного кабана поранился отравленными стрелами в своем же колчане. Тогда как Манучара I Дадиани, князя Мегрелии, в 1611 г. затоптали олени.
Остерегаться стоило даже собственного коня. Так, Айстульф, король лангобардов, в 756 г. и Фульк, король Иерусалима, в 1143 г. разбились при падении с лошади. Гораздо больше повезло в 864 г. Людовику II Немецкому, который при аналогичном инциденте отделался переломом ребер. Разумеется, перечисленными лицами число правителей, пострадавших на охоте, не исчерпывается. Причем сильные мира сего находили свою смерть не только там, но и, например, во время игры в човган (предок конного поло, известный в Византии как циканий): а именно делийский султан Кутб ад-Дин Айбек и трапезундский император Иоанн I Великий Комнин. Что только не бывает с людьми, вошедшими в азарт.
Так было в 884 г., когда Карломан II, западнофранский властитель, получил ранение от спутника в голень при попытке заколоть кабана и вскоре скончался. Впрочем, правители могли стать жертвами даже не случайных, а вполне намеренных действий соратников. Не повезло королю Аквитании Карлу III, который в 864 г. пострадал от удара мечом по голове, что сделало его фактически недееспособным. В 388 г. люди, сопровождавшие шаханшаха Шапура III на охоте, будучи недовольными его политикой, перерезали веревки шатра. Вслед за тем кровля обрушилась прямо на правителя. Схожей была судьба короля Австразии Хильдерика II, убитого франкским аристократом во время охоты в 675 г.
Сопротивление животных также могло быть причиной гибели правящих особ. Например, франкский король Теодеберт I, согласно византийскому историку Агафию Миринейскому, в 548 г. нашел свою смерть в схватке с диким быком – раненое животное повалило стоявшее рядом дерево, которое рухнуло прямо на правителя. Уже в 739 г. медведем был убит король Астурии Фавила. В 1143 г. Иоанн II Комнин, еще один византийский император, под весом поверженного кабана поранился отравленными стрелами в своем же колчане. Тогда как Манучара I Дадиани, князя Мегрелии, в 1611 г. затоптали олени.
Остерегаться стоило даже собственного коня. Так, Айстульф, король лангобардов, в 756 г. и Фульк, король Иерусалима, в 1143 г. разбились при падении с лошади. Гораздо больше повезло в 864 г. Людовику II Немецкому, который при аналогичном инциденте отделался переломом ребер. Разумеется, перечисленными лицами число правителей, пострадавших на охоте, не исчерпывается. Причем сильные мира сего находили свою смерть не только там, но и, например, во время игры в човган (предок конного поло, известный в Византии как циканий): а именно делийский султан Кутб ад-Дин Айбек и трапезундский император Иоанн I Великий Комнин. Что только не бывает с людьми, вошедшими в азарт.
Последний месяц уходящего года порадовал настоящей сенсацией – найдено единственное прижизненное изображение Константина XI Драгаша, последнего византийского императора (правил в 1449–1453 гг.). Фреска с этим правителем была обнаружена в ходе реставрационных работ, которые проводились в кафоликоне монастыря св. Таксиархов близ города Эйон в Греции. Факт ее существования долгое время оставался неизвестным по той причине, что эта роспись находилась под слоем другой. Новость вызвала столь широкий резонанс, что с комментарием выступила министр культуры Греции Лина Мендони (которая, надо отметить, является профессиональным археологом).
Мендони, в частности, отмечает, что изображение Константина XI может претендовать на портретное сходство, а значит, не является типизированным портретом императора. Особый интерес представляет порфировая мантия правителя, орнаментированная медальонами с двуглавыми орлами – символом династии Палеологов. Фреска, по всей видимости, была изготовлена по заказу не самого Константина XI, а его братьев: Фомы (известен в России прежде всего как отец Софьи Палеолог, супруги московского государя Ивана III) и Димитрия, которые являлись деспотами Мореи. Ее создание ознаменовало достижение примирения между младшими братьями, которое было достигнуто при посредничестве Константина XI.
Мендони, в частности, отмечает, что изображение Константина XI может претендовать на портретное сходство, а значит, не является типизированным портретом императора. Особый интерес представляет порфировая мантия правителя, орнаментированная медальонами с двуглавыми орлами – символом династии Палеологов. Фреска, по всей видимости, была изготовлена по заказу не самого Константина XI, а его братьев: Фомы (известен в России прежде всего как отец Софьи Палеолог, супруги московского государя Ивана III) и Димитрия, которые являлись деспотами Мореи. Ее создание ознаменовало достижение примирения между младшими братьями, которое было достигнуто при посредничестве Константина XI.
Несколько слов о параллелях между изобразительным искусством Ирана и Средиземноморья на заре позднеантичного времени. Предметом внимания является напольная мозаика из Пальмиры, обнаруженная польскими археологами в 2003 г. На ней можно увидеть сцену охоты конного лучника на туранских тигров, к нынешнему времени вымерших (или, правильнее сказать, истребленных). Сходство с серебряными блюдами, на которых Сасаниды охотятся на диких животных, бросается в глаза, хотя такого рода иранские изделия относятся к более позднему времени. Все так же в центре присутствует всадник (хотя есть отдельные примеры с пешими Сасанидами на охоте), все так же их жертвы, помещенные на край композиции, находятся в неестественной позе. Причем пальмирский лучник облачен в иранскую одежду: штаны, тунику и кандис (плащ с рукавами).
За спиной его парит орел, чей образ очень часто использовался во властной символике Римской империи. Причем, кажется, в клюве он держит змею – распространенный античный сюжет. Что касается контекста создания мозаики и ее интерпретации, здесь все не так просто. Археолог Михал Гавликовский считает, что представленная сцена символизирует победы правителя Пальмиры Луция Септимия Одената над шаханшахом Шапуром I в 261–264 гг. Успехи были действительно впечатляющими, особенно на фоне острейшего кризиса, охватившего римский Восток после пленения императора Валериана упомянутым ранее Шапуром I в 260 г. Оденат не только одолел персов, но и одержал победу над узурпатором Квиетом. За эти успехи император Галлиен, сын Валериана, признал его своим соправителем. Присутствует ли сам Оденат на этой мозаике, сказать сложно.
За спиной его парит орел, чей образ очень часто использовался во властной символике Римской империи. Причем, кажется, в клюве он держит змею – распространенный античный сюжет. Что касается контекста создания мозаики и ее интерпретации, здесь все не так просто. Археолог Михал Гавликовский считает, что представленная сцена символизирует победы правителя Пальмиры Луция Септимия Одената над шаханшахом Шапуром I в 261–264 гг. Успехи были действительно впечатляющими, особенно на фоне острейшего кризиса, охватившего римский Восток после пленения императора Валериана упомянутым ранее Шапуром I в 260 г. Оденат не только одолел персов, но и одержал победу над узурпатором Квиетом. За эти успехи император Галлиен, сын Валериана, признал его своим соправителем. Присутствует ли сам Оденат на этой мозаике, сказать сложно.
Пальмирская мозаика со сценой охоты на тигров побудила меня поинтересоваться, существуют ли еще более ранние изображения, на которых жертва охотника как бы прижата к краю композиции. Показалось уместным также обратиться к боевым сценам, имеющим что-то общее в расположении фигур. Удалось найти несколько таких памятников парфянского времени (III в. до н.э. – III в. н.э.). Первый из них – оттиск печати из Нисы неподалеку от нынешнего Ашхабада в Туркменистане (изображения 1–2). На нем всадник поражает пехотинца. Точную датировку установить мне не удалось. Сохранность оттиска на глине оставляет желать лучшего, но вполне можно понять, что это не равная борьба, а триумф всадника.
Особого интереса заслуживают рельефы из Танг-е Сарвак в Хузестане (Иран) I–II вв. н.э. Внимание следует обратить сразу на две сцены. Одна из них, где всадник пронзает мечом подпрыгнувшего вепря, находится в правом нижнем углу изображений 3–4. Что происходит на другой интересующей меня сцене, установить довольно проблематично из-за повреждений в правой части рельефа (изображение 5). Учитывая, что воин, вооруженный пикой, одет в тяжелую броню; можно заключить, что удар его направлен на другого всадника. Повергнутый враг, видимо, должен падать со вставшего на дыбы коня.
Вспоминая вместе с тем серебряные блюда Сасанидов IV–VII вв., можно заметить следующее:
1) на таких изображениях атака всегда ведется слева направо;
2) все фигуры пребывают в строго обозначенном, замкнутом и достаточно узком пространстве;
3) последним и объясняются столь неестественные позы поражаемых фигур, которые должны быть вписаны в это пространство;
4) в то же время этот способ изображения жертв добавляет динамизма подобным сценам.
P.S. Можно сравнить приведенные примеры не только с сасанидскими блюдами, но и с одним византийским – из Изола-Риццы (VI в.).
Особого интереса заслуживают рельефы из Танг-е Сарвак в Хузестане (Иран) I–II вв. н.э. Внимание следует обратить сразу на две сцены. Одна из них, где всадник пронзает мечом подпрыгнувшего вепря, находится в правом нижнем углу изображений 3–4. Что происходит на другой интересующей меня сцене, установить довольно проблематично из-за повреждений в правой части рельефа (изображение 5). Учитывая, что воин, вооруженный пикой, одет в тяжелую броню; можно заключить, что удар его направлен на другого всадника. Повергнутый враг, видимо, должен падать со вставшего на дыбы коня.
Вспоминая вместе с тем серебряные блюда Сасанидов IV–VII вв., можно заметить следующее:
1) на таких изображениях атака всегда ведется слева направо;
2) все фигуры пребывают в строго обозначенном, замкнутом и достаточно узком пространстве;
3) последним и объясняются столь неестественные позы поражаемых фигур, которые должны быть вписаны в это пространство;
4) в то же время этот способ изображения жертв добавляет динамизма подобным сценам.
P.S. Можно сравнить приведенные примеры не только с сасанидскими блюдами, но и с одним византийским – из Изола-Риццы (VI в.).
Вчера, накануне Рождества Христова, в двух каналах (Pax Iranica и ērān ud anērān) появились публикации на тему персидской идентичности волхвов, которые в Новом Завете предстают как μάγοι. В Евангелии от Матфея говорится, что они прибыли "с востока" (ἀπὸ ἀνατολῶν). Впрочем, в свтоотческой традиции не было общепринятого мнения, из какой именно страны явились волхвы. Иустин Философ (II в.) и Тертуллиан (III в.) заявили об их аравийском происхождении, тогда как Григорий Богослов (IV в.) – о халдейском, то есть есть из Месопотамии. Точки зрения о том, что волхвы были персами, придерживались Климент Александрийский, Ориген (III в.), Иоанн Златоуст, Кирилл Александрийский (IV–V вв.).
Как раз последняя версия нашла отражение в знаменитой мозаике базилики Сант-Аполлинаре-Нуово (Равенна, VI в.), где волхвы или маги предстают как типичные персы. Здесь они фигурируют под именами Валтасар, Мельхиор и Каспар, которыми их нарекли уже в латинской традиции. Историю о поклонении волхвов расширяет греческое апокрифическое сочинение "Сказание Афродитиана", входящее в состав сборника "Повесть о событиях в Персиде" (V–VI в.). В нем повествуется о диспуте при дворе вымышленного персидского правителя Аррината между христианами, иудеями и язычниками, рассудить который должен был жрец Афродитиан. Выбор он сделал, конечно же, в пользу первых.
Среди прочего, апокриф сообщает, что в ночь рождения Христа происходили разного рода знамения, а после появления Вифлеемской звезды царь велел волхвам идти с дарами туда, куда их приведет сам свет. Несмотря на неканоничный статус, "Сказание Афродитиана" было хорошо известно в Византии и даже попало на Русь. При этом, как заметил Р.М. Шукуров в своей книге "Byzantine Ideas of Persia, 650–1461", персидская идентичность волхвов (равно как и отмеченное в Ветхом Завете покровительство Ахеменидов иудеям, проповедническая деятельность апостола Фомы в Парфии и Мидии, поминовение живших в эпоху Сасанидов персидских святых) в значительной мере содействовала восприятию персидской истории как значимой части истории христианской.
Как раз последняя версия нашла отражение в знаменитой мозаике базилики Сант-Аполлинаре-Нуово (Равенна, VI в.), где волхвы или маги предстают как типичные персы. Здесь они фигурируют под именами Валтасар, Мельхиор и Каспар, которыми их нарекли уже в латинской традиции. Историю о поклонении волхвов расширяет греческое апокрифическое сочинение "Сказание Афродитиана", входящее в состав сборника "Повесть о событиях в Персиде" (V–VI в.). В нем повествуется о диспуте при дворе вымышленного персидского правителя Аррината между христианами, иудеями и язычниками, рассудить который должен был жрец Афродитиан. Выбор он сделал, конечно же, в пользу первых.
Среди прочего, апокриф сообщает, что в ночь рождения Христа происходили разного рода знамения, а после появления Вифлеемской звезды царь велел волхвам идти с дарами туда, куда их приведет сам свет. Несмотря на неканоничный статус, "Сказание Афродитиана" было хорошо известно в Византии и даже попало на Русь. При этом, как заметил Р.М. Шукуров в своей книге "Byzantine Ideas of Persia, 650–1461", персидская идентичность волхвов (равно как и отмеченное в Ветхом Завете покровительство Ахеменидов иудеям, проповедническая деятельность апостола Фомы в Парфии и Мидии, поминовение живших в эпоху Сасанидов персидских святых) в значительной мере содействовала восприятию персидской истории как значимой части истории христианской.
После длительного перерыва возвращаюсь к публикационной активности с рассказом о росписях дворцового комплекса Лашкари-Базар, развалины которого располагаются в сегодняшнем Афганистане у пересечения рек Аргандаб и Гильменд. Строительство его началось при султане Махмуде Газневи (правил в 998–1030 гг.), а завершилось при его сыне Масʻуде I (правил в 1030–1040 гг.). Считается, что планировка и оформление вдохновлены резиденцией ʻАббасидов в Самарре (см. заметку о ней). Отдельный интерес представляют фрески тронного зала одного из дворцов. На них находятся гулямы – рабы-военные, которые состояли в отборных отрядах Газневидов (обычное явление на мусульманском Востоке). Вспомним, кстати, что отец Махмуда Газневи – Себук-тегин (родом тюрок-карлук) – какое-то время был гулямом при дворе Саманидов.
Сохранилось всего 44 изображенных стражника, хотя первоначально их было больше. Увы, число доступных мне иллюстраций оказалось незначительным. Гулямы одеты в кабы, доходящие до щиколоток, с крупными лацканами. Появление такой одежды в Хорасане связывается с тюркским влиянием, что неудивительно, учитывая значение тюрок в военной сфере этого региона. На прорисовке (изображение 4) заметно, что воины носят косы – еще один характерный тюркский атрибут. Вместе с тем здесь можно увидеть отголосок эпохи Сасанидов – на изображении 3 на одежде у гуляма слева присутствует медальонный орнамент, хотя и увеличенного размера в сравнении с прошлыми временами, с растительными мотивами. У его товарища справа на кабе уже геометрический каплевидный орнамент. Наличие нимбов, позы, прорисовка лиц вызывают ассоциации с изобразительным искусством доисламской Центральной Азии.
Сохранилось всего 44 изображенных стражника, хотя первоначально их было больше. Увы, число доступных мне иллюстраций оказалось незначительным. Гулямы одеты в кабы, доходящие до щиколоток, с крупными лацканами. Появление такой одежды в Хорасане связывается с тюркским влиянием, что неудивительно, учитывая значение тюрок в военной сфере этого региона. На прорисовке (изображение 4) заметно, что воины носят косы – еще один характерный тюркский атрибут. Вместе с тем здесь можно увидеть отголосок эпохи Сасанидов – на изображении 3 на одежде у гуляма слева присутствует медальонный орнамент, хотя и увеличенного размера в сравнении с прошлыми временами, с растительными мотивами. У его товарища справа на кабе уже геометрический каплевидный орнамент. Наличие нимбов, позы, прорисовка лиц вызывают ассоциации с изобразительным искусством доисламской Центральной Азии.
В среднеперсидском трактате "Провинциальные столицы Эраншахра" (составлен в начале VII в., завершен на рубеже VIII–IX вв.) указывается, что основателем Мерва (сегодня Мары в Туркменистане) является "проклятый Скандар Римский" (gizistag skandar ī hrōmāyīg), то есть Александр Македонский. Справедливости ради, поселение там существовало ранее. Греко-македонские завоеватели в 328 г. до н.э. лишь возвели поблизости новые укрепления, после чего город именовался Александрия Маргиана. Тот факт, что Александр Македонский назван римлянином, вполне объясним. Это указывает на его происхождение с Запада, а вовсе не на связь с Римом. Александр Македонский для зороастризма фигура отрицательная. Однако, как видно, память о его деяниях не ограничивалась исключительно негативными моментами.
Между тем Мерв в эпоху Сасанидов был резиденцией епископа, а затем несторианского митрополита. Можно с уверенностью утверждать, что христиане появились там в III в. в результате депортации населения восточных провинций Римской империи, организованной шаханшахом Шапуром I. Хотя существуют легендарные сведения более позднего времени о проповеднической деятельности апостола Фомы в этих местах. В принципе, ничто не мешало появиться в Мерве единичным христианским миссионерам еще до III в. Сами мервские митрополиты при Сасанидах регулярно принимали участие в соборах Церкви Востока, что отражено в "Восточном синодике" – несторианском сборнике канонов.
Мерв притом являлся форпостом Ирана на северном пограничье. Например, арабский географ ал-Йаʻкуби в IX в. писал, что жителями Мерва являются знатные персы-дехканы. Эти семейства находились там еще в доисламское время, что связывалось в том числе с военной угрозой со стороны кочевников, а позднее сыграли значимую роль в "аббасидской революции" 747–750 гг. Впрочем, говорить о степени распространения христианства в этой среде невозможно, учитывая, что позиции зороастризма в Мерве при Сасанидах должны были оставаться сильными. Более того, Мерв являл собой важный перевалочный пункт на торговом пути, который связывал Иран с Индией и Китаем. Вместе с движением товаров шел обмен идеями. Как результат, несторианское христианство проникло в Центральную Азию и Китай.
Существуют даже сведения, что Илия, митрополит Мервский, в 644 г. обратил в христианство тюркского кагана, однако сложно судить об их достоверности. Именно Илия, сам родом из Ахваза в Хузестане, организовал в 651 г. похороны последнего шаханшаха из династии Сасанидов – Йездегерда III. Правитель был оставлен своими сторонниками и убит, а его тело выбросили в арык. После обнаружения останков покойного Йездегерда III Илия распорядился предать их захоронению. Причем в прощальной речи митрополит отметил, что его бабка Ширин была христианкой. Сегодня же напоминанием о христианском присутствии в Мерве являются развалины базилики, именуемые Хараба-кёшк. Остатки этого здания можно увидеть на представленном изображении.
Между тем Мерв в эпоху Сасанидов был резиденцией епископа, а затем несторианского митрополита. Можно с уверенностью утверждать, что христиане появились там в III в. в результате депортации населения восточных провинций Римской империи, организованной шаханшахом Шапуром I. Хотя существуют легендарные сведения более позднего времени о проповеднической деятельности апостола Фомы в этих местах. В принципе, ничто не мешало появиться в Мерве единичным христианским миссионерам еще до III в. Сами мервские митрополиты при Сасанидах регулярно принимали участие в соборах Церкви Востока, что отражено в "Восточном синодике" – несторианском сборнике канонов.
Мерв притом являлся форпостом Ирана на северном пограничье. Например, арабский географ ал-Йаʻкуби в IX в. писал, что жителями Мерва являются знатные персы-дехканы. Эти семейства находились там еще в доисламское время, что связывалось в том числе с военной угрозой со стороны кочевников, а позднее сыграли значимую роль в "аббасидской революции" 747–750 гг. Впрочем, говорить о степени распространения христианства в этой среде невозможно, учитывая, что позиции зороастризма в Мерве при Сасанидах должны были оставаться сильными. Более того, Мерв являл собой важный перевалочный пункт на торговом пути, который связывал Иран с Индией и Китаем. Вместе с движением товаров шел обмен идеями. Как результат, несторианское христианство проникло в Центральную Азию и Китай.
Существуют даже сведения, что Илия, митрополит Мервский, в 644 г. обратил в христианство тюркского кагана, однако сложно судить об их достоверности. Именно Илия, сам родом из Ахваза в Хузестане, организовал в 651 г. похороны последнего шаханшаха из династии Сасанидов – Йездегерда III. Правитель был оставлен своими сторонниками и убит, а его тело выбросили в арык. После обнаружения останков покойного Йездегерда III Илия распорядился предать их захоронению. Причем в прощальной речи митрополит отметил, что его бабка Ширин была христианкой. Сегодня же напоминанием о христианском присутствии в Мерве являются развалины базилики, именуемые Хараба-кёшк. Остатки этого здания можно увидеть на представленном изображении.
Функционирование ирригационных систем в Месопотамии обычно ассоциируется с далекой древностью, начиная с шумерских времен. Однако ряд исследователей заявляет, что их расцвет приходится на правление Сасанидов (224–651 гг.). Самым масштабным из таких проектов стало создание системы оросительных каналов неподалеку от Ктесифона, крупнейшего города сасанидского Ирана и вообще одного из крупнейших городов мира VI в. наряду с Чанъанем и Константинополем. Существовала необходимость в обеспечении водными ресурсами растущего населения. Дальнейшее освоение Месопотамии, в особенности в районе Диялы, притока реки Тигр, было невозможно без решения этой проблемы. Как результат, при шаханшахе Хосрове I Ануширване (правил в 531–579 гг.) были проведены работы по созданию масштабной системы искусственного орошения.
От места, где значительно позднее халиф ал-Му‘тасим основал Самарру, то есть от восточного берега Тигра, на юго-восток до места, где сегодня в Ираке находится город Баʻкуба, проложили канал. В последующей арабской литературе он назывался ал-Катул ал-Кисрави (изображение 1). Далее был прорыт еще один канал, ставший нижним течением уже нынешней Диялы. Основной канал, который шел от города Нахраван и получил такое же название, был направлен еще дальше на юго-восток. Ниже по течению возвели дамбу (изображение 2), к югу от которой расходилась сеть мелких каналов, снабжавших водой пашни. Эти работы позволили расширить посевные площади и обеспечить комфортные условия для выращивания озимых культур (пшеница, ячмень). Как раз вблизи Нахравана при том же Хосрове I был основан новый город Вех-Андиок-Хосров (букв. 'Лучшая Антиохия Хосрова'), где разместили депортированных жителей византийской Сирии.
В мусульманское время эта система каналов продолжала эксплуатироваться и, более того, совершенствоваться. Из Нахравана даже шло снабжение восточных кварталов Багдада, основанного при халифе ал-Мансуре в 762 г. Тем не менее во время одной из смут в халифате ʻАббасидов, а именно в 896 г., Нахраван был отведен к нижнему течению Диялы. Сделано это было, чтобы затруднить продвижение вражеского войска. Однако такая мера привела вместе с тем к затоплению полей и гибели урожая. Канал восстанавливался при Буидах и Сельджуках, но былое процветание в тех местах уже не наблюдалось. Снижение объемов поступления воды и последовавшее заиление русла Нахравана имели следствием упадок хозяйственной жизни. Уже к XIII в. сельская местность в районе Диялы по большей части была заброшена.
От места, где значительно позднее халиф ал-Му‘тасим основал Самарру, то есть от восточного берега Тигра, на юго-восток до места, где сегодня в Ираке находится город Баʻкуба, проложили канал. В последующей арабской литературе он назывался ал-Катул ал-Кисрави (изображение 1). Далее был прорыт еще один канал, ставший нижним течением уже нынешней Диялы. Основной канал, который шел от города Нахраван и получил такое же название, был направлен еще дальше на юго-восток. Ниже по течению возвели дамбу (изображение 2), к югу от которой расходилась сеть мелких каналов, снабжавших водой пашни. Эти работы позволили расширить посевные площади и обеспечить комфортные условия для выращивания озимых культур (пшеница, ячмень). Как раз вблизи Нахравана при том же Хосрове I был основан новый город Вех-Андиок-Хосров (букв. 'Лучшая Антиохия Хосрова'), где разместили депортированных жителей византийской Сирии.
В мусульманское время эта система каналов продолжала эксплуатироваться и, более того, совершенствоваться. Из Нахравана даже шло снабжение восточных кварталов Багдада, основанного при халифе ал-Мансуре в 762 г. Тем не менее во время одной из смут в халифате ʻАббасидов, а именно в 896 г., Нахраван был отведен к нижнему течению Диялы. Сделано это было, чтобы затруднить продвижение вражеского войска. Однако такая мера привела вместе с тем к затоплению полей и гибели урожая. Канал восстанавливался при Буидах и Сельджуках, но былое процветание в тех местах уже не наблюдалось. Снижение объемов поступления воды и последовавшее заиление русла Нахравана имели следствием упадок хозяйственной жизни. Уже к XIII в. сельская местность в районе Диялы по большей части была заброшена.