tgoop.com/critiquefailagain/111
Last Update:
Философ на суде поэта (2): Эмили Дикинсон на шаг впереди
Так как с поэзией я редко нахожу общий язык, каждый случай, когда встреча все-таки случается, побуждает думать, что дело не только в стихах. Билингва карманного формата, изданная «Симпозиумом» в 1997 году, долгое время пребывала в удаленной части библиотеки, поэтому я на какое-то время забыл о книге. Но пара мелочей – навязчивое воспоминание об одном тексте Дикинсон, которое всплыло этой осенью, и постоянно звучащая в голове песня любимой группы, – привели к тому, что черная книжечка теперь под рукой. Как полагается настоящей поэзии, она играет роль камня в ботинке, который натирает, но источник зуда не обнаруживается. По ходу чтения возникла пара фантазий о диалоге Дикинсон с философами, где она ждет – поспеют ли они за ней.
Боль. Мне до сих пор ни разу не попадалась у философов адекватная попытка придать понятийный вес опыту мигрени. Сколько умов в нее погружены, но на выходе – опустошение или набор клише из клинических описаний. Краткий, но емкий образ встретился однажды у Людвига Больцмана: «тяга к философствованию – будто тошнота при мигрени: хочется извергнуть то, чего нет». Здесь хорошо поймано, что средоточие этого опыта – дыра: попытка локализовать боль при мигрени – обманка, палец попадает не в точку боли, а куда-то проваливает. В одном стихотворении Дикинсон, где прямо мигрень не упоминается, описывается нечто подобное, но к этому добавляется физиологически точное понимание темпорального парадокса боли: у нее нет прошлого, она избегает памяти, но при этом ей доступен опыт будущего. Такое будущее – парадокс ожидания без ожидания: воспоминание о боли пустое, но именно эта пустота и страшит своей неизбежностью.
Pain has an element of blank; // It cannot recollect // When it began, or if there were // A day when it was not.
It has no future but itself, // Its infinite realms contain // Its Past, enlightened to perceive //New periods of pain.
Боль – это как беспамятство, // Почти как забытье – //Не помнит дня, когда пришла, // Что было до неё.
Вселенная себе сама: // Прошедшего ей нет, // А есть лишь будущее – // Боль, что ей вослед грядет. (Пер. С. Степанова)
Голос/звук. Стихотворение Дикинсон о мозге (и вообще серия её текстов о мышлении), вероятно, вдохновляли многих – от Бергсона до Делёза. Но кроме опыта мысли здесь есть и иной мотив: финальная строка стиха разом подводит черту под работами Агамбена о голосе-как-жесте (или вернее это росчерк пера, который задает контур этим трудам). Речь идет о поиске голоса, который был бы свободен от наростов смыслов. Хорошей иллюстрацией здесь будет жест Чаплина в финале “Modern Times”, значение которого я недавно пытался прояснить. Какой может быть песнь мысли, которая рождает звук, свободный от значений, заигрывающий со слогами и вместе с тем удерживающий тонкое различие между божественным и мышлением?
The brain is wider than the Sky, // For, put them side by side, // The one the other will contain // With ease, and you beside.
The brain is deeper than the sea, // For, hold them, blue to blue, //The one the other will absorb, // As sponges, buckets do.
The brain is just the weight of God, // For, lift them, pound to pound, // And they will differ, if they do, // As Syllable from Sound.
BY critique-fail-again
Share with your friend now:
tgoop.com/critiquefailagain/111