Иней на цветущей ежевике

Монстры в поле

В поле может повстречаться всякое. Не только медведи. Иногда антропологи встречают монстров. Бывают случаи, когда это их собеседники, но чаще же монстры дают о себе знать в рассказах людей, описываемых одержимостях и противодействии им.

В середине 90-х Джин и Джон Комарофф делали поле в Южной Африке и с удивлением обнаружили вокруг себя всеобщую озабоченность колдовством, ритуальными убийствами и…зомби. "С удивлением" потому, что до этого антропологи уже были здесь в середине 70-х, им рассказывали о колдовстве и его использовании, но не делали никаких упоминаний о живых мертвецах. Что случилось здесь за 20 лет, что все так стали одержимы, взволованы и напуганы ходячими мертвецами и возможностью превратиться в них? И что случилось в самой антропологии, пережившей изменения за два десятка лет и имеющей свои собственные страхи и вызовы?

Комарофф приезжали в Южную Африку с конца 60-х. На границах с ЮАР общались с не самыми очевидными собеседниками для того времени – разного рода бродягами, шахтерами, мигрантами, приехавшими на заработки. Среди тсвана, они заметили противопоставление между мигрантами, работающими по найму и воспринимаемыми как те, кого дисциплинированная рутина превращает в отчужденных животных и теми, кто работает более "традиционным" образом, производя социальную ценность и укрепляя связи в сообществе. Те самые, "отчужденные животные" спустя 20 лет будут тесно связываться в местных представлениях с зомби и живыми мертвецами, а Комарофф любопытно покажут как на самом деле они вписаны в долгую историю колониализма, миссионерства и оккультизма.

Зомби – воскрешенный мертвец или тело, чья душа была похищена и принуждена работать на злого мастера – колдуна или ведьму. Они лишены голоса, чтобы озвучить свои страдания, работают по ночам и в основном в сельском хозяйстве. Без речи, все же они сообщают нам что-то о контексте своего появления. Комарофф довольно много пишут об этом контексте - падении апартеида, новых различиях в богатстве и собственности, изменениях в отношениях между общим и частным, материальным и моральным, и все более спекулятивном характере экономики, производства ценности и создания прибыли. К 90-м формируется то, что они называют окультной экономикой в которой в ответ на все боллее спекулятивный и не-материальный характер производства возникают все более иллюзорные способы накопления, задействуюшие магию и другие оккультыне штуки.

Фигура зомби и бесконечные разговоры о них становятся выражением страха и культурной критикой одновременно, метафорой для неолиберального порядка и карикатурой на те изменения, которые он привнес в Южную Арфику: "карикатурой на постапартеидную "свободу": свободу преступать границы и потреблять в ничем не ограниченном мире желаний, освобожденном от прежних политических, пространственных, моральных, сексуальных и материальных ограничений". При этом зомби не просто такая coping стратегия местных, но потенциально инструмент сопротивления, потому что в самой идее зомбификации заложена сильная критика.

Сама антропология тоже испытала всякое. Самое главное – к 90-м стало понятно, что больше не выходит так уверенно говорить о том, что мы изучаем какие-то локальности, сообщества-на-местах и четко проводить границы где начинается и заканичвается то, что входит в "объект" нашего изучения. Базовые установки дисциплины пошатнулись, этнографическая деревня канула в лету, границы. между локальным и глобальным стали не очень понятными, а сомнение в том как теперь делать этногарфию захватило многих.

Комарофф в каком-то смысле предлагают наконец столкнуться со своими монстрами и перестать дрожать перед ними. Дисциплина, как в случае с юарскими зомби, оказывается перед сложными сплетениями прошлого и современности, истории и этнографии, традиции и разрывов с ней, но это не повод отступить. Наша задача - распутывать эти сложные сплетения, переключаться между масштабами, смотреть как возникают не очевидные сцепки между вещами. Урок о значимости истории, который дают Джин и Джон кажется тут крайне важным.

www.tgoop.com/blackberryanthro/69

3.3K viewsedited  Nov 30, 2023 at 08:42

Монстры в поле

В поле может повстречаться всякое. Не только медведи. Иногда антропологи встречают монстров. Бывают случаи, когда это их собеседники, но чаще же монстры дают о себе знать в рассказах людей, описываемых одержимостях и противодействии им.

В середине 90-х Джин и Джон Комарофф делали поле в Южной Африке и с удивлением обнаружили вокруг себя всеобщую озабоченность колдовством, ритуальными убийствами и…зомби. "С удивлением" потому, что до этого антропологи уже были здесь в середине 70-х, им рассказывали о колдовстве и его использовании, но не делали никаких упоминаний о живых мертвецах. Что случилось здесь за 20 лет, что все так стали одержимы, взволованы и напуганы ходячими мертвецами и возможностью превратиться в них? И что случилось в самой антропологии, пережившей изменения за два десятка лет и имеющей свои собственные страхи и вызовы?

Комарофф приезжали в Южную Африку с конца 60-х. На границах с ЮАР общались с не самыми очевидными собеседниками для того времени – разного рода бродягами, шахтерами, мигрантами, приехавшими на заработки. Среди тсвана, они заметили противопоставление между мигрантами, работающими по найму и воспринимаемыми как те, кого дисциплинированная рутина превращает в отчужденных животных и теми, кто работает более "традиционным" образом, производя социальную ценность и укрепляя связи в сообществе. Те самые, "отчужденные животные" спустя 20 лет будут тесно связываться в местных представлениях с зомби и живыми мертвецами, а Комарофф любопытно покажут как на самом деле они вписаны в долгую историю колониализма, миссионерства и оккультизма.

Зомби – воскрешенный мертвец или тело, чья душа была похищена и принуждена работать на злого мастера – колдуна или ведьму. Они лишены голоса, чтобы озвучить свои страдания, работают по ночам и в основном в сельском хозяйстве. Без речи, все же они сообщают нам что-то о контексте своего появления. Комарофф довольно много пишут об этом контексте - падении апартеида, новых различиях в богатстве и собственности, изменениях в отношениях между общим и частным, материальным и моральным, и все более спекулятивном характере экономики, производства ценности и создания прибыли. К 90-м формируется то, что они называют окультной экономикой в которой в ответ на все боллее спекулятивный и не-материальный характер производства возникают все более иллюзорные способы накопления, задействуюшие магию и другие оккультыне штуки.

Фигура зомби и бесконечные разговоры о них становятся выражением страха и культурной критикой одновременно, метафорой для неолиберального порядка и карикатурой на те изменения, которые он привнес в Южную Арфику: "карикатурой на постапартеидную "свободу": свободу преступать границы и потреблять в ничем не ограниченном мире желаний, освобожденном от прежних политических, пространственных, моральных, сексуальных и материальных ограничений". При этом зомби не просто такая coping стратегия местных, но потенциально инструмент сопротивления, потому что в самой идее зомбификации заложена сильная критика.

Сама антропология тоже испытала всякое. Самое главное – к 90-м стало понятно, что больше не выходит так уверенно говорить о том, что мы изучаем какие-то локальности, сообщества-на-местах и четко проводить границы где начинается и заканичвается то, что входит в "объект" нашего изучения. Базовые установки дисциплины пошатнулись, этнографическая деревня канула в лету, границы. между локальным и глобальным стали не очень понятными, а сомнение в том как теперь делать этногарфию захватило многих.

Комарофф в каком-то смысле предлагают наконец столкнуться со своими монстрами и перестать дрожать перед ними. Дисциплина, как в случае с юарскими зомби, оказывается перед сложными сплетениями прошлого и современности, истории и этнографии, традиции и разрывов с ней, но это не повод отступить. Наша задача - распутывать эти сложные сплетения, переключаться между масштабами, смотреть как возникают не очевидные сцепки между вещами. Урок о значимости истории, который дают Джин и Джон кажется тут крайне важным.

BY Иней на цветущей ежевике