Крошечная, только что вышедшая в Издательстве Яромира Хладика книжка «С пищей стало спокойнее» Константина Шимкевича предлагает нам ещё один поразительный и рвущий душу сюжет из середины прошлого века, трагического и беспощадного.
Константин Шимкевич (1887-1953) — филолог с дореволюционным образованием, провёл годы Первой мировой и Гражданской войн на фронте. Вернувшись в 1921 году в новый, незнакомый ему Петроград, он был приглашён в Институт истории искусств лично Жирмунским, возглавил там Кабинет современной литературы, естественным образом влившись в ряды формалистов (вместе с ним в Институте трудились, в частности, Шкловский и Эйхенбаум), одной из его студенток была Ольга Берггольц («Если я не буду знать роли Булгарина и значения Гиппиус, это никому, кроме меня, — если я не Шимкевич — не навредит», — запишет она в дневнике, размышляя о смене специальности). В 1930-м, после разгрома формализма в целом и Института в частности, Шимкевич — навсегда! — пропал из академического мира и больше никогда — никогда! — не публиковался, перебиваясь редкими лекциями. Вместе с женой и дочерью они поселились на окраине города — на Охте, где держали огород и коз, и, видимо, это спасло их от голодной блокадной смерти.
Через неделю после снятия блокады, в начале февраля 1944 года, дочь Шимкевича мобилизуют на восстановление железной дороги в Ленинградской области, а за два года до того его жену, урождённую немку, ссылают в Солехард как «социально опасный элемент». Так что в феврале 1944-го Шимкевич остаётся один, не считаю двух коз, Шоколадки и Бяшки. 10 февраля он пишет первое письмо дочери, и эти тринадцать сохранившихся писем и есть — сюжет и содержание книжки «С пищей стало спокойнее».
В этих коротких и очень личных письмах Константин Антонович, кроме обязательных отцовских нежностей, подробно пишет о быте, который начинает медленно восстанавливаться, о нашествии мышей, о холоде и ценах на продукты, — в общем, о жизни как таковой. Шимкевич плохо себя чувствует (сердце), постоянно волнуется за дочь и жену, постоянно же является свидетелем ссор, пьяных гулянок, убийств, соседи получают похоронки, и единственное, в чём он находит отдохновение, — писание о литературе: «Вчера писал замечательно хорошо, писал о Жуковском, Пушкине, Сумарокове, писал просторно и впё новое. Опять, моя родная, счастливое открытие новых связей...» И ещё одна радость — случайные находки редких книг у букинистов. Напомню, это зима и начало весны 1944 года — и вот так сквозь эти бытовые записки вперемешку с упоминаниями о филологических изысканиях на голодный желудок проступает величественная и страшная картина просыпающегося после апокалипсиса мира.
Кажется, именно во время блокады, или сразу после её снятия, Шимкевич начинает писать огромный труд «История русской поэзии» — несколько тысяч рукописных страниц неподцензурного литературоведения. Шимкевич так и не закончил эту книгу, которая осталась неопубликованной.
Крошечная, только что вышедшая в Издательстве Яромира Хладика книжка «С пищей стало спокойнее» Константина Шимкевича предлагает нам ещё один поразительный и рвущий душу сюжет из середины прошлого века, трагического и беспощадного.
Константин Шимкевич (1887-1953) — филолог с дореволюционным образованием, провёл годы Первой мировой и Гражданской войн на фронте. Вернувшись в 1921 году в новый, незнакомый ему Петроград, он был приглашён в Институт истории искусств лично Жирмунским, возглавил там Кабинет современной литературы, естественным образом влившись в ряды формалистов (вместе с ним в Институте трудились, в частности, Шкловский и Эйхенбаум), одной из его студенток была Ольга Берггольц («Если я не буду знать роли Булгарина и значения Гиппиус, это никому, кроме меня, — если я не Шимкевич — не навредит», — запишет она в дневнике, размышляя о смене специальности). В 1930-м, после разгрома формализма в целом и Института в частности, Шимкевич — навсегда! — пропал из академического мира и больше никогда — никогда! — не публиковался, перебиваясь редкими лекциями. Вместе с женой и дочерью они поселились на окраине города — на Охте, где держали огород и коз, и, видимо, это спасло их от голодной блокадной смерти.
Через неделю после снятия блокады, в начале февраля 1944 года, дочь Шимкевича мобилизуют на восстановление железной дороги в Ленинградской области, а за два года до того его жену, урождённую немку, ссылают в Солехард как «социально опасный элемент». Так что в феврале 1944-го Шимкевич остаётся один, не считаю двух коз, Шоколадки и Бяшки. 10 февраля он пишет первое письмо дочери, и эти тринадцать сохранившихся писем и есть — сюжет и содержание книжки «С пищей стало спокойнее».
В этих коротких и очень личных письмах Константин Антонович, кроме обязательных отцовских нежностей, подробно пишет о быте, который начинает медленно восстанавливаться, о нашествии мышей, о холоде и ценах на продукты, — в общем, о жизни как таковой. Шимкевич плохо себя чувствует (сердце), постоянно волнуется за дочь и жену, постоянно же является свидетелем ссор, пьяных гулянок, убийств, соседи получают похоронки, и единственное, в чём он находит отдохновение, — писание о литературе: «Вчера писал замечательно хорошо, писал о Жуковском, Пушкине, Сумарокове, писал просторно и впё новое. Опять, моя родная, счастливое открытие новых связей...» И ещё одна радость — случайные находки редких книг у букинистов. Напомню, это зима и начало весны 1944 года — и вот так сквозь эти бытовые записки вперемешку с упоминаниями о филологических изысканиях на голодный желудок проступает величественная и страшная картина просыпающегося после апокалипсиса мира.
Кажется, именно во время блокады, или сразу после её снятия, Шимкевич начинает писать огромный труд «История русской поэзии» — несколько тысяч рукописных страниц неподцензурного литературоведения. Шимкевич так и не закончил эту книгу, которая осталась неопубликованной.
Hui said the time period and nature of some offences “overlapped” and thus their prison terms could be served concurrently. The judge ordered Ng to be jailed for a total of six years and six months. Informative Read now A Hong Kong protester with a petrol bomb. File photo: Dylan Hollingsworth/HKFP. For crypto enthusiasts, there was the “gm” app, a self-described “meme app” which only allowed users to greet each other with “gm,” or “good morning,” a common acronym thrown around on Crypto Twitter and Discord. But the gm app was shut down back in September after a hacker reportedly gained access to user data.
from us
