Снова приехала во Франкфурт, тону в гостиничном матрасе, вспоминаю, как это разговаривать с большим количеством людей и спрашивать на лету «как дела».
Каждый день тыкаю себя в новую палитру чувств — от нежности и спокойствия до тревожности, протеста и отчаяния. Вечером, я смываю их с себя вместе с косметикой, как я мыла пластиковую доску в художественной школе после занятий. Смотрю на себя в зеркало. Это ещё один день, поздравляю. Гостиничный матрас поглощает меня и выплевывает по будильнику. Говорят, завтра будет лучше чем вчера. Говорят, лучше не будет, будет как-то так.
До недавнего времени я считала себя писательницей, и теперь я работаю писательницей интерфейсов. Кажется, что все тексты, и слова, и язык потеряли смысл шесть недель назад. Хотела написать книгу о том, как мы сидели в библиотеке братьев Гримм и смотрели, как евро стал стоить сто рублей. Теперь евро стоит тоже стоит сто рублей, но я уже не уверена, что кому-то будет это интересно знать.
Я читала письма людей, которые находились в другой реальности и обстоятельствах. Но новых чувств не придумали, поэтому мы проходим через то же самое. Они спорили друг с другом, делились страхами, писали что видят и чувствуют. Признавались друг другу в любви. Рассказывали друг другу ужасные вещи. Спрашивали, как с ними уживаться.
У меня есть ящик с открытками за девять лет, которые я перечитываю раз в несколько лет. Они подтверждают самое важное. Что восемь лет, два и год назад горизонт планирования сужается до трех дней, а настоящее трясется как пластиковый бык в парке аттракционов. И единственное, за что мы можем держаться это друг за друга. Когда-нибудь это закончится, и начнется что-то другое. А сказать такое, о чем мы пожалеем, никогда не поздно.
Мы ищем опоры, чтобы как-то выстоять в реальности. Мы адаптируемся, привыкаем, охуеваем, потом снова адаптируемся, потом охуеваем еще больше и так далее. Когда внутри себя обратиться не к кому, я обращалась к литературе. Сейчас я не распознаю текст – я думаю, что вроде буквы знакомы, слова понятны, но склеить их в одно предложение не получается. С тех пор, как слова исчезли, я пытаюсь их найти – слова любви, протеста и любви, поддержки и любви, несогласия и любви.
Правильных слов нет, но хорошо найти хотя бы такие, после которых не будет ни горько, ни стыдно. Когда мне на работе надо объяснить что-то сложное, меня догоняет мысль, что единственный способ это написать об этом по-человечески.
На Patreon empty state для текста гласит: “Write like there is no tomorrow.” Я бы добавила: “Just don't write something you might regret later.”
Снова приехала во Франкфурт, тону в гостиничном матрасе, вспоминаю, как это разговаривать с большим количеством людей и спрашивать на лету «как дела».
Каждый день тыкаю себя в новую палитру чувств — от нежности и спокойствия до тревожности, протеста и отчаяния. Вечером, я смываю их с себя вместе с косметикой, как я мыла пластиковую доску в художественной школе после занятий. Смотрю на себя в зеркало. Это ещё один день, поздравляю. Гостиничный матрас поглощает меня и выплевывает по будильнику. Говорят, завтра будет лучше чем вчера. Говорят, лучше не будет, будет как-то так.
До недавнего времени я считала себя писательницей, и теперь я работаю писательницей интерфейсов. Кажется, что все тексты, и слова, и язык потеряли смысл шесть недель назад. Хотела написать книгу о том, как мы сидели в библиотеке братьев Гримм и смотрели, как евро стал стоить сто рублей. Теперь евро стоит тоже стоит сто рублей, но я уже не уверена, что кому-то будет это интересно знать.
Я читала письма людей, которые находились в другой реальности и обстоятельствах. Но новых чувств не придумали, поэтому мы проходим через то же самое. Они спорили друг с другом, делились страхами, писали что видят и чувствуют. Признавались друг другу в любви. Рассказывали друг другу ужасные вещи. Спрашивали, как с ними уживаться.
У меня есть ящик с открытками за девять лет, которые я перечитываю раз в несколько лет. Они подтверждают самое важное. Что восемь лет, два и год назад горизонт планирования сужается до трех дней, а настоящее трясется как пластиковый бык в парке аттракционов. И единственное, за что мы можем держаться это друг за друга. Когда-нибудь это закончится, и начнется что-то другое. А сказать такое, о чем мы пожалеем, никогда не поздно.
Мы ищем опоры, чтобы как-то выстоять в реальности. Мы адаптируемся, привыкаем, охуеваем, потом снова адаптируемся, потом охуеваем еще больше и так далее. Когда внутри себя обратиться не к кому, я обращалась к литературе. Сейчас я не распознаю текст – я думаю, что вроде буквы знакомы, слова понятны, но склеить их в одно предложение не получается. С тех пор, как слова исчезли, я пытаюсь их найти – слова любви, протеста и любви, поддержки и любви, несогласия и любви.
Правильных слов нет, но хорошо найти хотя бы такие, после которых не будет ни горько, ни стыдно. Когда мне на работе надо объяснить что-то сложное, меня догоняет мысль, что единственный способ это написать об этом по-человечески.
На Patreon empty state для текста гласит: “Write like there is no tomorrow.” Я бы добавила: “Just don't write something you might regret later.”
How to create a business channel on Telegram? (Tutorial) To delete a channel with over 1,000 subscribers, you need to contact user support How to build a private or public channel on Telegram? Over 33,000 people sent out over 1,000 doxxing messages in the group. Although the administrators tried to delete all of the messages, the posting speed was far too much for them to keep up. The SUCK Channel on Telegram, with a message saying some content has been removed by the police. Photo: Telegram screenshot.
from us
